Роман Алимов
Академия святости и Рассказы из колодца
Два старца
– Варвара, гляди, куда ступаешь, весь подол мне изорвала, шагай уж впереди, негодная ты девка. И за какие грехи мне эдакую падчерицу послали?! – покрикивала женщина, на впередиидущую девушку, стегая ее по спине тонкой палкой, как обыкновенно делают извозчики с непослушной лошадью.
Совсем юная падчерица, с грустными глазами и заметно выпирающим из-под платья животом, послушно шагала по лесной тропинке, раз за разом переступая колючие сучья и отгораживаясь от густых веток, что лезли в лицо.
Всего пару лет назад собирала она ягоды в этом самом месте, и беззаботно распевала песни с подружками, но уже к зиме, жизнь Варьки стала тяжелой словно ведра с водой, что приходилось таскать из речки. Туда же, за мост, стал захаживать и ее отец, задолго до смерти мамы. За деревянным мостом, почти у самой воды жила белобрысая Екатерина, которая и стала новой хозяйкой в их доме.
– Ох, и жарко этой весной! А ведь только Страстная неделя пошла, к Пасхе глядишь – сарафаны наденем! – рассуждала пышная женщина. – А, гулена?! Что замолкла? Почти дошли! В ножки старцу не забудь упасть, да молитв проси, за блудную твою душеньку! Узелок отдай, он сам разберет. Ой не знаю, хватит ли этой жертвы за грех или резать хряка придется? Глядишь – в монашки благословит – позор с отца снять-то надо! – поправляла увесистый узелок под мышкой, Екатерина, а затем вздохнув добавила – кто их праведников разберет.
Плотные еловые ветки разошлись, и две паломницы очутились на солнечной поляне, устланной молодой травой и пробивающимися цветами. Под высоким деревом, аккуратной стопкой лежали сложенные дрова. Позади полянки раскинулся крохотный огородик, а в самом центре основательно разместился деревянный домик с одним-единственным окошком, через которое выглядывала густая, седая борода.
– Значит, дома старец! Пока молчи, безбожница, я говорить стану! – поправила цветастый платок Екатерина.
Дверь домика отворилась и из нее показался старичок в залатанном монашеском подряснике и выцветшей скуфейке на голове. Опирался он на сучковатую деревяшку, что недавно еще росла на соседней елке.
– Христос посреди нас, – произнес старец, несколько скрипучим голосом.
– И есть, – закашлялась мачеха, – и будет! Кхе, кхе-е!
– Ну, ну! – похлопал концом деревяшки женщину по спине, – не болей моя хорошая, у тебя какая красавица выросла, замуж, видать, скоро?! – улыбался дедушка.
Екатерина поежилась от колкой палицы и ответила:
– Позвольте батюшка рассказать, какое горе-то у нас…
– Милая, ты на пенечке посиди немного, отдышись от дороги, вот там, у дровишек, – улыбнулся дедушка и взял Варю под руку, – а мы тут о наших, молодых делах потолкуем.
Варя покраснела и склонив голову, пошла под руку в дом, шествуя словно дама на бал.
В домике оказалось довольно просторно, у старца имелась небольшая печка, столик с лавочкой и кровать, а в углу, над лампадкой висело множество икон.
– Присядь милая, – Варя уселась на лавку и хотела начать рассказ о том, зачем она здесь, но вдруг вспомнила, что мачеха просила поклониться.
Старик-монах опередил:
– Ко мне на днях лисичка прибегала, детки у нее родились, а люди еду приносят. Много старику не нужно, сухарь да вода! Я ей и отдал, мясо не ем, а сегодня снова должна была прийти, – затем заглянул Варьке в глаза и произнес, – деток нужно любить, чтобы из них хитрые лисы не выросли!
Варя насторожилась.
– Ты дочка не мешай Господу предначертанное творить, молись о том, чтобы была Его воля, не твоя! С чужими грехами Он сам разберется, уж сколько людей родилось от создания мира, а за каждой жизнью стоит Творец и ангелы Его. Разве бросит Он твоего папку? Э-э нет, не останется он в грехе, успеет покаяться, только всему свое время. Сейчас о собственной душе думай! А то, что навела на семью позор, ради мести, разве богоугодное это дело? – покачал головой старец.
От нахлынувшего стыда Варя не знала, куда спрятать глаза, поэтому решила крепко их закрыть, но чувство похожее на сердечный жар что-то расплавило внутри и слезы предательски потекли по красным щекам.
– Батюшка, простите! Я только… хотела, чтобы в деревне узнали…
– Не волнуйся! Кому требовалось знать, папку, итак, наставлял, еще при жизни маменьки твоей. Только это – его выбор. Господь не неволит! А ты иди по предначертанному, даже если путь тесен. Творец каждому предлагает лучшее, наше дело принять. Раз послал мачеху – потерпи, она твой камень, что углы скругляет.
– Да как же ее терпеть, когда она ненавидит меня?
– Обижает – улыбнись, кричит – промолчи! А вот болезнь твою… лечить пора, сама знаешь, ребеночка нет в тебе. Живот еще больше подрастет – тогда уж поздно будет, не до шуток будет с родителями!
Варя только глазами хлопала и ладошками мокрые щеки вытирала. Старичок подошел к иконам и махнул ей. Вдвоем упали они на колени, и старец едва слышно начал молиться.
Варька разбирала лишь обрывки слов:
– … и не умерщвляяй… низпадающия… врачебную силу… низпосли… от одра болезненнаго…
Затем он перекрестился, встал и вручил ей тряпичный сверток.
– Дома откроешь! Доктор у меня знакомый, к нему и отправляйтесь, будешь еще настоящих рожать и не раз! – улыбался дедушка.
Па поляне расхаживала Екатерина, заметив открывающуюся дверь торопливо подбежала к домику:
– Отец, разрешите вам… за труды… – протягивая узелок.
– Дорогая моя, терпит нас Господь, не дает розгу, вот и тебе послал Варюшку на воспитание. Единственный это в твоей жизни ребенок и не будет в доме мира, пока не полюбишь ее как дочку. Потому и привел сюда, если сама не смогла понять. А осуждение соседей заработала, ох заработала! Теперь надобно потерпеть, – старец улыбнулся, – об узелке не думай, милая моя. Слыхала: – Даром получили, даром давайте! Будешь возвращаться, оставь лисам, да зайцам, сейчас им туго, пусть порадуются – Блажен иже скоты милует!
Выходили из леса молча, задумчивые и растерянные, но у каждой отчего-то удивительно горело сердце.
Варя размышляла об услышанных словах, о том, что почему-то совсем не хочется мстить мачехе. Подняла взгляд с грязной тропинки вверх: «Какие же пушистые сегодня облака над лесом! А в ветвях, оказывается, щебечут птицы… Ой! А еду лисицам забыли отдать!»
Обернулась к мачехе, чтобы вернуться в лес, а та остановилась на тропинке, уставилась на падчерицу и, громко хлопнув в ладоши перед носом, вскрикнула:
– Батюшки! Да где же твой живот?! Варюшка, милая ты моя?!
Варя замерла, не понимая, о чем это у нее спрашивают. Затем глянула вниз, ощупала себя и от удивления засмеялась. Только сейчас она поняла, что ей совсем уже недурно и хочется жить, радоваться, петь песни, точно в детстве, в этом же лесу.
К вечеру добрались в деревню, при свече лампадки Варя раскрыла сверток старца. Не понимала, что же делать теперь с поездкой к врачу, адрес которого ожидала найти под тканью. Развязала узел и ахнула, внутри лежала небольшая иконка, на которой лисица, зайцы, да белки кружили вокруг монаха.
Варя прочитала надпись:
– Преподобный Павел Обнорский чудотворец, – улыбнулась и добавила, – чудеса какие! Слава тебе, Господи!
Годы летели, Варвара давно вышла замуж, густая седина пробивалась у нее из-под платка, а детей все еще не появилось. Несколько раз ездила она в город, к докторам, да те руками разводили, мол:
– Что же ты хочешь? После такой болезни – не то, что детей рожать, а в живых, не каждая остается, благодари Бога, что выздоровела!
Зато эти годы не прошли впустую, много времени она проводила за молитвой, что зажег в ней старец, тогда в лесу, через явленное чудо исцеления. Только и бесы старались – работали, видя Варькино рвение. Помысел за помыслом разбавляли они серостью, чистоту в ее душе. Словно печная зола на белом снегу, появлялся в ней ропот, обида. Часто у иконы в вечерней тишине, плакала Варя:
– За что Господи? Почему не посылаешь нам ребеночка? Ведь старец обещал?! Я старухой стану, не исполнится обещанное! Соседи косятся, говорят – нагрешила, раз нет пополнения, а у них дети, уж свои семьи заводят. Прости меня грешницу и услышь!
На молитву не приходил ответ.
Однажды уехал в город муж, неделю ждала, беспокоилась. Прошел тревожный месяц, затем год, так он и не вернулся. Стала она, еще больше молится, да согревать угасающую веру.
Однажды мимо Вариного двора проходила соседка. Смотрит, а Варенька на крышу дома влезла и стоит на краю, словно оловянная. Руку вверх подняла, и в сторону облака пальцем указывает. Испугалась соседка, позвала деревенских. Собрались мужики, лезут снимать ее с крыши, а она ни в какую, отбивается, да все странные слова бубнит:
– Все на дороге увязнете, а бедняки целешенькие останутся! – и улыбается как ребенок малый.
Еле сняли ее и в дом отвели. Решили сообща, что умом Варька тронулась, от потери мужа.
А через месяц на ярмарку, деревенские собрались, целых девять душ. Кто на телеге торговать едет, а кто пешком идет с деньгами, за обновкой. Вместе отправились, чтобы назад не страшно возвращаться. В тот день беда пришла – все как один сгинули в лесу, одни телеги только нашли от них, увязшими в грязной дороге. Видать, от волков голодных отбиться не сумели. А те, что победнее – в деревне остались, не до ярмарки им, когда в доме, итак, пусто.
С тех самых пор начал народ прислушиваться к Варьке. Раз за разом она стала странности вытворять, то в грязи вымажется и валяется у дома старосты деревенского, то с огородов свеклу таскает и во дворы соседей кучей складывает.
Многие не понимали, да ругали ее, изредка получала она и побои от строгих односельчан. Только староста тот, со временем спился и по деревне в лужах засыпал, а те, к кому свеклу таскала, самогон варить начали и народ спаивать.
Многих она духовно рожала, от ада души спасала, вразумляла, да обличала своим юродством. А к концу жизни позвали ее жить рядом с мужским монастырем, куда она и перебралась со своим небольшим скарбом. Только и там она не давала покоя нерадивым монахам, что обтачивали об нее свои души, словно о камень.
Через многие годы закрыли тот монастырь. Часть монахов погибло в гонениях, других разогнал враг рода человеческого, множество святых появилось на земле Божьей. Через века текло время, и забыли люди о Творце, стерли память о праведниках, о совести и душе.
На берегу моря, вблизи сияющих небоскребов, в старом ржавом баркасе молился на коленях пожилой человек, душа его горела жаждой Богообщения, а пальцы шагали по узелкам четок. Синхронно билась по металлу обшивки баркаса, багровая морская волна, а молитвенник повторял за ней в такт:
– Господи Иисусе Христе помилуй мя, – затем снова слышался плеск и вновь отдавало эхом, – Господи Иисусе Христе…
Молитвенник не обращал внимания на жужжащих энергомух за окном, что носились туда и обратно в поисках пропитания. Не слышал, как встроенный в плечо Подсказчик, пищит о приближении живого организма к баркасу. Сейчас он всей душой погрузился в молитву, в благодать и горний мир, который искал большую часть своей жизни.
В дверь постучались, отчего грохот промчался по ветхим стенам. Старик прислонил палец к считывателю, и сигнал Подсказчика утих. Спешно спрятал в подпол единственную древнюю иконку и открыл дверь.
– Батюшка! Отец Павел! Я это. К вам можно? – послышался мужской голос с улицы.
– Аа-а, Гришенька пришел, заходи, заходи, очень жду! Что-то давно тебя не было – обрадовался отец Павел.
– Я не один, мы с Эзаной. Вы не против? – опустил глаза, словно от стеснения Григорий.
– Ну что же…, – замер старичок, – проходите, я всем гостям рад, хоть и впервые мне это, – разглядывая стройную симпатичную девушку, что белозубо улыбалась.
Старичок вздрогнул:
– Ну… сейчас… чай будем пить, – и быстро прошел в кухню, – воды еще с утра выпарил! Восьмой степени очистки! Морская! У вас в городе такой не найти! – выглянул из-за куска ржавой стены и улыбнулся.
Гости уселись на металлическую скамью. Мужчина с уставшими глазами, то и дело прикладывал руку к плечу, отменяя входящие потоки информации, что безостановочно сигналили о новых пакетах данных.
Девушка словно с рекламной картинки, поправила волосы и молча разглядывала внутренности баркаса. На стенах сплетались в узлы, прозрачные трубки, по которым медленно ползли пузырьки, направляясь в сторону комнаты, где заваривал чай старичок, с потолка свисал старомодный поточный проектор, у стены стоял прозрачный шкафчик с гидробельем.
– Ну вот и хорошо, что зашли, – поставил на стол квадратный чайник старик, подключая один из булькающих настенных шлангов к разъему.
– Ну и ну! Говорят, такие использовали лет сто назад, где вы только выкопали, батюшка, такие раритеты? – ухмыльнулась девушка.
– Знаешь, дочка, нам монахам, что Бог послал, то и хорошо, пропитание есть – Слава Господу! А все, что перед тобой, я с баркасом нашел, видать, затонул, а я восстановил, что смог. Вот, например: проектор, – старец прижал палец к губам и поглядел в сторону окошка, за которым прожужжала энергомуха, а затем произнес шепотом, – сами понимаете, для чего я его использую! В наш век по-другому никак – отследят!
Григорий вздохнул и склонил голову:
– Отец Павел, мы к вам по делу. Не знаю, как и быть мне, извелся…
Старик нажал кнопку на чайнике-кубе и настенные трубки ответили пузырьками, а под баркасом зашипело море, и капля за каплей встроенные чашки наполнились подобием воды с розовым оттенком.
– Вы знаете, что Эзана – интеллектобот. Закон разрешает нам с ней заключать брак… ведь… настоящих женщин мне не найти, а тем более христианок! Так вот, задумался я продолжить свой род. Хочу сына! Чтобы с синими глазами и белобрысого, я и проект уже приготовил, пора отцом становится. А она сможет выносить… Только не решаюсь. С одной стороны, закон поощряет отцовство – школа бесплатная, льготную прибавку мощности Подсказчику обещают, – Григорий провел по микросхеме на плече, – а с другой стороны, сомневаюсь я, ведь биоматериал государство мне предоставит, но от Бога ли это? Да… и… который день сон снится, будто бегу я пополю, на нем зайцы сидят и лис целая стая… знаете, поле, будто раньше – в фильмах древних? Так вот, бегу и останавливает меня человек, в черной одежде, как монахи одевались из проектора вашего, и говорит он мне:
– Иди Григорий к монаху Павлу, он тебя наставит, сам не берись за это дело! – а затем трижды повторил, – Достоин, Достоин, Достоин… – каждый раз я просыпаюсь от трепета после этого странного сна.
Посоветовались мы и к вам. Эзана хлопнула ресницами в знак согласия и уставилась на отца Павла, в ожидании вердикта.
– Как вы скажете, так и будет! – Гриша сжал руку девушки в своей ладони и замолк.
Старик покачал головой:
– Ишь, как вас занесло! – и закрыл глаза на мгновение, – понимаешь друг, Господь нас призывает искать себе пару, только с человеком, не с машиной и даже не с новомодным клоном. Пусть они с таким интеллектом как сейчас, прости меня Эзана, что при тебе говорю, но ты умная, поймешь!
Девушка улыбнулась в ответ и опустила взгляд.
Старик продолжил:
– Церковь в былые времена не осуждала даже детей из пробирки, правда… если только в ней один плод, да и то в тех случаях, когда по-другому мать не могла… ведь раньше у людей болезней было ой-ой-ой сколько, – отец Павел даже руки к голове прижал. – А выращивать малыша без матери, не очень хорошо. Запретить не могу, но, если не можешь остаться один, как апостол Павел, ну что ж, из двух зол выбери меньшую, только сначала с Господом посоветуемся. Если Ему угодно, найдет настоящую жену, сколько чудес в истории случалось, разве в наши времена мы оставлены? Нет, мой друг, Господь тот же!
Отец Павел незаметно подмигнул Грише. Тот встал, взял девушку под руку, и они вышли на причал:
– Я сейчас! Подожди немного, пригляди, пожалуйста – чтобы ни одна энергомуха не пролетела!
Мужчина вернулся внутрь баркаса, а старец произнес:
– Ей можно доверять?
– Отец! Она взломанная – солидную сумму заплатил, все системы контроля отключены давно, иначе я бы ее в дом к себе не привел!
– Ну добро, – ответил старец, доставая из подпола ветхую иконку, – сейчас молиться будем, а ты вникай и тоже проси!
Старик прикоснулся к своему плечу и сверху, из проектора полился свет, заполнив комнатушку. Свет, словно пар витал в пространстве между двумя мужчинами и пропитывал их насквозь.
Старец прошептал:
– Псалтирь! Редкость сейчас! Чувствуешь? – затем снова дотронулся до плеча и свет моргнул.
– Вот! То, что нужно! Внимай все до капли, продублировать все равно не получится – единственная копия!
Старец встал на колени у иконы и принялся молиться, а Гриша с радостью впитывал слова Псалтири и Евангелия, что носились в свете, проникая в память, строчка за строчкой.
– Господи Исусе Христе! Услышь раба, твоего недостойного! Вчера и сегодня, и вовеки Ты тот же! В трудное наше время, оскуде преподобный, а христиан не сыщешь на твоей планете ни в церквях, ни в пустынях. Вразуми, дай узнать Твою волю! Гришенька хочет устроить брак – свою малую церковку. Хотел бы, с обычной скромной девушкой, которых нет почти сейчас. Дай ему Господи ответ, помоги! Все сделаем что скажешь, куда нужно пойдем за Тобой! Укажи и помилуй нас грешных!
Старец молился, а у Гришки – огромного мужика, текли слезы по щекам. Все, что смог, он впитал из Нового Завета, на сердце потеплело и, казалось, что мир изменился, чуть помудрел или подобрел, а, может быть, сами глаза изменились? Ему стало жалко Эзану, что не выбирала своей судьбы, созданной от прототипа, жалко стало малышей, которым в родильных фабриках вживляли Подсказчика, создавая новых граждан планеты. Он смахнул слезу и произнес:
– Батюшка! Да ведь люди апостольских веков, точно такие же, как и мы! Я думал, они лучше! Как же так?
Отец Павел встал с колен, перекрестился перед ветхой иконкой, выключил проектор и ответил:
– Времена всегда трудные. Скажи – легко было первомученикам погибать от диких зверей на арене? А легко ли хранили веру в атеистические времена. А в языческих странах как жили? – старец покосился в темную комнатку баркаса и прищурился.
– А что же, сейчас говорят – наше тысячелетие, время невиданного прорыва науки! Исчезли болезни! Нет больше нужды работать…
– Так! Все так, только душа к Богу тянется, даже если и наука на высоте, – отвечал старец.
В темной комнате что-то шевельнулось, и Гриша тоже обернулся.
Отец Павел перекрестился, вытащил карманный проектор, из которого выросла точная проекция горящей восковой свечи, и медленно направился в сторону темноты, не прерывая беседу:
– Ответь. Разве не крадут больше? Когда нет нужды в еде, что по трубке в каждый дом поступает. Нет забот об одежде – сейчас любой печатает ее в нужном количестве! А разве не убивают теперь? Казалось бы, за что души отнимать, когда и работать не нужно, завидовать нечему?! Разве не блудят, не осуждают, не тщеславятся?! Э-э нет брат, человек тот же, грех в нем от самого Адама!
– И никакой наукой ты этих негодников черных, что нашей молитве мешают, – отец Павел перекрестил проекцией свечки мрачный угол. Замолчал на мгновение, видимо, творя молитву, затем откашлялся и продолжил, – кхе-е-е, не выгонишь! А они тоже не меняются к лучшему, лишь в зле растут, да пакости нам чинят!
Из темной комнаты посыпалась ржавчина, вылетело пару крупных металлических деталей баркаса, затем что-то загромыхало, и мрак на секунду осветился сквозь открывшийся люк в потолке, но почти сразу, с шумом захлопнулся назад.
Григорий перекрестился и спросил:
– Батюшка, да разве наука против Бога?
– Сынок. Ни один волос не падает с головы без Его воли, а ты говоришь про целую науку! Вот представь – сейчас роботы могу рожать, через биоматериал с фабрики, а ведь так не задумывалось Господом. Человек ищет рая неосознанно и все, что творит, делает для вечности, даже если и проживет от силы 70–80 лет. Эти основательные небоскребы, древние крепости, что остались до наших времен – все на века, на тысячелетия создается. Ты пришел с Эзаной – их придумали для блага, для тех, кто половинку найти не смог, а теперь видишь, как вышло… Страстность человеческая искажает мир. Знаешь, я в детстве еще пчел застал, а сейчас только энергомухи искусственные, пусть и опыляют они цветы, да ведь воска теперь не достать, а значит, и свечей, – старец вздохнул, – страсти погубили мир, жажда наживы, зависть…
– Батюшка, что же делать нам, как спастись христианам последних времен?
– Никто сынок не знает, когда будут последние времена. И не знаем мы кто христианин из нас. Что, если мне Господь скажет – «Не знаю тебя, отойди проклятый в огонь вечный», тогда как? Ты Гриш, исполняй что можешь и понуждай себя на большее. У каждого свой путь, один через молитву с Богом знакомится, другой через знания из проектора или через скорби, а третья через чудо!
Григорий попрощался и вышел на причал. Сразу за набережной поблескивали яркими красками небоскребы, по воздуху проплывали респектабельные летательные суда, причудливое облако освещала надпись от проекции – «Мир и безопасность навечно!»
Они вдвоем направлялись в сторону родильной фабрики.
По ступенькам здания спускались две длинноногих девушки в обнимку с толстяком, что свисал с краев плывущего по воздуху электролета.
– Сегодня партию блондинов привезли, торопитесь, желающих много! – широко улыбался толстяк.
Эзана поглядела на них и произнесла:
– Если я творение такого же, как он! Пусть я останусь интеллектоботом навеки.
Гриша промолчал. Вошли в здание фабрики, у стойки приветствия толпились мужчины, заполняя светящиеся перед ними формы через своих Подсказчиков.
– Эзана! Григорий! Добро пожаловать на родильную фабрику! – обратился невидимый голос.
Гриша попытался найти источник голоса, вертя головой.
А голос уверенно продолжил:
– Морской бриз навеял вам мысли о ребенке? У нас сегодня поступление, согласно информации о ваших посещениях – все формы уже заполнены. Эзана может получить биоматериал, осталось выбрать лишь цвет волос!
Гриша запаниковал: «Неужели отследили поездку к баркасу! Я же отключил все…»
– Григорий не волнуйтесь, все пройдет великолепно! Ваше сердцебиение сейчас выше нормы, можем предложить вам успокаивающее! – произнес голос.
Гриша ответил, пытаясь сдерживать волнение:
– Мы отказываемся от предыдущей формы, прошу отозвать заявку на ребенка. Сейчас я не готов!
– Заявка отозвана, сожалеем о вашем решении! – ответил голос.
Гришка бежал по улице, Эзана торопилась позади и не поспевала. Он спешил к старцу, чтобы сообщить о том, что баркас отследили и нужно срочно уходить. Заодно, конечно, хотелось похвастаться о своем решении на фабрике. Подбегая к причалу, еще издали, Гриша понял, что опоздал.
Над баркасом висел полицейский корабль. Старец стоял на улице и, склонив голову, слушал как робот читает вслух обвинение.
Гриша подошел к ограждению и прислушался, а робот зачитывал:
– Согласно постановлению, жителям городов запрещено проживать вне зон, контролируемых государством! Запрещено хранить религиозную информацию для проектора! Запрещено обучать граждан планеты без лицензии! Если вы требуете повторить обвинение, прошу ответить положительно.
Старец кивнул и заметил Гришу. Улыбнулся ему, многозначительно прищурив глаз, указывая на баркас, а затем вошел в полицейский корабль.
В тот самый миг за спиной послышался грохот, шум и громкий крик Эзаны. Гриша обернулся и похолодел от ужаса. Девушка лежала на земле, прямо на ней валялись обломки разбитого электролета, а совсем рядом, у тротуара, скорчившись, сидела незнакомая, молодая женщина, вовсе не похожая на популярные модели интеллектоботов. Гриша давно не встречал таких, с несимметричными чертами лица, с обыкновенными волосами, с неидеальными формами. Что-то забытое загорелось внутри него.
Пролетела мысль: «Неужели она человек?»
Подбежал и схватил запястье неизвестной, подсчитывая пульс:
– Вы ранены?
Женщина тяжело дышала и держалась за грудь, указывая на сердце.
Поглядывая на энергомуху, что зафиксировала происшествие, Гриша произнес:
– Сейчас приедут врачи, не вставайте, пожалуйста! Все будет хорошо!
Ее рука отдавала, необыкновенно тепло. Странный ее вид заставил сердце биться чаще. Он понимал, что сейчас не время, но не мог оторвать руку и взгляд.
Бросился к Эзана, она лежала без сознания. Проверил ее работоспособность, через своего Подсказчика, связь с ее модулем отсутствовала.
В глазах почернело и накатила волна гнева на Бога. Затем гнев сменился жалостью к себе и девушкам, чувства обновлялись резко, сердце кипело от эмоций, Гриша стал молча молиться:
«Господи! Как же так?! Почему ты допустил?! В одну минуту потерять самых дорогих мне людей. Почему? Помоги Эзане, верни отца Павла, вылечи эту женщину… прошу…»
Пролетел ровно один год и шесть дней. Наступила Пасха Христова. Священник выходил из алтаря, старой, заброшенной церквушки, что стояла далеко от мира, во всеми забытой деревне у гор.
– Христос Воскресе! – радостно крикнул священник.
– Воистину Воскресе! – ответили немногочисленные христиане.
После службы, за скромным застольем, матушка Елена, поднялась с небольшой, ветхой иконкой в руках и обратилась к присутствующим:
– Друзья! Сегодня мне очень хотелось бы, сказать о многом, но я буду благодарить Того, кто объединил нас всех! Именно Он, год назад, в начале Страстной недели, познакомил нас с мужем. Это Он дал мне вторую жизнь, после аварии, в которую я попала. Если бы не Он послал Эзану, что завещала мне свое тело, я бы не стояла здесь с вами. Он привел нас всех сюда, на праздник праздников! Его благодать сделала моего мужа, Гришеньку – иереем Григорием!
Затем матушка поцеловала иконку и передала ее мужу. Он перекрестил ей собравшихся христиан и произнес:
– Слава Господу Иисусу Христу! Святые угодники молите Господа о нас!
На той ветхой иконке изображались лисицы, зайцы и белки, что толпились у ног святого монаха, а надпись гласила – Преподобный Павел Обнорский чудотворец.
