Рона Цоллерн
Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман

Полная версия

Книга открыта: Продавец имен

В тот день Продавец имен как обычно стоял в центре городской площади. Перед ним на небольшом переносном столике громоздились толстая темная книга, пузатый глиняный кувшин с водой, полуощипанная гроздь винограда и пара персиков. Рядом лежали металлические весы, совсем такие, которыми скульпторы обычно снабжают богинь правосудия, в затянутом кожаном мешочке, небрежно брошенном тут же, проглядывались очертания крупных монет. С утра на протяжении нескольких часов Продавец имен не сделал ни одного движения и теперь пошевелиться было трудно. Он стал статуей. Где-то в раскаленном вибрирующем воздухе плавала строка из современного перевода Горация. Раньше оно было длиннее, но новый переводчик изложил, в духе времени, лишь главное: «Я памятник себе». Точка. Конец. Продавец имен отмахнулся от строки как от назойливой мухи. Мысли его в виде облаков с резкими очертаниями сменяли друг друга на лиловатом глянце небес. Был полдень. Город почти вымер от жары. На площади никто не появлялся. Никто. Даже безымянные.

Продавец имен служил символом государственного благополучия. И хотя служба была не из легких, он не мог с ней расстаться. Да и как? Что он такое? Только ворота из небытия в бытие. Чтобы быть полноценным гражданином необходимо имя. Чтобы купить имя требуются большие деньги. Полноценным гражданином может быть тот, чьи родители имеют приличный доход. А как быть бедным? А зачем им быть? Может ли человек быть без имени? Но они все-таки были. Огромная каста безымянных. В государстве они считались отбросами: для них были закрыты двери в школы и университеты, в храмы и многие общественные заведения. Они не могли платить налоги, как это делали те, кто носил имя, и не имели права голоса. Однако сами они к своему положению относились иначе. Слово «безымянные» заменяли гордым «неназванные» и все ущемления в правах рассматривали как преимущество. А в сердца полноценных граждан постепенно пробиралась тревога, и самые немыслимые сплетни витали под небом империи. Говорили, что вследствие повышения средней платы за имя, безымянных стало слишком много, и они очень сильны; что безымянные могут обращаться в кого угодно и что они подкарауливают умирающих, принимают их образ и, поселившись там, где этот образ никому не знаком, живут подобно достойным людям и даже входят в число особ, приближенных императору. Общество пребывало в смятении. Дети стали появляться редко, слишком редко. Их несчастные матери и отцы копили деньги, чтобы купить ребенку хоть плохонькое имя…

Глупцы. Они думали, что имя зависит от денег. Продавец имен при мысли об этом не мог сдержать усмешки. Однажды он дал имя мальчику, чьи родители собрали последние средства, только чтобы ребенок был назван. Они отдали все, что у них было, но денег едва хватило бы на длинное и слабое имя. А мальчик получил одно из лучших имен (по-другому его невозможно было назвать!) и стал гениальным поэтом. А те, кто вносил самую высокую плату, чаще всего воспитывали посредственность.

Как-то раз, когда продавец имен шел по узкой улочке нищего квартала, он встретил молодую женщину с ребенком на руках. Имени у девчушки не могло быть – мать ее была слишком бедной. Продавец имен только мельком взглянул на малышку, как с губ его чуть не сорвалось необыкновенное сочетание звуков. Он зажал рот рукой. Женщина забеспокоилась, не плохо ли ему, а он только стоял, скорчившись и мычал от боли, и, когда заорал перепуганный ребенок, он упал на камни и долго не мог прийти в сознание. С тех пор он старался не глядеть по сторонам, а видеть только то, что хотел видеть. Он все время думал о свершении предсказания. Предсказание гласило, что человек, который получит имя бесплатно, станет великим воином и начнет войну с неназванными. Скорее всего это будет последняя война, говорил себе продавец имен.

В этот год столица была полна неумеренного веселья. Но во всем сквозили какая-то безысходность и предчувствие катастрофы. Империя переживала культурный подъем. Философия и поэзия достигли подлинного величия. Трагедия расправила свои крылья над миром, и поэты вдыхали ее как воздух грозы. «Звук имени дрожит и исчезает…» – эти стихи стали символом эпохи. Они принадлежали тому мальчику, которого продавец имен, невзирая на слишком маленькую плату, назвал необычным именем…

К столику приближались мужчина и женщина с ребенком на руках. Продавец имен отхлебнул воды из кувшина и несколько раз кашлянул. Покупатели подошли и остановились напротив него. Женщина протянула ему ребенка, мужчина высыпал на стол горсть золотых монет и несколько прозрачных камней.

– Дай ему красивое имя, – попросила женщина, коснувшись железных весов, которые поднимал продавец имен.

Ее муж переложил монеты и камни на весы и угрожающе сказал.

– Мой сын должен быть великим.

Одна чашка весов опустилась под тяжестью золота. Продавец имен дождался, пока весы успокоятся и лишь тогда повернулся к младенцу. Ничего выдающего, ни таланта, ни ума, ни силы. Красивая, но бессмысленная жизнь. Он сдвинул брови.

– Эльбер, – медленно произнес он, сверяясь с тем, что возникало в его мозгу.

Пустая чашка весов перевесила золото.

– Получается, что имя стоит несколько больше, чем вы мне дали, – он равнодушно смотрел на родителей, которые не могли оторвать глаз от этой чашки.

Мужчина положил на весы несколько красных камней и чаши пришли в равновесие. Покупатели переглянулись. Они думают, что сейчас раздастся гром с небес и изречет нечто, пророчащее младенцу величие и славу.

Он открыл толстую книгу. Записал имя и повернулся к ним спиной. Одышка все больше беспокоила его. После каждого именования. Одышка и учащенный пульс. Он взял со стола персик.

Слепые! Стремятся сделать своих детей великими. Добыть им имя. А ведь великим может быть только неназванный. Имена преходящи. Они служат не так уж долго. Имя такой же мотор, как сердце, они связаны – в частоте пульса заложена вибрация имени. Но оно скоро устает жить. Детство и юность – время его самой активной работы, потом его сила снижается, у человека появляются наименования: папа, тетя, граждане… Но в обществе его имя работает, может быть, работает больше, чем когда-либо. Это подъем – вершина жизни, а затем силы начинают угасать. В старости, когда наименований становится еще больше – бабушка, прадедушка, старики – имя почти перестает работать, и затем приходит смерть. Не многим удается ее пережить, но бывали случаи, когда имени удавалось прожить 2-3 тысячи лет. Есть такие – можно найти в архивах. Но все же вечно живут только неназванные. А звук имени дрожит и исчезает.

Через площадь наискосок двигалась небольшая фигурка. Девушка шла с трудом и тащила что-то довольно большое и тяжелое. Прошла бездна времени, пока она приблизилась. Почти ребенок, одета бедно, с каким-то потрепанным кульком. Продавец имен откусил половину персика. Девочка уставилась на него исподлобья.

– Что? – устало спросил он.

– Можно воды? – прошептала она.

Продавец имен протянул ей кувшин.

– Давай свой кулек, – пробубнил он, мусоля во рту горьковатую косточку.

– Осторожно, – что-то тяжелое оказалось у него в руках.

Угол тряпки отвернулся, и он увидел корзину, а в ней ребенка. В глазах у него ослепляющее вспыхнуло.

– Рагнар! – закричал он. – Нет! – но неумолимое имя рокотало внутри и срывалось в мир. – Рагнаааар! – косточка персика попала ему в горло, он захрипел и навзничь грохнулся на стол, судорожно сжимая корзину с ребенком.

Мать стала бить и царапать его, пытаясь вырвать младенца, но он не мог разжать пальцы. Он перевалился на бок, девочка ударила его кувшином. Он разбился между его лопаток. Косточка выскочила из его рта, и он стал дышать. Ребенка он по-прежнему прижимал к себе, потом поднялся и отдал его матери.

– Не бойся, – хрипло сказал он, горло саднило. – С ним ничего не случится. Я слишком долго живу, чтобы бороться с предзнаменованиями.

Девочка смотрела на него, не понимая.

– Куда ты идешь? – спросил он.

– Мне некуда идти…

Продавец имен сложил столик, взял под мышку книгу.

– Мой дом недалеко. Поживете там пока.

Они медленно пересекли площадь. Рагнар на руках у матери и его главный противник – Продавец имен, отныне предводитель неназванных.

Связующее звено

– Артур, привет, – услышав в трубке голос девушки, Артур понадеялся, что вчерашнее ее заявление и в самом деле было шуткой, – Извини, что тебя прошу, но… можешь зайти ко мне сегодня – забрать книги Роланда.

– Привет, Франс, я зайду в обед, подойдет?

– Ладно, я что-нибудь приготовлю для тебя. Да, там увесистая сумочка будет, предупреждаю.

– Грузовик пригнать?

Она рассмеялась, Артур тяжело вздохнул и попрощался.

Франсуаза жила в маленькой квартирке в центре города, совсем рядом с офисом Артура. Он поднялся в ее мансарду, открыл дверь, которую девушка часто забывала запирать, и ему на голову тут же упал свернутый рулоном ватман.

– Здравствуйте, – громко сказал Артур в пространство, – зачем сразу по голове?

– Ой, извини, тут у шкафчика дверца отвалилась и из него высыпается все.

В квартире Франчески все высыпалось из всех шкафчиков, торчало изо всех углов и валялось на всех поверхностях, но почему-то ее беспорядок Артура не раздражал, предметы, его создающие, были ему очень симпатичны – карандаши и кисти, пастель, краски, листы, альбомы, книги, засушенные листья, коряги, ракушки, браслеты и шарфики… Отовсюду со стен свисали фотографии, а на полках – привилегированные члены этого богемного общества – пылились старинные фотоаппараты.

– Иди на кухню, я тебе пасту сделала, – она разгребла проход.

Пока он ел, Франсуаза, сидевшая на подоконнике, смотрела на него и грызла перстень на безымянном пальце левой руки. Этот перстень из ракушки купил ей Артур, когда они втроем ездили на выходные к морю.

– Даже не знаю, с кем мне грустней расставаться, с Роландом или с тобой.

– Франс, кто мы с тобой такие, чтобы расставаться?

– Ну… все-таки он был связующее звено.

– Он был твоим мужчиной, и с ним ты решила расстаться, а я к этому не имею никакого отношения.

– Считаешь, мы можем остаться друзьями?

Он улыбнулся:

– Компаньонами и сообщниками.

В мае, на день рождения Артура, они вдвоем рано утром развешивали конфеты на деревьях в школьном саду. Это называлось между ними «улыбка мира». Когда об этом узнал Роланд он долго потешался, хотя, она заметила, что он ревнует к брату с того самого дня, как Франческа случайно познакомилась с Артуром: она собиралась на вечеринку с Роландом, но погода успела перемениться, и Роланд решил заехать переодеться; Франческа сидела в его машине во дворе его дома, в котором еще не была, когда подъехал другой автомобиль. Артур остановился рядом, вышел, открыл дверь с ее стороны и молча протянул ей руку. Из любопытства она приняла приглашение. Они ушли в сад. Друг о друге они ничего не знали, но разговор завязался так просто, словно знакомство их состоялось еще в детстве. Раздался автомобильный гудок. Они рассмеялись и вернулись. Роланд улыбался, но – она видела – он был взбешен.

– Сестрой и братом… – она подошла к Артуру. – Можно?

– Давай.

Она как обычно провела ладонью по густому ежику его волос от шеи до затылка. Артур обнял ее одной рукой, уткнулся лбом ей в бок. Когда не стало мамы, ему очень не хватало рядом женщины, с которой можно было бы просто пообщаться, и Франческа с ее легким характером и сестринской нежностью уже стала для него почти необходимостью. – Франс, может, все это только на время, может, вы…

– Нет, Артур. Ты знаешь своего братца, знаешь, как он себя ведет. – Она села напротив него, солнечный свет лился ей на затылок. Казалось, что в ее волосах, которые она никогда не заплетала, и за которые Роланд так любил ее хватать, когда хотел урезонить, или наоборот, завести, копошатся светлячки. – Я не хочу этого рабства. Я устала все согласовывать – что мне делать, как выглядеть, что читать…

– Ладно. Давай о будущем, – на неделе надо встретиться посмотреть все, и ты обещала меня познакомить с Тессо, хорошо, если он тоже туда приедет.

– Ага.

– Спасибо за обед… Пойду. – Артур взял сумку с книгами. – Полбиблиотеки. Надеюсь, на меня тут больше ничего не свалится?

– Наверное, нет… Просто у меня было такое ощущение, что мы скоро… в общем, даже не хотела ничего в этой квартире делать…

– Да… я тоже надеялся… Ты кого-то встретила?

– Нет, пока нет.

Артур кивнул, поцеловал ее в рыжую макушку и ушел.

Растения пустоши

После работы Артур поехал погулять. Он успел разведать еще далеко не все в округе, его привлекали развалины и глухие неприветливые места, где обычно не встретишь людей. Недавно он случайно услышал в разговоре мальчишек, что недалеко от дома Пеллерэнов есть катакомбы, и отправился на поиски. Едва заметные останки древнего здания, скорее всего, церкви, заросли бурьяном. Он обнаружил их не сразу – сперва долго бродил в траве, проводя по ней рукой, пропуская ее верхушки меж пальцев. Артуру нравились растения пустоши – так он называл этих бесстрашных и непритязательных обитателей руин и свалок. Явленная в них сила преодоления зла, совершенного некогда человеком, звучала в нем мощным хоралом, мрачноватым, но полным веры в жизнь. Он почти никого из них не знал по именам, кроме полыни, сарацинской мяты, тысячелистника и кипрея.

Артур остановился в высоком бурьяне – перед собой он увидел лежащих на земле парня и девушку. Цоллерн отступил назад, парочка с интересом разглядывала его.

– Извините, не хотел мешать.

– Вы нам и не помешали, – улыбнулся парень.

– А может быть, вы знаете, где вход в подземелье? – спросил Артур.

– За теми кустами, – ответили ему почти хором.

– Спасибо.

– Будьте осторожны!

Артур дошел до дыры, ведущей вниз, и теперь раздумывал – спускаться туда или нет. Невдалеке он увидел чью-то машину. Такое количество желающих погулять в катакомбах расстроило Артура, но он решил все-таки совершить короткую разведку, чтобы хоть иметь представление о том, что это за место.

Артур с детства любил подземелья. Когда ему было года два-три, сестра его отца как-то нарисовала на земле дорожку, по которой Артур должен был пройти, а посреди дорожки – подземелье, через которое он должен был перепрыгнуть, но Артур упрямо прыгал внутрь нарисованного овала, когда он огорченно сказал, что там ничего нет, она нарисовала чудовище, с которым Артур должен был сразиться, и в следующий раз, собираясь прыгнуть, он взял с собой палку. Потом подземелья для него рисовала мама, если удавалось ее упросить, а потом эта миссия перешла к Роланду. Тот изображал целый Дантов ад, сопровождая рисунки комментариями, и Артур сражался с демонами и спасал тех, кто был ему симпатичен и, как он считал, не так уж виновен. Колодцы, подвалы, пещеры, трюмы – все это представлялось ему подземным миром, населенным таинственными существами. Повзрослев, Артур думал иногда, что если бы родители узнали, где он лазил, и какой опасности порой подвергал свою жизнь, его бы не выпустили больше на улицу без присмотра.

Он спустился, включил фонарик и пошел в один из ходов, который казался более широким и высоким. Освещая наугад стены и потолок Артур дошел до развилки, и повернув, вскоре наткнулся на завал. Он постоял, разглядывая груду камней, и прислушиваясь. Показалось, где-то за поворотом сквозняком пробежал легкий шепот. Цоллерн пошел назад к развилке, а когда повернул в другой проход, отчетливо услышал мужские голоса, один голос – Артур был в этом почти уверен, – принадлежал Мерлю Пеллерэну. Вдруг ему в глаза ударил свет чужого фонарика. Артур не мог еще разглядеть того, с кем повстречался, за его спиной послышались шаги, он обернулся и его снова ослепили мощным лучом. Артур зажмурился.

– Какая встреча, мсье фон Цоллерн! – Мерль опустил фонарь. – Осматриваете достопримечательности?

– А вы – клад решили поискать? – усмехнулся Артур.

– Хотите в долю войти?

– С вами, Мерль? Нет, спасибо.

– Вы часом не заблудились – может, вас вывести?

– Нет, я еще погуляю.

– Как знаете. Осторожней там, опасайтесь несчастных случаев, здесь бывает всякое. – Пеллерэн кивнул тем, кто стоял позади Артура, они отошли и скрылись в каком-то из боковых ходов.

Осмотрев еще несколько ходов и чувствуя иногда рядом чье-то присутствие, Артур выбрался наружу и пошел к машине. Он отошел уже довольно далеко, когда странный звук, толи всхлип толи приглушенной вскрик, донесся из-за кустов, скрывавших вход в катакомбы. Артур вернулся, поглядел сквозь ветви – двое мужчин атаковали парочку, которую Артур встретил: один держал девушку, другой тряс парня. «Где вход, говори, где он?» – «Не знаю, я не знаю, отпустите нас, мы просто гуляли».

– Эй, – крикнул Артур, – что вы так агрессивно ищете? Вход почти у вас под ногами.

– Мсье Цоллерн, – ответили ему, удивив Артура осведомленностью, – вам лучше уйти, вас это не касается.

– Это пока, но я сейчас подойду ближе, – внешность Артура и его голос обычно наводили на его противников раздумья о том, стоит ли с ним связываться. – Нападая на заведомо более слабого, вы ведете себя как подонки. Вам когда-нибудь ломали нос? – Артур окинул взглядом того, кто держал девушку. Потом подошел ко второму. – И ключицу не выбивали никогда? Это не слишком опасно для жизни, но отбивает желание обижать беззащитных людей. Хотите узнать, как это происходит?

За спиной Артура кто-то свистнул, мужчины отпустили ребят и, тихо переговариваясь, ушли. Девушка стала благодарить Артура, но он не слушал ее.

– Так где же вход, все-таки? – спросил Артур, внимательно разглядывая обоих.

– Вход здесь, – парень приложил ладонь к сердцу, и с вызовом посмотрел на Артура.

Из ряда вон выходящее

Роланд был в библиотеке. Стоял на стремянке, читал. Когда Артур вошел, он поставил книгу на полку и медленно произнес:

Цвет юности моей поблек

Как в грязь отброшенный венок,

И предлагает новый день мне

И подозрение, и презренье

«Броню разъело. Все-таки с Франс было не так как со всеми – с начала и до конца». – Артур поставил сумку на стол.

– Вот тебе еще книги.

– Ты был у нее? – Роланд спустился пониже и пристально смотрел на Артура. – Она сама тебе позвонила?

– Да.

– Почему ты мне сразу не позвонил?

– Зачем?

– Можно было бы изобрести какую-нибудь случайность…

– Зачем?

– Не вздумай закрутить с ней, а то некоторые младшие братья с женами старших тоже все книжки о Ланселоте читали, а потом вечно мотались во втором круге ада.

– Она тебе не жена, но я подумаю о твоем предложении. Ну а себе, я так понимаю, ты присмотрел местечко потеплее? Где у нас там сводники и обольстители? Что молчишь, словарь ходячий?

– Погоди, – Роланд словно рассматривал воображаемую схему. – Восьмой круг, первый ров, кажется… – Он усмехнулся, – А ты хорошо научился зубами клацать, малыш! Подай-ка мне Хайдеггера, вон, коричневый том.

Артур протянул ему книгу. Роланд, усмехнувшись, выдернул откуда-то из первых страниц закладку.

– Его бедняжка Чикетта так и не осилила, видно. Давай теперь Лакана – этого даже не открыла. Ну и как она?

– Что ты хочешь услышать?

– Ты будешь еще с ней встречаться? Дай вот Ле Гоффа. Надеюсь, хоть его она прочла.

– Буду на неделе. Ей что-то передать?

– Нет, скажешь мне, я сам подъеду.

– Она не захочет тебя видеть.

– Захочет. – Артура всегда удивляло, как женщины терпят эту жесткость брата. – И не только видеть. – «Жесткость, граничащую с жестокостью». – Давай вот эти три альбома.

– Я устал и хочу есть. Пойдем ужинать. Я тебе расскажу, где я сегодня был.

Если Артур собирался что-то рассказать, значит это было нечто из ряда вон выходящее, в остальных случаях требовались наводящие вопросы, а то и клещи.

– Интересно, в катакомбах они ее искали? Вряд ли они не знают…

– Ну что ей делать-то в катакомбах, и расскажи уже в каких!

– Неподалеку от дома Пеллерэнов есть катакомбы, они частично завалены, оказывается, очень популярное место.

Артур рассказал о своей сегодняшней прогулке.

– Только не могу понять, чего они там ищут. Пока я еще Мерля не увидел, а только услышал, он сказал одну странную фразу: «Я найду этот тайничок, и всех оттуда выгребу, и каждый, кто связан с ними, мне очень дорого заплатит». И эти ребята, прекрасно они понимали, чего от них хотят, они не просто беспечные влюбленные, они – наблюдатели.

– Что они там ищут? Пока могу тебе сказать по этому поводу только одно слово – Город!

– Не понимаю…

– По слухам под нашим городом есть еще один – большое подземное убежище, в котором кто-то живет. Мерль ведь говорил не о кладе каком-нибудь, он говорил о людях, а почему эти люди ему спокойно спать не дают, я пока не знаю, но…

– Хочу там побывать… подземное убежище… Хм…

– Артур! – Роланд заметил, что брат уже с трудом удерживает глаза открытыми. – Иди уже спать… Скажи только, о чем вы с Франческой говорили?

– О чем? – Артур попытался сосредоточится, – Сейчас вспомню… – он покосился на страницу лежащего на диване словаря. – О фундаментальных принципах бытия! – серьезно поведал он, и увидев, как одна бровь Роланда превратилась почти в знак вопроса, расхохотался. – Почему твои книги везде валяются? Отстань!

Он спал теперь в комнате родителей, в той, где умер отец. Играла «На твоей стороне кровати». Слушая ее, Артур часто думал, каково было отцу в последние два года, когда мама пропала, как он лежал здесь, не зная, жива она или нет, что он делал, когда оставался один на один с этой загадкой.

Во сне он увидел маму в каком-то странном месте – в комнате старого дома, где все было разбросано и покрыто пылью и осыпавшейся с потолка известкой, она стояла у зеркала и красила губы.