Оказавшись в земной атмосфере, Сотот завис над крупным мегаполисом. Летающий храм Йеба позволял видеть всё, что творилось внизу. А там было, на что посмотреть. Сошедшая с ума тектоника буквально сожрала город. Сотот наблюдал, как проваливаются под землю одни городские районы и взмывают скалами вверх другие. Техносфера подобно налёту пыли стиралась с поверхности дланью армагеддона. Гул земли был подобен дьявольскому рёву, приглашающему человечество в ад.
Летающий храм часами парил над поверхностью, чтобы древнее божество Йог-Сотот увидело, как катаклизм объял всю заселённую поверхность планеты. На его глазах страшные цунами сносили мегаполисы, а вулканы разрывались на части, выкидывая в небеса жидкое пламя. Вместо Эдема – Инферно. И над всем этим возвышалась, накрывая землю и небеса, исполинская тень – Призрак мира сего, погрузивший в себя, как в саван – всех детей своих. Демиург Птах, Энлиль, Ньярлахотеп – вот имена той тени, что наблюдала за исходом его творений в миры другие – посмертные. Рагнарёк, армагеддон, конец света… Далёкие предания сбывались прямо сейчас.
Посадив храм на пепелище, Сотот пошёл в направлении края бездны-обрыва прямо посреди некогда шумного города. Там, свесив ноги, сидел знакомый силуэт в балахоне с глубоким капюшоном. Ньярлахотеп. Древний дракон подходил медленно. Война, которую он развязал, сгубила всех, и дальше воевать было некуда, равно как и бежать – некуда и незачем. Усевшись рядом, Сотот долго молчал. Ньярлахотеп никак не реагировал на старого товарища. И всё же, молчание не продлилось вечность.
– Нурик, это из-за Тартара всё разрушилось? Я не знал, что так будет…
– Тартар содержит… содержал в себе архитектуру тектоносферы, а также метафизический слепок техносферы. Долго объяснять. Да и незачем уже.
– Слушай, я тут в Совет Богов залетал. Там никого нет. Облачные представители пропали. И сама иллюзия Цафона распадается. Там же исчезли Вересилен и Айтварас. Кажется, я кое-что начал понимать…
Ньярлахотеп достал из кармана пачку сигарет Полёт, закурил, протянул пачку Сототу, тот тоже закурил.
– И что же ты начал понимать?
– Нурик, а ты никогда не задавался вопросом, почему мы с тобой оба всё время курим "Полёт" и пьём водку "Шаман"? – Вынул сигарету изо рта древний ящер и внимательно её разглядел.
– Задался недавно, когда ты из Тартара улетел.
– Совет Богов, старые драконы, их ведь и не было никогда, да? Ну, то есть, я, конечно, понимаю, что мир – это иллюзия, но вот когда всё распадается и исчезает прямо у тебя на глазах…
– Ты ведь не про них, а про себя хочешь спросить, да, Аутлуков? – Скосил на собеседника взгляд дух смерти.
– Да. – Кивнул головой тот.
Ньярлахотеп долго молчал, вглядываясь в раскинувшуюся внизу бездну. Потом заговорил, не поднимая взгляда.
– Вот скажи мне могучий Сотот, скучно ли тебе было в нашей сансаре? Казалось бы, ты столь древний и великий, что вся эта земная суета должна была нагонять на тебя сонливость. Но я отвечу вместо тебя – ты совсем не скучал. У тебя был я – якобы антагонист и узурпатор власти над сансарой. У тебя был Совет Богов – странная камарилья из неведомых миров, зачем-то надстоящая над нами. У тебя были товарищи драконы, такие как Вересилен, Айтварас, Огненный Змей и прочие. У тебя были народы, которыми ты ходил на меня войной, как те же гиксосы или германские варвары. У тебя была цель – перехватить власть над людьми и вернуть им Эдем. И средство тоже было – летающий храм Йеба. Ну весело же, да?
– Да. – Коротко кивнул в знак согласия Йог-Сотот. – Очень весело.
– Вот и всем было весело. Совет Богов веселился с того, что всё выходит из-под контроля. Я веселился от того, что всякие самозванцы вмешиваются в моё творение – сансару. Это иллюзия борьбы, Аутлуков, только и всего. Не было никакого Совета Богов, твоих корешей-драконов, самозванцев в моей сансаре тоже не было и неоткуда им было взяться.
– А я был? – Тихо спросил Аутлуков, вцепившись зубами в сигарету.
Ньярлахотеп продолжал неподвижно сидеть, глядя в бездну под ногами. За весь разговор он ни разу не повернул голову на собеседника.
– А теперь представь, Аутлуков, другую картину. Ты один сущий на всё мироздание. Нет не только равных тебе, но и вообще никого, считай, нет. Ты что-то производишь, но это никто не увидит из тех, кто мог бы это понять. Тебе не с кем взаимодействовать, общаться, бороться, доказывать, интриговать, возмущаться, и нет врага, против которого ты мог бы мобилизоваться. Нет цели, нет мотива, нет вызова. Полное безвыходное одиночество. Ты бы попробовал сыграть в шахматы сам с собой пару миллиардов раз.
– Какие-то людские категории пошли, Нурик.
– А люди – чьи подобия?
– Ты прямо не отвечаешь, но я, кажется, почти понял.
– И лишь сыграв эти пару миллиардов партий в шахматы против самого себя, моё единосущное Я начинает исторгать из себя иллюзии тех, кто якобы "не Я". Живые иллюзии, самосознающие. Дело за малым – внутри цикла, то есть шахматной партии, не подозревать о том, что Я здесь один и играю сам с собой. Ты, Аутлуков – это лишь часть единого Я, которая в конце цикла возвращается в меня же, как и все прочие фигуры на шахматной доске. Эта партия закончилась гибелью моих чад человеческих. Ты и победил, и проиграл одновременно.
Йог-Сотот больше не пытался делать затяжки, а просто стеклянными глазами смотрел в никуда.
– Я сейчас исчезну, как и прочие иллюзии?
– Ты, Аутлуков, очень интересная иллюзия, хотя я бы лучше сказал – часть меня. За окончанием этого цикла начнётся новый – так было всегда. И я не хотел бы тебя совсем потерять. В новом цикле ты будешь человеком, то есть одним из тех, ради кого ты так старался всю эту партию. Но, в-сущности, ты останешься собой: философ из бочки, мудрец, чуждый пафоса и признания. Будешь рождаться и умирать. Древний дракон – знающий больше остальных, но не помнящий, откуда он это знает.
– Ты хоть придёшь меня навестить, Нурик? В какой-нибудь из жизней? – В глазах Сотота появилось нечто, похожее на трудновыразимую печаль, – Мне хрен с ней, с сансарой. Посидели бы на бревне, или на перевёрнутом ведре… Выпили бы.
Ньярлахотеп хранил молчание, растянувшееся на многие минуты. Вокруг двух древних товарищей закружил шквальный ветер, грозящий столкнуть их прямо в бездну. Нурик вскинул руки вверх, и две сидящие иллюзии обратились в пепельный туман, устремившийся вверх – в огромную тень – Призрак мира сего.
Главный инженер НИИ Полувысоких технологий Аутлуков лежал на койке агаповской больницы с модным заболеванием – шапковирус. В палату вихрем ворвалась медсестра с авоськой в руках.
– Аутлуков, тут приходил какой-то высокий мужик в балахоне с капюшоном и передал тебе передачу. Вот, держи. – На этих словах медсестра начала выуживать и раскладывать на тумбочку содержимое авоськи.
Перед взором Аутлукова оказались апельсин, бутылка водки "Шаман", пачка сигарет "Полёт" и сложенная записка.
– А он хоть представился? – спросил удивлённый Аутлуков.
– Ой, ну я не запомнила, там такое восточное имя, я не разбираюсь. Судя по балахону, сектант какой-то.
– Наверное собираются в тендере нашего НИИ участвовать и решили умасливать. – Почесал в затылке Аутлуков и потянулся за бутылкой.
– Не вздумай пить в палате! – Повысила голос медсестра, вышла в коридор, потом снова открыла дверь, и, сунув внутрь голову, закончила. – А то выгоним и дома будешь лечиться.
Аутлуков налил сто граммов в чайную кружку, опрокинул, закусил долькой апельсина и блаженно развалился на койке. Затем протянул руку к записке, раскрыл, прочитал:
Будь здоров, Аутлуков.