Рахиль Гуревич
Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте
Пингвинов легко обмануть
Марафонец-экстремал из-за травмы больше не может бегать и решает начать плавать. Но из Москвы-реки его «вылавливает» береговой патруль и передаёт в отделение полиции.
«Пингвины – очень любопытные птицы и на суше почти бесстрашны. В отличие от прирученных животных, которые перестали бояться человека только благодаря частым контактам с ним, большинство пингвинов от природы не испытывают страха перед людьми. По мнению многих побывавших в Антарктиде, птицы принимали их за пингвинов, хоть и немного странных, хотя нет возможности дать научное подтверждение тому, так ли это в действительности».
Материал из Википедии, свободной энциклопедии
Есть такой советский фильм, комедия. Называется «Семь стариков и одна девушка». В фильме группа больных дедушек занимается оздоровительной физкультурой под руководством тренера-девушки. Все дедушки если не влюбляются в девушку, то чувствуют к ней непреодолимую симпатию. А дедушки в фильме показаны разные: один−зануда, другой – нытик, третий – забитый, неуверенный, четвёртый – похвальбушка, пятый – агитатор-общественник, шестой – подлиза и чинопочитатель… Есть среди дедушек и важный начальник с портфелем и в очках. Этого начальника играет известный актёр Борис Чирков.
Герой нашего рассказа – Андрей Львович Чирков – племянник великого актёра. У маленького Андрея Львовича погиб на фронте отец, и дядя взял племянника к себе на воспитание. Когда маленький Андрей Львович смотрел фильм про стариков и девушку, он недоумевал: зачем эти дедки решили заняться физкультурой, мучаются, пыхтят, задыхаются, еле двигаются и похожи на половые тряпки. Хорошо хоть его дядя на протяжении всего фильма не скулит, не жалуется и всеми руководит, принимает за всех решения.
Когда Андрею Львовичу стукнуло пятьдесят лет и его отвезли в больницу, он вдруг наконец понял фильм, что называется нашло на Андрея Львовича озарение. Лечащий врач, когда выписывал Андрея Львовича, сказал:
− Знаете, как лечил сто лет назад великий кардиолог таких как вы сердечных больных?
− Как? – из вежливости спросил Андрей Львович. На самом деле, ему было абсолютно до лампочки, как лечили сердечных больных сто лет назад. Андрея Львовича, простим ему эгоизм, интересовало только его сердце, его лечение и его жизнь. Андрей Львович не хотел умирать, в больнице он часто вспоминал, как умирал его дядя, и как потом было плохо без дяди, как молодой Андрей Львович ещё год приходил в себя после потрясения. Андрей Львович представлял, как будут переживать его жена и дети, и ему становилось совсем скверно на душе.
– Так как лечил великий кардиолог? – спросил из вежливости Андрей Львович.
− А вот как. У великого кардиолога был дом в деревне. Он привозил туда своих больных и они ему пилили целый день дрова.
− Это не кардиолог, это эксплуататор какой-то, − возмутился Андрей Львович. – Халявщик.
Врач усмехнулся:
− Может быть и халявщик. Вы не волнуйтесь, вам не надо волноваться. Может быть и халявщик, − продолжил врач с каким-то философским глубокомысленным оттенком: − может и эксплуататор, а только больные после физических нагрузок резко шли на поправку.
Дома Андрей Львович купил диск и пересмотрел фильм про девушку и стариков. Оказалось, что старики – его ровесники или немного старше. Андрея Львовича это поразило:
− Неужели я теперь такой же дедок? Неужели жизнь прошла? − мучился Андрей Львович. – Допустим, до пенсии я на лекарствах протяну, а если пенсионный возраст увеличат, так и до пенсии не доживу, отброшу копыта и поминай как звали.
Андрей Львович был доктором наук, работал изобретателем, внедрял автоматизированные поточные линии. Когда много одинаковых предметов делают, механизмы или целые машины – это называется потоком, поточной линией. Люди на потоке, рабочие, выполняют каждый свою операцию: один гайку завернёт, другой гвоздик вобьёт, третий колесо прикрутит. Андрей Львович делал так, что на потоке вместо людей гвоздики вбивали и гайки закручивали устройства − роботы. Как раз когда Андрей Львович заболел, поточные линии на многих заводах встали, да и заводы многие закрылись. Поэтому Андрей Львович в больницу-то и слёг, очень переживал. А когда выписался, оказалось, что его перевели на полставки, и на работу предложили ходить не каждый день. Но Андрей Львович на удивление отдела кадров не расстроился: многих-то вообще сократили, а его − нет, всё-таки где-то поточные линии ещё живут, работают, значит и Андрей Львович будет жить, будет ездить в командировки, внедрять своих роботов, просто поездки будут редкими.
В свободные дни Андрей Львович стал гулять. Жил он в центре Москвы, на Ленинском проспекте. Там всегда пыльно и душно, от автомобильной магистрали смог, серое облако гари и выхлопных газов окутывает дома. Но если пройти к улице Косыгина, а там спуститься по Воробьёвым горам, к Москве-реке и Нескучному садику, то вполне себе замечательная прогулка получится.
Оказалось, что набережная Москвы-реки живёт своей особой жизнью: без суеты, без бешеных скоростей, размеренно живёт, хоть и однообразно. Бегают по набережной спортсмены, катятся велосипедисты и скейтбордисты, грохочут электротрамвайчики, отдыхают на лавке старики-осколки старой эпохи. Над набережной – трамплины для летающих лыжников, подъёмники для желающих сфотографироваться на фоне Лужников. По реке в навигацию плавают теплоходы с туристами, виляют патрульные катера, тащатся баржи. Зимой Москва-река покрывается льдом. Тогда на Москве-реке можно увидеть и ледокол. Но это не каждой зимой, зимы-то в Москве всё грязные, да тёплые… Ледокол Андрей Львович встретил, когда уже начал бегать. А бегать он начал, подружившись на всё той же набережной с директором клуба бега «Мир» − здание клуба как раз на набережной стояло, деревянное здание лыжной базы. Андрей Львович в клуб записался, стал бегать и понял, что заново родился, почувствовал себя молодым и полным сил. Бег молодит, бег оздоравливает, сердце – насос, чем быстрее оно гоняет кровь по венам, тем лучше себя чувствует человек – ведь кровь обогащается кислородом, а кислород питает мозг. Андрей Львович был высокий и худой, настоящий красавец, если бы не скромность, он мог бы пойти по стопам дяди и сыграть какого-нибудь великого путешественника или мореплавателя. Но мы знаем, что Андрей Львович не пошёл в актёры, но всё равно превратился если не в великого путешественника, то в великого марафонца– путешественника. Теперь он понимал девушку из фильма, которая «воспитывала» стариков. Андрей Львович теперь не понимал только одного: как он мог прожить всю жизнь рядом с набережной, рядом с клубом бега и ничего об этом не знать?
Один американский миллионер, поклонник бега и опасностей, решил организовать марафон вокруг Северного полюса и разослал приглашения по всему миру. Согласились приехать на этот марафон семь человек, в том числе Андрей Львович. На вертолёте спортсменов доставили на Северный полюс. Вертолёт приледнился. Льдина была огромная, радиусом сорок километров, на ней был отмечен Северный полюс, по этой льдине и предстояло пробежать сорок два круга по одному километру участникам небывалого опасного экстремального марафона. Влажность была стопроцентная, термометр показывал минус тридцать пять градусов по Цельсию, марафонцы бежали в специальных лыжных масках, чтобы не обморозиться. После финиша ещё полтора часа участники марафона маски не снимали, чтобы не повредить кожу – маски примёрзли накрепко. О марафоне был снят фильм, его смотрели по всему миру, Андрея Львовича стали приглашать на телевидение, а в газетах и журналах он стал вести рубрики о беге.
Ещё не раз Андрей Львович принимал участие в экстремальных марафонах. Он бегал по замёршему Байкалу, по Уральским горам и вокруг горы Килиманджаро, он бегал в пустыне, бегал и на Южном Полюсе. На Южном Полюсе, в Антарктике, Андрею Львовичу понравилось бегать больше всего. Там было хоть и ветрено, но сухо, не влажно. А ещё были огромные колонии королевских пингвинов. Андрею Львовичу посоветовали взять с собой губную гармошку. Андрей Львович дудел в гармошку, было похоже на крик пингвинов. Пигвины думали, что Андрей Львович – свой, тоже пингвин, сбегались к нему и пытались с ним подружиться: толкали его, пинали, хлопали малюсенькими крылышками… Андрей Львович хохотал, радовался как мальчик, барахтался с пингвинами в снегу, пытаясь повторить их «волну»: пингвины не только в воде, но и на суше передвигались стилем «дельфин». Когда проходил марафон, пингвины марафонили вслед за Андреем Львовичем и судьи никак не могли выгнать пингвинов с трассы. Так и бежал Андрей Львович в окружении пингвинов.
Андрей Львович набегал уже сто пятьдесят марафонов, стал знаменитостью, ему вручили медаль, орден и премию. Но один экстремальный марафон оставался непокорённым. Это был марафон вверх и вниз по Великой китайской стене. Андрей Львович заблаговременно подал заявку, стал готовиться, тренироваться. На Воробьёвых горах, от метромоста вниз, идут ступеньки, много-много ступенек, великое бесконечное множество. Люди, поднимаясь с набережной к метро, еле доползают, глотают воздух, как рыбы, выброшенные на сушу, вытирают потное лицо, хватаются за сердце: вверх по ступеням ходить с непривычки тяжело. Андрей Львович лихо забегал по веренице ступеней, приводя прохожих в восхищение. Но по ступеням надо было и спускаться. Кажется, что спуститься по ступеням, сбежать по ним вниз, в миллион раз легче, чем подняться. Но как-то осенью, при сбегании, Андрей Львович почувствовал неприятное покалывание в колене. Он списал это на морозную погоду. Но вскоре начало покалывать и второе колено – будто тысячи невидимых гвоздиков хотел вбить в колено невидимый робот. В это же самое время первое колено начало жечь – будто печку разожгли в коленной чашечке. Андрей Львович прекратил тренировки, перестал бегать, а скоро и ходить стал с трудом, с палочкой. Оказалось, что сто пятьдесят шесть марафонов, которые преодолел Андрей Львович, нарушили что-то в суставе, сустав стесался, износился, как какая-нибудь деталь, шестерня или ползун в направляющей.
− Что же вы хотите, Андрей Львович, − трагически качал головой спортивный хирург. − Лестница сустав окончательно добила. Если бы вы с детства тренировались − это одно, а начать бегать в пятьдесят лет − это, глубокоуважаемый, уже и суставы не те, и эластичность тканей не та. Вот и вышел механизм из строя от сверхперегрузок.
Андрей Львович сделал операции на коленях и стал передвигаться на костылях. Врачи советовали бассейн. И Андрей Львович стал ходить в бассейн рядом с домом, в Лужниках. Он увлёкся плаванием, из худого, сухощавого бегуна Андрей Львович превратился в сильного плечистого атлета-мореплавателя. Андрей Львович стал участвовать в марафонских заплывах. Врачи обещали, что скоро он сможет ходить без костылей. И всё шло к тому – колени медленно, но шли на поправку. Но вдруг произошло непредвиденное. Бассейн «Лужники», который посещал каждый день Андрей Львович по льготному абонементу, закрыли. Андрей Львович организовал митинги, он стал ходить по инстанциям, стал писать об этом в спортивных журналах. Но памятник позднего советского конструктивизма снесли, на месте огромного бассейна зияла пустота, а памятник дедушке Ленину, стоявший неподалёку, у Южной спортивной арены – был единственным, кто видел «разгром» от начала до конца. Андрей Львович ходил уже с одним костылём. Он приковылял к месту, где было здание, мощное, здоровое, прямоугольное, оно казалось непобедимым и вечным − ведь архитектура живёт в веках. Но теперь оно продолжало жить только на фотографиях. Бассейна больше нет, а Андрей Львович ещё есть.
На месте снесённого здания среди осколков плитки, камней, в ореоле покорёженной ржавой арматуры, раскиданной по тени-периметру здания, сидела на раскладной табуреточке старушка и причитала. Андрей Львович, переваливаясь на костыле больше обычного, доковылял до старушки и поинтересовался:
− Вы тоже здесь плавали?
− Плавала, − всхлипывала и сморкалась старушка, то и дело протирала очки. – Ещё как плавала. В шестьдесят четвёртом году на Чемпионате я здесь победила. И всю жизнь здесь проработала. Детишек тренировала, в Федерации заседала.
Андрей Львович не мог поверить глазам: неужели эта старушка та великая чемпионка, которую он ещё молодым часто видел по телевизору?!
− Теперь плач-не плач, горю не поможешь, − вздохнул Андрей Львович. – Знаете, сейчас всё-таки сентябрь. Как вы думаете, вы мне как специалист посоветуйте, можно ли плавать в Москве-реке?
− А почему ж нельзя, − сказала старушка. – Мы часто в молодости плавали. Пока бассейн в пятьдесят пятом не отстроили, так постоянно на реке тренировались.
− То пятьдесят пятый, а сейчас четырнадцатый.
− А что реке-то будет? Она течёт и течёт себе, − махнула рукой старушка в направлении набережной. − Недалеко от берега почему бы не поплавать, навигация не закрыта ещё. По сторонам надо поглядывать, чтоб катер на мотор не намотал. Мда… Пятьдесят пятый − четырнадцатый. Кажется, и не жила.
– Пойду я, что ли, − сказал Андрей Львович.
Андрей Львович не хотел, чтобы старушка видела, как и у него текут слёзы, поэтому заковылял на своём костыле очень прытко, можно сказать, побежал на трёх «ногах». Андрей Львович вышел на набережную, стал искать подходящее место. Нашёл. Оставил костыли и одежду на каменном бережке, маленькой каменной нише с лестницей, зашёл в воду. Вода была вполне себе ничего, терпеть можно. И Андрей Львович поплыл. Он плыл и думал, что сейчас-то выход найден, а как быть, когда Москва-река покроется льдом? «Придётся становиться моржом, − обречённо размышлял Андрей Львович. – Придётся становиться экстремалом и в плавании». Надо сказать, что экстремальное плавание – это плавание в ледяной воде, Андрей Львович смутно представлял, как люди в ледяной воде подолгу плавать могут, но, с другой стороны, он когда-то не мог представить, как люди могут бегать марафон… Размышления Андрея Львовича прервал резкий голос в микрофон:
− Внимание! Пловец! Срочно вылезайте на берег! Вылезайте срочно!
«Вот ещё! – подумал Андрей Львович. – У меня сеанс, запланированная нагрузка, пока сорок пять минут не отплаваю, никуда не вылезу». − У Андрея Львовича были на руке водонепроницаемые часы-секундомер, Андрей Львович всё держал под контролем.
Прокричав раза три призыв вылезать, голос замолчал. Но скоро Андрей Львович почувствовал, как на него накатывает волна, потом услышал тихое тарахтение мотора, потом увидел бело-облупленную стену катера. Руки, сильные, цепкие, вытащили Андрея Львовича из воды и усадили на палубу, на лавку.
− Эй! Вы чего это?
− А вы чего? – в катере сидели трое в пятнистых куртках с надписью «МЧС». Один за рулём, а двое – на лавках.
− Мой костыль! Моя одежда! Куда вы меня везёте?
− Пока на берег. А там вас уже полиция ждёт-не дождётся.
− Это беспредел.
− Беспредел – это вы, а мы − береговая охрана. У нас лицензия. Купальный сезон завершён. В полиции вам выпишут штраф за купание в неположенном месте.
Андрей Львович стал чесаться на нервной почве.
− Вот видите, уже чесотку подхватили,− обернулся от руля водитель. – Тут и летом купаться нельзя. Москва-река грязная. Люди в разрешённых местах купаются, и то потом с отравлениями лежат. А вы… С виду грамотный человек.
− Я марафонец-пловец-экстремал! – взвизгнул Андрей Львович. – Меня весь мир знает!
− Вас поняли, − охранники посмотрели на нашего героя как-то странно, подозрительно, тяжело. – Спортсмен, а ведёте себя как нелегал. Им-то хоть мыться негде. А вы что залезли?
Андрей Львович стал рассказывать береговым охранникам, этим людям в болотной форме с нашитыми жёлтыми буквами, о марафонах и плавании, о Великой Китайской Стене и коленных чашечках, о социалистическом конструктивизме как стиле архитектуры нового счастливого человека и об осколках эпохи.
Два охранника, что наблюдали и следили, как бы Андрей Львович обратно в реку не сиганул, противно ухмылялись, а водитель вдруг сказал:
− Ладно, дед, разжалобил. Где ты свой костыль оставил?
Катер подъехал к каменному берегу, к нише со ступеньками. Охранники кинули в катер костыль и одежду Андрея Львовича, водитель стал оправдываться:
− У нас работа такая, поймите. Мы не имеем права не передать вас органам правопорядка.
На берегу Андрею Львовичу дали одеться, усадили в бело-синюю патрульную машину с мигалкой, машина взвизгнула, завыла, точь-в точь как старушка-чемпионка на развалинах былой эпохи, и повезла Андрея Львовича в отделение полиции.
Андрея Львовича поместили в камеру предварительного заключения. Костыль Андрея Львовича остался стоять при входе в здание, у стола, где граждане заявления пишут: об обмане, мошенничестве, о разбое, угоне и о том, что любимый испарился, а вместе с ним фамильные прабабушкины драгоценности. Как раз в это время из отделения полиции выбегал председатель клуба бега «Мир». Он прибегал, чтобы подписать документы на проведение нового осеннего марафона − все серьёзные марафоны охраняются вдоль трассы. Председатель клуба бега сразу заметил костыль Андрея Львовича. Это был не обычный костыль, это был уникальный очень удобный костыль, креативный – всем клубом на эти авторские костыли скидывались. «Так, так, − подумал председатель. – Чтобы это значило?» Он подошёл к стойке и спросил у дежурного:
− Чей костыль?
− Деда.
− А что дед сделал?
− В неположенном месте плавал в некупальный сезон.
− Понятно, − председатель клуба бега сам был бывший военный, соображал быстро. Вычертив стратегию мысли, он приписал что-то в уже подписанных бумагах и пошёл к дежурному следователю, который должен был заняться делом Андрея Львовича. В кабинете у следователя уже сидел Андрей Львович.
− Андрюша! – сказал председатель. – Какими судьбами?
− Да вот. Замели, − вздохнул Андрей Львович.
− Ничего. Мы сейчас всё уладим.
Председатель сунул следователю бумаги, подписанные самым высоким начальством этого отделения, и сказал:
− Перед вами великий марафонец. В честь него организован пробег, который ваш полк в следующее воскресение охранять будет. Вот видите: здесь написано…
− Марафон Андрея Чиркова, − прочитал следователь почему-то по слогам.
− Отпустите, пожалуйста, великого марафонца!
− Да! Отпустите меня, − попросил и Андрей Львович. – Я замёрз, не так как на Северном полюсе, но всё-таки замёрз – как на Южном.
− На Южном? – переспросил следователь.
− Да, да. На Южном, − подтвердил председатель. – Андрея Чиркова все антарктические пингвины знают, не говоря уж об африканских бабуинах!
− Это как? – заинтересовался вдруг следователь.
− А так. Андрей Чирков − великий популяризатор бега. Неужели перед сном, на ночь, никогда не читали его статьи?
− Я кодекс читаю и конституцию.
− Жаль. У Андрея Чиркова даже пингвины марафон начали бегать.
− Да ну бросьте, − засмущался Андрей Львович. − До пингвинов он дрожал от холода, теперь его бросило в жар от смущения.
− Ну а что, Андрюх, скажешь не бежали за тобой пингвины?
− Что было то было, − скромно вздохнул Андрей Львович. – Бежали.
− И что? Прям марафон? – вылупился на Андрея Львовича оперативник.
− Прям марафон, − не моргнув глазом, сообщил председатель клуба бега и незаметно подмигнул Андрею Львовичу. Андрей Львович незаметно кивнул председателю и сказал:
− Только они, пингвины королевские, иногда с бега на «дельфин» переходили.
− Как это? – следователь посмотрел на Андрея Львовича очень внимательно, пристально.
− Да так. Там же снег. Они то бегут на своих двух лапах, а то лягут на пузо, крыльями машут, будто в воде плывут. Они там в Южном океане стилем «дельфин» плавают.
− Да, да. На пузе передвигаются и ластами волну такую делают, − подтвердил председатель, взмахнул рукой, показывая волну.
− Волну?
− Да-да. Волну. По снегу волну.
Следователь включил компьютер, набрал в поисковике «королевские пингвины», посмотрел видео, почесал проплешину на голове, взял протокол и сказал:
− Пингвин с вами! Не буду вам штраф выписывать. Пишите, что разъяснительная беседа проведена.
Андрей Львович написал, что раскаивается, что впредь не будет, расписался, номер и все данные паспорта он помнил наизусть. Горе-пловца отпустили. На выходе из отделения председатель клуба бега хлопнул себя по лбу:
− Андрюх! А костыль?!
− Точняк! – сказал Андрей Львович, копируя своих внуков. – Костыль!
Вернулись за костылём.
− Если костыль забыт, значит, не нужен, − сказал дежурный полицейский и пожаловался: − День сегодня спокойный, никаких происшествий. Кажется, радоваться надо, а мне скучно.
Историю о том, что Андрея Львовича выловили из Москвы-реки силовые структуры, расползлась по беговому сообществу. Незнакомые триатлеты, молодые, сильные как все пловцы, стали заезжать по утрам за Андреем Львовичем, отвозить его в другой бассейн, а обратно Андрей Львович уже возвращался сам.
Осенний марафон переименовали в «марафон Чиркова» , согласно документам. Андрей Львович стоял перед бегунами, опираясь уже не на костыль, а на палку, произносил напутственные слова, нажимал курок сигнального пистолета – давал старт. Иногда Андрею Львовичу казалось, что среди бегунов он узнаёт следователя, но Андрей Львович был так напуган в тот день, когда его выловили из воды, так замёрз, так был зол на градостроителей, то есть градоразрушителей, что не запомнил лица следователя и не был точно уверен.
Спустя три года после операции колени Андрея Львовича перестали болеть. И теперь по набережной Москвы-реки под руководством марафонца-экстремала ходит группа, стучит по асфальту наконечниками палок − скандинавская ходьба не травматична, общедоступна, щадяща и очень полезна тем, кто пока не созрел для бега.
