Между тем сэр Вильямс побывал в коттедже, посмотрел на спящую Жанну и решил:
– Мне нужно не обладание ей, нет, мне нужно ее сердце! Она начинала любить тебя. Теперь она полюбит меня!
– О, господин граф, – добавил он, хохоча, – у меня явилась великолепная идея: теперь уж не вы граф де Кергац, а я! А когда я женюсь на Эрмине, когда золото Кермаруэ перейдет ко мне, в тот день я тебе крикну: «Арман! Арман! Твоя возлюбленная Жанна стала моей любовницей, а тебя она приняла за лакея!»
И он тотчас же распорядился, чтобы вся прислуга выдавала его их новой хозяйке за графа де Кергаца.
– Теперь надо подучить Вишню, и если Жанна не поверит прислуге, то поверит ей, – решил он и направился к павильону, где помещалась бедная цветочница.
Ему стоило очень небольших хлопот спутать Вишню; выставив ей себя каким – то небесным ангелом и выдавая себя за графа де Кергаца, он уверил неопытную девушку, что хочет жениться на Жанне де Бальдер и что они все были жертвами его лакея Бастиана, который нарочно подкупил мошенников, чтобы разыграть с ними историю, происшедшую в «Бургонских виноградниках».
Затем он сообщил ей, что Баккара продала ее одному старому чиновнику, г. Бопрео, который готов решиться на все, лишь бы овладеть ей.
– Дитя мое, – докончил сэр Вильямс выразительным тоном, – я обладаю громадным состоянием и трачу его на благотворения и на препятствование злу. У меня есть своя полиция, через посредство которой я и узнаю все. Извещенный об угрожающей вам опасности, я поспешил к вам на помощь. Вот теперь вы и знаете всю тайну моего поведения относительно вас. Я прошу вас довериться мне и позволить спасти как вас, так и Леона Роллана, от общей опасности и даже смерти.
Этих последних слов было вполне достаточно, чтобы она окончательно доверилась сэру Вильямсу.
– Теперь послушайте меня, моя милая Вишенка, – продолжал капитан. – Жанна в настоящее время спит и проснется тогда, когда я уже уеду. Мне необходимо уехать на неделю. Вы останетесь в замке и в продолжение нескольких дней, пока я должен скрывать вас от вашей сестры и Бопрео, замените ей друга, сестру и поверенного всех её тайн.
– Слушаю, граф, – прошептала Вишня.
– Я буду писать ей каждый день. Она, вероятно, будет читать вам мои письма. Не старайтесь доказывать ей, что настоящий граф де Кергац не этот мошенник Бастиан. Предоставим все времени и письмам.
Вишня восторженно взглянула на сэра Вильямса и тихо сказала:
– Ах, граф, как может она, видя вас, не полюбить? – Прощайте, мне пора ехать, – ответил ей капитан.
– Когда же я увижу Леона? – спросила она еще раз.
– Не знаю. Но надейтесь на меня. Ручаюсь вам, что через две недели вы будете его женою.
И сэр Вильмс спокойно вышел из комнаты.
– Кажется, – пробормотал он, – шутка вполне удалась. Я сделал больше, чем предполагал. Я не только лишил Армана жены, но даже отнял у него его имя. Теперь надо заняться миллионами простака Кермора. Месть моя удается.
Итак, бесчестный Андреа торжествовал во всех отношениях: Фернан был в тюрьме, Вишня и Жанна спрятаны, Баккара помещена в сумасшедший дом, и теперь граф Арман де Кергац больше не найдет и следов наследников покойного барона Кермора де Кермаруэ.
В тот день, когда Вишня поверила письму своей сестры и пошла в Змеиную улицу, ее жених Леон Роллан был послан своим хозяином на два дня в Монморанси.
Вернувшись оттуда, он, по обыкновению, дождался восьми часов вечера, то есть окончания работы в своей мастерской, и поторопился к Вишне.
У дверей ее маленькой комнаты не было видно света, а потому Леон подумал, что она еще не возвращалась, и стал дожидаться ее на нижней ступеньке лестницы.
Прошел час. Вишни все не было, тогда Роллан спустился в комнату к привратнику.
– Девицы Вишни нет дома? – спросил он.
– Ах, это вы, Леон?
– Да, я.
– Я ее не видел уже два дня.
– Как два дня?
– Я говорю вам чистую правду, Роллан, третьего дня приходила сюда Фанни – служанка госпожи Баккара; мне кажется, что случилась какая – нибудь история или с ее сестрой, или с матерью. Я предполагаю это потому, что девица Вишня что – то очень проворно собралась и у нее было такое печальное лицо. Ее уже нет три Дня.
Леон в недоумении бросился со всех ног в Монсейскую улицу, в дом, где жила Баккара.
Но и здесь он не узнал ровно ничего, Баккара уехала еще, вчера.
Тогда он направился к своей матери, но крестьянка не видела Вишни уже более трех дней.
У Жанны он застал Гертруду всю в слезах. Жанна тоже исчезла. Добрая кухарка показала ему письмо, найденное ею в той комнате, где она оставила Жанну.
Письмо это было написано почерком Жанны.
Вот его содержание:
«Добрая Гертруда!
Когда ты проснешься, то меня уже не будет. Я уезжаю. Надолго ли, сама не знаю. Куда – еще не могу сказать, Впрочем, знай, что я бегу от человека, которого я думала, что люблю. Это граф де Кергац. Я теперь еду с человеком, которого действительно люблю, но не могу назвать.
Прости твоей Жанне, которая так любит тебя».
– Нет, тут, наконец, с ума сойдешь, – пробормотал Леон, хватаясь за голову.
В это время на лестнице послышались шаги, и вскоре на пороге комнаты показались Арман де Кергац и Бастиан.
Андреа, расставаясь с графом, смеялся так едко, что Арман, казалось, узнал в нем своего брата.
Граф сел в карету и велел кучеру ехать, как можно скорее.
– У меня ужасное предчувствие, – сказал он Бастиану. – Поедем в улицу Мелэ.
При виде горя Роллана и плачущей Гертруды он мгновенно догадался, что случилось какое – нибудь несчастье.
– Жанна! Где Жанна? – вскрикнул' он.
Леон молча протянул ему письмо, Арман прочел и прислонился к стене, чтобы не упасть.
– Андреа! – прошептал тогда он. – Это все его дела. Теперь я узнаю его. Это непременно Андреа!
Пора вернуться нам теперь к госпоже Бопрео и Эрмине.
На другой день после ужасной истории с письмом они уехали в Бретань к тетке госпожи Бопрео – баронессе де Кермадэк и поселились в ее родовом замке Женэ.
Начальник отделения был от души рад тому, что он оставался один, так как теперь мог свободно приняться за поиски Вишни, которую он уже привык считать своей.
Баронесса де Кермадэк была женщина восьмидесяти лет, и хотя она вела очень однообразную и экономную жизнь, но все – таки была очень довольна приезду племянницы с дочерью.
Она охотно прервала чтение своего любимого Амадиса и поставила весь штат своего замка на ноги, чтобы принять как можно лучше приехавших гостей.
Но здесь мы должны добавить, что весь ее штат состоял из двух стариков и пятнадцатилетнего мальчика Ионы.
Прожив у нее три дня, госпожа Бопрео и Эрмина окончательно свыклись со своим новым образом жизни.
Перемена местности и окружающих лиц действовали исцелительно на Эрмину.
Но вдруг совершенно неожиданно на третий день вечером на двор Женэ въехала с шумом карета, и, к удивлению госпожи Бопрео и ее дочери, из нее вышел сам начальник отделения.
Поцеловавшись с женой и дочерью, он счел нужным сказать: «Я взял отпуск, чтобы приехать к вам». Но при этом он, конечно, не счел нужным сообщить, что приехал, в Женэ только по приказанию сэра Вильямса.
На другой же день после приезда в замок он остался наедине с своей женой и сообщил ей, что за Эрмину сватается тот самый молодой англичанин, которого ей представили на бале в Министерстве иностранных дел.
– Сударь, – заметила ему на это Тереза, – когда женщина любит одного, то она не в состоянии полюбить другого.
– Но если она видит, что обманута, – возразил с горячностью Бопрео, – и если она видит, что человек, которого она любит, – вор, преступник, вы думаете, женщина устоит, если человек, молодой, красивый, богатый, одаренный самыми возвышенными качествами, предлагает ей руку, если она может, наконец, забьггь с ним свое прошлое.
Госпожа Бопрео прежде всего была мать: у нее в голове мелькнула надежда, что, может быть, ее дочь еще будет счастлива.
– И вы говорите, что он любит Эрмину? – спросила она в сильном волнении.
– Без памяти.
– Следовательно, надо возвратиться в Париж?
– Зачем? Он может приехать сюда.
– Как сюда? Под каким же предлогом?
– Мы уже придумали средство – сэр Вильямс уполномочил меня.
– Вас?
– Ну да. Сударыня, итак, вот это средство: сэр Вильямс, как англичанин, очень любит путешествовать. Он приедет в Бретань, затем собьется с дороги и попадет в Женэ.
– Ну, а потом?
– Потом он едет к соседу баронессы, к г. де Ласси, откуда он может опять и опять приехать в Женэ.
– Но как же он попадет к де Ласси?
– У него будет к нему рекомендательное письмо от племянника де Ласси, маркиза Гортрана де Ласси.
Бопрео еще много говорил своей жене относительно его будущих планов, но она уже давно во всем согласилась с ним.
В тот же день вечером Бопрео отослал сэру Вильямсу письмо, в котором уведомлял, что благодаря его стараниям дело поставлено так, что вся остановка теперь только за ним, а потому – чтобы он немедленно приезжал в Женэ.
Возвратясь из Буживаля, сэр Вильямс был уверен, что найдет у себя письмо от Бопрео, и не ошибся.
Прочитав его, он съездил к Гортрану де Ласси, достал у него посредством обмана рекомендательное письмо к его дяде и затем немедленно возвратился домой, где Коляр хлопотал уже, укладывая его чемодан.
– Поговорим теперь серьезно, – сказал ему капитан.
– Я вас слушаю.
– Я поеду заняться теперь двенадцатью миллионами. Но ты останешься здесь лицом к лицу с нашим врагом, которого надо очень остерегаться.
– Вы говорите про Армана де Кергаца?
– Конечно.
– За ним надо наблюдать.
– Ну да! Фернан в тюрьме и не страшен. Вишня и Жанна в Буживале, и ты мне отвечаешь за них своей головой.
– Головой?
– Ну да.
– Кроме этого, надо опасаться Леона Роллана.
– Надо его упрятать.
– И я тоже думаю. – Баронет несколько задумался.
– Как ты думаешь, твой Николо в состоянии убить его одним ударом кулака?
– Одним? Право, не знаю, но двумя…
– Да хоть тремя; дело только идет о том, чтобы его убить.
– Но где и как?
Баронет сэр Вильямс улыбнулся.
– Разве трудно затащить человека куда – нибудь за город – да хоть в кабак.
– О, – прервал его Коляр, – мне пришла в голову великолепная мысль.
– Поделись – ка ей со мною.
– Ведь я считаюсь его другом, а потому и скажу ему, что знаю, где Вишня, а затем как – нибудь вечером повезу его в Буживаль, а на дороге Николо и слесарь покончат с ним.
– Мысль не дурна. Исполняй ее по возможности скорее. Впрочем, дождись лучше моего письма.
Дав ему еще несколько приказаний и инструкций, сэр Вильямс в этот же вечер поторопился уехать в Бретань.
Приехав в Женэ, сэр Вильямс прикинулся разочарованным молодым влюбленным и в короткое время овладел всеми. Даже сама Эрмина относилась к нему с большим сочувствием, видя в нем жертву любви, так как Бопрео рассказал про него, что он влюблен, но что предмет его страсти не отвечает ему.
Баронесса де Кермадэк, начитавшаяся старинных рыцарских романов, находила сэра Вильямса героем и сочла своим долгом устроить его судьбу.
И эта старая барыня, охотно покидавшая действительную жизнь для мира романов и повестей, решила так:
– Так как сэр Вильямс отправился к моему соседу шевалье де Ласси, – говорила она, – то нам нужно будет снова повидаться с ним и познакомить его покороче с Эрминой. Мне более всего нравится для этого охота, встреча в лесу. – И, решив таким образом, она немедленно написала письмо к де Ласси, прося его устроить охоту.
Таким образом, сэр Вильямс торжествовал, и Бопрео приобрел себе новую союзницу в старой вдове. Эрмине предстояло теперь вести борьбу против своей родни, поощрявшей обольщение и преданной совершенно гнусному негодяю Андреа.
Покуда все это происходило в Бретани, граф Арман де Кергац, по просьбе Леона Роллана, отправился в тюрьму, где содержался Фернан Роше.
Он нашел его в самом ужасном положении.
Молодой человек был близок к помешательству.
Роше сидел на кровати, опустив голову на руки.
Несчастный прошел уже все степени расслабления и отчаяния, а теперь находился в полуидиотизме.
Де Кергац внимательно выслушал рассказ заключенного и, когда тот окончил, пристально посмотрел на Леона.
– Все это, – проговорил медленно граф, – более запутанно, чем в какой – нибудь мелодраме бульварного театра. Исчезновение Жанны, Вишни, обвинение этого молодого человека – все это, я уверен, действия одной и той же руки. Скажите, хороша ли собой ваша бывшая невеста?
– Я не знаю, – ответил Фернан, – но я люблю ее.
– Богата она?
– Нет, и даже Бопрео согласился на нашу свадьбу только при условии, чтобы я не требовал приданого, хотя имение шло к ней от матери, а де Бопрео даже и не отец ее.
– Как! – воскликнул де Кергац, вдруг осененный какой – то мыслью, – госпожа Бопрео уже второй раз замужем?
– Мне кажется, что в первый раз была просто ошибка.
Арман невольно вздрогнул: ему пришло на память то сведение, что наследница Кермаруэ вышла в Париже замуж за чиновника Министерства иностранных дел.
Имя ее?! – вскричал он.
Тереза, – ответил Фернан.
При этом имени Арман вскрикнул.
– Да, ее зовут Терезой, разве вы не знаете?
Граф де Кергац не отвечал.
– Все это, – думал он, – очень странно и совершенно согласуется с сообщенными мне сведениями. Неужели Эрмина де Бопрео дочь барона Кермора де Кермаруэ? Нужно повидаться с госпожой де Бопрео, и – кто знает? – может быть, тогда мы и найдем ключ к этой тайне.
– Граф, – проговорил Леон, следивший за всеми движениями Армана, – мне пришла в голову одна мысль.
– Я слушаю, говори.
– Если вы полагаете, что девица де Бопрео действительно наследница двенадцати миллионов и что тот или та, которые погубили Фернана, знают об этом обстоятельстве и что даже это – то наследство и было причиной их поступков, то тогда можно и даже следует предположить, что им хорошо известно, в чьих руках находятся деньги.
– Это верно, – заметил Арман.
– Но если они это знают, то, может быть, им выгодно, чтобы девица де Бопрео до известного времени не знала ничего?
– Это действительно может быть.
– Таким образом, Эрмина Бопрео, владея 600 000
ливров годового дохода, очень может захотеть выйти
замуж только по своему выбору, а следовательно, если
она узнает о своем новом положении…
– Все это верно и логично – но к чему же было похищать Вишню и Жанну?
– Ну, это – то, – ответил работник, – очень нетрудно понять: Жанна и Вишня знают Фернана, а Фернан, в свою очередь, знаком с Бопрео, следовательно, все это и составляет цепь, в которой необходимо оборвать звенья.
Арман невольно вздрогнул.
– И, – добавил Леон, – вы знаете Жанну и Вишню.
Де Кергац, наконец, отгадал.
– Да, – прошептал он, – ты прав. Но эта истина еще темнее прежних сомнений.
– Что сделалось с Вишней? – думал честный Роллан.
– Жанна… моя Жанна, – прошептал Арман.
И при этом с его губ сорвалось гнусное, но роковое имя Андреа!
Затем граф послал Бастиана и Леона – первого к сэру Вильямсу, а второго к госпоже Бопрео.
Через четверть часа после этого оба вернулись и сообщили, что ни Бопрео, ни сэра Вильямса нет в Париже и никто не знает, куда они уехали.
– Все это совпадает и сцепляется между собою, – пробормотал он, – это рука Андреа; теперь я готов поклясться в этом.
В это время камердинер графа приотворил несколько дверь и доложил Арману, что его желает видеть какая – то дама.
Де Кергац вздрогнул.
– Ее имя? – спросил он живо.
– Его сиятельство не знает этой особы.
– Впустите.
Дверь отворилась, и на пороге комнаты показалась женщина, закутанная в большую шаль. Леон Роллан попятился назад.
– Баккара! – вскрикнул он радостно. – Баккара!
Это была действительно та, которую сэр Вильямс выдал за сумасшедшую.
Она явилась для того, чтобы спасти Фернана.
Баккара бежала из сумасшедшего дома, связав свою бывшую горничную Фанни, которую оставил при ней сэр Вильямс, и одевшись в ее платье.
В таком виде она явилась к своему барону д'О., который, по ее просьбе, дал ей рекомендательное письмо к префекту полиции.
Баккара была у него, рассказала ему все дело, и хотя ей почти ничего не удалось сделать, все – таки увиделась с Фернаном, который и посоветовал ей ехать к графу де Кергацу.
Отыскав таким образом первую нить тайны, Арман решился прежде всего укрыть Баккара от преследований и захотел уже начать действовать как можно осторожнее, чтобы не возбудить подозрение своего неприятеля.
Но, как и предвидела куртизанка, люди капитана не дремали – тем более, что они были встревожены побегом Баккара.
Баронета не было в Париже, а потому. Фанни уведомила об этом побеге его наместника Коляра.
– Черт побери! – вскричал Коляр. – Если Баккара найдет Леона – то мы погибли, и мне придется вернуться в каторгу.
Коляр невольно задумался.
Он колебался отзывать баронета, чтобы не затянуть дело о браке и двенадцати миллионах.
Поэтому он отказался от этого и решился на другое, что, по его мнению, могло принести еще лучшие плоды.
Коляр, долго не думая, бросился прямо в мастерскую господина Гро и вызвал Леона Роллана.
– Что ты так грустен? – спросил он, встречая столяра.
– Э, брат, до веселья ли теперь, когда Вишня исчезла.
– Вот о ней – то я и хочу поговорить теперь с тобой, – ответил ему на это многозначительно Коляр.
– Как! – вскричал радостно Леон, – ты знаешь, где она?!
Коляр, по – видимому, колебался.
– Да говори же!
– Я ее видел с каким – то молодым человеком, брюнетом и одетым, как принц.
– Но этого быть не может, – прошептал несчастный работник. – Она, вероятно, сопротивлялась, звала на помощь?
– Бедный мой друг, – проговорил печально Коляр, – как ты еще мало знаешь женщин. Я тебе должен сказать печальную новость. Она была совершенно спокойна и даже улыбалась.
– Коляр! Коляр! – возразил горячо Роллан. – Или ты ошибся, или ты лжешь.
– Ну нет, брат, я ее отлично узнал.
– Куда же ехал их экипаж?
– Я не знаю. Я не следил за ними.
– Коляр! – вскричал Леон, сильно сжимая руку мошенника. – Ты пойдешь со мной.
– Куда? Теперь ночь. Буживаль далеко.
– Мы там будем ночевать.
Коляр подумал.
– Пожалуй, – наконец проговорил он, – пойдем, только не раньше, как через час: мне еще нужно кое – куда сбегать.
Ему было нужно успеть приготовить западню.
– Ты придешь сюда через час или подождешь меня? – прибавил он.
Подожду, – ответил Леон, лицо которого было мертвенно бледно.
Коляр ушел.
Леон Роллан задумался.
Этот час казался ему целой вечностью, однако, ему пришло в голову уведомить как – нибудь Армана, и он написал карандашом следующую записку:
«Господин граф! Один рабочий из нашей мастерской видел Вишню в Буживале, я иду туда с ним искать ее».
Когда он оканчивал эту записку, мимо него проходил человек в блузе, напевавший вполголоса какую-то песню.
– Гиньон, – окликнул его Леон, узнав в нем своего друга.
– А, это ты, Леон?
– Вишню видели.
– Где? – спросил с живостью Гиньон.
– В Буживале, мой друг.
– Кто же ее видел?
– Коляр.
При этом имени на лице Гиньона выразилось полное отвращение.
– Я нахожу, – сказал он, – что этот Коляр просто мерзавец.
– Ты ошибаешься, он отличный малый.
– По – твоему, может быть, но, по – моему, я верю в свои слова.
– Все равно, – пробормотал Леон, – я пойду с ним в Буживаль.
– Когда?
– Я его жду. Кстати, отнеси это письмо графу.
– Изволь, приятель, охотно готов.
– Я его уведомляю, что отправляюсь с Коляром искать Вишню.
Гиньон нахмурился.
– Послушай моего совета, – сказал он, – не ходи.
– Да ведь он видел Вишню.
– Может быть, а все – таки…
– Ты глуп, – оборвал его Леон. – Коляр честный человек и мой истинный друг.
– Ну так исполни же хоть мою просьбу, я ведь тебе тоже друг.
– Какую?
– Обещай мне, что ты скажешь Коляру, что писал графу о том, что идешь в Буживаль.
Между тем Коляр уже успел распорядиться и нанял Николо за двадцать пять луидоров задушить и утопить Роллана.
Затем он вернулся к Леону.
– Пойдем, – сказал он столяру, беря его за руку, – пора! Через час будет уже темно, да и теперь уже не светло, а небо черно, как в аду.
И Коляр повел с собой Леона Роллана, погибель которого уже была решена.
Когда Арман прочел письмо Роллана, он несколько удивился.
– Что это за Коляр? – спросил он.
– По – моему, он просто мошенник, – ответил Гиньон.
– В таком случае этого нельзя оставлять без внимания, – проговорил Арман и послал нанять извозчика.
Затем он посадил с собой Гиньона, заметив:
– Поедем туда, я хочу посмотреть на этого человека.
Несмотря на то, что они собрались и ехали скоро, они уже не застали Роллана и Коляра.
Выйдя с Леоном на улицу, Коляр нанял фиакр, стоявший на бульваре и с виду совершенно похожий на тот экипаж, в котором была похищена Вишня, и, усадив в него Леона, приказал кучеру везти их в Буживаль.
– Вот и ночь наступила, – заметил столяр. – Что мы теперь будем делать?
– Ночью, – проворчал Коляр, – меньше видно, но зато ум изощряется гораздо больше, чем днем.
– Что ты говоришь? – переспросил его Леон.
– В Буживале, на самой проезжей дороге, есть кабак, куда обыкновенно по вечерам собираются слуги из соседних замков и окрестные крестьяне. Мы послушаем, что они будут болтать, и узнаем, может быть, кое – что без всяких расспросов.
– Отлично, – согласился Леон. – Далеко это?
– Нет. Мы сейчас подъедем.
Минут через пять после этого фиакр выехал на шоссе и вскоре по знаку Коляра остановился.
– К кабаку неловко подъезжать в фиакре, – заметил он при этом, как – то странно улыбаясь.
Они сошли, а кучер повернул лошадей и уехал.
Если бы столяр не был так рассеян, то он, конечно бы, заметил, что кучеру не было ничего заплачено, да он и не требовал платы.
Кабак, о котором, говорилось, был уединенный домик, построенный на берегу реки.
Трудно было бы представить себе что – нибудь более, мрачное: он был слеплен из разных обломков и глины и выкрашен краской. Над его дверью красовалась вывеска с надписью:
«Свидание гвардейских гусаров. Напитки и кушанья. Содержит Дебардер».
Прежде всего у всякого являлся вопрос, что это за Дебардер? Это была женщина, наполовину мужчина, с резким хриплым голосом, в деревянных башмаках и резиновом пальто. Она жила одна с мальчуганом лет 12—ти – хитрым, наглым и уже развращенным, которого звали Рокамболь.
Рокамболь был найденышем: однажды он зашел в кабак, спросил чего – то и потом хотел было уйти, не заплатив денег. Старуха схватила его за ворот, началась борьба, во время которой Рокамболь схватил нож и хотел убить старую кабатчицу, но вдруг опомнился.
– Старуха, – крикнул он, – ты видишь, что я человек бывалый и мог бы сразу покончить с тобой, но у тебя не найдется, вероятно, и двадцати франков, а потому – то заключим лучше союз.
И между тем, как старуха дрожала от ужаса, смотря на этого негодяя, он спокойно продолжал:
– Я тебе говорю, что я человек уже бывалый, попробовал и исправительного, побывал и в пенитенциарной колонии, и к тебе зашел, удрав оттуда. Я, пожалуй, согласился бы и назад, потому что у меня нет ни гроша, но ведь и ты не останешься внакладе, если возьмешь меня к себе. Ты живешь одна. К тому же уж старуха, и хоть воровка, а не годишься для дела, и во мне ты приобретешь себе здоровую руку.
Эта циническая откровенность вполне понравилась кабатчице; она приняла Рокамболя, и он действительно сделался вскоре ее верным помощником и называл с какою – то насмешливою нежностью «маменька».
Рокамболь распоряжался продажей напитков, поджидал посетителей и, выпивая вместе с ними, тщательно обыскивал их карманы, когда они, пьяные, валились под стол.
Эта кабатчица была не кто иная, как вдова Фипар, любовница Николо, та ужасная старуха, которой Коляр поручил Вишню.
Когда Коляр и Леон вошли в это милое заведение, буфет которого был украшен дюжиной бутылок с этикетками самого разнообразного сорта, вроде «Напиток счастливых любовников», «Совершенная любовь» и т. д., то в кабаке было пусто и за стойкой сидел Рокамболь и читал какую – то комедию, его достойная «маменька» дремала, сидя на стуле, стоявшем у печки.
– Эй, старуха, – крикнул Коляр, войдя и стукнув кулаком по столу, – нельзя ли у вас выпить?
– Входите, братцы, – ответил ему Рокамболь, не отрывая своих глаз от книги.
Вдова Фипар проснулась и, протерев глаза, узнала Коляра.
– А, это вы, господин Коляр, – заговорила она необыкновенно вежливо, – с тех пор, как мы вас не видели…
Коляр сделал таинственный знак и громко сказал:
– Отведи – ка нам зеленую комнату, старуха.
– Нельзя, г. Коляр.
– Это почему?
– Оттого, что она занята до семи часов.
– Кем еще?
– Людьми очень почтенными, – проворчала старуха, выпрямляясь во весь рост, – кучером и камердинером из соседнего замка.
– Гм! – промычал Коляр, толкая локтем Леона. – Так отведи нам желтую комнату.
– Рокамболь, – приказала вдова Фипар величественным тоном, – проводи этих господ в свободную комнату и выслушай их приказания.
– Ладно, идет! – крикнул молодой негодяй и, взяв свечку, пошел впереди Коляра и Леона по маленькой круглой лестнице, ведущей наверх. Этот верхний этаж кабака состоял из трех каморок: одной довольно большой и двух маленьких нечистоплотных чуланчиков, которые на языке вдовы Фипар получили название кабинетов. Они были отделены один от другого довольно тонкой перегородкой.
Рокамболь с шумом отворил дверь желтого кабинета, меблированного столом и четырьмя стульями.
Коляр и Леон сели.
– Что прикажете? – спросил Рокамболь.
– Вина – пятнадцать бутылок.
– Так! Что еще?
– Сыру.
– А дальше?
– Фазана.
Рокамболь вышел.
– Ты думаешь, что мы здесь что – нибудь узнаем?
– Я даю голову на отсечение, что лакеи, про которых сейчас говорила вдова Фипар, – ответил Коляр, – что – нибудь да выболтают про этого молодого человека.
Леон яростно сжал кулаки.
Рокамболь принес две бутылки вина, хлеба и сыру и только что начал было рассказывать Коляру о том, какой у них рядом поселился богатый англичанин, как внизу раздался голос вдовы Фипар, громко кричавшей:
– Рокамболь! Рокамболь!
– Сейчас, маменька, сейчас, – ответил негодяй и поторопился сбежать вниз.
– Тише, идут! – прошептал Коляр, кладя палец на губы и показывая этим, что надо молчать.
Два посетителя, оставившие за собой зеленый кабинет, всходили по лестнице. Коляр приотворил дверь и выглянул, но затем мгновенно захлопнул ее.
Николо явился со слесарем. Посетители заняли зеленый кабинет и потребовали вина.
– Господа могут делать здесь все, что им угодно! – заметил Рокамболь, – шум не воспрещен.
– И даже бить бутылки?
– Если заплатят за них, – крикнул Рокамболь и сбежал вниз.
– Знаешь, – сказал потихоньку Коляр Леону, – это преудобный дом; здесь можно убить человека – и никто об этом и не узнает.
Леон с удивлением посмотрел на своего собеседника. На губах Коляра играла мрачная улыбка, придававшая его лицу странное выражение:
– Да, – продолжал он, – предположим, что здесь убит человек, я хочу сказать, утоплен. Река ведь под боком, и колеса машины постоянно вертятся. Обыкновенно берут человека уже мертвого и бросают его под машину. Колесо подхватывает труп, и тогда разберите, что было причиной его смерти: преступление или просто несчастный случай. Трудновато.
– Действительно, – заметил Леон, изумляясь обороту, который принял их разговор.
– Т – с—с… слушай… – проворчал Коляр.
Разговор, происходивший в зеленом кабинете, был на самом деле очень интересен.
– Видишь ли, братец, – говорил Николо своему товарищу, – чтобы покончить с человеком, надо поступать так: берут его за шею всеми десятью пальцами сразу и нажимают посильнее, как раз на адамово яблоко, понимаешь? И вот и вся штука. Человека как и не было.
– Ты находишь, что так лучше? – спросил слесарь.
– Я уже не раз испытал, и мне всегда блистательно удавалось.
Все, что говорилось в зеленом кабинете, было отлично слышно сквозь тонкую перегородку. Леон посмотрел на Коляра.
– Там убийца, – сказал он.
– Гм! – промычал экс – каторжник. – Как для кого.
– Что?
– Отделаться от человека, который мне мешает, еще, собственно говоря, не большое преступление.
Леон невольно вздрогнул.
– Вот, например, хоть ты, – продолжал Коляр – ты мне мешаешь.
– Я?! – вскрикнул работник, все еще ничего не подозревая.
– Это, братец, так говорится. Но все – таки можно все предполагать.
– Так, – пробормотал Леон, задумываясь о Вишне.
– Ты, друг мой, дружен с людьми, которые мне мешают… с этим твоим графом де Кергацем.
Леон опять вздрогнул и посмотрел с беспокойством на Коляра.
– Так ты его знаешь? – спросил он.
– Да, несколько слышал о нем. Граф этот да ты… вы оба мне мешаете.
На этот раз Леон посмотрел еще беспокойнее на Коляра. Его речь казалась ему чересчур странной.
– И что особенно мне мешает, – продолжал Коляр насмешливым тоном, – так это ваше знакомство. У меня, конечно, будь уверен, есть на это свои причины. Итак, я тебя привожу сюда… положим, вечером… вот как сегодня.
– Коляр – проговорил взволнованно Леон, – ты что – то очень странно шутишь со мной. Вместо того, чтобы говорить о Вишне, ты…
– Ах, да! – спохватился Коляр. – Я было и забыл о ней.
– Да я – то не забыл. Ты здесь ее видел?
– Может быть.
– Как! Может быть?..
И Леон привстал со стула.
– Если я привел тебя сюда, – ответил ему прехладнокровно Коляр, – то, конечно, у меня были на это причины…
И при этом он постучал в перегородку и громко крикнул:
– Друзья, сюда! Голубок попался и не вырвется, как в Бельвиле.
И Леон увидел, как распахнулась дверь и на пороге появились Николо и слесарь.
На их лицах можно было ясно прочитать смертный приговор столяру.
Леон узнал в них тех двоих негодяев, которые привязались к нему в «Бургонских виноградниках».
Только теперь он понял, что Коляр был предателем, что Вишни не было в Буживале и что он попал в западню. Он понял, что погибель была неминуема.
Но, повинуясь чувству самосохранения, он невольно схватил нож, лежавший на столе, и отпрыгнул назад.
– А, подлец! – крикнул он Коляру. – Ты хочешь меня убить!
– Ты мне мешаешь, – ответил ему на это лаконично Коляр и, обратясь к своим молодцам, спокойно добавил:
– Малый хочет поиграть с ножом. Ну пусть поиграет. А все будет лучше его утопить: следов не останется.
Комната, где происходила эта сцена, была не больше шести футов в ширину, посередине стоял стол, а окно приходилось как раз против двери.
Так как Роллан отпрыгнул к окну, то между ним и его противниками находился стол. Леон прислонился к стене и, угрожая им ножом, овладел стулом, сделав из него себе щит.
Предчувствуя смерть, он сделался неустрашим.
– Подходите, – крикнул он, – подходите! Хоть одного, да убью.
И при этом он махал перед собой ножом.
– Эй, малый, не балуй, – посмеялся еще раз Коляр, – ты делаешь глупости – ведь не уйдешь от нас, будь спокоен. Смело и навсегда можешь распрощаться со своей Вишней. Ты, братец, останешься здесь и отлично уляжешься на дне реки.
– Помогите! – крикнул столяр, пытаясь отворить окно.
Но Николо схватил бутылку и с ловкостью акробата пустил ее прямо в голову Леона.