Роман Воронов
Мой Армагеддон
Эхо
1
Адам, обгоняя стремительных косуль и гордецов оленей, несся по Райскому Саду, голова его была наполнена очень важной мыслью, которую он хотел поведать Отцу как можно скорее, и посему первый человек не обращал никакого внимания на то, куда ступали его сильные стопы, тем более что под ногами расстилался ровный, мягкий ковер идеальной травы. Тем неожиданнее для Адама оказалась встреча с торчащим из земли корнем, что, в свою очередь, после случившегося столкновения вытянулся в черный, блестящий шнурок и, удовлетворенно зашипев, убрался восвояси. Что же касается незадачливого спринтера, то он, удивленно распахнув голубые глаза, со всего маха влетел, подобно странному, зачем-то хаотично машущему конечностями, кувыркающемуся снаряду прямиком в муравейник…
Райские муравьи не кусаются, у них напрочь отсутствуют челюсти и способность обижаться, но все их многочисленное сообщество испытало крайнее удивление по поводу столь неожиданного и весьма разрушительного вторжения.
Адам вскочил на ноги как ошпаренный и совершенно справедливо возопил, причем истошно, смахивая с обнаженного тела мечущихся в испуге «пассажиров». Естественно, звуковая волна, достигнув ближайшего препятствия, коим оказался фонтан с Живой Водой, отразилась от него и, в слегка измененном состоянии, вернулась обратно.
Пораженный первочеловек прекратил лупить себя по бокам и ягодицам и ошарашенно произнес:
– Что это?
– Эхо, – ответил ему Отец, возникший за спиной и аккуратно снимающий с лопаток Сына своего напуганного до полусмерти муравья.
– Я хочу еще раз услышать эхо, Отец! – восторженно прокричал Адам, выплевывая изо рта почти задохнувшегося насекомыша.
– Это не сложно, – ответил Отец, повторно вдыхая жизнь в маленькое, черное тельце.
– Нужно снова прыгнуть в муравьиную кучу? – поморщившись, спросил Адам, с опаской и неприязнью оглядываясь на разворошенный им дом.
Отец, сияющий ярче самого света, рассмеялся:
– Нет, достаточно разрушений с тебя. Для того, Сын Мой, чтобы услышать Эхо, нужно Слово и Мир, отражающий его.
– Ты для этого сотворил Землю? – Адам, умиленно взглянул на Отца, изобразив на лице гримасу внимающего строго и с почтением.
Всевышний с любовью (а как же иначе) взирал на свое творение: упругое тело Адама дрожало от нетерпения, а пытливый, ненасытный ум требовал немедленного ответа.
– Земля и есть Эхо, отражение Слова Моего изначального.
– От чего же отразилось Слово твое, Отец? – Адам потер лоб, а заодно и ушибленное колено.
– От пустоты, – просто сказал Всевышний.
Адам не понял, но его разум требовал движения, бурного течения мысли, вопросы клокотали внутри и искали выхода:
– А я тоже отражение?
Отец утвердительно кивнул головой:
– Да, ты тоже Эхо.
– Чье? – Адам прыгал на месте, как непоседливый, требовательный ребенок, просящий то, что приглянулось.
– Мое, – снова просто сказал Отец, и сияние его ослепило первочеловека.
2
Адам смотрел на Бога не отрываясь, Его рисованный лик был строг и величествен, но неизвестный автор, надо полагать, добрый малый, чуть подправил вверх уголки канонических губ и добавил морщинок у глаз, отчего Всевышний на иконе «очеловечился», и казалось, наконец-то спустился с Небес на землю.
Бога в деревянном окладе Адаму подарил отец, священник более чем скромной церквушки, затерявшейся среди апельсиновых деревьев и оливковых рощ, в самом центре благодатной долины, отгороженной от всего мира тремя горными хребтами. Имя, столь редкое в этой местности, священник дал сыну не раздумывая. Одна дальняя родственница, прибывшая на крестины младенца, игриво поинтересовалась у молодого отца:
– А если бы родилась девочка, ее назвали бы Евой?
На что священник, готовившийся начать таинство крещения, мгновенно ответил:
– Малышку точно не нарекли бы вашим именем, дабы не омрачать ее будущее, пусть и малейшим сходством с вами.
Надо отдать должное родственнице, она не обиделась, напротив, громко рассмеявшись, звонко расцеловала мальчика.
Адам частенько, оставшись наедине, предавался одному увлекательному занятию. Он не просто созерцал лик Божий, он разговаривал с Ним. Вот и сейчас, не отрывая взора от ярко-синих очей Всевышнего, он, как обычно, заговорил вслух:
– Нет схожести в нас, Господи, кроме той, что, подчинившись скудному разуму художника, водила его рукой, наделяя Тебя, Непостижимого, чертами человеков, недостойных Имени Твоего и Слова. Коли я, а так говорит отец мой (Твой служитель), как и все люди, дитя Твое, отчего отстою так далеко от стоп Твоих, зачем помыслы мои так мелки и скабрезны, когда мог брать от Планов Твоих, к чему выискиваю в себе хоть кроху жалости к бездомной собаке или комару, выпивающему кровь мою, прежде чем раздавить его, когда Ты полон Любви ко всему сущему, и я мог бы испить ее от щедрот Твоих?
На что Господь, не открывая рта, намалеванного на подложке, ответил:
– Вопросы, Сын Мой, порожденные сознанием, отразившись от него, дадут ответы.
– Как эхо? – Адам до боли в пальцах сжал оклад.
– Все есть Эхо, – откликнулся Бог, и юноше показалось, что Он заговорщицки подмигнул.
Адам потер глаза, краски, уложенные особым образом на деревянное основание, являлись сейчас Всевышним для наблюдателя, но заставить «моргнуть» безжизненную материю могло только его сознание.
– Это я и имел в виду, – прозвучал голос Бога, подтверждая догадку Адама, – под словом «Эхо».
– Значит я, – прошептал юноша, поднимая над головой икону, – есть Ты, но в отраженном от моего же сознания виде.
Будь сейчас изображение перед глазами Адама, он явственно увидел бы, как нарисованный Бог улыбнулся. Юный исследователь собственной души, прижав Всевышнего к сердцу, зашагал по комнате, меряя расстояние между углами, морща при этом лоб и яростно вращая обезумевшими глазами.
– Я понял, Господи, – твердил он как в бреду. – Ты, Непостижимый Идеал, Незапятнанный Абсолют, Чистейшая Первозданность, Слово Истины, Звучание Высочайшее, сделав Великий Выдох Самое Себя, сотворил Мир, который есть Эхо Твое, отражение Сути Первоначальной от Антисути, задуманный Твоим же Планом.
Адам снова взглянул в глаза Всевышнему:
– Ты намеренно начал отражать себя от антимира, чтобы познать, как будет меняться Эхо всякий раз и как оно станет затухать.
«Красочный» Бог поправил юношу:
– Я намеренно разделил свою Суть на части, что, впрочем, не сильно меняет смысл, познание – всегда расчленение, единое никогда не познано.
Адам тяжело дышал, икона обрела вес огромного валуна, руки молодого человека тряслись, в глазах потемнело. Уже теряя сознание, он выкрикнул Всевышнему:
– Ты сотворил Антимир, который, отразив тебя, породил нас. Зачем?
3
Зачем? Этот вопрос обжигал нутро Иуды всякий раз, когда пальцы его касались горсти монет, позвякивающих в кармане пугающим набатом при каждом шаге. Страшная плата превратилась в невыносимый кошмар, и ее обладателю казалось, что он, все еще продолжающий дышать и двигать ногами, на самом деле мертв. Перед глазами, переставшими источать слезы, стоял Учитель, обмененный на …
Иуда в который раз опустил руку в карман и застонал от муки, снедающей его душу. Тяжесть сотворенного им обесценила мир, обессилила тело, опустошила землю и обезлюдила все вокруг него, только одинокая осина на каменистом склоне встречала согбенного путника, да и та трясла своими ветвями, то ли от страха, то ли от негодования.
Иуда, остановившись на миг, бросил взгляд на Иерусалимскую стену, вздохнул, как человек, принявший сложное, но неотвратимое решение, и направился к дереву. Под осиной, зажатый меж двух валунов, лежал сдохший осел. Бедное животное испустило дух намедни, неподалеку, и хозяин не придумал ничего лучше, чем оттащить труп к дереву, в сторону от дороги, дабы не связываться с его погребением в каменистой земле.
Иуда, вроде бы, не удивился находке, но отупело уставился на осла. Его вывернутые наружу губы, обнажившие крупные желтые зубы и уже почерневшие десны, облюбовали мириады «могильщиков» – злобно и алчно жужжащие мухи, успевшие отложить личинки, деловитые муравьи, снующие по раздутому на жаре брюху, и жирные слепни, вонзившие в поры нетерпеливые хоботки.
– Господи, – простонал Иуда, – ведь это же я.
– Ты об ослике, Иуда? – раздался Глас Небесный. – Или о мухах?
– Мне думается, я и то, и то, – слезы, казалось, уже выплаканные, снова потекли по впалым щекам.
– Нет, Иуда, – Глас был наполнен любовью, – ты есть другое.
– Что же, Господи, может быть ужаснее падальщика, пожирающего собственную плоть? – руки Иуды тряслись в унисон с листьями осины, в тени которой он стоял.
– Иуда, ты – отражение Христа, Сына Моего, в тридцати сребрениках. Эхо, отраженное корыстью тридцать раз «трансформирует» Христа в Иуду.
Осина перестала дрожать, человек под ней схватился руками за голову, словно пытаясь расколоть свой череп, эту несчастную скорлупу, скрывающую внутри благостную мякоть, Истину, ту суть, что всегда рядом, но не видна или предаваема.
– Господи, – возопил несчастный, – так что же я на самом деле?
– Ты для Христа, что и Адам для меня, – Глас источал мягкость и сожаление.
– Адам предал тебя? – поразился Иуда.
Глас «всколыхнулся»:
– Ты это тридцатикратное понижение вибраций Христа, Адам понизил Мои вибрации много больше, но вы оба – часть Плана, часть Мира, часть Меня.
– Что же делать мне, Господи?
– Дорога назад, ко Христу – тридцать воплощений, тридцать прощений предательства тебя тех, в кого поверишь более других.
– Какой же «долг» надобно вернуть Адаму? – прошептал потрясенный Иуда.
– Он в каждом, живущем на земле своем потомке, – коротко ответил Глас.
Наступила тишина такой глубины и силы, что Иуда догадался: Господь оставил его. Он еще раз взглянул на осла, достал нож, отсек у животного хвост и, подумав, высыпал из кармана все монеты. Оставалось только выбрать подходящий сук.
4
Подходящий сук, судя по всему, ветку осины, срезанную вчерашней грозой, старик заприметил издалека. Ельник, через который держал он свой путь, измучил больные ноги сухими корнями, словно чьей-то рукой выволоченными из земли и закрученными самым непредсказуемым образом. Обретенный посох, слава тебе, Господи, был хорош по росту и достаточно крепок, чтобы отшельник мог опереть на него вес тела. Путник перекрестился на редкий луч солнца, нашедший окошко среди плотного лапника высоченных древ, мокрых и хмурых, и, шагнув вперед, предался размышлениям.
«Долгие годы отшельничества потратил я на усмирение плоти и очищение разума, тысячи дней и ночей одиночества, сомкнувшего уста мои и утихомирившего беснование мыслей, и все ради одной цели – обратиться к Богу. Труд сей тяжел, но упорствовал я в достижении поставленного, оттого ныне сознание мое, подобно озеру, воды которого не тронет ветер, и некому бросить камень на гладь его, дабы шевельнуть зерцало, отражающее Небеса. Господи, осталось одно, что мешает мне обратиться к тебе, не как к Владыке, но как к равному. Покой, желанный и обретенный мною, говорит об имени, не том, что ношу в миру, а том, коему следовало бы быть, и только нареченный им смогу стать подле Тебя».
Старик остановился, осиновая ветка уткнулась в зеленый ковер мха, ельник, вздыхающий макушками, облепленными молодыми, сочными шишками, затих. Всевышний не торопился с ответом, и отшельник, задрав полу длинной рясы, двинулся дальше, обратив мысли к пустоте.
«Душа отражает Слово Божие, – отозвалась пустота, – будучи искаженная содеянным».
«Стало быть, – продолжил уже сам старик, – человек есть эхо Его».
«Душа же, – снова вступила в разговор пустота, – обремененная грехом и награжденная добродетелью, имеет имя от Создателя, и оно не то, что дается родителями новорожденному младенцу».
«Откуда же знать отцу земному, как душу нарек Отец Небесный?» Старик зацепился за корень, но посох удержал его от падения.
«Земное имя человека – «включилась» пустота, – есть вибрационный код обращения, доступа, к душе, вызов на связь. Создатель взывает к своей Частице Именем, данным им, а душа молится от другого имени, земного».
«Оба не слышат друг друга», – прошептал вслух отшельник, отчаянно продираясь сквозь заросли бузины.
«Слышат, – возразила пустота, – но, искажая Истину вторично, на кармическое Эхо накладывается Эхо имени».
Покончив с бузиной старик, окончательно выбившись из сил, присел на поваленный еловый ствол.
«Значит, не зря я искал имя свое столько лет, искал, да не смог подобрать, ибо звучание его ведомо только Всевышнему».
Отшельник бухнулся на колени, прямо в сырой слой пожелтевших иголок и простонал:
– Имя мое, Господи, открой мне.
И оттуда, сверху, где касались колючие верхушки беспокойных ладоней северных ветров, прозвучало сильно и величественно:
– Сын мой, имя тебе дам…, – а лесное эхо подхватило, цепляясь за ветви и уворачиваясь от поросших ягелем стволов: – Адам, Адам, Адам…
Во сне
Все гораздо проще, чем кажется на первый взгляд, а если отбросить традиционные, набившие оскомину обороты и назвать вещи своими именами, проще, чем подсунутая под подушку коллективной эго-программой мистическая догма о непостижимости человеческого бытия внутри сновидения, и можно с уверенностью сказать – душа, зажатая рамками плотного тела наподобие бутона, распускается особым четверолистником именно, и только, во сне.
Просто? Конечно, просто. В то время как биологическая оболочка пребывает в неге, зализывая дневные раны и восстанавливая разрушенное собственными руками, душа, освобожденная от оков, словно рыба, попавшая в сети и вдруг, совершенно неожиданно нашедшая выход из тенет самым благостным образом, приступает к «возделыванию почвы», куда падут «семена будущих денных свершений». Неутомима она в трудах своих, ибо в этот момент истинно свободна, а значит, приближена к Истоку, побудившему ее к существованию, наполнившему Суть ее и ткань частию Себя. Неумолима тяга ее к действию в период, определяемый в физическом мире как сновидение, ибо Сам Исток, основа Сути ее, подвижен в покое и покоится в движении.
Но в стремлении к Истоку душа, пребывающая под Контрактом, не отрывается от биологической оболочки и, покинув «стены храма», не отлучается далеко, поэтому-то человек видит и помнит сны, что один «лепесток» всегда на ступенях и никакой ветер не сгонит его прочь. Имя этому аспекту души – Визионер, он же Наблюдатель, или, если угодно, Повествователь.
Роль этой части души пассивна, на «знаменах ее изображена» нейтральность, горизонтальная линия, не склоненная ни в одну сторону, делящая нечто целое пополам, устойчивая в своем положении невмешательства. Визионер связан с физическим мозгом, по этому каналу идут молитвы снизу вверх, а энергия сверху вниз. Этот аспект – «парящий» мост, связующий Землю с Небесами, коленопреклоненную плоть с Сияющим Ликом.
Рыба, вырвавшись из сетей, устремляется к поверхности именно по этому лучу света, пробивающему толщу воды, оставляя за собой вереницу пузырьков, лопающихся, один за одним …во сне.
Второй «лепесток бутона» души Наблюдатель покажет сновидящему, только опустившись на корточки, ниже линии баланса. Это Ребенок, Искра Божья.
Бегай такой мальчик по двору со сверстниками, взрослые, глядя на него, непременно сказали бы:
– Какая повышенная открытость у этого ребенка и целеустремленность.
А приди он в класс, Учитель отметил бы про себя невиданный потенциал роста.
«Ребенок» (как аспект души) есть полное подобие Изначального, посему он всегда находится в нижней позиции, для более высокого «прыжка». Его роль в структуре построения «бутона» – Познающий, это активная позиция, он – начало «парящего» моста, его «Родитель», Исток – окончание.
Рыба заходит в сети не по глупости своей или безразличию, но в поисках корма, в надежде обретения Ребенка, Изначальной Истины, того, ради чего стоит опускаться на глубину, в самую бездну …сна.
Закрой глаза. Здесь – мгновение, а теперь открой их Там (внутри сновидения) и первое, что узришь, – третий «лепесток», Эго души, кредо которого – Защитник. Этот аспект всегда рядом, но не обольщайся, не на линии баланса, а за ней – сложная часть души, с повышенной дуальностью. Глядя на свое отражение в «зеркале», за чертой, сумей найти силы, чтобы честно перечислить качества того, что видишь – сомневающийся, сопротивляющийся, гиперактивный, враждебный ко всему внешнему и необоснованно дружелюбный к себе.
Рыба возмущена поведением той части себя, что привела в сети, и именно Эго выискивает брешь, а найдя ее, приписывает заслуги полностью себе и не сильно стремится наверх.
Эго и Визионер – парные «лепестки», они первые схлопываются в «бутон», когда приходит время покидать …сон.
Теперь, глубоко вдохнув шлейф сказанного, молекулы которого затронув соответствующие рецепторы, отправили в мозг возбуждающие сигналы, можно утверждать, что и у Ребенка имеется своя пара, четвертый «лепесток» души. Здесь Визионер, как ни задирай глаза вверх от линии баланса, не узришь последнего аспекта, ибо имя ему Невидимка. Он – самый сложный и таинственный участник «квартета», кредо его – искуситель, провокатор, зачинатель.
Если настроиться на его волну, Наблюдатель сможет услышать что-то вроде – пустота, антиматерия, антимир.
В этой части души все не очень просто, но в качестве подсказки, некой добавки, возбуждающей интерес к процессу умозаключений по этому поводу, скажем – четвертый «лепесток» есть Непознанная часть Создателя, не внешним исследователем, а Им Самим.
Рыба в принципе обрастает плавниками для обеспечения движения не важно куда, благодаря наличию этого аспекта.
Ну разве это не просто? Нет? Но ведь ты наверняка уже догадался, что пара «лепестков» Ребенок – Невидимка первой раскрывает «бутон» при вхождении в … сон.
Механизм подобного действия заложен в их антагонистической природе, разность потенциалов между «Познающим» и «Пустотой» создана Творцом для движения Его Сути по Пути самопознания. Ничего не напоминает?
Ну, конечно же, Крест. По своей сути, сновидение, «развертывание бутона», – это процедура наложение креста, вот только истинным (правильным) образом, от «Ребенка» к «Непознанному», то есть снизу вверх, она проводится … во сне.
Стоит задуматься, отчего душа, запертая в тканях тела, делает это наоборот, от Невидимки к Ребенку, и вот еще задачка для особо въедливых – почему в одной религии существуют два течения, накладывающие крест по-разному, от Эго к Визионеру и наоборот? Кстати, ответ на этот вопрос может раскрыть для исследователя новые горизонты … во сне.
Мы же вернемся к сновидению, а точнее, к пространству его, так сказать, месту действия. Здесь так же все не сложно. Первый «лепесток», вотчина Визионера, привязан к «человеческому храму». Его сфера влияния или обитания – околоземное пространство, ограниченное физическим пребыванием в данный момент сна тела. Эго-лепесток погружен в сферу личных интересов, пространство действия этой части души может быть неоднородным – разные места, люди, обстоятельства, но все должно быть подчинено интересам и пользе аспекта.
С Ребенком все легко: его обитель – это Рай, то самое место, откуда он родом и коего он никогда не покидал (Адама увела из Эдема Эго-программа, если вдруг вы подумали о нем).
О сфере Невидимки говорить сложнее, ибо это антиматерия, непознанная часть Создателя, посему просто упомянем ее, и на этом все.
«Разделившаяся» душа не познает себя в отдельных пространствах (сферах), сновидение – лучшее место для их объединения. Сложно ли осознать, понять, увидеть совмещение сфер? Нет, не сложно, нужно просто отказаться от принципов восприятия трехмерного мира, того измерения, в котором пребывает твое тело (но не сознание).
Что же дает такое знание? Понимание того, что есть сон. Во сне ты покидаешь Рай, что, собственно, весьма подробно описано в Библии, и отправляешься к Непознанному, но, достигнув определенного потолка, сообразно потенциям души, ее «эволюционному весу», опускаешься, возвращаешься в равновесное состояние, на линию баланса, вот только кто-то начинает движение от Наблюдателя к Эго, а кто-то – в обратную сторону.
В первом случае информация от Непознанного попадает сначала в «руки» души-Наблюдателя, которая затем передает ее (информацию) Эго-аспекту в полном объеме. Во втором – информация от Непознанного замыкается на Эго, а уж какая ее часть будет выделена из «центра» Визионеру – большой вопрос. Первый путь – духовность, второй – корысть. Делайте выводы … во сне.
И уж совсем просто понять, как тебе управлять своими сновидениями. Имеются две (кто бы сомневался в нашем-то мире) возможности. Либо разум, не без помощи и подсказки, подчиняет себе Визионера и, манипулируя «плавниками», контролирует действие видения или прерывает его по желанию, меняя пассивную, наблюдательную функцию аспекта за счет излишков активности Эго. В этом случае процесс познания ограничивается страхами испытаний, ленью преодоления и несовершенством узкого видения Защитника. Рыба, способная подняться выше, отвлекается на приятную, но малозначимую приманку.
Либо Визионер передает в мозг чистую картинку, удерживая себя в полном балансе, соблюдая при этом свои компетенции просто «очей души», отдавая на аналитику все и всем, что положено.
Рыба двигается напряжением тела и сокращением воздушного пузыря, отдавшись инстинктам, заложенным в ее суть Создателем. Это истинная гармония с собой и окружающей средой, душа творит то, чему предназначена … во сне.
Ну, а если ты готов «забыть» обо всем, чему учили в проявленном мире и что там же видели твои глаза, можем поговорить о присутствующих в сновидениях, на «театральных подмостках» иных актерах, душах других сущностей.
Кто они, персонажи твоих снов? Ответ прост (как и все в этом повествовании) – кому-то очень надо, есть те, кому не лень, а вообще, лезут всякие.
Интерференция (взаимодействие) чужих «сфер» происходит через пространство Невидимки. Он искуситель, подсовывающий «яблоко» и ясно, почему – Эго закрыто для чужих, Визионер «стоит на берегу», наблюдая течение событий безучастно и бесстрастно, а Ребенок, открытый ко всему и ничего не страшащийся, блокируется Защитником. Поэтому во снах ты (глазами Визионера) беззащитен, безоружен, слаб и вынужден пугаться и прятаться, о чем так истово «нашептывают» из сферы Эго.
Открытым остается только верхний канал Невидимки, отсюда выражения – «провалиться в сон» и «падать во сне».
Рыба, покинувшая сеть и вставшая на плавник в ожидании, имей в виду, что все – и корм, и угроза, – приходят «сверху», и я, если у тебя остались вопросы, появлюсь оттуда же. Встретимся … во сне.
