Питер Вронски
Женщины – серийные убийцы: как и почему они становятся монстрами
Матери записывали в похоронные клубы больных детей, делая ставку на их скорую смерть и выгадывая момент, чтобы получить максимальные выплаты. Иногда их записывали одновременно в несколько похоронных клубов. Случалось, что дети выздоравливали, тем самым смешивая все карты, и тогда отчаявшиеся матери прибегали к мышьяку, чтобы гарантированно добиться желаемого. Члены семьи могли записать родственника в клуб без его ведома. А поскольку еще не были выработаны четкие требования к свидетельству о смерти (например, что его должен подписать практикующий врач, указав причину смерти), замаскировать убийство было нетрудно. И даже если смерть происходила в присутствии доктора, он вполне мог не заметить признаки отравления на фоне всех тех болезней, от которых люди чаще всего гибли в те времена.
Великая эпидемия серийных убийств, совершенных женщинами в голодные сороковые
Число женщин – серийных убийц к 1840-м заметно возросло: с 1843 по 1852 год как минимум девять женщин были обвинены в нескольких убийствах и казнены. В Великобритании эта «эпидемия» совпала с глубоким экономическим спадом, начало которому положило резкое сокращение производства шелка, хлопка и шерсти в 1839 году. К 1842 году покупательная способность населения снизилась до пятнадцатилетнего минимума, началась нехватка продовольствия. Количество преступлений против собственности выросло в разы. Хотя в 1843–1845 годы экономическая ситуация слегка выровнялась, неурожай 1846 года наряду с ростом цен на хлопок и обвалом акций железнодорожных компаний привели экономику к новой депрессии, продлившейся до конца десятилетия. Впоследствии этот период станут называть «голодными сороковыми».
Элизабет Экклс
Первой из череды убийц, имена которых прогремели в «голодные сороковые», стала Элизабет Экклс, которой еще не было тридцати. Осенью 1842 года она сообщила о смерти тринадцатилетнего пасынка – обычное дело по тем временам. Он работал на фабрике, получая три шиллинга в неделю, которые сразу отдавал ей. А еще платил взносы в похоронный клуб при фабрике, куда Экклс и обратилась за выплатами на его погребение, получив на руки пятьдесят шиллингов. После чего она попросила еще пятьдесят шиллингов на похороны дочери, предположительно умершей в то же время. Поскольку дочь на фабрике не работала, компания ей отказала и поставила в известность власти. Проведенное коронерами расследование выявило следы мышьяка в двух детских телах, а также в теле еще одной ее дочери, умершей в 1840 году. Элизабет Экклс призналась, что убила пасынка, потому что он угрожал рассказать своему отцу, как она пьянствовала и убила дочь «из любви к деньгам». В мае 1843 года Экклс была повешена.
Мышьяк и его действие
В 1840-е мышьяк продавался как обычный порошок, используемый в хозяйстве, его можно было купить у любого аптекаря. Общедоступный ингредиент, он входил в состав крысиного яда, а также косметических средств, способных, как считалось, избавить от прыщей и других высыпаний на коже. Стоил он очень дешево: унция[16] мышьяка обходилась примерно в десять пенсов. Бесцветный порошок, он не имел запаха и растворялся в горячей воде. От двух до четырех гран порошка – на кончике чайной ложки – составляли уже смертельную дозу. (Один гран равен примерно 0,065 грамма.)
Симптомы отравления мышьяком ужасны, и проявляться они могут уже через час после попадания внутрь: едкий привкус во рту, приступы невыносимой тошноты, сопровождающиеся неукротимой рвотой, которая долго не прекращается даже с пустым желудком. Пострадавшего рвет беловатой жидкостью с прожилками крови. Во рту пересыхает, на языке появляется плотный налет, гортань сдавливают спазмы. Мучительная жажда ничем не утоляется, так как любое питье провоцирует новые приступы рвоты. Следующая стадия – неудержимая кровавая диарея, острые боли в животе с рвотными позывами, сопровождаемые сильным жжением всего пищеварительного тракта – от рта до ануса. Скудное мочеиспускание с кровяными примесями. Могут наблюдаться и другие симптомы: нарушение сердечного ритма и фибрилляция желудочков, из-за чего пострадавшим часто ошибочно диагностируют сердечный приступ. На ногтях появляются беловатые линии (линии Миса), напоминающие следы травмирования.
На последней стадии бледная кожа пострадавшего приобретает синюшный оттенок, покрывается зловонным потом. Дыхание затрудняется, становится учащенным и поверхностным, руки и ноги холодеют и начинают неметь, пульс ослабевает. В конце концов, начинаются конвульсии, ноги сводит болезненной судорогой. Смерть наступает в период от шести часов до нескольких дней после приема мышьяка, в зависимости от дозы и физической конституции жертвы.
Что, по сути, делает мышьяк? Нарушает функционирование клеток, препятствуя усвоению и обмену белков и химических веществ, необходимых человеку для жизни.
Симптомы отравления мышьяком схожи с симптомами холеры, широко распространенной в те времена смертельно опасной инфекции, источник которой медицинская наука установила только в 1880-е. (Возбудителем, как правило, оказывались бактерии, попадавшие в организм из воды или посуды для питья и еды.) Мышьяк не оставлял следов, которые обнаруживались бы при вскрытии. Выявлять его помогал химический анализ, иногда позволяя обнаружить следы яда даже в эксгумированных трупах через несколько лет после смерти. Однако прошел не один год, прежде чем коронеры начали раскрывать загадочные серии убийств, совершенных женщинами, и в подозрительных случаях анализ на наличие мышьяка стал нормой. В 1847 году газета «Дейли ньюз» трубила: «Смерть больше нельзя утаить в земле. Химический анализ проливает свет на то, чего не показывает вскрытие». А британский медицинский журнал «Ланцет» (The Lancet) еще в 1862 году заявлял: «Тайные отравления Средневековья… оставались тайными только потому, что искусство химического анализа было еще очень несовершенным» [122].
Сара Дейзли
Раскрытие дел серийных отравительниц шло своим чередом. В марте 1843 года обвинение в убийстве власти предъявили Саре Дейзли. Хотя ей еще не было тридцати, она уже семь раз побывала замужем, причем три последних супруга скончались по необъяснимым причинам. Сара Дейзли уже собиралась выйти замуж в восьмой раз, однако ее жених, услышав, как соседи называют его избранницу Синей Бородой в юбке, решил отменить свадьбу и поделиться своими подозрениями с полицией. Трупы троих ее мужей были эксгумированы, извлекли из земли и тело ее ребенка, умершего в 1840 году. В двух трупах анализ выявил смертельные дозы мышьяка; останки еще двух тел слишком сильно разложились, и провести анализ было невозможно. Среди мотивов Сары Дейзли материальная выгода не фигурировала. Создавалось впечатление, что она убивала совершенно бескорыстно – просто устраняла препятствия, которыми становились ее мужья на пути к новому браку с другим избранником. 5 августа 1843 года она была повешена на глазах у десятитысячной беснующейся толпы.
Элиза Джойс
Алкоголичка Элиза Джойс предстала перед судом в июле 1843 года, ее обвиняли в покушении на убийство пасынка, имевшее место в сентябре 1842 года. Подозрение Элиза вызывала не в первый раз. Суд уже расследовал смерть ее полуторагодовалой падчерицы в октябре 1841 года и трехнедельной дочери в январе 1842 года. Следов мышьяка экспертиза тогда не выявила, и Джойс была оправдана. Семья, однако, порвала с ней отношения, и, промыкавшись около года в работном доме еще с одним маленьким ребенком, она не выдержала и призналась, что поила своих детей большими дозами лауданума. Это широко известный препарат на основе опиума, который назначали и взрослым, и детям как болеутоляющее и успокоительное средство при многих заболеваниях, начиная от простуды и заканчивая менингитом и сердечными недомоганиями. 2 августа 1844 года Элиза Джойс была повешена на глазах у пятитысячной толпы.
Сара Фриман
Дело двадцатидевятилетней Сары Фриман, казненной в 1845 году, очень похоже на истории женщин-серийных убийц XX века, которые годами убивали своих домочадцев без всякой реакции со стороны властей. На протяжении тринадцати месяцев Фриман отправила на тот свет незаконнорожденного семилетнего сына, мужа, мать и брата.
Имея за плечами семилетнюю школу, она была по тем временам относительно неплохо образована, но, по всей видимости, страдала каким-то расстройством личности. По словам близких, она отличалась дикой вспыльчивостью, за что родители даже выставили ее из дома.
Сара зарабатывала проституцией и родила двух внебрачных детей. В 1840 году она вышла замуж за рабочего Чарльза Фримана, которого в скором времени отравила, а следом отправила на тот свет и сына, получив за них двадцать фунтов стерлингов от похоронного клуба, в который она их записала. На эти деньги она открыла маленький магазинчик и вернулась в дом к родителям и братьям. После очередной гневной вспышки они снова попросили ее съехать. Тогда она решила сжить со свету свою мать, а потом и одного из братьев. Только после четвертой смерти врач отправил на экспертизу желудок и кишечник Чарльза Фримана, где были обнаружены большие дозы мышьяка.
В прессе широко обсуждался тот факт, что коронер не проводил никакого расследования, хотя было совершенно очевидно, что члены семьи умирали один за другим при одинаковых обстоятельствах. Коронерскую службу обвиняли в том, что она экономит на проведении экспертизы ценой жизни простых рабочих. Сару Фриман судили только за последнее убийство, и, когда ее приговорили к смертной казни, она стала во всеуслышание проклинать суд и присяжных. Казнили ее 23 апреля 1845 года, зрелище собрало около десяти тысяч зрителей.
Мэри Энн Милнер
Мэри Энн Милнер обвинялась в отравлении свекрови и невестки. Она предстала перед судом в июле 1847 года и была признана виновной в убийстве невестки. В ходе суда она также призналась, что убила малолетнюю дочь своей невестки, накормив ее хлопьями, сдобренными мышьяком. Пострадал и свекор, которому Милнер приготовила и подала отравленный рисовый пудинг. Мужчина выжил, но ему диагностировали стойкое повреждение головного мозга. Подсудимая отставала в интеллектуальном и психоэмоциональном развитии, с трудом читала и писала. Было очевидно, она не ладила с родственниками. Она покончила жизнь самоубийством 29 июля, накануне исполнения смертного приговора.
Сара Чешем
В сельских районах ситуация складывалась еще более тревожная: соседи отравительниц, судя по всему, не просто знали, чем они занимаются, но и пользовались их услугами. Как сообщала в 1851 году газета «Таймс», в одном из приходов «мышьяк стал чем-то вроде семейной тайны, оружием в руках слабых и беззащитных, с помощью которого можно было легко избавиться от надоевшего мужа или назойливой семьи». Все ниточки вели к тридцатипятилетней Саре Чешем из деревни Клаверинг, которую обвинили в том, что она отравила внебрачного ребенка с подачи его биологического отца. По словам матери младенца, Чешем без видимого повода дважды приходила к ней и угощала ребенка «сахаром», после чего младенец каждый раз болел. Как установила «Таймс», все в деревне знали, что Чешем отравила ядом собственных детей, и что она
…могла расправиться с любым, кто обходился ей слишком дорого или доставлял неприятности. Казалось, в деревне Клаверинг приняли как само собой разумеющееся, что арестованная отравила своих детей, и обсуждали это не больше, чем если бы она заколола свиней. Убийца, в злодеяниях которой никто не сомневался, свободно расхаживала у всех на виду; никто не задавал ей вопросов, не выдвигал обвинений, все жители молча, без единого возражения, смотрели, как хоронили ее детей… [123]
Доказать ее причастность к смерти младенца не удалось, но полиция эксгумировала тела двух ее сыновей, которые умерли при подозрительных обстоятельствах с разницей в несколько дней. Врач, присутствовавший при смерти первого сына, вспоминал, что заказывать для него гроб Чешем не стала, пояснив это тем, что в одном гробу легко поместятся два тела. Второй сын умер через считаные дни, и обоих детей похоронили в одном гробу. Сыновья были записаны в похоронный клуб. Экспертиза их останков выявила огромные дозы мышьяка. Проблема заключалась в том, что причастность Сары Чешем к их смерти доказать было невозможно, и ее оправдали. Она вернулась к себе в деревню и раздавала советы, как приготовить «особые» сладкие пироги, которые помогут семье облегчить любое финансовое бремя.
Сходные серии убийств, обусловленных общей нищетой, были зафиксированы в венгерском сельском регионе Тисазуг в 1920-е. Полиция арестовала несколько женщин-отравительниц, вступивших в тайный сговор и готовивших зелье для тех, кто хотел избавиться от надоевших родственников. Было раскрыто около сорока убийств [124].
Мэри Мэй
Тем временем в августе 1848 года привели в исполнение смертную казнь в отношении Мэри Мэй. Мэри, которой еще не было тридцати, записала в похоронный клуб своего сводного брата, о чем он не знал, а потом угостила его напитком, в котором развела мышьяк. Похоронные деньги она собиралась потратить на покупку лошади и телеги, чтобы ездить и торговать из деревни в деревню. У Мэри Мэй было шестнадцать детей, четырнадцать из них умерли. Незадолго до казни она призналась в убийстве мужа, но отрицала, что убивала детей.
А спустя год в новостях снова замелькало имя Сары Чешем, которую обвиняли уже в убийстве ее мужа Ричарда. Когда он заболел, Сара настойчиво вызывалась о нем заботиться, после чего он и скончался. Пресса с возмущением живописала, как отравительница хвасталась перед соседями и раздавала им советы, как готовить ядовитые пироги. Сару Чешем снова судили, на этот раз ее вина была доказана. Казнили ее в марте 1851 года.
Все эти газетные репортажи только раздували панику, намекая на существование тайных обществ женщин-убийц, обменивающихся рецептами отравленных блюд, которые потом будут подаваться мужьям, детям и другим родственникам – тем, от кого отравительницы хотят избавиться или получить за них выплаты от похоронного клуба.
Однако к этому времени британский парламент уже принял закон, согласно которому страховые выплаты не должны были превышать трех фунтов на одного ребенка в возрасте до десяти лет. В 1855 году нижнюю границу подняли до шести фунтов на ребенка младше пяти лет и до десяти фунтов на ребенка в возрасте от пяти до десяти лет. И, чтобы получить эту сумму, необходимо было предоставить свидетельство о смерти, заверенное врачом.
Закон о продаже мышьяка (1851)
Чешем еще ожидала казни, когда палата лордов начала обсуждать закон о продаже мышьяка. Он предусматривал, что купить мышьяк можно будет, только подтвердив свою личность, а количество яда и цель приобретения должны фиксироваться продавцом в учетных документах вместе с именем покупателя. Мышьяк следовало окрашивать предупредительным цветом; покупка неокрашенного мышьяка весом меньше десяти фунтов[17] могла осуществляться только с одобрения свидетеля и при наличии письменного объяснения, зачем нужен именно неокрашенный мышьяк. Когда пресса подхватила историю Сары Чешем, выступавшей в роли деревенского «наемного киллера», палата лордов предложила внести поправку к закону – пункт, разрешающий продажу мышьяка только мужчинам, достигшим совершеннолетия. Один из лордов, ратовавших за эту поправку, утверждал, имея в виду деревенских женщин из низших слоев, что «использование яда, овеянное в глазах людей определенного типа неким таинственным ужасом, по всей видимости, притягивает и завораживает их».
Были и противники такого ограничения. Английский философ XIX века Джон Стюарт Милль, идеолог либерализма, выступал против поправки, считая, что она
…выделяет женщин, выставляя их в унизительном свете. Именно на них направлена эта поправка, именно их она ограничивает в правах. Она исходит из идеи, что женщины более склонны совершать убийства, чем мужчины! Подтверждают ли криминальные сводки или рассматриваемые в полицейских судах дела, что среди самых жестоких преступников преобладают женщины?
…Если бы последние два-три убийства совершили мужчины с рыжими волосами, неужели парламент тоже поспешил бы принять закон, запрещающий всем рыжеволосым мужчинам покупать или иметь смертоносное оружие? [125]
На самом деле палата общин владела обширной статистикой о гендерной принадлежности убийц, собранной по всем судебным округам Соединенного Королевства за период с 1840 по 1850 год. Среди осужденных убийц женщины традиционно составляли десять-одиннадцать процентов, за исключением случаев убийства детей, где доля женщин-убийц была выше, чем доля мужчин. А вот статистика отравлений в Великобритании того периода выглядела иначе. Из 235 обвиняемых в убийстве или в покушении на убийство с использованием яда в Англии, Уэльсе, Ирландии и Шотландии женщины составляли 54 процента от общего числа [126]. (Согласно более позднему исследованию, только в Англии в период с 1750 по 1914 год было предъявлено 342 обвинения в убийстве путем отравления. Женщины составили почти 62 процента – в общей сложности 210 женщин были обвинены по этим делам.[127]) Хотя статистика выглядела не в пользу женского пола, холодный рассудок возобладал, и, когда 23 мая 1851 года Закон о продаже мышьяка был окончательно принят, в нем не было пункта, запрещающего женщинам покупать мышьяк. Единственное оставленное ограничение: покупатель должен быть совершеннолетним.
Мэри Эмили Кейдж
К 1840-м относится еще один случай серийного убийства, и связан он с именем Мэри Эмили Кейдж. Обвиненная в отравлении мужа, Кейдж была повешена в августе 1851 года. А шестью годами ранее пятеро из четырнадцати ее детей в течение двух недель внезапно скончались при невыясненных обстоятельствах, но убедительных доказательств ее вины обнаружить не удалось.
О женщинах – серийных убийцах 1840-х известно немного, только то, что, как правило, это были неимущие женщины из низших слоев, малообразованные или вовсе без образования, чаще всего жившие в деревнях или небольших городах и использовавшие яд для убийства своих родственников как мужского, так и женского пола. Мотивом обычно выступало получение выплат от похоронного клуба либо просто желание избавиться от мужей, детей или других членов семьи. Лишь в одном случае в качестве мотива фигурировала жажда мести (дело Мэри Энн Милнер).
Кэтрин Уилсон
В 1850-е эпидемия серийных убийств, совершаемых женщинами с помощью мышьяка, судя по всему, сошла на нет. Случаи, аналогичные тем, что имели место в 1840-е, больше не фиксировались. Однако остается открытым вопрос, повлияло ли на это принятие закона о продаже мышьяка, или убийства просто не попадали в поле зрения властей, потому что убийцы начали прибегать к другим способам. Дело Кэтрин Уилсон, арестованной в 1862 году, знаменовало появление серийной убийцы совершенно нового типа.
В отличие от загнанных жизнью, необразованных женщин, которые убивали таких же нищих родственников ради похоронных денег, Кэтрин Уилсон имела доступ в высшие слои среднего класса под видом служанки или сиделки. Отличаясь умом и хитростью и нацеливаясь на получение наследства или просто присвоение чужого имущества, она убивала членов семей, в которых работала, знакомых и людей, за которыми ухаживала. Нанимаясь сиделкой, Уилсон входила в доверие к пациентам и частенько убеждала их включить ее в завещание. Она обходилась без мышьяка, прибегая к другим способам: можно было превысить дозу лекарства или подсунуть пациенту серную кислоту. Она колесила из города в город, оставляя после себя шлейф смертей, пока не обосновалась в Лондоне. Ее преступления удалось проследить вплоть до 1854 года. Уилсон признали виновной в убийстве квартирной хозяйки, и 20 октября 1862 года на виду у двадцатитысячной толпы любопытных смертный приговор был приведен в исполнение.
Мэри Энн Коттон
Не успели казнить Кэтрин Уилсон, как свой путь убийцы начала Мэри Энн Коттон. С виду самая заурядная бывшая учительница воскресной школы, без малого в сорок лет подрабатывавшая сиделкой, Коттон, по всей вероятности, была причастна к убийству от пятнадцати до двадцати человек, совершая их в период с 1864 по 1872 год. Ее жертвами становились близкие и родные: одиннадцать собственных детей, пятеро пасынков, трое мужей, невестка, жилец и родная мать. Она травила их мышьяком, легко обходя закон о продаже мышьяка: извлекала его из крысиного яда, торговля которым не контролировалась. Мэри Энн Коттон переезжала из города в город и несколько раз выходила замуж, иногда состоя одновременно в двух браках, меняла имена и статусы и усеивала свой путь трупами. Она убивала почти не задумываясь, чтобы избавить себя от бремени материнства или получить наследство. Однотипные смерти, происходящие вокруг нее и в большинстве своем списанные на «лихорадку и желудочное расстройство», долго ускользали от внимания властей – слишком уж часто менялось место ее проживания.
Поймали Мэри Энн Коттон только потому, что она попыталась спровадить одну из жертв, еле живую, в работный дом. Когда та умерла, заподозривший неладное врач установил факт отравления мышьяком, и 18 июля 1872 года Коттон арестовали. Суд над ней пришлось отложить, так как она была беременна. Находясь в тюрьме, Коттон родила дочь и наконец, 5 марта 1873 года, предстала перед судом. Ее судили за убийство одного человека и уже 24 марта казнили.
История Коттон была широко известна, о ее злодеяниях ходили даже детские стишки:
Мэри Энн Коттон
Умерла и сгнила.
Лежит она в могиле,
Широко открыв глаза. [sic]
Правила страхования похорон, более совершенные способы выявления ядов и контроль над продажами мышьяка даже в розничной торговле – после суда над Мэри Энн Коттон было сделано немало, чтобы резко сократить число, так сказать, отчаявшихся отравителей-дилетантов. Но все это не могло остановить женщин, полных холодной решимости убивать.
Кэтрин Фланнэген и Маргарет Хиггинс
В 1884 году в Ливерпуле двум сестрам, пятидесятипятилетней Кэтрин Фланнэген и сорокаоднолетней Маргарет Хиггинс, вынесли приговор по одному делу – их признали виновными в убийстве Томаса Хиггинса, мужа Маргарет. Сестры исхитрились застраховать его в пяти разных похоронных клубах на общую сумму 108 фунтов стерлингов. Потом они придумали, как вымачивать пропитанные мышьяком липучие ленты от мух, которые можно было свободно купить, и извлекать из них достаточно мышьяка для смертельной дозы. Брат Хиггинса, по всей видимости, был в курсе, что его невестки наживаются за счет оформления страховок своим соседям по трущобам, у которых то и дело кто-то умирал – совершенно внезапно, но как нельзя более кстати для двух сестер. После смерти брата он обратился в полицию, и сестры пустились в бега. Перед побегом Кэтрин Фланнэген велела дочери убрать и уничтожить ее фотографию, стоявшую в рамке у той дома. Беглянок поймали, и в процессе расследования выяснилась их причастность к убийству, помимо Томаса Хиггинса, еще восьми человек, включая Мэри Хиггинс, падчерицу Маргарет, Джона Фланнэгена, мужа Кэтрин, а также квартировавшую у Фланнэгенов женщину с отцом. Но судили и казнили их только за отравление Томаса.
Существовали и другие формы серийного убийства, отсылающие к таким явлениям, как «детские фермы» и «детская потливость». Если мать по какой-либо причине не могла оставить у себя новорожденного, его можно было неофициально отдать на «детскую ферму» – женщинам, которые за небольшую плату принимали младенцев и обещали о них заботиться. Нередко случалось, что детей там попросту убивали или морили голодом и не ухаживали за ними, продолжая при этом брать плату. Под «детской потливостью» понимали убийство младенца с ведома матери, о котором порой договаривались еще в период беременности. У новорожденного просто якобы начиналось сильное потоотделение[18], и больше его никто никогда не видел.
* * *
После «голодных сороковых» пришло новое поколение отравительниц, не похожее на своих старших «сестер». Водораздел между 1840 и 1850 годами проложила профессиональная медсестра Флоренс Найтингейл, самая известная женщина Великобритании в Викторианскую эпоху после королевы Виктории. Ее стараниями бессистемная медсестринская помощь, оказываемая женщинами, превратилась в уважаемую профессию, требующую специальной подготовки. Она блестяще организовала героическую работу медсестер во время Крымской войны 1854–1857 годов, усилиями тридцати восьми медсестер-добровольцев значительно сократив потери британской армии.
Идя в медсестры, независимые женщины викторианского общества обретали новый социальный статус и профессию, пусть и подчиненную строгим правилам и предписаниям. Окружавший медсестер ореол уважения и восхищения взяли на заметку женщины-серийные убийцы второй половины XIX века. Многие из них прошли соответствующую подготовку или умело изображали из себя медсестер. Преступницы нового поколения уже не принадлежали к необразованным слоям деревенской бедноты, жертвам индустриализации, одной ногой застрявшим в средневековье. Это были современные женщины, обученные навыкам профессионального ухода за больными. Комментируя арест Кэтрин Уилсон, британский медицинский журнал «Ланцет» отмечал, что ее преступления вызывают особое беспокойство, потому что, совершая убийства, она выдавала себя за медсестру – всех шокировало то, как она вывернула наизнанку этические принципы медицинской помощи. Прозванные ангелами смерти, эти серийные убийцы вошли в нашу жизнь, ступая след в след за Флоренс Найтингейл, и продолжали орудовать вплоть до начала XXI века.
Вскоре Англия переключится на Джека-потрошителя. А вот в США в центре внимания так и останутся женщины-серийницы. Хотя, чисто по-американски, их преступления приобретут совершенно особый характер.
Женщины – серийные убийцы в США в XIX веке
Как отметил один социальный критик, американский вестерн – это, по сути, сплошная хроника серийных убийств [128]. Первые женщины-серийницы в США и в самом деле появляются в малонаселенных приграничных районах – на Диком Западе. Пожалуй, самой известной из них была Кейт Бендер, орудовавшая в Канзасе вместе со всей своей семьей. Семейство Бендеров состояло из четырех человек: шестидесятилетний Джон, его пятидесятипятилетняя жена, их двадцатипятилетний сын Джон-младший и двадцатичетырехлетняя дочь Кейт. Откуда они приехали, никто не знал, но говорили они с немецким акцентом. В 1871 году Бендеры поселились в маленьком канзасском городке Черривейл, через который проходила железная дорога, соорудив себе незамысловатое жилище размером примерно пять на шесть метров. В одной половине дома они жили, а другая половина, отделенная полотняной занавеской, выполняла роль сельской лавки, таверны и дешевой гостиницы.
Несмотря на молодой возраст, верховодила в семье Кейт Бендер. Внешне весьма привлекательная, она выдавала себя за медиума и целительницу, объезжала города в округе, читала публичные лекции и давала лечебные сеансы, представляясь профессором мисс Кэти Бендер. Из сохранившихся рекламных листовок известно, что она якобы «исцеляла от всех болезней, могла излечить слепоту, припадки, тугоухость и подобные недуги, а также глухоту и немоту». Отец и мать держались, как правило, в тени, а Джона-младшего подозревали в слабоумии. Жертвами Бендеров с 1871 по 1873 год стали многие проезжие, останавливавшиеся у них пообедать или переночевать. Кейт норовила усадить их спиной к занавеске и отвлекала женскими чарами, а тем временем кто-то из домочадцев подходил из-за спины, скрытый занавеской, и оглушал жертву ударом кувалды по голове. Пока человек был без сознания, Кейт быстро и ловко перерезала ему горло ножом. Специально вырытая яма и желоб в задней части дома позволяли быстро избавиться от тела, пока к ним не наведался новый посетитель.
Началом конца промысла Бендеров стало убийство Уильяма Йорка, совершенное ими 9 марта 1873 года. Погостив у брата, жившего неподалеку, Уильям отправился домой, перед отъездом предупредив брата, что планирует остановиться и пообедать у Бендеров. Однако домой он не вернулся, и через несколько недель брат вместе с полицейским отрядом выехал на его поиски. Они выяснили, что в таверне Бендеров его след обрывается. После визита шерифа и расспросов о пропавшем Бендеры собрали вещи, вынесли все из дома и 5 мая 1873 года исчезли.
О Бендерах уже какое-то время ходили подозрительные слухи. Люди рассказывали истории о мужчинах, которые, зайдя в их таверну перекусить, словно растворялись за полотняной занавеской. Нашлись и такие, с кем Кейт обходилась весьма грубо, если они отказывались садиться спиной к занавеске, предпочитая есть за стойкой. Кто-то вспомнил, как однажды порыв ветра приподнял фартук Кейт, и оказалось, что под ним она сжимала нож.
Узнав о бегстве Бендеров, полицейские во главе с шерифом вернулись и обыскали их опустевшее жилище. Яму отыскали сразу – по исходившему от нее резкому запаху крови. Перекопав землю вокруг, обнаружили останки десяти или двенадцати человек (в зависимости от того, как считать). Большинство тел принадлежали мужчинам, была также одна женщина и ребенок. По примерным подсчетам, Бендеры украли у своих жертв от пяти до десяти тысяч долларов.
Что случилось с Бендерами дальше, точно неизвестно. По одной из версий, отправленный в погоню отряд благополучно догнал и убил их, разделив награбленное между собой. Позже был найден изрешеченный пулями фургон, в котором преступники пустились в бега. А два члена отряда, один в 1909-м, а другой в 1910-м году, уже на смертном одре якобы признались, что это они убили семью Бендеров и скинули их тела в шестиметровую шахту высохшего колодца, хотя, несмотря на все старания, найти колодец так и не удалось.
В эпоху освоения Дикого Запада действовала еще одна, менее известная серийная убийца по имени Патти Кэннон. Между 1802 и 1829 годами, проживая в Делавэре, она убила как минимум двадцать пять человек, многие из которых были работорговцами. Их рабов она потом перепродавала, а деньги присваивала.
Лидия Шерман – Американская Борджиа
Если в Великобритании после принятия закона о продаже мышьяка число женщин – серийных убийц резко сократилось, то по США, где до такого закона руки еще не дошли, в 1860-е прокатилась своя эпидемия отравлений, очень похожая на британскую. Одной из первых широко известных отравительниц стала Лидия Шерман, начинавшая как раз в 1860-е. Ее прозвали Американской Борджиа – в честь Лукреции Борджиа, итальянской аристократки эпохи Возрождения, внебрачной дочери папы римского, которая, по слухам, в борьбе за власть отравила несколько человек. (Хотя степень ее участия в отравлениях так и не была достоверно установлена.)
