Ростислав Паров
Одна душа на двоих
7. Чужие дары
Днем позже Шенне с Таликом наконец смогли собраться у их излюбленного ясеня. Девочке уже не хотелось обсуждать свое вчерашнее смятение – душа ее успокоилась, суета ушла, вернулась былая ясность мироощущения.
– Давай, Талик, в чем я была нехороша два дня последних? – начала первой она с уже обыденного для них разбора.
– Мне нечего сказать, Шенне. Тобой я всем доволен.
– И я тобой. Но кое-что хотела б рассказать. О недовольстве тоже, но уже другом.
Девочка подумала, что если расскажет ему о своей раздраженности поведением отца, это поможет им предотвратить подобные проступки уже со стороны Талика. По сути, это было нечто подобное обучению на чужих ошибках, о чем несколько в других выражениях она уже слышала от родителей и наставника Кальина.
– Конечно, говори. В чем дело?
– В папе, – начала девочка и тут же поняла, что правильные слова не идут в голову, не ложатся в привычную калахасскую полурифму, – вчера с тобой грубил, с утра сегодня маме… хотя вины совсем и не было ее.
– Расстроен смертью Яра?
– Так, конечно… вот только мы-то с мамой здесь при чем? Мы что, виновны в смерти деда? – разбуженная обида вмиг завела ее. – Или, быть может… мертвый дед важнее нас живых?
– Считаю, ты права, Шенне, – после непродолжительной паузы отозвался мальчик. – В центре его решений быть должны вы трое. А он о вас не думал, о своих печалях лишь.
– Все так, Талик. Но ты вот так не делай!
– Не буду, – кивнул он. – Я постараюсь, очень обещаю. Но если все ж такое допущу, то ты должна сказать о том мне сразу! Без всяких умолчаний и обид!
– Да будет так.
Довольные собой, продолжая держаться за руки, словно духовной связи между ними было недостаточно, дети замолчали.
– Талик, а что с нашей душой? Намного приросла она вчера?
– Удвоилась.
Утром мальчик уже мог видеть, что радиус вихрей-змеек вокруг него вырос почти до шестидесяти сантиметров, что заметно улучшило ему обзор ближайших к нему вещей.
– И это значит… что у наставника теперь проблем не будет? Сил же хватит?
– Сил хватит, – усмехнулся мальчик, – но проблемы будут. Как твои листики не слушались меня, так листья Яра будут чужды нам обоим.
– Мы к ним привыкнем, – ничуть не обеспокоилась Шенне. – И они к нам тоже.
– Угу.
– Тогда займемся чем? – повеселела девочка.
– Давай проверим их, – Талик остался серьезным, не поддержав ее стремления к игре.
– Кого?
– Небесные дары от листьев Яра.
– Ты серьезно?!
– Ну да! Нам к Кальину сегодня не идти, все наши вихри розовы сполна. Когда еще подобный случай подвернется?
– Да, но… – засомневалась девочка, – разве это можно? Самим, до праздника? До ста восьмидесяти лун?!
Община придерживалась правила выявлять у подростков большие небесные дары строго в дни Праздника молодых. У традиции, впрочем, были свои основания.
Во-первых, считалось, что лишь к четырнадцати-пятнадцати годам дети могут высвободить небесную силу, достаточную для сложного призыва, не истощая свои защитные дары. Во-вторых, было подмечено, что наследные дары могут никак себя не проявлять до указанного возраста. Наконец, первый призыв считался настолько важным, что для него полагались обязательными наставления мастера, владеющего тем же даром, – неудача с первым призывом почти гарантировала проблемы с его применением в будущем.
– Уверенности нет, Шенне, – не стал спорить Талик. – Но это ж не наследные дары. Это души частички, которые дары уже имели. Нам остается лишь учить призыв.
– Да так-то да… – все еще сомневалась она.
– И нам они нужны сегодня, – спокойно продолжал мальчик, – не через тридцать лун. Ведь окажись мы снова как тогда, против чужого… что б мы предприняли с тобой?
Припомнив все еще не успевшие померкнуть страхи того дня, Шенне вздрогнула.
– Да, здесь ты прав. Нужна нам сила и способность защититься, – осознав важную цель, она наполнилась решимостью. – Мне кажется, что коготь я призвать смогу.
Все знали, что Яр Каир обладал двумя небесными дарами воина – лазурной чешуей и темно-синим когтем, что и в его времена уже считалось большой удачей. Коготь был менее ценным даром, им обладали многие воины общины, тогда как лазурная чешуя со временем среди калахасцев извелась. Яр был последним ее живым носителем.
– Тогда давай.
Девочка встала, сфокусировала взгляд на правой руке, постаралась представить образ синего когтя, что не так давно демонстрировал ей дед, и бойко выкрикнула широко известные слова призыва:
– Дар-сомран!
Рой розовых лепестков сорвался с кружащих вокруг Шенне вихрей, устремляясь к ее правой руке, и каким-то таинственным образом, словно каждый лепесток знал, что ему надо делать, начал формировать небесное оружие – сначала стреловидное лезвие, а затем тонкую рукоять, с запасом обвившую четыре пальца девчачьей ладони.
– Так и должно быть? – указал мальчик на словно покусанную правую сторону когтя.
– Получилось плохо, – виновато пробурчала Шенне. – Чуть стоило отвлечься, и вот так… И цвет не тот, и очень долго было.
Насколько девочка помнила, призыв деда длился менее двух секунд, а его клинок был идеально ровным и отливал ультрамарином. У нее же получилось покусанное голубое лезвие, на призыв которого понадобилась почти половина минуты.
– Не беспокойся, – подбодрил ее мальчик, – это ж первый раз. Давай проверим, что наш коготь может. Тяжелый он?
– Нет, ничего не весит, – Шенне покрутила кистью и легонько махнула когтем в сторону.
– И хорошо. Вон тот вон камень, – Талик указал на булыжник размером с пару детских кулаков, уже очень давно на их поляне валявшийся. – Разрежь его.
– Сейчас…
Девочка подползла к камню, прицелилась и, слегка замахнувшись, без труда разделила его пополам. Вернее даже сказать, не пополам, а на меньшие половинок части, так как на толщину лезвия их сумма стала исходного булыжника меньше. В земле под камнем остался след от прошедшего внутрь почвы клинка.
– Невероятно жгуч! Давай еще проверим, – Шенне присела на корточки и начертила длинную дугу; трава и земля под когтем послушно «сгорели», оставив после себя лишь пепельные ошметки.
Шенне покрутила оружие в руке, внимательно его разглядывая. Часть лезвия, что была в земле, едва заметно истончилась по сравнению с его остальной поверхностью. Девочка аккуратно провела по когтю пальцем, желая стереть с него пепельные пылинки, но те, вместо того чтобы собраться на подушечке пальца, будучи придавленными к клинку, просто исчезли.
Талик тоже осторожно поднес свой палец, прикоснулся. Клинок показался ему гладким и немного прохладным.
– Как удивительно, Шенне… Этот клинок невероятно жгуч, но нам совсем не страшен. Он пальцы нам не режет и не жрет!
– Хм… а вот так? – девочка нанесла очень легкий удар по укрытой краем туники коленке. Клинок мгновенно аннигилировал ткань, что попалась ему на пути, но остановился, упершись в кожу, оставшуюся в итоге невредимой. – И правда, – уже не боясь она ударила о голую коленку сильнее, и на этот раз плашмя.
Лезвие обломилось. Маленькая часть с кончика по инерции ушла в землю и вырыла в ней неглубокую ямку, а та, что ударилась о ногу, рассыпалась мелкими голубыми осколками вниз. Получалось, что жутко агрессивный ко всему остальному коготь не может ранить призывателя и крошится при попытке тому навредить.
– Еще я знаю, он живет недолго, – задумчиво произнесла Шенне, утапливая вглубь земли голубые осколки.
– Насколько?
– Я не знаю, с чем сравнить. Быть может… как от нас до площади пешочком, – неспешным шагом это занимало минут десять.
– А после что?
– Мне неизвестно. Возможно, просто исчезает он. Давай, может, проверим с новым?
Талик оценил, насколько посерели их с Шенне змейки-вихри. После призыва они все еще были преимущественно розовыми, но серого цвета все же добавилось.
– Я предложил бы чешую призвать. А после, если лепестков достанет, коготь.
– Да, можно б было… вот только я не знаю чешуи. Одних лишь слов не хватит для призыва.
Она много раз просила деда продемонстрировать ей лазурные чешуйки, но, несмотря на всю к внучке расположенность, Яр Каир так ни разу и не согласился, отбрехиваясь тем, что это слишком для всех опасно. На тот момент Шенне были известны лишь сопутствующие призыву слова.
– Условия я знаю, – неожиданно заявил Талик.
– Но откуда?
– С дощечки храмовой. Сегодня относил ее от Яр Багура в храм.
Призыв лазурной чешуи после смерти Яра стал считаться временно утраченным даром, а сведения о нем, заранее записанные Советом со слов самого Яра, теперь надлежало хранить в храме как ценную реликвию – до тех пор, пока в общине не появится новый носитель дара.
– Слов пару я не смог понять, но думаю, что это не так важно.
– Так говори тогда!
– Так, первое, – начал припоминать Талик, – чешуйки малы и сини. Представить надо, что они… все тело облепляют, от ступней до лба.
– Что дальше?
– Второе – ощутить каждый кусочек тела, где те должны впоследствии возникнуть. И третье – ощущать их надо теплыми и злыми.
– Чешуйки злыми?! – начала давиться от смеха Шенне.
– Так дед твой передал! – широко улыбнулся в ответ мальчик.
– Вот он чудак! – она знала, что дедушка любил вычурные сравнения. – И это все?
– Не все. Последнее – когда они покроют тело, надо в уме встряхнуть их – чтоб оторвались те и с дар-буганом слились.
Условия призыва казались совсем не простыми, что, однако, не исключало их некоторой избыточности. Вполне могло статься так, что Яр Каир некоторые действия совершал по своей индивидуальной привычке, а вовсе не из необходимости.
– Талик, может, ты сам?
– Лучше бы ты, Шенне. Твоя связь с листиками Яра… должна быть крепче.
– Так и быть!
Она развела руки в стороны, еще раз повторила в голове продиктованные Таликом условия, закрыла глаза, сконцентрировалась.
– Дар-харогат! – скомандовала девочка, в этот раз решив сохранять полную концентрацию до завершения призыва.
Шенне представила, что синие, с ноготок мизинца чешуйки формируют теплые кольца вокруг ее щиколоток. Когда мысленное ощущение стало достаточно реалистичным, она начала «двигать» эти кольца вверх по поверхности ног. Примерно за две минуты чешуя поднялась до шеи, покрыла лоб, щеки, подбородок, нос, а затем окутала и руки, остановившись у головки локтевой кости.
– Вот это да! – опешил Талик.
Девочка открыла глаза, теперь уже полностью уверенная, что синяя злобная чешуя существует не только у нее в голове. Хотя, судя по расставленным в стороны предплечьям, чешуя была не лазурной, а скорее бирюзовой.
– Что, я красавица?
– Красавица морей! – в изумлении мальчик провел пальцем по гладким чешуйкам, выросшим на ее шее. Края чешуек едва ощущались, от них исходило какое-то странное тепло. – Шенне, – спохватился он, – призыв! Отторгни их от тела!
– Ах, точно!
Девочка снова закрыла глаза, как могла сконцентрировалась на задаче, представила результат, а заодно и вздернула руками, туловищем и даже ногами.
– Отриньтесь! – сымпровизировала она.
– Ох, Шенне, – рот мальчика так и не закрылся.
Сине-зеленые чешуйки отторглись лишь частично, но там, где им это удалось, они съели ткань одежды и хаотично зависли около тела, на расстоянии до двадцати сантиметров от него. Руки освободились от злобных частичек почти полностью, спина – лишь сверху, грудь и живот – кусками, ноги – хаотичным узором.
– Талик! – в ужасе вскрикнула девочка, и от этого еще часть чешуек покинула тело, разлагая на своем пути одежду. – Я голая почти!.. Ты не смотри! – в стеснении она прикрыла руками пах, хотя на самом деле передняя часть шорт, что носились под платьем, осталась почти невредимой, лишь с редкими просветами.
– Там ничего не видно, – постарался успокоить ее Талик, – и чешуйки закрывают.
– Неважно, все равно стесняюсь. Вот стану девушкой, тогда скрывать не буду! Как я домой вернусь?! – Шенне готова была заплакать.
– Я дам тебе свою, когда призыв иссякнет, – мальчик решил, что отдаст ей свою тунику, а сам доберется до дома в одних шортах.
– Спасибо! – не думая, она отодвинула ладонью несколько чешуек, зависших у нее прямо перед глазами. – Вот же тварь! – взбесилась она, а с ее бешенством отринулась еще часть чешуи. – Призыв дурацкий!
Теперь она начинала понимать истинную причину, по которой дедушка никогда не показывал ей свой второй небесный дар.
– Посмотри, Шенне.
Талик поднял половинку разрезанного ранее булыжника и медленно поднес ее к бирюзовой чешуйке около ее плеча. Стоило им вступить в контакт, как чешуйка «сожрала» часть камня, осыпав несколько небесных пылинок вниз.
– Как коготь действуют, – заключил мальчик. – Сжигают все, но дружелюбны к нам.
– Попробуй бросить!
– Да, сейчас.
Талик отошел подальше, подобрал вторую половинку от булыжника и бросил ее в «кокон» из наполовину серых вихрей вокруг фигуры Шенне.
– Иди сюда, смотри! – пораженная результатом, забыла о своих бедах и стеснениях она.
В месте, где камень был превращен в небесный пепел, ближайшие сине-зеленые чешуйки стянулись в комок, готовясь противостоять угрозе. Когда же та миновала, они начали проворно растекаться по сторонам.
Талик с Шенне рассудили, что действие чешуи было во многом подобно дар-бугану, который, концентрируясь, атаковал все быстро вторгающиеся в область его действия тела – будь то камни, палки, кулаки или небесные клинки. Но были и отличия: чешуя атаковала не только быстрые, но и медленные цели, а сама она, вероятно, имела куда более сильную защиту.
Примерно через тридцать минут вся сине-зеленая чешуя, висящая вокруг Шенне и еще остававшаяся на ее коже, исчезла. Истощение чешуек произошло неожиданно – вдруг они начали тускнеть и уменьшаться в размерах и примерно в течение минуты исчезли вовсе.
– Дурацкий дар! – заключила Шенне, стряхивая оставшиеся от платья лохмотья. – Я думаю, он потому и вымер! Кому захочется такое применять?
Закончив с опытами, которые для первого раза можно было считать весьма успешными, дети снова уселись около могучего узловатого ствола.
– Так что, Талик, нужны еще листки нам? – поправляла на себе непривычную тунику девочка. – Давай решим.
– Давай. Ты как считаешь?
– Мне кажется, нужны, – Шенне перебирала его пальцы, один за другим ощупывая их фаланги, подушечки, ногти; все они были ей уже хорошо знакомы, как будто свои. – Пусть для обычных дел нам хватит, но в поездках дальних…
– Угу… Но, может, брать лишь те, что с нужными дарами?
– А почему не всех? – задала резонный вопрос девочка. – Разве с того нам хуже?
– Уверенности нет, как много взять мы можем. Как глиняный горшок – песком заполнив, уже не влезут ягоды в него.
– Хм… да, возможно. Тогда какие нам нужны дары?
Талик задумался. Когда он задумывался, то первым делом обращался к своду правил, что уходя поведал ему дядя. В этот раз он поступил так же.
– Давай сначала обозначим наши цели. Чего хотим мы в наши триста лун?
Девочка улыбнулась. Как и всем детям, ей нравилось мечтать.
– Нам надо пожениться.
– Да. И получить свой дом.
– Детей, наверно, двух.
– Работать вместе.
– Кем?
– Я не знаю. Лучше б без других. Их вихри-змейки мне мешают видеть.
Шенне улыбнулась.
– Еще стать сильными, – добавила она, – чтоб защититься.
– Шенне, тогда скажи, что для женитьбы нужно?
– Добро Совета, сто и девяносто лун, – девочка уже осторожно пытала маму по этому вопросу.
– Добро Совета?! – искренне удивился Талик. – И этим старикам решать за нас?!
– Так было испокон веков… Хотя нечестно.
Тот факт, что Совет старейшин может не одобрить их брак и, чего хуже, решить, что Шенне должна стать женой другого, не на шутку взволновал Талика.
– Ты знаешь, от чего зависит их решенье?
– Не знаю.
– Надо б срочно разузнать. Ты спросишь или я?
– Попробуй ты, а если уж не выйдет…
– Ладно…
Перебирая оставшиеся цели, они сошлись на том, что от характера небесных даров зависят совместная работа, ее уединенность и сила. Причем совместного решения для всех трех целей не просматривалось: сила требовала боевых даров, уединенность – скорее земельных, а для совместной работы требовалась высокая потребность в ремесле (как на тот момент в защитниках) и подходящая технология ремесла. Те же воины-защитники в мирное время действовали в основном поодиночке – совершали обходы, охраняли склады с общинным имуществом, вели обучение, следили за порядком на улицах.
Осознав, что идеального решения нет, они загрустили. Все говорило о том, что от чего-то из их мечтаний придется отказаться. Талик готов был пожертвовать уединенностью ремесла, положив, что рано или поздно адаптируется к мельтешению вихрей, но все остальное им очень хотелось сохранить.
– Я думаю, – после долгого молчания твердо произнес Талик, – пока в приоритете сила.
– Чтоб защититься?
– Тут и да и нет. Послушай, и решим, насколько прав я.
– Давай!
– Если Совет решит, что мы не будем вместе.
– Но…
– Мы же не станем подчиняться, верно?
Неподчинение Совету старейшин считалось в калахасской общине самым тяжким преступлением. Любые проступки, связанные с нарушением устава, будь то даже воровство или убийство, могли быть прощены через сопоставимое вине наказание, однако открытое неподчинение Совету каралось исключительно казнью.
– Да, верно, – девочке заранее стало страшно.
– Тогда они потребуют казнить нас…
– И только сила, – девочка начала понимать, к чему он клонит, – даст возможность избежать нам казни.
– Так и есть, Шенне. Сейчас им остро не хватает силы. Раз так, Совет, быть может, согласится… на все наши условия взамен. А если нет…
– То мы уйдем отсюда, – поддержала она.
– Да будет так.
– Тогда пусть будет так.
8. В полях
Хотя Шенне с Таликом и решили, что им более всего нужны небесные дары боевого типа, получить их было, наверное, сложнее всех прочих.
В Калахаси, как и говорил Яр Минжур, оставалось лишь три полноценных воина-защитника, причем двое из них имели в качестве дара синий коготь, проку от которого им было мало – рассчитывать при поглощении таких листиков можно было лишь на увеличение числа призывов. Третий же – Гахтаг, первый воин-защитник Калахаси, – имел дары синего меча и щита, но был совсем не стар (ему было около сорока пяти). Рассчитывать на его естественную кончину было сложно, а при гибели в бою вряд ли бы у детей был шанс добраться до листков его «души».
В шутку Шенне иногда предлагала самим убить Гахтага, уж сильно он ей не нравился, – требовал от Совета титула яра (хотя и не достиг еще минимальных для того шестисот месяцев), вел себя очень высокомерно, порой даже надменно-презрительно. Совет, однако, им дорожил, ведь дары щита и меча стабильно передавались в их семье по мужской линии. Получил наследные дары и старший сын Гахтага, но, к несчастью, он умер от неизвестной хвори. Еще двое его сыновей подрастали, и община очень наделялась, что те станут отцу достойной сменой, и дары их не угаснут.
На последнем Празднике молодых старейшины нашли еще одного будущего воина – Фарине, юную девушку с наследным даром синего когтя, опять же, им не нужного.
Пока же среди калахасцев Талик и Шенне больше надеялись на дар полета, который применялся в некоторых ремеслах и, как им казалась, мог бы им пригодиться – для сражений, возможного бегства и, в конце концов, просто для развлечения – полетать друг за дружкой вокруг их ясеня представлялось им довольно забавным.
Этот дар, однако, не шел ни в какое сравнение с полетом птицы. Полеты калахасцев напоминали скорее неспешное перемещение их тел в воздухе, как той миски, что Шенне и Талик гоняли через стол за ужином. Старик Кальин с важным видом рассказывал, что люди тоже могут летать быстро, как птицы, но из-за тяжести и низкой маневренности дело это крайне сложное и крайне опасное, настолько, что настоящих мастеров таких полетов никогда в Калахаси и не было.
Как бы то ни было, дар полета имелся примерно у каждого десятого калахасца, в том числе и у Дафны – мамы Шенне, что позволяло им надеяться на естественное получение дара в будущем.
Потому они поставили себе текущей задачей найти чужака с фиолетовым клинком, такого же, что потребовал от Талика запретного призыва Боры. С того дня прошло почти полтора года, и они полагали, что уже вполне могли бы одолеть такого злодея. Не столько в открытом сражении, сколько хитростью и внезапностью.
Оба они за эти месяцы смогли ощутимо повысить эффективность призывов даров Яра Каира. Коготь стал ровным и почти таким же синим, как был у самого Яра, время его призыва сократилось примерно до трех секунд, а затраты розовых лепестков резко уменьшились. Успехи были и с чешуей, однако из-за проблем с одеждой тренировать ее было неловко.
Кроме того, и Талик, и Шенне уже могли призывать свои небесные дары без слов. Чтобы научить этому свою подругу, мальчику пришлось в точности описать ей вид и цвет розовых лепестков, а также форму серых листиков, в которых хранился соответствующий дар. Это, в свою очередь, означало, что в случае опасности они могли незаметно призвать один или два когтя и поразить врага исподтишка.
В поисках подходящего злодея они через день, если позволяла погода, бродили вечерами по дальним полям за границей Калахаси. Почему-то им казалось, что если чужак с желанным клинком встретился им ранее, там, у ясеня, то и теперь есть неплохие шансы столкнуться с ему подобным.
В любом случае уединенные прогулки по неизведанным ранее просторам им просто нравились.
В один день, когда наставник Кальин поймал очередную хворь и дал ученикам выходной, они нацелились на юго-западные окраины, что за кленовым лесом. Однако для начала они порешили зайти на идущую неподалеку стройку. Отец Талика уже давно звал сына своими глазами посмотреть на труд и быт строителя, вероятно, желая, чтоб тот захотел пойти по его стопам.
Хотя решение о ремесле все равно оставалось за Советом, Корлик знал, что при прочих равных условиях старейшины учитывают пожелания молодежи. Для Талика же это было давно данное им обещание, о котором отец ему все чаще напоминал и от которого теперь можно было наконец освободиться.
– Так что тебе поведала Финиста? – неспешно ступая по высокой траве спросила Шенне.
Днем ранее Талику удалось в деталях обсудить с сестрой ее собственный опыт женитьбы. Кое-что о вступлении калахасцев в брак они ранее уже смогли выведать от Альмы и Дафны, однако мамы, все еще считая их детьми, многого говорить себе не позволяли, да и в целом полагали такие разговоры для них преждевременными. Осторожность двух мам усиливали слухи о будущих намерениях Талика и Шенне, которые неизбежно поползли от учеников Кальина.
– Как мы и думали, все странно очень, – голос юноши к тому времени уже начал ломаться, он сам еще не мог свыкнуться с его неуверенной грубостью. – Решает все Совет, но ежели тебе не более двухсот и двадцати, тогда и сам ты обратиться можешь.
– Это известно нам.
– Ага. Но одобряют меньше половины. Сперва Финисте был отказ.
– И как они решили?
– То не ясно. Спросили маму с папой, ей вопросы задавали тоже. И вроде за все были, но в итоге – против.
– И что она?
– Поплакала сперва, потом забылось, – холодно ответил юноша. – Перевлюбилась, там уже добро.
– Хм, – не одобряла такого и Шенне, – а ее жених? Тот, первый?
– Он промедлил. И в двести тридцать лун Совет ему жену уже назначил.
– Как мерзко! – пшикнула она.
– Да, – спокойно продолжал он, на ходу срывая высокий цветок и передавая его Шенне, – но ты послушай дальше. Любиться до женитьбы – под запретом строгим.
– Все это знают, – беззаботно бросила она. – Мы же не боимся?
За прошедшие без малого год с половиной оба они сильно повзрослели. Повзрослели и их отношения. Новая стадия близости наступила неожиданно для обоих. В тот день они укрывались от дождя за своим ясенем и, как повелось, делились друг с другом переживаниями. Мальчик тогда сказал, что Шенне все чаще видится ему во снах, где они обнимаются и целуются, и что сама мысль об этом стала вызывать в нем сильное желание, ранее не испытываемое. Девочка в ответ поведала, что тоже чувствует в себе разлад, что грудь ее стала побаливать и набухать и что у нее тоже бывают приступы непонятного возбуждения.
«Я превращаюсь в девушку, так мама говорит», – пояснила тогда она.
«Что будем делать?» – растерянно спросил Талик.
«Поцелуемся сперва!» – взяв инициативу, она оседлала его колени, прижала мальчишечьи ладони к своей груди и, как считала верным, стала его целовать. До того случая у них уже было несколько поцелуев в губы, но никогда еще они не пытались сделать это по-взрослому.
Тогда оба они поняли, что от этой своей новой реальности им никуда не деться, оставалось лишь выбрать – остаться с ней один на один или двигаться вместе. И так как и Шенне, и Талик во многом ощущали себя чем-то единым, они не раздумывая выбрали совместный путь познания своей сексуальности.
Решив отложить полноценное соитие до ста восьмидесяти месяцев, на остальное все запреты были ими сняты. Подростки обустроили себе «покои» на кроне ясеня, в том месте, где он почти горизонтально расщеплялся на три толстых ствола и где взрослые не могли застукать их за этими шалостями.
– Мы – нет, Шенне, – продолжился их диалог в устланном ромашкой поле. – Причем подходят строго – ни ласк, ни взрослых поцелуев, ничего.
– Да и пускай, а что за наказанье?
– Да как всегда – работа, – подавляющее большинство наказаний в общине сводилось к дополнительной общественной работе. – А если будут дети – умертвляют…
– Серьезно?! – ужаснулась девушка.
– Так сестра сказала.
– Уж люто очень!.. А ты спросил, как чтобы без детей? – мигом ее настроение сменилось на озорное.
– А ты как думаешь?
– Спросил, конечно!
Они уже давно уговорились, что как подвернется случай, он узнает о том, дабы если что не наделать глупостей. С учетом суровости наказания актуальность вопроса только повышалась.
– Спросил.
– И что она?
– Сказала, что мы дурни и тупицы, – усмехнулся Талик, вспоминая реакцию сестры. – Мол, мы совсем сдурели.
– Да покамест нет.
– Зато потом смягчилась. Сказала, лучше раньше знать, чем погореть…
Талик пересказал несложные советы, надиктованные ему Финистой.
– Выходит, дар тепла нам пригодится?
– Не помешал бы, да.
Небесный дар тепла часто использовал в своей лечебной практике Таймур. В отличие от обычного нагревания предмета – сфокусированного и грубого, которым владели практически все калахасцы, – этот позволял направлять небесную силу вглубь объекта и очень тонко дозировать силу нагрева. С учетом наличия дара у отца, Шенне вполне могла получить его по наследству.
Они на ходу обняли друг друга за талии, замолчали. Подростки любили говорить друг с другом, делиться большим и малым, но в целом их взаимная привязанность уже стала такой крепкой, что молчание тоже нисколько их не смущало.
– Не думала сменить вот это платье? – тихо спросил юноша, отметив себе, что Шенне уже выросла из своей старой туники, нижний край которой стал «мужским», едва достигая середины бедра.
– Я думала, но говорят, не время, – после загадочной утери полтора года назад детской одежды Совет отказывал Дафне в новой. – Очень плохо?
– Оно мало, – чуть отдалившись, оценил платье Талик, – но мне оно по нраву.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. В нем твои ноги стройные видны, и талия рисуется прекрасно.
– И грудь торчит, – проворчала Шенне.
– Да перестань, немного облегает.
– Вот бы мне платье, как у вашей мамы! То, помнишь, что оранжевого цвета?
– М-м, – на секунду задумался Талик. – Зачем оно?
– Чтоб быть красивой.
– Ты и так прекрасна.
– Еще прекрасней!
– Какой в этом смысл?
– М-м… Я не знаю. Правда, – улыбку на ее лице сменила задумчивость.
Ко всем вопросам Талика, помимо заданных в нарочито шутливой форме, она привыкла относиться серьезно.
– Быть может, чтобы больше нравиться себе? Хотя все это вздор… От этого не будет счастья больше – ни нам, ни мне, – в сложных раздумьях девушка частенько прибегала к заветам о главном, поведанным ей Таликом. – Возможно, только чуть и ненадолго… Но вдаль смотря, получим мы лишь зависть.
– И жадный взгляд старейшины Мугана.
– Точно!
– Ты умница, Шенне.
– Ну, я стараюсь! – она крепко обняла его руку и кокетливо улыбнулась. – Все твое влиянье!
Юноша нежно посмотрел в ее сторону, неторопливо высвободил из захвата руку и, взяв ее ладонь в свою, как они непременно делали с детской поры, повел по степи. Тепло ее руки с тех пор стало более привычным, но оттого не менее приятным и уютным. Казалось, что если не будет он сжимать ее ладони хотя бы день, то не сможет нормально себя ощущать, словно человек, лишившийся вдруг обоняния или мизинца.
– Когда идем мы так вдвоем, когда вокруг покойно… когда вот это солнце, ветерок… трава, сверчки…
– То что?
– То чувствую себя таким счастливым… Правда. Шенне, не знаю, может, впереди… нас ждут и более прекрасные деньки, но время, что уже мы были вместе…
– Оно прекрасно, – подсказала девушка.
– Сложно возразить.
