Рахиль Гуревич
Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте
Рассказы, не вошедшие в основной сборник (бонус)
Восьмого марта в гололёд
На открытой тренировке по хоккею, посвящённой 8 марта, знакомятся две бабушки. У одной хоккеем занимается внук, а у другой – внучка. (Анюте, тихой и скромной фантазёрке, приходится находиться в детсадовской группе, где большинство детей – мальчишки. Родители решают отдать Аню в фигурное катание, но неожиданно на просмотре в ледовом дворце, Аня выбирает хоккей. )
1
Аня росла девочкой необычной, несколько даже странной. А кто из нас обычный, кто не странный? Если девочка в куклы не играет, это ещё ни о чём не говорит. И если девочка розовый цвет не уважает: юбочки, там, кофточки, сумочки, это тоже – обыкновенное дело.
Если Ане всё-таки дарили куклу, она вздыхала:
– Надо было куклу-мальчика.
Вы, наверное, подумали, что Аня – воинственная, боевая девочка с пистолетом в одной руке и богатырским мечом в другой? И что похожа Аня на мальчика? Отнюдь. Аня – миниатюрная, беленькая, голубоглазая. Скромная и тихая. Многого Аня в жизни опасается, больше всего боится взрослых и жуков, их замечаний и жужжаний.
Аня числилась в электронной очереди в детский сад под номером 123, или 231 или даже 312. И вдруг маме Ани позвонили и сказали:
– Приходите в сад! Записывайте адрес.
– Как так приходить? Не может быть!
– Девочек в группе не хватает.
– Что?
Но на том конце уже повесили трубку.
Аню собрали и повели во вновь открывшийся сад. В младшей группе было три девочки, остальные – мальчики из близлежащих домов. Вскоре пришли ещё мальчики, но не из ближних домов, мальчики незнакомые. Аня ждала, когда же придут девочки, но девочек в группе больше не появлялось, зато пришли ещё мальчики, из других районов.
В группе царила атмосфера боя, пиратов и машин. Аня начала играть в машинки – надо же с мальчиками во что-то играть, не на мечах же биться. Тем более, что Аню никто не бил и не колотил, с Аней все мальчики очень-приочень хотели играть. Заодно мальчики «просвещали» Аню по поводу модных мультиков и игрушек.
– Смотрела по телеку самурайские войны?
– Нет, – отвечала Аня. – У меня по телевизору был кабан.
– Это из «Лесной братвы»? – мальчики знали все на свете мульты.
– Не знаю.
– Как кабан выглядел? – спрашивали мальчики. – Ну: смешной или несмешной? Сколько полосок на спине?
– Слишком много вопросов! А ответов – нет. – И Аня гордо поправляла подтяжки на джинсах.
Именно так Аня прекращала все споры и выяснения отношений, приобрела славу гордой и независимой девочки, над которой витал ореол загадки: ответов-то нет!
Кроме кинопрограммы, мальчики старались изо всех сил «просветить» Аню по поводу новых трендов, брендов и трэшей. Аня внимательно слушала «этот бред». Но мужской коллектив смог повлиять даже на такую стойкую девочку как Аня. Это выяснилось через год, в сентябре, когда Аня стала совсем взрослой, перешла в среднюю группу.
В начале осени все мамы района тащили своих детей в ледовый дворец: девочек – на фигурное катание, мальчиков – на хоккей. И мама Ани тоже решила потащить Аню на просмотр – бабушка-то у Ани в молодости гоняла на коньках, была конькобежкой. А вдруг гены передались?
Мама с Аней как только вошли в ледовый дворец, так и остановились как вкопанные. На лавках рыдали мамы, их девочки грустили, лица у них были такие, будто им манную кашу положили целую миску и приказали всё съесть. До этого Аня никогда не видела, как плачут взрослые, и конечно же испугалась.
– Вы на просмотр? Вам туда! – Ане указали на длинный-предлинный как товарный поезд коридор.
Мама и Аня прошли по коридору, остановились у двери. На двери висел лист бумаги с буквами, но Аня не знала букв. Было два кружка среди этих букв, молоток и арка.
Из двери выглянула девушка в спортивном костюм – маленькая, с детским хвостиком, перехваченным розовой резиночкой. Ане это сразу не понравилось, такая вот резиночка.
– Кто-нибудь ещё есть? – Увидела Аню: – Ну, заходи. Чего опаздываешь-то?
– Можно без «ну» и без «то»? – мама Ани не терпела в жизни двух вещей: респираторных инфекций и слов-паразитов, которые, в общем-то, те же инфекции. Да и вообще мама Ани во всём любила порядок.
Девушка снизу вверх высокомерно посмотрела на маму Ани, забрала Аню и хлопнула дверью.
А родители, которые прогуливались по коридору, сказали маме Ани:
– Это же тренер.
– Ну и что, что тренер?
– Не возьмёт вашего ребёнка.
– Пусть, – сказала мама Ани.—Больно нужно у такого тренера заниматься, который ребёнка не уважает.
Родители кивали, соглашались, оправдывались:
– Фигурное катание есть фигурное катание. Сейчас отбор, через два месяца отсев, а потом… потом даже и думать боязно, что потом… Деньги, деньги, деньги.
Аня оказалась в какой-то комнате с крючками на стенах и лавками. На крючках висели сетчатые мешки, набитые чем-то блестящим, на лавках сидели дети: много-много девочек и два мальчика. Как хоккейная шайба промелькнула у Ани в голове мысль: «Всего двое мальчиков! Бывает же такое!» Дети на лавке шумели, но не громко, не то что мальчики в Аниной группе.
– Как тебя зовут?
Аня молчала, она смотрела на дверь. В дверь рвались чужие женщины и две девочки:
– Вот! Опаздывающих просматриваете! А нам – отказали!
– Ой! – взвизгнула девушка. Так не визжала в их садике даже мама самого драчливого мальчика, когда забирала своего сына домой. – Нет! Ясно вам? Нет!
Аня отошла подальше, на безопасное от скандальных тёть расстояние.
– Но почему?
– Вы рослые! Прошу покинуть помещение! Девочка, да ты. У тебя ещё мама мне замечание сделала! Иди сюда! Я – твой тренер.
Аня не двинулась с места. В дверях, две девочки, одна как шпага-рапира, а другая – круглая как надувной мяч, тоскливо смотрели на Аню.
– Да боже ты мой! Просмотр окончен! Дайте работать нормально! – Тренер буквально выпихивала настырных родителей и их девочек. – Вы уже прошли отбор, то есть не прошли, больше вас просматривать не буду. – Хвостик, перехваченный розовой резинкой, мотался из стороны в сторону, то вправо, то влево, будто показывая язык логопедического упражнения.
Дверь наконец удалось не закрыть, но чуть-чуть прекрыть.
– Уф! – выдохнула тренер. –Теперь с тобой. Ну идём.
Сейчас тренерское «ну» звучало как-то грустно, совсем не так как «ну заходи» и Аня подумала, что «ну» может быть громким и тихим, добрым и злым, «ну» может быть и жалобным, плачущим…
– Сядь вот здесь на коврик. Та-ак, потянись вот так, та-ак.
Аня легко сложилась пополам. Она дома так часто складывалась, представляя себя бездомным слизнем, а потом улиткой в раковине. Ей казалось, что если стать вдвое короче, это значит уйти, уползти в домик, пусть даже в чужую лачугу – если ты бездомный слизняк, то и этому будешь рад… Слизняк, неожиданно обредший дом, в этой странной комнате с крюками вдруг услышал:
– А я лучше смогла!
– Ой-ой! Сломалась.
– Хи-хи! Подумаешь!
– Фуу… На ней чешки чёрные.
– Девочки! Да она просто в колготках, без юбочки!
– Сложилась и разложилась – раз! Два! – командовала тренер.
А шопот не прекращался:
– Хи-хи!
– Почему ты, девочка, не слушаешь меня? – строго сказала тётя в спортивном костюме.
Аня молчала. Она очень расстроилась, что дети с лавочки смеются над ней и даже напугалась. В садике над ней никто не смеялся, наоборот, и потом в их группе у всех были чёрные чешки, как у супергероев. Мальчики говорили, что супергерои в белых не ходят.
– Тянись, тянись, девочка. Выполняй.
И снова слизняк залез в домик, в панцирь, в скорлупу, и опять до него донеслось:
– Хи-хи!
– Да ну.
– Ничего особенного!
– Это легко. Пистолетик тяжело.
Услышав «пистолетик», Аня совсем растерялась. Тренер просила делать ещё упражнения, Аня старалась всё выполнить, но руки и ноги у неё заболели. Она вспомнила, как гуляла в лесопарке после дождя; на дороге, по краям, около травы, лежали улитки, Аня решила перепрыгнуть улитку, прыгнула, и… под кроссовкой хрустнуло . Мама успокоила, сказала, что «улиточка нарастит новый панцирь, только шрам останется»… Аня выгибалась всё хуже, всё тяжелее, вспоминала несчастную улитку: «На меня наступили!» А дети хихикали, шутили, командовали, повторяя тренера: «Гнуться, согнуться, разогнуться, носки оттянуть». Наконец Ане разрешили сесть на лавку. Девочка отодвинулась от Ани:
– У тебя волосы, что ли, крашеные?
Аня испугано схватилась за голову, посмотрела на ладони: ладони чистые.
– Нет.
Все опять засмеялись. «Ну когда же, когда эта тётя с хвостиком сделает им замечание?» – думала Аня. Воспитательница в саду делала замечания, мама Ани тоже делала замечания, а эта тётя – нет. Тётя опять ругалась с кем-то в дверях. Аня встала с лавки, прошмыгнула мимо тёти с хвостиком, толпы мам и бабушек, пронеслась по коридору, стала озираться: где мама? Лавки были пусты, чуть дальше стояли столики, там сидели люди, отхлёбывали из бумажных стаканчиков. Кофейный аппарат подмигнул Ане красной лампочкой, забулькал, откуда ни возьмись появился в нём бумажный стакан.
– Мама! Мамочка! – заплакала Аня.
– Аня! – Мама поднялась из-за столика.
– Неужели тоже не взяли? – спросил кто-то.
– Нет! Нет! Беру! Беру! Девочка перспективная, – тётя, воинственно помахивая хвостиком, вела в холл вереницу девочек. Девочек держали за руки их мамы и бабушки. Некоторых держали и на руках как малышей. «Позор! – подумала Аня, – Сами надо мной хихикала, а сами… ходить не могут». Аня подозвала маму и еле слышно сказала:
– Мама! Я не хочу идти на это фигурное катание.
Мама и Аня присели на лавку, Аня рассказывала, как её тянули и гнули, и как девочки смеялись над чёрными чешками.
– Тут даже мальчик в белых чешках. Пошли отсюда, мама. Эта тётя – мучительница.
– Это тренер.
– Знаю я. Пошли!
Между тем тренера окружило кольцо из мам и бабушек. Мамы и бабушки были похожи на шпаги, мечи, мячи, гитары, барабаны и деревянные ложки.
– Деревянные ложки самые невкусные, – сказала Аня громко, просто сделала заявление.
Некоторые мамы повернулись и посмотрели на Аню. Бабушки не повернулись, бабушки внимали тренеру, бабушки вообще были глуховаты.
Девочки, похожие на Мальвин, и мальчики, совсем не похожие на Буратин, а похожие на Артемонов и Пьеро, скользили по плиткам пола, вытягивая носки. Но были где-то неподалёку и другие мальчики. Мальчики, похожие на динозавров и супергероев иногда выбегали к кофейному аппарату, натыкались на мальвин и пьеро и уносились обратно, куда-то вглубь.
– Мама! – сказала Аня. – Пойдём за теми мальчишками.
Мама Ани боязливо посмотрела на плотное неприступное кольцо бабушек вокруг тренера. Некоторые родители плакали, причитали. Оцепление тренера держали и дедушки. Дедушки трагически кхекали, как будто хрюкали.
– Хвостик заблудился в о-огромном дремучем лесу, – сказала Аня. Аня не могла рассмотреть тренера за этим родительским заслоном. – Мама! Ты случайно не видишь хвостик?
– Да уж. Пожалуй этот лес нам не по зубам, – согласилась мама Ани. – Через него не прорваться. Пойдём, Анюта, посмотрим каток хотя бы.
Мама спросила, где лёд – ей махнули в ту сторону, откуда периодически выбегали воинственные мальчики.
– Не ходите туда! Там хоккеисты! – сказала чья-то бабушка, из тех, что всегда знают все ответы на все вопросы, всем интересуется, за всеми следит. Бабушка носила яркоогненную причёску – Аня вспомнила сказку о петушке, огне и бобовом зёрнышке. «Бабушка-петушок, – подумала Аня. – Настоящая бабушка-петушок и кофта у неё разноцветная». Мама взяла Аню за руку и сделала шаг… Но не тут-то было. Цветная бабушка встала на пути:
– Там хоккей! Вы не слышите, девушка?
– Слушайте! Отойдите!
– Там – хоккей! – настаивала бабушка и вдруг добавила:– Хи-хи. Именно сказала, а не засмеялась.
– Хи-хи-ха-ха!
– Пропустите!
– Но там хоккей! Хи-хи. Вам туда не нужно! Ха-ха.
– Освободите проход! – крикнул цветной бабушке администратор.
Аня с мамой прошли вглубь, в тёмный коридор, до них доносилось кукарекание бабушки:
– Кукареку! Правильно говорят: не делай человеку добра, не получишь зла. Хи-хи-ха-ха.
Аня попала в удивительный мир: по коридору, по тёмному-тёмному коридору, и – раз! – в сказочный ледовый холодный мир.
« Эта кукарека – стражник, – решила Аня. – Она просто приняла обличие кукареки».
Перед катком – деревянный бортик. Аня ухватилась за него, подтянулась, встала на цыпочки: по льду катались, носились, странные существа в касках с решётками вместо лиц, сущности с огромными плечами.
– Родители! Не волнуемся! Поднимаемся на второй ярус, там трибуны, не скапливаемся у бортика!
На трибунах было видно так: Аня стоит на холме и смотрит на пруд, огромный прудище. А на пруду – водомерки, огромные водомерища в кофточках с номерами и буквами, и в касках.
– Железобетонные монстры-водомерки!
– Сама ты монстр! – какой-то мальчик стоял рядом с Аней и усмехался.
– Я не монстр. И у меня есть динозавр. Он придёт и тебя сожрёт. – В садике все своими воинами друг друга пугали.
– Да ладно. Я пошутил. А ты чего – тоже хоккеистка?
– Угу, – кивнула Аня. – Мама! Давай на хоккей запишемся.
Мама стала похожа на панцирь черепахи, она редко так выглядела. Она сняла очки и долго-предолго молчала, потом мама спросила у папы мальчика:
– Это отбор?
– Тренировка показательная.
– А отбор?
– Нет тут отбора. Приходите и занимайтесь.
– А записаться?
– В раздевалке.
– Мама! – возмутилась Аня. – Но в раздевалке были вредные девочки и паучьи мальчики!
– Паучьи? – рассмеялся сосед Ани.
– Да. Они всё хихикали и меня передразнивали, по полу ползали, а меня в это время тяну-ули, тяну-уули, растянули. До сих пор ноги болят.
Почему Ане тогда захотелось на хоккей? Ведь она шла просто посмотреть на лёд! Аня и сама не знала, почему. Захотелось и всё.
Тем временем на льду появились оранжевые конусы и маленькие хоккеисты стали ездить зигзагами и вперёд спиной:
– Резче! Резче! – кричал тренер. – Вираж работаем, о смене ног не забываем! Резче! Быстрее!
– Аня! Но девочек не берут.
Не факт, – отозвался папа мальчика, лицо его было непроницаемым, он внимательно следил за тренировкой. – Девочек тоже берут.
Аня не поняла ни одного слова: ей казалось, что дядя монотонно что-то мурчит, как кошки у подъезда, у подвальной трубы.
– Да, да, – послышался знакомый кукарекающий голос. – Я тоже слышала, что берут, но ни разу не видела девочек на льду, ха-ха.
– Это потому что они одеты в форму, как же увидеть, где девочка, где мальчик? – монтонно отозвался папа.
– Пойдём Аня! – мама поспешила прочь, вниз от рыжей кукареки.
В раздевалке, под трибунами (оказалось, что у хоккеистов свои раздевалки), на скамейке, положив папку на колени и подбрасывая как жонглёр ручку, сидел приветливый улыбчивый дядя.
– Аня, – сказала мама. Кончик носа у мамы двигался, вздрагивал, это случалось, когда мама была очень чем-то не довольна: – Аня! Ты уверена, что хочешь заниматься хоккеем?
У Ани были очень внимательные родители. Они со своей дочкой разговаривали, советовались, телевизор разрешали смотреть только полчаса в день. Все другие мамы стали бы отговаривать своих дочек от такого грубого и опасного вида спорта, только не мама Ани. В этой семье все друг другу доверяли. А ещё мама Ани любила смотреть хоккей по телевизору, заядлой болельщицей не была, но всё же… Мальчик, тот, что был с Аней на балконе, подошёл и тут, в раздевалке, сказал:
– У тебя дракон с гигантскими водомерами, а у меня два дракона и пять водомерищ.
– А у меня, – Аня взмахнула руками, хищно зашевелила пальцами, затараторила: – миллион драконов и триллион водомеров с такими щупальцами. Они всех твоих сожрут. А я буду – королева водомерок. Водомерка на коньках!
И мама Ани, услышав, этот спор, решилась. Чаще всего, если кто обидное Ане скажет, она сразу в себе замыкалась, уходила в скорлупу, пряталась в домик, натягивала панцирь. Так как сейчас Аня спорила совсем редко, когда чувствовала себя уверенно, на все сто уверена что права.
И Снова детей рассадили на лавку. Тренер представился:
– Сергей Юрьевич Куренёв.
Он вызывал каждого по очереди, разговаривал, задавал вопросы, кивал, улыбался. И Аню вызвал. И никто из мальчиков не хихикал, когда Аня с перепугу шептала ответы, что её зовут Аня, что кататься на коньках любит, что никто не учил:
– Просто бабушка надела мне на ноги коньки, залепила липучки – я встала и поехала. А бабушка у меня – конькобежка! У неё коньки раньше были во-от с такими длинными ножами, а сейчас на таких на каток не пускают, и бабушка хоккейные коньки на каток носит. А на катке – музыка…
Тренер был улыбчивый, красивый, похож на только что научившегося летать птеродактеля. Аня перестала бояться, освоилась, о бабушке Миле, конькобежной своей бабушке, она могла много рассказывать. На полке у Ани книжка стоит, подписанная фиолетовыми буквами – бабушка в семь лет быстрее всех пятьсот метров на коньках пробежала, вот ей книжку и вручили. Смешное у книжки название – «Приключения Травки». Аня даже думает, что бабушка шутит – не может так книжка называться. Ну какие уж там особенные приключения могут быть у травы – она же на одном месте растёт
– О бабушке ты много знаешь. Ну а что ты знаешь о хоккее? – спросил Сергей Юрьевич.
– О хоккее? Ничего не знаю.
– А может, Аня, ты хочешь на фигурное катание пойти?
– Ой, вспомнила, что я знаю о хоккее. – Аня испугалась, что её не возьмут, хотя почему не возьмут? На фигурное катание мальчиков-то берут. – Мама иногда хоккей смотрит, когда папы дома нет.
Родители засмеялись, тренер улыбнулся.
– Правильная у тебя мама. Гордись!
Сергей Юрьевич обернулся к родителям:
– Всех детей записал. Все приняты. В понедельник первая тренировка. Список, что надо купить, возьмёте у администратора.
– В семь утра! В семь утра! – радовалась Аня. – Значит, я и в садик успею к завтраку! Завтрак же в девять, да, мама?
На выходе, на лавках, снова сидели мамы и бабушки с кислыми грустными лицами.
– Мама! А почему они грустят? Шли бы на хоккей, в хоккей же всех взяли.
– Наверное, хотят быть фигуристами, а не хоккеистами, хи-хи. Девочки, моя дорогая девочка, в хоккей-то, ха-ха, не особо рвутся, – послышалось за спиной
Аня даже не стала оборачиваться, она узнала разноцветную бабушку по её кукареканию—хихиканию.
2
Бабушку Ани звали Мила. В детстве бабушка Мила много болела, была нелюдимой и пугливой. В восемь лет пришла в секцию конькобежного спорта, перестала болеть. У неё появились подруги. С конькобежными подругами бабушка Мила до сих пор дружила. Для случайных знакомых бабушка Мила оставалась замкнутой, закрытой, неразговорчивой. Как и в детстве, бабушка Мила боялась прилипчивых людей, не поддерживала беседы в транспорте и поликлиниках, на курорты не ездила, а летом сидела, запершись на дачном участке, собственноручно обнесла его высоким забором, бесед с соседями о погоде и о том, как растут огурцы, не поддерживала. Нет, бабушка Мила дикой не была, просто ей не нравилось много разговаривать, болтать, чесать языком. Бабушка Мила говорила кратко, например:
– Ну всё – ку-ку, – это означало: «всё пропало», «всё закончилось», «всё потерялось».
Или:
– Автобус сорок две минуты, мёрзла.
Это означало: «Ждала автобус сорок две минуты, пока ждала, замёрзла».
Внучка занимается хоккеем уже три года. И школа рядом с ледовым дворцом набирает спортивный первый класс. Идти или не идти в этот класс? Всё-таки одна девочка и двадцать пять мальчиков – такой неразрешимый вопрос встал перед мамой Ани. Поэтому бабушку Милу и попросили сходить на открытую тренировку, оценить ситуацию объективно, профессионально.
И бабушке Миле пришлось тащится ранним утром Восьмого марта в ледовый дворец. По утверждениям дочери, тренировка проходила «поздно» – в восемь утра:
– Ради праздника, чтобы все бабушки выспались и радостные и свежие пришли за внуков порадоваться.
«Да уж ради праздника»… – бубнила себе под нос бабушка Мила, аккуратно шагая по гололёду, бликующему в свете дорожных фонарей.
То, что бабушка Мила бегала в молодости на коньках, помогало ей каждую слякотную зиму. Сколько её знакомых ломали себе ноги и руки в тёмный (вечерний и утренний) гололёд, сколько раз бабушка Мила ездила навещать их в больницы, сколько раз говорила:
– Зимой надо не просто ходить, а ходить, скользя, отталкиваясь ребром сапога: правая нога – вправо, левая – влево, а не так: мыском вперёд как любители.
Приятельницы и приятели бабушки Милы смущённо кивали: теперь, мол, так и будем, и почему мы раньше тебя не слушались, почему не ходили с тобой на каток…
Ледовый дворец был закрыт. Но за стеклянными дверьми ходили люди. В руках у них были бумажные стаканчики. Люди были рядом, можно было протянуть руку и дотронуться – мешали закрытые стеклянные двери.
– Хи-хи, ха-ха, кофе пьют, и нам бы с вами не помешало,– услышала за своей спиной бабушка Мила.
– Вы на тренировку? – снова голос. Бабушка Мила обернулась: перед ней стояла толстая краснолицая женщина в бордовом берете. Рыжие волосы выбивались из-под бордового берета, шуба была тоже бордовая. А сапоги ярко-красные, алые.
– Говорю: нам бы с вами тоже кофе не помешал бы. Я лично так торопилась, что кофий испить не успела, хи-хи. Не то, что испить, приготовить тоже не успела, ха-ха.
Бабушку Милу дико напугало вот это «нам бы с вами». Она быстро спросила у громкой ярко-красной женщины:
– Не знаете…
– Знаю.
– Вход?
– Знаю, я всё тут знаю. Тут через служебный вход. Я специально к вам подошла. Сразу видно: первый раз вы.
Прошли влево, вдоль здания ледового дворца – там была незаметная дверь.
– Ну что? – снимала берет и поправляла причёску Хи-хи-ха-ха. – Пойдёмте кофейку возьмём и наверх, на трибуны.
– Вы приходите. – Не могла же бабушка Мила сказать просто «нет», всё-таки эта яркая хихикающая женщина провела её на каток.
– Окей! Приду! Ждите!
Бабушка Мила поднялась на балкон, позади стояли стулья, там, где поменьше людей, стала выискивать на льду внучку – Аня выполняла задание вместе со всеми, ожидая в веренице детей своей очереди. Аню легко было узнать – её коньки были зашнурованы розовыми шнурками. Некоторые мальчики дрались за место, ближайшее к лидерам. Аню никто не отпихивал.
– Мой дерётся, хи-хи.
Бабушка Мила стояла и смотрела накаток, всем своим видом, показывая, что разговоры ей не интересны.
– Да садитесь. Будьте как дома. – Огненная женщина пододвинула к перилам балкона стул. Сама тоже придвинулась почти вплотную. – Вот. Угощайтесь. Хи-хи-ха-ха протянула бабушке Миле маленький подносик, в который были вставлены два стакана. Через отверстие пластиковых крышек шёл пар. – Не подержите?
Пришлось бабушке Миле держать поднос с кофе.
Любительница утреннего кофия сняла шубу, предстала перед бабушкой Милой в свитере, на груди красовался красный бегемотик:
– Сама вяжу, нравится?
– Н…да.
– А это бегемот, который боялся прививок.
– Он жёлтый.
– От вранья стал красный. Внучёк как врать начинает, я этот свитер надеваю – сразу правду говорит.
– А-ааа.
– Ну, давайте кофе пить.
– Спасибо.
– Ой! Да что тут «спасибо»? Не за что. Они тут час ещё кататься будут, хи-хи.
– Бегать, – бабушка Мила не терпела дилетантов.
– Вы занимались коньками?
– Да.
– Да садитесь уже. Меня Татьяной звать, в честь Татьяны. А вас?
– А меня Милой.
– В честь шоколадки?
– Нет. Людям милая – так имя переводится.
– Значит Людмила вы, а не Мила. А то что это «Мила»: шоколад и корова. Фу. Да садитесь. Не маячьте. Тут после тренировки ещё поздравлялки.
– Всё. Куку-ку, – и бабушка Мила села.
Оказалось, что сидя тоже почти всё видно, кроме ближнего виража – дети как раз виражи отрабатывали. Бабушка Мила отхлебнула кофе и стала высматривать внучку под непрерывный словесный поток:
– Капуччино, хи-хи. Я только капуччино беру, только капуччино. Мы внучкА-то сначала хотели на фигкатание сдать.
– Куда?
– На фигурку, фигурное катание. А он – ни в какую. Но мы и не настаивали. Старшую внучку у меня не взяли, ха-ха. Десять лет прошло. До сих пор стресс. Здесь-то пацану лучше. А на фигурке у них интриги. На подкатках по субботам вижу этих фигуристов. Ужас! Костюмы – аж искрятся. А ребёнок-то растёт, на один раз костюмчик-то. А хореограф? А музыка? За всё деньги. Есть у них одна девочка в лохмотьях, говорят талант. Ей танец бездомного поставили, она с ним на городе выиграла. А дальше – шансов нет. Деньги нужны. Вот так. В юниорах танец бомжа не прокатит.
…Мелькали шлемы с надписями: «Никита», «Миша», «Иосиф», «Плутарх», «Боб» – бабушка Мила еле успевала читать. Вот и её «ANNA» – бабушка Мила успокоилась. Ей нравилось, как катит Аня: чётко, отталкивание сильное. Позади детей ехал помощник тренера, подгонял. За Аней ни разу не катил – значит, скорость устраивает.
– Вот девочка молодец, – Татьяна-хи-хи допила свой кофе и встала рядом с бабушкой Милой, опершись о перила: бегемотик перекосился, будто подмигивал. – Девочка странная, в кармане носит трансформеров, угрожает невидимыми динозаврами.
Бабушка Мила кивнула: Анюта вся в неё.
Дети перешли к основному заданию: по удару клюшки о лёд они парно стартовали, ускорялись по двум дорожкам. Тренер Сергей Юрьевич кричал оценки. Ане «поставили» пять.
– Вот. А мой четвёрку схлопотал, – болтала бабушка Татьяна. – Как всегда. Знаете…
– Нет!
– О! Перебежки и перекаты пошли, дальше торможения и виражи. И везде, знаете, нужна взрывная стартовая скорость. Мда.
Бабушка Мила кивнула: да уж знаю, как не знать. Особенно перекаты и виражи.
Бабушка Татьяна не унималась, кивок собеседницы её вдохновил на новый словесный поток:
– Когда я узнала, что эта девочка Анюта с нами тренируется, я возмутилась. Хи-хи. И такие они обе, что мама, что девочка странные, ну вроде вас.
– Я… – бабушка Мила хотела сказать, чтобы бабушка Татьяна заткнулась, чтобы не смела ничего говорить про внучку и дочку.
– Нет, нет, – перебила бабушка Татьяна, обмахиваясь бордовым беретом. Не волнуйтесь, не как вы. Вы-то не грубая. А они – грубые.
– Я…
– Попервоначалу, – бабушка Татьяна снова перебила на первом слове, на первом звуке: – первый год, я в шоке была: что же за мучители такие, девочку – в хоккей.
Бабушка Мила отошла от бортика: «Противная, говорливая, толстокожая», – бабушка Мила поднялась со стула и решила уйти:
– Вы…
– Вот-вот. Вот и я говорю: молодцы родители Анюты, вся их семья. Надо было и мне старшую внучку в хоккей. На фигкатание когда не взяли, столько секций перепробовали. А могли бы сюда на хоккей. Никто не подсказал. Да я бы и не согласилась… Вот рыдали мы там на лавках, рыдали… А что, спрашивается, рыдали? Все наши знакомые до двенадцати лет тут позанимались и бросили. Но тоже – мог бы тренер приглашать, рекламировать. Так ведь нет. Всё по-тихому, – бабушка Татьяна махнула обречённо рукой. Бегемотик на свитере сжался, весь как-то скукожился. – Эти-то, Анюта с мамой, сами пошли. Просто лёд хотели увидеть. Самостоятельные, мда. Тоже про хоккей для девочек не знали. Поднимайтесь Людмила. Сейчас самое интересное будет.
– Да куда… – бабушка Мила хотела сказать «Да куда уж там смотреть с вами», но бабушка Татьяна перебила:
– Сейчас девочку поздравлять будут.
На льду между тем собрали пластиковые оранжевые конусы.
– Сейчас догонялки начнут, а после поздравлялки.
– Что?
– Догоняешь – надо толкнуть, обезвредить. Хи-хи.
– Ну всё, ку-ку.
– Но убегающий-то, ха-ха, должен убежать.
– А-аа…
На льду начались догонялки, толкания и драки. Драки вспыхивали то там, то здесь как искры фейерверка. Аню тоже толкнули, но она не упала, споткнулась, увернулась, убежала.
– Бежит, смотрите, убегает! – закричала бабушка Мила.
Тут послышался удар клюшкой о лёд, свисток и тренер крикнул:
– Мальчики! На колени!
Мальчики разбежавшись, сели на колени и докатили до тренера, окружили его. И Аня подъехала.
– Аня! Поднимись и сними шлем! Встань вот здесь.
– Ой! – всплеснула руками бабушка Мила, а настырная Татьяна сказала:
– Девочка беленькая, блондиночка. Ни одной фигуристки такой красивой нет, я их там всех знаю.
– Ребята! – Торжественно прокричал Сергей Юрьевич. – Какой сегодня день?
– Восьмое марта! – прокричали дети на льду и бабушка Татьяна на трибунах.
– И кого мы сегодня поздравляем?
– Аню!
– Не слышу?
– Аню! – закричали бабушка Мила и бабушка Таня вместе.
– Да, Аня. Мы поздравляем тебя, – Сергей Юрьевич достал из пакета, коробку, вынул из неё розовый хоккейный шлем, надел на Аню, застегнул ремешок. – Мама раздвинет, если туго, надпись делать не стали, теперь без надписи ясно, что это наша Анна.
Дальше Сергей Юрьевич развернул свёрток – там была розовая футболка с номером восемь и надписью «Анна» – спереди и «Конькова» – сзади, на спине.
– Значит ещё и Конькова, – сказала бабушка Татьяна. – Фамилия, что называется, говорящая.
На бабушку зашикали другие родители. Бабушка Татьяна прошептала «хи-хи-ха-ха» и покорно кланяясь прикрыла рот ладонью: мол, молчу. Сергей Юрьевич поздравил от имени команды и от себя лично мам и бабушек, пожелал здоровья и стойкости в воспитании будущих хоккеистов.
Бабушка Мила вместе со всеми заспешила вниз, она хотела побыстрее остаться одна, то есть с внучкой и дочкой. Те уже махала бабушке Миле:
– Я там встала в другом конце, смотрю ты рядом с этой малиновой. Всё, думаю, ку-ку, тебе.
– Она ничего женщина. Энергичная. – Бабушка Мила решила защитить новую знакомую.
Аня освободилась от защитных доспехов – наколенников , налокотников, нагрудника и краша, переодевала насквозь мокрый нижний костюм, стоя на лавке – крючки на стене были как раз у Ани над головой. Поверх зимней куртки Аня натянула розовую футболку, щлем Ане надеть на улицу не разрешили.
– Чтоб людей не пугать, – сказала мама.
Так и шли домой. Мама катила сумку на колёсиках с коньками и всей защитной амуницией, бабушка несла коробку с драгоценным подарочным шлемом. Когда стояли на пешеходном переходе, проехала малиновая машина, долго сигналила. Бабушка Татьяна припарковалась на обочине, вышла:
– Женская команда! Давайте подвезу!
– Нет! Нет! – хором стали отказываться мама Ани и бабушка Мила.
– Вы если, я что не то сказала, не обессудьте, хи-хи, – сказала бабушка Татьяна.
– Всё хорошо, – смутилась мама Ани. – Спасибо!
– Ваш Андрей весёлый, – сказала Аня. – Он не злой, не то, что некоторые мальчишки.
– Принцесса! Просто принцесса. Беленькая, блондиночка! – улыбнулась бабушка Татьяна. – Ну до встречи тогда на катке!
– До свидания!
Девочка в розовой футболке, её мама с сумкой на колёсиках и бабушка с коробкой под мышкой стояли в ожидании зелёного света. Проносились, торопясь успеть, машины. Наверняка попадались среди водителей заядлые хоккейные болельщики. Но ни один из них не мог даже предположить, что в коробке у скромной немолодой женщины, боязливо ожидающей перехода – хоккейный шлем розового цвета.
