bannerbannerbanner
полная версияЛобная местность

Руслан Николаевич Карманов
Лобная местность

Тут важно отметить, что задача удержать чудо-голеадора на руках во время воздушного трюка была не из легких. При небольшом росте бомбардир от бога весил больше центнера.

Исполнив-таки одну удачную попытку удара а-ля Роналду, губернатор оставил затею шлифовать данный элемент до совершенства. Футбол с поддержкой не приносил большого удовольствия даже губернатору-бомбардиру. Другое дело – забивать голы.

В каждом поединке Секиров забивал по семь-восемь голов в ворота соперников. С такой результативностью он давно бы ходил в лучших бомбардирах Европы, вот только скауты «Ювентуса» или «Реала» почему-то не обращали внимания на перспективного форварда. Впрочем, губернатор не сетовал, продолжая увеличивать свой бомбардирский счет. Подчиненные скрупулёзно вели статистику футбольных достижений своего начальника.

И довольно скоро по футбольным меркам, всего через пару лет, он перешагнул отметку 1000 мячей за карьеру, превзойдя по этому показателю самого Роналду. По такому случаю прямо на футбольном поле губернаторского стадиона после матча был организован концерт звезд российской эстрады. Пышнотелая певица зажигательно исполнила песню «Виват, король» и вручила рекордсмену памятную медаль.

Из динамиков, расположенных вокруг поля, грянула песня британской группы Queen «We Are the Champions», и на головы участникам матча посыпалась золотая мишура. Точь-в-точь, как во время чествования команды, победившей в финале Лиги чемпионов.

Среди почетных гостей мероприятия были Пеле и Марадона. Глава Ватикана Папа Римский приехать не смог, приболел. Зато Патриарх выступил с приветственной речью. Сергей Андреевич Секиров похлопал по плечу обоих: сначала Пеле, по старшинству, потом Марадону. А после короли футбола сфотографировались c ним на память.

Далее, конечно, был банкет. Такой пир, что промышленникам города Л. и не снилось. Устрицы с «Шабли», черная икра в хрустальных вазах, дальневосточные крабы с гребешками и прочая изысканная снедь… Как в праздник хороводы водить – мы всему миру дадим фору. Был приглашен к столу и Иван Петрович Несмышляев.

Но не все было так празднично в матчах с участием губернатора для его подчиненных. Иногда мяч предательски не шел в ворота после ударов рекордсмена. Вратарь команды соперников готов был провалиться от страха под землю, оттого, что настроение сиятельного бомбардира ухудшалось с каждым его новым неточным ударом. И тут гнев вельможи прорывался наружу. Тогда уж доставалось всем участникам игры. Секиров ругал партнеров за неточные передачи, и за корявую обводку, и даже за неправильный, с его точки зрения, цвет футбольных бутс: «Ты куда пас даешь, дятел, ты меня что ли не видишь?! А ты куда, олень безрогий, в обводку лезешь с кривыми-то ногами?! А ты петух что ли, голубые бутсы на себя напялил?!».

Олени, дятлы и петухи – мэры городов и их заместители, а также министры областного правительства в ответ лишь виновато помалкивали и начинали допускать еще более грубые ошибки в игре, потому что губернаторский ор множил их суетность не только во время рабочих совещаний, но и на футбольном поле.

Даже соперники команды губернатора – те же чиновники, но более низкого управленческого звена, подвергались жестокой обструкции за то, что играют они, по мнению Секирова, слишком прямолинейно: «У вас других комбинаций что ли больше нет, тюлени моржовые, знай, лупите по нашим воротам отовсюду?!»

Во время одного из таких нервных матчей досталось от губернатора и Ивану Несмышляеву. Вообще-то мэр старался играть на поле так, чтобы гнев Секирова если бы и коснулся его, то в самую последнюю голову. Иван, благодаря своей отличной физической подготовке – спасибо полиатлону, честно носился по полю как угорелый – от своих ворот до чужих, совершая не меньше сотни «челноков» за игру. Большой футбольной техникой Иван не обладал, потому что в детстве не принимал участия в играх двор на двор и в спортшколе не оттачивал футбольное мастерство, но в команде губернатора от него оно и не требовалась. Главная функция его на поле была совершенно примитивная – отобрать мяч у соперника и как можно быстрее отпасовать в ноги начальнику.

– А ты чего глаза в землю опустил, Ванька-дурак?! Беги назад, если мяч потеряли, – как бичом хлестанул Несмышляева окрик губернатора, хотя мяч упустил из-под своей волосатой ноги сам Секиров. Но не возвращаться же великому бомбардиру в защиту.

Если бы губернатор просто назвал мэра оленем или дятлом – то оно бы и ничего, дело привычное. Тогда Иван как обычно ответил бы: «есть» и продолжал бы рассекать без устали по полю как сайгак. Но Секиров добавил к «придурку» имя Несмышляева. Добавил, можно сказать, по-отечески, чтобы отчасти приободрить подчиненного, мол, знаю тебя и по имени. Но для Ивана это прозвучало как самое обидное оскорбление в его жизни.

И мэр на автомате, как в детстве, ответил: «Сам дурак».

«Олени, дятлы и петухи» от такой дерзости открыли рты и застыли на месте. Если бы игра продолжалась, то скорее всего «заигрался» бы скоропалительный ответ Ивана, забылся как не бывало, ведь чего только не ляпнешь – кто играл, тот знает, – в горячке спортивного поединка… Но игра от страха замерла.

– Что, что ты сказал? Ты кого посмел назвать дураком, дурень! – белугой заревел губернатор и глаза его налились кровью.

И тут губернатор начал орать такое, что лучше б и вовсе не слышать. На голову Ивана сыпались отборнейшие маты. Но это было полбеды. Губернатор припомнил Несмышляеву все его недостатки в работе – и жалобы жителей города Л., и не построенный роддом, и ветхую железнодорожную станцию, которая вот-вот рухнет.

Чтобы унять гнев губернатора, нужно было проявить все искусство подхалимажа. Но тут смелых среди оленей, дятлов и петухов не нашлось. Казалось, еще полминуты и маты бомбардира Секирова перестанут извергаться горячей лавой из кратера его глотки. Но тут губернатор вспомнил про недавнюю статью Андрона Лекалова в «Мукомольской правде».

– Да, кто тебе дурню дал право памятник Ивану-дураку в городе устанавливать? А ты со мной советовался? Да ты ж на всю страну всю нашу область опозорил, придурок из города русской сказки! Завтра же, слышишь, завтра же, чтоб твое заявление об отставке лежало у меня на столе. Всё. Пошел вон! Игра закончена… – прорычал губернатор.

Иван стоял, как оплеванный, в центральном круге футбольного поля на травяном газоне, привезенном со стадиона «Уэмбли», потупив в землю глаза. А потом медленно поплелся в сторону раздевалки. Он ушел, а матч, конечно, продолжился и завершился, как обычно, победой дружной команды губернатора. Лучший ее бомбардир – блистательный форвард Сергей Андреевич Секиров забил в этом поединке девять голов… Об этом невероятном спортивном достижении главы региона тут же раструбили на всю область местные СМИ.

Старая слава новую любит.

ГЛАВА ХIII

Исповедь и кворум

Иван надеялся, что пронесет его нелегкая. Губернатор слыл среди подчиненных человеком суровым, но отходчивым, и нередко сменял гнев на милость. Иван это знал. И Василиса успокоила любовника: «Ну что ты, Иван, голову повесил. Сергей Андреевич погорячился на футболе, но и ты тоже хорош, назвать дураком самого губернатора. Да он же отец для тебя родной, сколько лет уже тебя прикрывает, а мог бы давно убрать с высокой должности».

– А зачем меня прикрывать, если я выполняю возложенные на меня обязанности. В областном рейтинге мэров далеко не последний, – грустно возразил Иван.

«Дурак ты, Ваня», – хотела сказать Василиса и добавить, что никакой горсовет депутатов тебя не избрал бы, если б ты не губернатор. Но смолчала.

– Василиса, у тебя же есть связи в областной администрации? – спросил Иван с надеждой на помощь, памятуя о том, по чьей рекомендации Перемудрова оказалась его заместителем.

– Связи, говоришь, – Василиса Антоновна задумалась. – Да, конечно. Я приложу все усилия, чтобы замять дело. Слушай, Иван. А, может быть, в церковь пока сходишь, да свечку поставишь. А то и исповедуешься отцу Евстафию. Глядишь, время пройдет и все рассосется…

– Ты думаешь, бог поможет? – поинтересовался мэр.

– Ну а что ты предлагаешь? В ноги сейчас же кинуться губернатору? Так он тебя после вчерашнего футбола вряд ли примет, – спокойно ответила Василиса.

На исповедь к отцу Евстафию Иван идти совсем не хотел. И не потому что мэр не верил в бога. Атеистом Иван не был. Мама Несмышляева с детства водила сына на службы в старинный Никольский храм, который находился возле самого озера с чайками.

В солнечную безветренную погоду белокаменный храм отражался в водной глади настолько явственно, что его зеркальная копия казалась Ивану совершенно не хуже оригинала. Архитектором рукотворной церкви был известный зодчий Карл Иванович Бланк. К бесстолпному помещению храма с востока примыкал прямоугольный алтарь, а с запада – трёхъярусная колокольня, увенчанная шпилем, и небольшая трапезная.

Ивану, сколько он себя помнит, всегда нравился запах ладана, куличей и горящих восковых свечек, зажжённых прихожанами. Одеяния священников только пугали маленького Ванюшу – черные рясы до пола, такого же цвета клобуки на головах. О том, что платье священнослужителей называется рясой, а шапка – клобуком, он узнал позже, но, как и тогда в детстве, так и сейчас, Несмышляев верил в Бога. Тут все было без изменений.

А не хотел Иван исповедоваться отцу Евстафию совсем по другой причине. Город Л. был невелик. Площадь его не более 30 квадратных километров – считай, что копейка на карте страны, и все слухи, и сплетни, которые блуждали по городу, очень скоро доходили до его главы.

Прошел по городу слушок, тихий-тихий, как дуновение редкого июльского ветерка в этой местности, о том, что отец Евстафий как-то по-особенному засматривается на юношей певчих…

Мэр усовестил сплетницу – пресс-секретаршу администрации Глашу Стожкову, которую считал женщиной недалекой, но исполнительной: «Да как же тебе не стыдно, Глаша, такие сплетни и вслух-то произносить? Отец Евстафий почти святой человек».

 

Однако же с той поры Иван Петрович стал гораздо реже приезжать на званные обеды в Никольский храм. Не то, что раньше.

А вот раньше – с пребольшим удовольствием. Отец Евстафий был хлебосольным батюшкой. В трапезной Никольского храма даже в пост подавали такие вкусные блюда, что не только свои пальчики оближешь.

В постном меню для гостей батюшки Евстафия было место и отменно хрустящим соленым груздочкам, и запеченным баклажанам под чесночным соусом, и салатам из свежих огурцов и помидоров, изрядно политых горчичкой. А какими волшебными были на вкус рулетики из трески, фаршированные морковью с лучком… Ммм, мое почтение, ваше преподобие…

Настоятель Никольского храма отец Евстафий любил не только вкусно покушать и пропустить за обедом стаканчик «Кагора», но и вести умные беседы о спасении души. Иван Несмышляев во время этих бесед чаще слушал высокого и весьма упитанного священника, чем говорил, редко вставляя в разговор свои замечания.

– Что всего нужнее человеку грешному? Милость Божия, невзыскание по грехам нашим, продолжение к нам долготерпения Божия, дарование еще времени на покаяние, самое возбуждение души к покаянию, прощение грехов, а в конце концов – помилование на Страшном Суде Божьем, – частенько за обеденным столом повторял отец Евстафий наставления Иоанна Кронштадского.

Мысли о Страшном суде мэра Несмышляева не особенно волновали, потому что в силу собственной молодости он еще не задумывался о том, что когда-нибудь навсегда покинет этот мир и предстанет перед Господом.

А вот обеды в храме были вкусными в режиме настоящего времени. Иван, сидя за столом в трапезной, как обычно, потупив взор, кивал головой, в пол-уха слушал наставления отца Евстафия, и с большим рвением налегал на дары божьи. Но это было до той поры, пока нехороший слушок не дошел до ушей мэра.

Если бы не конфликт с губернатором, Иван Петрович, вряд ли бы пришел на исповедь. Но настало и его время. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Мэр по сотовому набрал номер отца Евстафия и договорился о встрече в Никольском храме.

В будний день в церкви было совсем безлюдно.

Имя исповедующегося, священник перед аналоем спрашивать не стал. Он и так прекрасно знал, как зовут главу города. Но покрыл голову Ивана епитрахилью и спросил: «Что раб божий желает исповедать пред Богом?».

И Иван Петрович, как никому и никогда, совершенно искренне поделился с батюшкой тем, что его особенно волновало.

– Грешен, я батюшка. Путь был мне предназначен, да свернул я с него. Был учителем – стал чиновником.

– Христос с детства помогал плотнику Иосифу. И сам знал это ремесло. Но нам неизвестно, был ли плотник Иосиф счастлив в своей работе или же занимался ею по смирению и безысходности. Но мы знаем, что святое семейство было счастливой семьей. Уверен, что в этом немаловажную роль играло и играет правильное отношение к труду. Если тебе не нравится работа чиновника, не бойся начинать заново или вернуться к тому роду занятий, к которому лежит душа. А, быть может, это и есть твое истинное предназначение, служить своему народу, преумножая славу родного края и Отчизны нашей?

Ивана удивился вопросу протоиерея. Точного ответа на него он не знал.

– В чем еще хочешь покаяться, раб божий Иван? – не услышав ответа, снова спросил мэра отец Евстафий.

– Грешен в том, что вчера назвал дураком самого губернатора…

– Обиженный кем-либо, не будь злопамятен, и когда обидевшие тебя покажут ласковый вид, обратятся с речью к тебе, не обрати сердца своего к злобе, а говори с ними ласково и добродушно, как будто бы ничего не бывало между тобою и ими. Научись побеждать благим злое, злобу благостью, кротостью и смирением, – как по писаному давал наставления справный протоиерей.

В храме снова воцарилось молчание. Иван медленно переваривал слова священника.

– Это все, что беспокоит тебя, сын мой? – снова задал вопрос батюшка.

– Грешен в том, что в трапезной этого храма больше думал о хлебе насущном, чем о спасении души.

– Будешь удерживать чрево от пресыщения и услаждения, а также и тело от излишнего покоя, и Господь вскоре поможет тебе более работать для души, чем для тела, – приглушенном басом ответил поп.

– И грешен в блуде телесном я, батюшка…

– Против блудных помыслов вооружайся воздержанием в пище и сне, старайся всегда находиться в труде и при деле. Раб божий, назначаю на тебя епитимью: от блудной страсти молись преподобному Иоанну Многострадальному и святой мученице Фомаиде, каждый день клади по три поклона. Молись и за тех сестер, к которым имеешь расположение… Или за братьев?

Задав этот вопрос, отец Евстафий как-то особенно нежно и выразительно посмотрел на Ивана, который, наверное, впервые за долгие годы поднял глаза на своего собеседника.

От этого взгляда священника мэру стало не по себе.

– К сестре, к сестре я имею расположение, – буркнул Иван, густо покраснел и опустил глаза.

– Если себе легко всё прощаешь, если согрешишь против Бога или против людей, тогда легко извиняй и других, – как будто извиняющимся тоном сказал протоиерей, словно пытался вложить в свои слова собственное покаяние. А после прочитал разрешительную молитву над головой Ивана.

У иконы Иоанна Крестителя мэр поставил в храме три больших свечи, а от трапезы с отцом Евстафием отказался, сославшись на срочные дела.

Поп грехи прощает, а полиция все их знает.

Визит в храм божий не спас Ивана от земных проблем. Через час после исповеди в его кабинете раздался звонок. Хорошо известный Ивану Петровичу голос руководителя администрации губернатора ему сообщил: «Сергей Андреевич Секиров ждет вашего заявления об отставке».

Конечно, Иван от страха подписал бы прошение в ту же секунду, едва руководитель администрации губернатора повесил трубку. Так бы, вероятно, и произошло, если бы не Василиса.

После неприятнейшего звонка, мэр вбежал в кабинет к заместительнице: «Что же делать? Я пропал». Любовница поднялась из кресла ему навстречу, отработанным до автоматизма движением схватила Ивана Петровича за галстук, привлекла к себе и горячо шепнула в самое ухо: «Надо бороться, Иван. Будь мужчиной, мой козленочек». Что было дальше в кабинете в кабинете Василисы пояснять не нужно. Кому гнило, а им было мило.

Весь фокус этой истории с отставкой мэра оказался в том, что даже всесильный губернатор Секиров не мог в одночасье пусть даже самым волевым решением снять Несмышляева с должности, потому что только совет депутатов города Л. имел на это право. Однако для этого требовалось собрать кворум на заседании горсовета.

Василиса Перемудрова сделала всё, чтобы не было никакого кворума. Депутаты горсовета боялись ее гнева не меньше, чем губернаторского. «Губернатор – далеко, а Перемудрова на месте, и пока влиятельная фурия не покинет свой пост, она может так прижать наш бизнес, что по миру пойдешь за то время, пока в городе не установится новая власть», – примерно так рассуждали депутаты – местные бизнесмены и находили сотню мнимых причин, чтобы не являться на заседания горсовета.

Естественно, губернатор рассвирепел от того, что в городе Л. его указания волшебной силы не имеют. И только лишь через месяц после неприятнейшего звонка из областной администрации, когда нужный компромат на мэра города Л. был собран и сшит в папочку следователем Сергеем Чеботаревым, Несмышляев был арестован, сменив кресло чиновника на шконку в СИЗО.

Однако за этот месяц Иван Петрович успел дать столько интервью журналистам, что мелькал по телевизору и на газетных полосах не реже, чем, даже страшно сказать, глава государства. Губернатор не мог запретить опальному мэру общаться с прессой. А Василиса Перемудрова поощряла медийную активность любовника не только в СМИ, но и в социальных сетях.

Как выглядели это поощрения, прекрасно знали ее «козленочек» и кот Васька.

ГЛАВА ХIV

Момент славы

Как мухи на сладкое в город Л. налетели роем телевизионщики центральных каналов, газетчики ведущих изданий страны – причем, как государственных, так и оппозиционных. Иностранные СМИ тоже проявили неслыханный интерес к главе провинциального российского городка.

Матерый журналист Андрон Лекалов своим очерком о странном мэре, который решил установить памятник Иванушке-дурачку, открыл не ларец Пандоры, а малахитовую шкатулку народных чаяний о светлой жизни и первым представил широкой публике, ни много ни мало, вполне вероятного духовного лидера нации. По крайней мере, именно так представляли теперь в репортажах Ивана Петровича Несмышляева журналисты различных изданий и телеканалов.

– Ваше заявление об установке памятника Иванушке-дураку – это причуда сумасшедшего, или глубоко осмысленная попытка сформировать четкую национальную идею? – интересовались у мэра Несмышляева репортеры-государственники.

– Да. Конечно. Очень глубоко осмысленная попытка верной самоидентификации русского народа. Ведь сказочный образ Иванушки-дурачка – истинное олицетворение русского характера, русской души. Наш национальный сказочный герой – добрый, немного ленивый и бескорыстный молодой человек, который долго запрягает, но быстро едет к успеху. Он бесстрашен и справедлив… Феномен Ивана-дурака – ключ к познанию фундаментальных ценностей русского народа, код миропонимания наших великих предков, которые позволили стать нашему Отечеству великой и непобедимой державой… – отвечал Иван Петрович.

– Но ведь ваш национальный герой, извините, дурак? – глумились польские журналисты.

– Это как посмотреть. Иван следует к своей цели, невзирая на здравый смысл и вероятные жертвы. Враги пытаются надуть простака, и иногда им это удается, но всегда с плачевным для супостатов исходом. Русский сказочный герой никогда не сдается, как бы ни складывались обстоятельства. Многие государства в Европе хотели бы повторить наш путь, но так и остались карликовыми. Да, отчасти потому, что пошли по той дороге, которой их повел наш национальный герой Сусанин, тоже, между прочим, Иван, – срезал поляков мэр Несмышляев.

На интервью к мэру города Л. была невероятная очередь. Пресс-секретарь городской администрации Глаша Стожкова только успевала выдавать аккредитации репортерам.

Журналистка японской телекомпании «Восходящее солнце» Асука Токуяма спросила Несмышляева на ломаном русском:

– Будь вы российским лидером, то пожелали бы установить памятник Ивану-дураку на Сахалине и островах Курильской гряды? Или у вас есть понимание того, что это исконно японские земли и этот недружественный шаг может еще более отдалить во времени подписание мирного договора между нашими странами?

– Дорогая Асука, так далеко я не думал, предлагая установить памятник Иванушке-дураку в нашем городе. Но если вы так ставите вопрос, то моя позиция предельно четкая. Тут все будет зависеть, прежде всего, от волеизъявления нашего народа, от мудрых решений нашего уважаемого Президента. Ведь при всем уважении к вашей стране, я гражданин великой России и мне ближе чаяния наших простых граждан, к числу которых я с гордостью себя отношу. Но это совершенно не значит, что установка памятников на российской территории нужно воспринимать, как недружественный знак. Это, прежде всего важный шаг в укреплении национального самосознания российского народа.

Асука в ответ кивнула и подарила Ивану Несмышляеву японскую игрушку – прототип русской матрешки. С каким подтекстом был сделан этот подарок, Асука не пояснила. Японский аналог был расписан под гейшу. В самой большой гейше было восемь деревянных сестер, каждая гейша одна другой меньше.

Едва Асука Токуяма покинула кабинет мэра, Несмышляев позвонил пресс-секретарше Стожковой: «Так кто у нас еще сегодня на очереди?».

– Двое журналистов из американской телекомпании, а также съемочная группа ТВ-«Дорога к храму», ну и еще один репортер из популярной желтой газеты с неприличным названием, – проинформировала начальника Глаша Стожкова.

– Любопытно. А какие же вопросы подготовила мне желтая пресса? – поинтересовался мэр.

– Предварительный список вопросов, присланный на согласование, огромен.

– Прочти хотя бы два, – торопил Иван подчиненную. Ему не терпелось поделиться глубокомысленными идеями с самой широкой аудиторией.

– Хорошо, Иван Петрович. Вот такой, например, вопрос: как вы относитесь к однополой любви? И почему вы официально неженаты?

– Та-а-к. Желтую прессу – разворачивай. Толерантность – не есть фундаментальная ценность для русского человека. Зови, Глаша, наших, православных. «Дорога к храму» – красивое название.

Бородатых журналистов этой степенной телекомпании более всего интересовало, в каком именно виде будет изображен Иванушка-дурачок в бронзе.

– Пока проект памятника прорабатывается с известным скульптором Гиви Цетерадзе. Но вы подсказали мне хорошую идею устроить на сей счет народное голосование в интернете. А сами-то вы каким видите будущий памятник нашему сказочному национальному герою? – неожиданно сам спросил репортеров съемочной группы Несмышляев.

 

К такому вопросу журналисты оказались не готовы, они сами привыкли их задавать, совершенно разучившись за что-либо отвечать.

– Вот видите, насколько сложна эта тема, – покачал головой мэр Несмышляев. – А мелочей тут быть не может. Предположим, вложи в руки бронзовому Иванушке меч-кладенец или лук со стрелами. Сразу возникнет подозрение в воинственных планах нашего государства. А вы же знаете, как болезненно относятся к нашей стране представители бывших республик Союза, а поляки, а американцы… Иван-дурак с гуслями в руках или на печи – тоже не совсем верная трактовка образа национального характера. Потому что не только своей богатой культурой славен русский народ.

– Можно голого Ивана изваять с березовым веником в руках. С намеком на то, что русский народ – открытая душа, особенно после парной… – внезапно предложил репортер «Дороги к храму», справившись с замешательством после того, как мэр обескуражил его вопросом.

– Еще скажите, что с рюмкой водки в руке. Тут важно не переборщить, не заиграться, а отразить истинную суть русского человека, – очень серьезным тоном сказал мэр. – Мне лично видится постамент в виде Лобного места, где Иванушка читает «Отче наш».

– На Лобном месте перед тем, как ему отрубят голову? – предположил журналист.

Такое сравнение мэру не понравилось.

– Ну зачем же сразу голову рубить? – Иван невольно потер шею. – Дураков на Руси любили во все времена.

Следующие на очереди к мэру города Л. были американские телевизионщики.

– Мистер Несмышляев, а это правда, что памятник Иванушке-дурачку будет больше Статуи Свободы? – спросили немолодые уже репортеры Билл и Джон. Билл пришел на интервью в розовых брюках, Джон в рубашке такого же цвета. Судя по их веселенькому внешнему виду, оба были старыми членами известной и популярной в последнее время на Западе секты слабозадов.

Иван начал ответ издалека, стремясь продемонстрировать широту своих познаний.

– Давайте вспомним историю, господа. Соединенные Штаты Америки, как цитадель демократии во всем мире – один из главных мифов 20-го века. Ваша страна, господа, это монетный двор, который печатает доллары, а Пентагон заставляет поверить всех, что зеленая бумажка с изображением американских президентов – главная мировая валюта. А теперь вспомним само значение слова «демократия». Как известно, оно состоит из двух частей и переводится с греческого как «власть народа». Так почему наш народ должен ориентироваться на размеры вашей Статуи Свободы и американские жизненные стандарты? – не без гордости ответил американским журналистам Иван Петрович, по сути намекнув им на то, что какой захотим, такой в городе Л. и установим памятник Иванушке-дурачку.

Целый месяц большую часть рабочего дня опальный мэр отвечал на вопросы журналистов. Городским хозяйством продолжала руководить его помощница Василиса Перемудрова, а пресс-секретарь Глаша Стожкова не покладая рук вела страницы начальника в социальных сетях.

После публикации Андрона Лекалова в «МП» и сотен новых интервью мэра Несмышляева на его аккаунты народ стал липнуть тысячами.

Но была у популярности и изнанка. Иван больше не мог встречаться по субботам с Василисой в ее коттедже. Папарацци буквально следовали за ним по пятам, пытаясь запечатлеть его в разных ситуациях – вот Несмышляев пьет кофе, вот он садится за руль видавшего виды автомобиля, а вот ковыряется пальцем в носу. По этой причине ролевые игры Ивана с любовницей пришлось отложить до лучших времен. Зато возобновились бешеные «скачки» в кабинете мэра.

Что тут поделаешь. Путь в народные герои требует жертв.

Несмышляеву, конечно, было невыразимо приятно оттого, что он, словно по щучьему велению, стал одним из самых популярных чиновников в стране, не являясь даже федеральным министром. Для сравнения, на аккаунт губернатора Секирова было подписано меньше миллиона человек, а на мэра Ивана Несмышляева уже в 40 раз больше. И народ все прибывал и прибывал на виртуальную поляну мэра-патриота…

Благодаря счастливой идее установки в городе Л. памятника Иванушке-дурачку мэр Иван Несмышляев не просто вляпался в историю, он в нее ворвался словно на огненной ракете. Почти как первый в мире космонавт – улыбчивый парень Юрий Гагарин. Русские долго запрягают…

Однако долго радоваться триумфу Ивану Петровичу не пришлось. Городской Совет депутатов не поддержал инициативу мэра об установке в городе Л. памятников Иванушке-дурачку и Антону Чехову, как не убеждал глава города в необходимости осуществления масштабного и прорывного для развития муниципалитета проекта.

Противников принятия решения в горсовете оказалось всего на три человека больше, чем сторонников. Если быть точнее, то пятеро депутатов из 21-го на заседание вовсе не пришли, еще пятеро во время голосования воздержались. Против установки монументов подняли руки семь народных избранников. И только квартет депутатов поддержал инициативу мэра.

Не сложно было предположить, что причиной блокировки инициативы мэра стал звонок председателю горсовета Николаю Манкину из областной администрации. Старик Манкин был труслив и податлив, как глина, а мнение губернатора было для него законом. Если бы, скажем, губернатор предложил ему развестись, то бывший агроном Николай Гаврилович Манкин и тут бы не ослушался представителя высшей власти, хоть и прожил вместе со своей дорогой и любимой супругой Серафимой Никитичной более 40 лет. Председатель Манкин накануне заседания довел до сведения большинства депутатов горсовета высочайшее мнение по данному вопросу, и инициатива мэра была отклонена. Даже самая могущественная женщина в городе Л. Василиса Перемудрова была бессильна изменить соотношение сил на заседании горсовета, когда в дело лично вмешался губернатор Секиров. Или не особенно и старалась? История пока о том не ведает.

Иван Несмышляев воспринял отказ от установки памятника как временную трудность, которую они непременно преодолеют вместе со своей заместительницей Василисой Перемудровой благодаря влиянию на умы депутатов передовой российской и, быть может, мировой общественности.

Иван был уверен, что с таким защитным оберегом, как великая народная слава, ему ничего не страшно. Ни губернатор Секиров, ни опала, ни тюрьма…

Как же он ошибался. Живи тихо – не увидишь лиха, а назвался груздем – полезай в кузов.

Поэтому и был так подавлен Иван Петрович во время ареста, когда за ним пришли люди в масках с автоматами и увезли на допрос к следователю Чеботареву.

«Василиса же говорила, что меня не посадят, что Бог поможет, что в случае чего и на губернатора найдется управа. Все-таки не 37-й год. Вся общественность поднимется», – очень часто вспоминал слова любовницы Несмышляев на шконке в СИЗО.

Жизнь – не камень: на одном месте не лежит, а вперед бежит. Сегодня ты на коне, а завтра по уши в дерьме. Еще совсем недавно мэр рассуждал в беседах с журналистами об особенностях национального характера, а теперь готовился преподавать Историю сидельцам хаты «восемь-пять». Иначе в «натуре» можно было получить по жбану.

ГЛАВА XV

Вульгарная историография

Интересные загоны-разговоры арестантов в камере на вес золота. Когда сидельцы в хате СИЗО узнали, что их сосед Иван Несмышляев настоящий историк, то дали, мягко говоря, ему наказ поделиться знаниями с коллективом.

– Так какого периода история вас интересует? – переспросил сокамерников мэр Несмышляев.

– Хорош умничать, Ваня, – сказал старший по камере Валера Качин. – Пятый век до нашей эры, пятый срок до старой веры. Ты про войну загоняй, где русские всех супостатов насадили на кукан – фашистов, наполеоновцев, панов польских…

– А с кем из них мы раньше воевали? – поинтересовался владелец угольных шахт, яхт и недвижимости в Альпах долларовый миллиардер Игорь Евгеньевич Полесов. В школе будущий олигарх учился плохо, что не помешало ему войти во вторую сотню списка «Форбс» самых богатых людей страны. Пронырлив он был с детства, с юности фарцевал импортными шмотками, а по окончании политехнического института женился на дочери директор угольного разреза. В СИЗО 62-летний Полесов попал после того, как на одном из его предприятий произошла трагедия: взрыв в шахте унес жизни 50 горняков. Личная нажива была для Полесова куда важнее, чем траты на создание для шахтеров безопасных условий труда. На том олигарх и погорел, хотя еще за полгода до ареста на одном из онлайн-совещаний лично хвалился Президенту страны высокими показателями угледобычи на шахтах сибирского региона, откуда Полесов и выколачивал доллары на безбедную старость всем своим потомкам.

Рейтинг@Mail.ru