Встают на колени от страха,
Не от благоговения.
В страхе же молиться
Не начинай ни муж, ни девица.
Челом вниз, только стопы узришь,
А чьи они, не разглядишь.
Ты готов к молитве? Да, вижу, готов. Пришёл в Храм, нашёл икону, которая нравится более остальных, бухнулся на колени и, не снимая креста с шеи, согрел его в ладонях, а может, даже поднёс к губам и… настроился на разговор с Богом. Ты готов, а Бог – нет. Он не видит тебя, точнее, Он, конечно же, видит тебя на всех планах, но не видит тебя для разговора. Он уже знает все слова, которые ты начнёшь шептать Ему, все просьбы, с которыми обратишься к Нему, все благодарности, которые перечислишь в обмен на Его благосклонность.
Богу этого ничего не нужно, Богу нужен ты, а тебя нет. Есть тело, которое соблюло все приличия в одежде и даже осилило желание остаться дома, хотя можно было и так, и дотащилось до Храма. Есть Эго, разложившее по полочкам все просьбы и выгоды от этого мероприятия. Есть Ум, убедивший, что лишним поход не будет – спрос карман не тянет. Есть Эфир, которому спокойно в этих стенах, а заодно поставим свечку за родственника. Но при всём этом нет тебя как Искры Божьей. Бог не увидит человека, Богу нужен в собеседники Бог-в-человеке.
Ты готов к молитве теперь? Да, вижу, готов. Ты уже не понимаешь, где ты сейчас: в Храме возле любимой иконы, дома в тёплой постели, на берегу широкой реки или высоко в горах. Ты нигде, потому что смог зажечь в себе Искру, и она ослепила всё вокруг. Мир не исчез, ты в нём, но его нет возле тебя, источающего Свет, ты отрёкся от человека-в-человеке и принял Бога в себя на мгновение, на секунду, насколько хватает сил удерживать Его рядом. Вот сейчас Бог видит тебя как потенциал для беседы, как фитиль, к которому можно поднести Огонь и не опалить его до угля, до состояния агрегатного небытия.
Ты подле Бога, Он видит, но не слышит тебя. Ты примерил одежды Света, но произносить Слово нужно Голосом Любви, а её нет в тебе. Ты познал, но знания стираются вместе с перевёрнутым листом Книги Знаний, ты обрёл Силу Знания, но руки твои за спиной скованы цепями самости, и ты не можешь использовать Силу. Освобождённая Искра наполняет тебя Любовью, но дамба страха не пускает её в твою жизнь, в твой мир, в тебя.
Бог ждёт Слова, его нет, долго удерживать воспламенённой Искру без свободной Любви невозможно, и она гаснет и снова засыпает в тебе. Бог не видит Бога-в-человеке, перед ним просто человек на коленях, судорожно сжимающий амулет в руках и шепчущий странные и непонятные ни ему самому, ни Богу заклинания перед изображением, не имеющим ничего общего с оригиналом.
Ты готов к молитве прямо сейчас? Да, вижу, что не готов. Тогда начнём:
– Я не прошу ниспослать мне счастье, ибо не знаю, что это, а если это то, что имею, не смею просить большего.
– Я не прошу ниспослать мне удачу в делах, ибо не знаю, к чему приведут эти дела, а если я делаю всё правильно, то не смею просить большего.
– Я не прошу ниспослать мне здоровье, ибо не знаю, к чему готовишь тело моё, а если оно готово, то не смею просить большего.
– Я не прошу ниспослать мне богатство земное, ибо не знаю, как оно уравновесит богатство небесное, а если я уже богат на небе, так нужно ли просить большего на земле.
– Я не прошу ниспослать мне власти, ибо есть только власть Твоя над всем, а если я властен над собой, то не смею просить большего.
– Я не прошу ниспослать мне прощение Твоё, ибо знаю, что уже прощён, а если прощён я, то прощаю и сам.
О чем же молитва, спросите вы? А вот об этом:
– Ниспошли мне только одно, Господи…
Вставьте в последнюю строчку то, чего желаете истово. Сейчас Бог услышит человека-в-человеке один раз, а захотите беседовать дальше, потрудитесь стать Богом-в-человеке.
Кто знал о приходе Его? Камни знали. Они слышали шаги Его раньше всех. Создатель настраивал их на самые тонкие вибрации, на едва уловимые колебания, их кристаллический слух идеален, и они знали первыми. Растения вслед за минералами поняли, что пришёл Он. Чуткими пальцами корней, струнами стволов, крыльями листьев, облаками крон, всей нервной системой воспринял Мир Растений свежее дыхание Его. Животный Мир учуял с ветрами Великих Изменений принесённый шорох поступи Его, благоухание одежд Его, песнь голоса Его. И только Мир Людей спал. В собственном шуме хвастовства и насмешек, в погоне за миражами из бумаги и картона, в вылечивании боли от самоуязвлённости, Человек пребывал в своём мире с закрытыми глазами и ушами.
Он сразу вошёл в Храм. Куда же ещё, ведь это Дом Его, да и сойти через кресты башен и куполов на крыльях Благодати было удобно. Стены тут же приветственно завибрировали, узнав Его, воздух наполнился небесным ароматом, а виражи, не будь они кристаллами, поплыли, создавая иллюзию движения сюжетов, выложенных на них. Столетний дуб, прапрадед которого помнил Первое Пришествие Его, служащий в Храме сидениями скамеек, размягчил и расправил задеревеневшие волокна. Люди, сидевшие на них, заёрзали от неожиданно потеплевших сидений и потёрли глаза от видений оживших фигур на витражах? Нет, как и пастор, монотонно твердящий о Его скором приходе, никто ничего не заметил.
– Людям, как обычно, нужно Чудо, – вздохнул Он.
Кроме священника в Храме были ещё трое – пожилая пара и семилетний мальчишка. Перед тем, как явить себя Миру, Он решил испытать Пришествие на этой четвёрке…
Пастор оторвал взгляд от псалма и вздрогнул. Перед ним стоял нищий, взявшийся из ниоткуда. Секунду назад у амвона было пусто. Трое прихожан, как сидели, так и сидят в конце нефа с самого начала мессы, шагов он не слышал. Чудо, да и только.
– Кто ты, сын Божий, и зачем здесь? – поинтересовался удивлённый священник.
– Я есмь Сын Божий, ты звал меня, – ответил Он.
Священник стал вспоминать дорогу от Храма до дома. Много попрошаек попадается на пути, но он не подаёт, его дело – собирать. Собирать на Храм, а не раздавать.
– Конечно, конечно, – заторопился служитель церкви. – Я зову всех к Богу, ты можешь сесть и послушать Слово Господне.
– Я есмь Слово Господне, ты Словом этим звал меня, Я пришёл и готов омыть стопы твои, – не отступал Он.
«Руки грязны твои, и не дал бы тебе прикоснуться к ошейнику своей собаки, не то, что к телу», – подумал священник и тут же услышал:
– Чисты и руки Мои, и сердце, так позволь коснуться твоего, ведь за тем и звал меня.
Пастор, закатив глаза и воздев руки в негодовании, упёрся взглядом в икону Спасителя, с которой на него смотрел теперешний собеседник. Священник поперхнулся и опустил глаза на нищего. У амвона было пусто.
– Померещилось, – облегчённо перекрестившись, выдохнул он и, подумав, что надо заканчивать с успокоительными каплями на ночь, продолжил читать псалом:
– Буду славить Тебя, Господи, всем сердцем моим, возвещу все чудеса твои…
Женщина не слушала пастора, она приходила сюда молиться о сыне. Мальчик рос здоровым, подвижным и крепким, ничего не предвещало беды, но с какого-то момента, тогда ему шёл двадцатый год, юноша начал худеть, стал вялым, безразличным к жизни, а затем просто лёг на постель, чтобы десять лет не вставать с неё. Все эти годы безутешная мать каждый день переступала порог Храма с единственной просьбой о сыне.
Вот и сейчас, склонив голову почти до колен, она тихо взывала к Богу о справедливости и милосердии и вдруг почувствовала (да, скорее почувствовала, чем заметила), что слева на скамье, обычно пустой, кто-то есть. Женщина повернула голову и увидела симпатичную девочку-подростка, которая, ничуть не смутившись, произнесла:
– Здравствуй, Я пришла.
– Ты чья, девочка? – изумлённо спросила женщина.
– Я твоя дочь, нерождённая дочь. Ты променяла меня на спокойную жизнь. Спокойна ли ты сейчас?
– Ты пугаешь меня, девочка! – воскликнула женщина.
– Я люблю тебя, мама. Ты просила о помощи, я пришла помочь тебе.
Женщина сидела, сжав губы, руки её тряслись от возмущения.
– Кто надоумил ребёнка на подобные гадости? Соседка, торговка молоком… – она перебирала в голове тех, с кем имела взаимно ненавистные отношения.
– Мама, – продолжала девочка, – нужно Прощение, и он поправится. Только Прощение.
– Пойди прочь, дрянь! – переходя на смесь визга и шёпота, женщина хлопнула себя по колену.
Девочка исчезла.
– Имеющий уши да услышит, – закончил в это время фразу пастырь.
Мужчина сидел рядом с супругой. Они прожили вместе три десятка лет, и последние десять вторым домом для них стал Храм. Всё началось с неизвестной болезни сына. Жена верила в Бога и считала, что может выпросить у Него чудо. Мужчина приходил сюда делать вид. Его давно не интересовали ни больной ребёнок, ни супруга, раньше времени превратившаяся в старуху, ни Бог, в которого он не верил. Сидя рядом с женой, он старательно шевелил губами, изображая молящегося, мысли же его были заняты другим.
Он воображал рядом с собой красивую молодую женщину, смелую в одеждах и дерзкую в речах, такую, чтобы все оборачивались на неё. За спиной раздался глубокий женский вздох, он обернулся и обомлел – на скамейке в свободной позе, закинув ногу на ногу, сидела та, которую представлял себе в грёзах.
– Ты желал меня, и я здесь, – промолвила нимфа.
Мужчина стыдливо покосился на жену, она, отвернувшись от него, разговаривала с какой-то девочкой. Священник также был занят беседой с оборванцем у амвона. Осмелев, мужчина спросил:
– Как вас зовут, богиня?
– Бог, – ответила незнакомка.
– Бога не существует, детка! – хохотнул седовласый ловелас.
– Как пожелаешь, – улыбнулась дева. – Отсутствие Бога в мире – пустота в сердце и… – она улыбнулась ещё раз, – пустота вокруг.
Мужчина заморгал от удивления, глядя на пустую скамейку.
Через проход, подобрав под себя ноги, на скамейке примостился мальчик. Он не видел ни нищего, ни девочки, ни взрослой леди – он видел Свет. Над алтарём сияло маленькое солнце. Оно не жгло и не слепило. Это был Бог. Мальчик приходил в Храм познакомиться с Богом, каждый раз он просил Его прийти, больше ничего. Сегодня Бог пришёл именно таким, каким видел Его мальчик в своих мыслях. Он заворожённо смотрел на Свет, не в силах оторвать взгляда.
– Иди ко Мне, – сказал Бог.
Мальчик поднялся и, не отрывая глаз и боясь упустить Свет, направился к нему. Неспешен был шаг его.
– Стой, – вдруг услышал он. Свет погас. – Не надо вставать с места во время мессы вернись назад.
Священник назидательно покачал головой.
– Не мешай мне, мальчик, вести вас, заблудших, к Богу.
Мальчик сидел на ступенях храма. В ногах у него стояла жестяная кружка, на дне которой лежали три мелкие монеты – весь сегодняшний улов. Он лениво смотрел на прихожан, открывающих двери Дома Господня то в одну, то в другую сторону, при этом лица их не меняли выражения. «Зачем они приходят к Богу, если ничего не выносят из общения с Ним?» – думал он.
Мальчик приходил сюда просить милостыню каждое воскресенье, и каждое воскресенье картина мира для него оставалась неизменной. Люди проплывали мимо поодиночке, парами, иногда группами. Они жестикулировали, шевелили губами, открывали рты и тряслись при этом, но всё происходило в полной тишине, тишина была с ним всегда. Мальчик родился глухонемым. Он не знал о мире ничего. Не слыша речи, не владея ею, он жил на острове собственных умозаключений среди океана людей и тем не менее без них. Бог лишил Мальчика слуха и голоса, но взамен вручил Дар – Мальчик видел Ангелов. У каждого над головой, чуть сзади, как опахало, парил Ангел. Внешне они совсем не походили на тех крылатых существ, которыми был украшен неф храма. Ангелы напоминали те белые овалы, которые улыбчивые пышногрудые торговки носили в корзинах и обменивали на монетки, отчаянно размахивая руками, только цвет их был мягче и лучистее.
Своего ангела Мальчик увидеть не мог (попробуйте разглядеть, что у вас чешется на загривке), но ощущал его присутствие. Ангелы всё время меняли окраску, добавляя в неё различные оттенки, так они разговаривали, но Мальчику ангельский язык был недоступен. Однажды, в трёхлетнем возрасте, он мысленно попросил своего Ангела показаться, и перед глазами проявилась молочно-голубая сфера.
– Это ты? – удивился Мальчик.
Сфера дрогнула, и еле заметная волна прокатилась по ней сверху вниз.
– Ты сказал «да»? – догадался Мальчик, сфера повторила вибрацию.
– А как будет «нет»?
Ангел прокатил волну слева направо. Контакт был установлен. К семи годам Мальчик узнал о своём мире почти всё, что знали его сверстники, используя вопросы, на которые Ангел отвечал да или нет, а к одиннадцатилетию научился понимать значение цветов тел Ангелов и свободно трактовал их изменения на свой язык. Его остров приподнялся над океаном людей и оказался в океане ангелов, но разговаривать Мальчик мог только со своим Ангелом, другие его не слышали, и здесь он пребывал на острове.
Отец, списанный на берег канонир корвета «Неуступчивый», по причине потери левой ноги в бою с испанским пиратом у мыса Горн, имел застенчивого Ангела, который заливался слабовато-зелёным свечением при встрече с сыном, что означало извинения, но когда Мальчик обращался к Отцу с просьбой не делать этого, свечение не менялось – его не слышали.
У мамы, в молодости настоящей красавицы, а ныне высохшей телом от тяжёлой работы прачки и сердцем от полумужа и полусына, был смирившийся Ангел. Мальчик за одиннадцать лет никогда не видел изменений ровного пепельного цвета её сферы.
Шесть дней в неделю он ходил с матерью на работу, подносил корзины с грязным бельём, забирал постиранное, отяжелевшее от воды, и волок их на просушку. Мизерного жалования прачки не хватало сводить концы с концами. Отец, хоть и устроился помощником кузнеца, пропивал всё: и свой заработок, и то, что не успела спрятать жена. Такая жизнь и привела Мальчика сюда, но не в храм, а к дверям его, на паперть. Место подле Дома Господня считалось хлебным. Попасть в общество местных попрошаек едва ли не сложнее, чем войти в высший столичный свет, но его пустили, видимо, из-за того, что он был единственным настоящим убогим. Их Ангелы, окрашенные в серо-коричневые тона стыда, с радостью приняли осветлённую сферу, и поэтому земные подопечные остались равнодушны к его вторжению.
Несколько месяцев назад Мальчик заметил изменения в постоянной картине мира. Причиной тому был молодой человек, точнее, его Ангел, стоящий в тени старого тиса, прямо напротив главного входа в храм. Бледно-голубая сфера окаймлялась зелёной полосой долга и фиолетом памяти, внутри сферы искрило жёлтым. Такие искры Мальчик видел у парочек, которые прижимались друг к другу не только плечами, но и губами, он знал, это любовь, но долг и память не давали ей вырваться у человека под тисом. Ближе к полудню в храм собиралась хорошо одетая публика. Эти люди не приходили пешком, их привозили на повозках и помогали сойти, хотя они не походили на калек. В одной из таких колясок привозили немолодую чету и их юную дочь. Всякий раз при её появлении молодой человек оживлялся, а его Ангел наполнялся золотым фейерверком. Салют заканчивался с исчезновением девушки за дверями храма и возобновлялся с её появлением. Она, в свою очередь, что-то искала глазами вокруг и не находила, её оранжевый Ангел трепетал от ожидания.
В последующие воскресенья, в течение трёх месяцев, всё повторялось, движение в движение, цвет в цвет.
Сегодня Мальчик не выдержал и обратился к Ангелу:
– Ты понимаешь, что происходит?
Ангел вспыхнул.
– Он задолжал ей признание, которого она ждала всю свою жизнь.
– Какую жизнь, она слишком юна! – удивился Мальчик.
– Прошлую. В нынешнем воплощении Её душа должна была получать опыт в мужском теле, но намерение дождаться было столь велико, что Она снова женщина.
– Почему Он не признался Ей тогда? – с любопытством спросил Мальчик.
Ангел завибрировал всеми цветами радуги.
– Их разлучила смерть. Он спешил на свидание, но был убит на дуэли.
– Кто же убил Его?
– Ты, – осветился Ангел, – и я. Я отвёл его выпад, и ты смог из защиты нанести смертельный укол.
– Что было потом? – спросил Мальчик серьёзным тоном.
– Она ничего не знала о дуэли, Он просто не пришёл на свидание, и Она ждала. Кстати, Он, как и Она, должен был поменять опыт, – Ангел приглушил расцветку.
– Что же, они проживут свои жизни впустую? – с досады Мальчик пнул кружку, и монетки выкатились из неё. Сидящий рядом слепой ловко подхватил одну и, довольно осклабившись беззубым ртом, сунул её в карман.
– Чтобы выполнить свои задачи, им нужно покинуть земной план и вернуться уже в новом обличии, – ответствовал переливами Ангел.
– Как же это сделать?
– Нужно Его признание. Она ждёт, и если это случится, узел развяжется.
Мальчик долго молчал, слепой утащил оставшиеся монеты и начал прицеливаться на кружку.
– Получается, я завязал этот узел, – наконец вымолвил он.
– В этом узле три судьбы, ты здесь ради них, но и они ради тебя, – Ангел озарился философским белым.
– Если мы развяжем узел, я тоже … умру?
Ангел улыбнулся восхитительным оранжевым.
– Ты получишь новое, прекрасное тело золотистого свечения и, если захочешь вернуться сюда, выберешь и родителей, и пол, и облик.
– Мне очень страшно, что если у нас не получится?
Ангел вернулся на спокойный философский.
– Узел затянется сильнее, и всех троих ждёт жизнь, полная испытаний, сводящих вас троих вместе в тяжёлых условиях. Но твой выбор никто не осудит, – добавил он.
– Знает ли Она… или Он, что нужно делать?
– Нет, они не слышат своих Ангелов.
– А их Ангелы знают?
– Да, они знают, и их главная работа – создать условия и направить хранимых, – Ангел опустил белую пелену, то есть сложил крылья.
Вечером Мальчик понёс домой пустую кружку. На углу храма к дубовому кресту была приколота бумага, прочесть которую он не умел, но, завидев в углах изображения румяных детишек с луками и стрелами, рассмеялся.
– Вот этот, в правом углу, немного похож на тебя.
Ангел завис над крестом и приобрёл серо-синий цвет тревоги.
– Что там? – спросил Мальчик.
– В ближайшее воскресенье венчание нашей подопечной, но не с нашим подопечным. Затем торжество, пушечный салют и отплытие в столицу.
– Она выходит замуж за другого?
– У нас остался один шанс, – и Ангел добавил серого в свою расцветку…
В назначенный день площадь перед храмом была забита людьми. Жених ожидал прибытия невесты, и его волнение передавалось толпе. Напряжение возрастало, и многие Ангелы подкрасились красноватым оттенком. Наконец, коляска с прекрасной девушкой подкатила к ступеням. Мальчик наблюдал за тисом. Молодой человек занял пост с самого утра, но ни разу не шевельнулся, ничем не обнаруживая своего присутствия, никак не выражая чувств. Зелёно-коричневый обод накрепко сковал искры любви.
– Он не может решиться, – констатировал белый философ, парящий за спиной у Мальчика.
– Вижу, – ответил Мальчик. – Он не может, смогу я.
Венчание закончилось, двери храма распахнулись, и на пороге появились молодожёны. Толпа приглашённых гостей и обычных зевак восторженно взревела. Шафер поднёс жениху шкатулку, и тот, обведя площадь надменным взглядом, открыл её и начал бросать в толпу серебряные монеты. Людское море вскипело: кто-то ловил своё счастье на лету, кто-то искал его на земле, а кто-то и в чужих карманах. Мальчик рванулся внутрь круговорота, чудом уворачиваясь от рук и ног, безжалостно расчищающих путь к лёгкой наживе. Ангел только и успевал сигналить ему – ниже, правее, левее. И вот, получив барабанную дробь пинков и тумаков, Мальчик вынырнул на площадку прямо перед невестой. Вблизи Она была ослепительна. Бесконечное белоснежное платье, расшитое камнями, сверкало на солнце. Аромат масел и цветов окружал Её одурманивающим облаком, всё в Ней звучало праздником, кроме глаз. Они были ищущими, ожидающими чего-то или кого-то.
Не теряя времени, Мальчик замахал руками, указывая в сторону тиса. Он кричал: «Он любит вас, Он любил вас и тогда, это я помешал Ему прийти к вам. Простите меня». Его Ангел плакал, как плачут Ангелы.
Следуя движению его руки, Она посмотрела на тисовое дерево, под деревом никого не было. Минуту назад Он, увидев Её в подвенечном наряде, упал замертво, успев прошептать: «Я люблю Вас». Врождённый порок остановил сердце, но Его Ангел, повинуясь посылу, устремился навстречу Её Ангелу, последовавшему, в свою очередь, за её взглядом, и они слились над площадью в ярко-жёлтое солнце. Невеста проснулась, Она вспомнила нечто, заставившее её сердце биться от неведомого счастья, и стала искать глазами мальчика, указавшего Ей на это нечто, но обезумевшая от серебра толпа уже сдёрнула его со ступеней, оттащила, распяла и раздавила. Прижатый к стене храма, он отдал последний воздух из лёгких на призыв о помощи, но крик немого – тишина. Мальчик задохнулся в тот момент, когда Она обрела потерянное. К ступеням подали роскошный фиакр, отделанный слоновой костью и позолотой, запряжённый четвёркой вороных. Свадебная процессия двинулась к нему. Теперь невеста улыбалась по-настоящему, такой её видели впервые и мать с отцом, и новоявленный муж, не догадываясь, что улыбается Она двум солнцам над головой. Все расселись, и фиакр помчал их в сторону порта.
Днём ранее отец Мальчика получил срочный заказ. К воскресному торжеству какая-то шишка из Адмиралтейства заказала новую ось для фиакра. Обещанное вознаграждение превосходило всё мыслимое, и кузнец на радостях, забрав аванс, напился до беспамятства, оставив помощнику работу. Отец, чертыхаясь, принялся за дело, раскалил заготовку и принялся молотом формовать её. Примерно на середине работы в порту трижды ухнуло береговое орудие, то означало солидного гостя. На улице зашумели, застучали по мостовой каблуками. Кузнец выглянул в окошко – на рейде стоял красавец-фрегат. По парусам опытный морской волк узнал в нём стодвадцативосьмипушечный флагман «Королева Виктория». Он видел его в деле собственными глазами шесть лет назад в Ла-Манше. «Королева Виктория» настигла французский корвет левым бортом и дала залп картечью. Когда дым рассеялся, стало видно, что француз потерял весь такелаж и теперь обездвижен. Командор выполнил оверштаг и разрядил правый борт тяжёлыми ядрами. Не пробило и двух склянок, как корвет очутился на дне. «Прекрасная победа, и её надо отметить», – пробурчал кузнец, подхватил костыли и поплёлся к ближайшей таверне. Ось остывала на наковальне. Через несколько часов он у дверей своей лачуги вспомнил о заказе и, проклиная всё на свете, в том числе и «Королеву Викторию», заковылял в кузню. Разогрев остывший пруток, бывший канонир начал рьяно колотить по нему молотом, отчего в средней части оси образовалась трещина. Деталь забрали затемно и не глядя установили на фиакр.
Поворачивая у дома губернатора, построенного в викторианском стиле, левое колесо угодило в выбоину между камней, ось лопнула, и фиакр выбросил из своего мягкого чрева девушку. Её Ангел был далеко, на площади, и не помешал мостовой стать для неё брачным ложем навсегда…
Он стал Ею, Она стала Им, они вместе определили своё время и место. Мальчик получил дар слышать и говорить и выбрал себе родителей – Её и Его.