Питер Вронски
Женщины – серийные убийцы: как и почему они становятся монстрами
Отвергнутая братом, Агриппина предложила своему овдовевшему зятю Лепиду стать его женой, если он поможет ей убить Калигулу. (Первый муж Агриппины заболел и умер, возможно, не без ее помощи.) Калигула раскрыл заговор, Лепида казнили, а Агриппину выслали. У нее отняли сына, Нерона, отдав на попечение ее невестке и сопернице Домиции Лепиде. В ссылке Агриппина провела полтора года, пока в 41 году Калигулу, уже совершенно потерявшего берега, не убили его перепуганные ближайшие соратники.
Новым императором сенат выбрал пятидесятилетнего дядю Калигулы (и Агриппины) Клавдия, о котором мы знаем по знаменитым историческим романам Роберта Грейвса «Я, Клавдий» (I, Claudius) и «Клавдий, Бог» (Claudius the God) и телесериалу, снятому в 1970-х каналом «Би-би-си» совместно с «Пи-би-эс». Это был зрелый, умный и покладистый человек, но из-за дефекта речи (заикания) Клавдия считали умственно отсталым и не обращали на него внимания, благодаря чему он, по сути, и выжил при римском дворе.
Агриппина и Валерия Мессалина, подросток-убийца
Добрый дядюшка Клавдий вернул Агриппину из ссылки, но, к ее разочарованию, женился на дочери ее невестки, пятнадцатилетней Валерии Мессалине, которая через год родила ему сына Британника. Хотя судьба Агриппины складывалась удачно – она снова вернулась в Рим, – с рождением Британника шансы ее сына Нерона стать императором стремительно сокращались.
Юная Мессалина почти ни в чем не уступала Агриппине. Умная, жестокая, хороший манипулятор, она патологически ревновала мужа к Агриппине и ее сестре Юлии. Да и Агриппина подлила масла в огонь, уговорив Юлию попытаться соблазнить Клавдия. Когда Мессалина узнала, что они замышляли, она настояла, чтобы Клавдий снова отправил Юлию в ссылку, а затем велела тайком убить ее. Высказывались разные версии, зачем Агриппина толкала сестру на такой опасный гамбит. Как бы там ни было, но после смерти Юлии она осталась последним уцелевшим ребенком своего убитого отца.
Пользуясь статусом жены императора, юная Мессалина не гнушалась и террора. Однажды она позарилась на прекрасные сады, принадлежавшие видному римскому сенатору, и убедила Клавдия, что сенатор готовит против него заговор. Сенатора вынудили свести счеты с жизнью, а его сады были экспроприированы и отошли Мессалине.
Мессалина легко заводила любовников, а когда они ей надоедали, обвиняла их в предательстве или растрате казны и предавала смерти, расправляясь не только с ними, но и с их друзьями и всеми свидетелями своих опрометчивых связей. Совершенно очарованный хорошенькой молодой женой, Клавдий слепо верил обвинениям Мессалины. За семь лет, между пятнадцатью и двадцатью двумя годами, Мессалина отправила на смерть десятки императорских придворных. Многие из тех, кому удалось выжить при психопате Калигуле, погибли по прихоти Мессалины – только потому, что оказались друзьями очередного ее тайного любовника или свидетелями ее супружеской неверности.
Потерявшие голову от страха придворные замышляли убийство Мессалины и Клавдия, но она нанесла удар первой – устроила кровавую чистку в рядах римской аристократии и конфисковала большую часть их поместий и имущества. Всецело контролируя Клавдия, она не только составляла списки смертников, но и торговала услугами от лица государства – предоставлением гражданства, строительными контрактами и официальными должностями – по самым высоким ценам. Любого, кто осмеливался усомниться в ее власти, ждала смерть. Так Мессалина создала собственную прибыльную империю.
Тем временем Агриппина, снова выйдя замуж, издали наблюдала за распутством Мессалины и терпеливо ждала своего часа. Она поклялась отомстить за убийство сестры Юлии, высланной из Рима, хотя сама сыграла не последнюю роль в ее смерти. К 49 году Мессалина зашла слишком далеко. Однажды в отсутствие Клавдия двадцатидвухлетняя жена императора устроила шуточную церемонию бракосочетания с очередным любовником на глазах у многочисленных гостей. Агриппина тут же собрала советников Клавдия, надеясь убедить императора, что такое публичное унижение прощать нельзя. Пока свидетелей церемонии казнили одного за другим, Клавдий все не решался окончательно расправиться с Мессалиной. Чтобы убитый горем император не успел смягчить приговор неверной супруге, один из его советников приказал ее казнить.
И тогда Агриппина сделала свой ход. Она соблазнила овдовевшего Клавдия, а преданные ей люди, затесавшиеся среди его советников, убедили императора жениться на ней. Была одна маленькая проблема – Агриппина недавно вышла замуж, но с этим быстро разобрались: ее супруг внезапно скончался от загадочной болезни. Еще одна проблема состояла в том, что Клавдий был ее дядей, но она добилась, чтобы сенат издал указ, которым разрешал их брак, пусть и кровосмесительный по сути.
Агриппине было тридцать три года, когда она с триумфом въехала в Рим в парадной карете – дочь всеми любимого легендарного римского полководца, сестра и жена императоров, мать будущих наследников. Смертельно опасная, беспощадная Агриппина сосредоточила в своих руках власть, намного превосходившую мелкие заговоры Мессалины с целью убийства. Ее первой жертвой стала третья жена Калигулы, которая тоже претендовала на руку овдовевшего Клавдия. Агриппина обвинила ее в колдовстве и кознях против государства, убедив Клавдия, что сенат должен конфисковать ее имущество. После чего ее отправили в ссылку, где люди Агриппины тайком от всех вынудили ее совершить самоубийство.
Затем Агриппина переключилась на свою невестку Домицию Лепиду, мать Мессалины, приказав казнить ее и тем или иным способом умертвить всех ее доверенных слуг, помощников и союзников. Все, кто имел к Лепиде хоть какое-то отношение, были если не убиты, то отстранены от двора.
Юный Нерон должен стать императором – к этой цели и шла Агриппина. Чтобы укрепить положение сына при дворе, она планировала женить его на Октавии, дочери Клавдия и Мессалины. Имелась одна загвоздка: Октавия, хоть и совсем ребенок, была уже помолвлена. Но Агриппину это не остановило. Она обвинила жениха Октавии в инцесте с его же сестрой (по иронии, обвинила в том, в чем сама была замешана со своим братом Калигулой), за что он и был сослан.
Едва состоялась помолвка Октавии и Нерона, как Агриппина принялась уговаривать Клавдия усыновить его и, как старшего сына, сделать своим преемником. Но тогда возникала новая проблема: юридически это означало, что Нерон и Октавия – брат и сестра, вступающие в кровосмесительную связь. Агриппина нашла выход, отдав Октавию на удочерение в другую семью.
Обладательница несметных богатств и огромной власти, Агриппина часто сопровождала Клавдия, сидя рядом с ним в его карете или присутствуя на судебных заседаниях. Беспечного Клавдия больше интересовала практическая сторона управления Римской империей, от тонкостей налогообложения до строительства портов и акведуков. Его вполне устраивало, что вопросы придворной власти, политики и безопасности взяла на себя Агриппина, которая безжалостно устраняла любые намеки на оппозицию, угрожавшую ей или режиму.
В 54 году Британнику, родному сыну Клавдия, исполнилось двенадцать; по римским традициям он приближался к возрасту совершеннолетия. Клавдию было уже шестьдесят четыре, и его здоровье оставляло желать лучшего. Полагают, что своим преемником он хотел видеть Британника, как только тому исполнится четырнадцать. Да и слишком властная Агриппина, по всей видимости, его уже утомила. Он подумывал о том, чтобы развестись с ней и лишить наследства Нерона, у которого была репутация малолетнего оболтуса, интересующегося только пением и театральной сценой.
Именно тогда, как считают многие римские историки, Агриппина и убила Клавдия, собственноручно приготовив его любимые грибы, добавив ядовитые алкалоиды белладонны, болиголова, аконита или тиса. Римский историк Светоний писал, что у Клавдия отнялась речь, он впал в кому, но потом пришел в себя и его вырвало. Желудок исторг содержимое. Тогда Агриппина накормила его отравленной кашей, чтобы «вернуть к жизни», а может, сделала ему клизму якобы для очистки кишечника от зараженных грибов, через которую на самом деле ввела новую дозу яда. Что бы она ни предприняла, это сработало: на следующее утро Клавдий умер, а вскоре Нерона возвели на престол.
Когда ее родной сын, ее плоть и кровь, стал императором, казалось бы, власть Агриппины достигла максимума. И действительно, ее титуловали августой – императрицей, на римских монетах снова чеканили ее профиль вместе с профилем Нерона точно так же, как это было в годы правления ее брата Калигулы.
А теперь представьте себе психику человека, чье детство прошло в атмосфере кровавых придворных интриг. Нерон целиком и полностью был продуктом Агриппины, ее патологической одержимости властью. Поначалу власть его не интересовала, он мечтал стать актером или певцом, но потерпел в этом неудачу. А вскоре осознал, что императорское кресло – кратчайший путь к удовлетворению самых темных желаний. Он насиловал как мальчиков, так и девочек и проматывал огромные суммы денег. Затеваемые им массовые игры приобретали все более варварский и кровавый характер, а его главной мишенью стала новая религиозная секта, объявившаяся в Риме, – христиане. Пытая их, Нерон устраивал показательные ночные зрелища: облитые смолой и подожженные христиане пылали как факелы.
Между тем мать была возмущена романом Нерона с бывшей рабыней – какое неуважение к ней и к его браку с Октавией, который она с таким трудом устроила! А еще Нерон отправил в ссылку Палласа, наперсника Агриппины и, возможно, ее тогдашнего любовника. В этом конфликте интересов, действуя по классическому принципу «Я тебя породила, я тебя и уничтожу», Агриппина пригрозила отстранить Нерона от власти и поставить на его место Британника, родного сына Клавдия. Из уст Агриппины это была не пустая угроза, тем более что она внезапно начала осыпать несчастного четырнадцатилетнего Британника знаками внимания.
Нерон нанес удар первым. Он отравил Британника, а потом взялся за Агриппину – убил Палласа, лишил мать всех титулов и изгнал из императорского дворца. Продолжая бороться, Агриппина попыталась устроить переворот, но ее быстро разоблачили. Только умение заговаривать зубы и старания ее соратников в окружении Нерона помогли ей избежать ссылки, а то и смерти от рук сына.
Обезумевшая, вся в расстроенных чувствах, Агриппина попыталась вернуть власть старым способом – через инцест. Она решила соблазнить сына, но его ближайшие советники помешали ее планам, предупредив императора, что такое поведение оттолкнет от него армию. И тогда Нерон решил убить мать.
Насколько известно, Нерон трижды пытался отравить Агриппину, но она, сама опытная отравительница, разрушила его планы. Затем под предлогом примирения Нерон пригласил ее на остров, куда выехал на отдых, и послал за ней лодку, над которой предварительно поработали, так что, оказавшись в открытом море, она начала разваливаться. Агриппина не просто выжила, доплыв обратно до берега, но еще и стала свидетелем того, как какая-то женщина, назвавшись «матерью императора», тонула и звала на помощь, но ее вместо этого до смерти забили веслами. Агриппина решила, что лучшая стратегия – притвориться, будто она не знает о попытках сына убить ее. Она послала Нерону весточку, сообщив, что боги благоволили ей, когда лодка «случайно» пошла ко дну, и что, хотя она не сомневается в желании Нерона поскорее проведать ее, ему лучше подождать, пока она не оправится от этого тяжелого потрясения.
По легенде, Нерон отправил солдат убить мать и обставить все как самоубийство. Что произошло на самом деле, неясно, но Агриппина, эта женщина-монстр, действительно умерла в возрасте сорока четырех лет от рук монстра, которого сама породила и вырастила, устлав свой путь трупами. Говорят, Нерон тщательно ощупывал тело убитой матери, чтобы убедиться, что она и вправду мертва.
* * *
Разумеется, причины такой кровожадности Агриппины и Мессалины следует искать в их окружении и той обстановке, в которой они росли. Они убивали, потому что могли и потому что им было у кого поучиться. Убийство удовлетворяло не только их жажду власти, но и эмоциональные и материальные потребности. Они совершали как преднамеренные, так и импульсивные преступления, но если и испытывали угрызения совести, то история об этом умалчивает.
Многие правительницы позднейших эпох в каком-то смысле равнялись на Агриппину и Мессалину [108]. Российская императрица Екатерина Великая и английская королева Елизавета Первая безжалостно подавляли оппозицию, не гнушаясь пытками и убийствами. Мария Тюдор, прозванная Кровавой, отправила на костер сотни протестантов, пытаясь восстановить в Англии католицизм. Мадагаскарская королева Ранавалуна, в рамках кампании по очистке острова от христианства, с 1830 по 1860 год, отправила на казнь сотни миссионеров и тысячи своих новообращенных земляков: их сбрасывали со скал, обезглавливали, сжигали на кострах и варили заживо в котлах. По приказу Мадам Мао, в Китае были задержаны и убиты в «воспитательных лагерях» сотни высокопоставленных чиновников, потенциальных противников ее фракции.
Но мы часто отмахиваемся от этого продукта имперского мышления, от этих убийц, мотивированных политической властью, как от артефактов былых времен. Их преступления лишены сексуальной составляющей, без которой мы не можем представить современного серийника. Первой женщиной, которая соответствовала классическим параметрам современного серийного убийцы, была Елизавета Батори, женщина-Дракула.
Подлинная история Елизаветы Батори, Кровавой графини
Сегодня вряд ли найдется человек, который не слышал историю Елизаветы Батори, женщины-вампира, женщины-Дракулы, серийной убийцы XVII века, жившей в Трансильвании и прозванной Кровавой графиней.
Елизавету называли первой «настоящей» женщиной – серийной убийцей, движимой садизмом, сексуальным желанием и похотью, а не жаждой власти, личной или политической. Ее жертвами становились не конкурентки, а крестьянские девушки, нанятые прислуживать ей, или наследницы мелких обедневших дворянских родов. Елизавета Батори – фигура уникальная: вот уже четыреста лет она остается единственной из известных женщин-серийниц с садистскими наклонностями, которая убивала в одиночку, без принуждения со стороны партнера-мужчины. Других таких больше не было.
Ходили слухи, что для сохранения красоты кожи она принимала ванны, наполненные кровью юных служанок. Ее обвиняли в убийстве в общей сложности 650 девушек, многие из которых были замучены до смерти самым диким и бесчеловечным образом.
* * *
На портретах, запечатлевших молодую графиню Елизавету, мы видим красивую женщину с волосами цвета воронова крыла, зачесанными назад и открывающими высокий лоб, умными миндалевидными глазами с поволокой и пухлыми чувственными губами. Линия рта при этом хищно изогнута, а в лице читается мрачная раздражительность, которая выдает скрытую агрессию.
Елизавета, принадлежавшая к богатому и влиятельному роду Батори, появилась на свет в 1560 году на одной из восточных окраин Священной Римской империи – изменчивой конфедерации земель, примерно охватывающей территории нынешних Венгрии, Австрии, бывшей Чехословакии, Румынии и других балканских государств, а также части Германии и Польши. Входила в нее и область, граничившая с Венгрией и Румынией, под названием Трансильвания (которую прославил Дракула, и, как мы увидим, это не просто совпадение). Заправляла тут всем та ветвь знатного рода Батори, к которой и принадлежала Елизавета.
По обычаям местной аристократии, в одиннадцать лет Елизавета была помолвлена с юным венгерским графом Ференцом Надашди, который был на пять лет старше. Им предстояло обвенчаться, когда Елизавете исполнится пятнадцать. За год до замужества девушка забеременела, «играя в лошадку» с крестьянским мальчиком в поместье своей будущей свекрови. Родив ребенка в отдаленном имении и оставив его на попечение местной семьи, в 1575 году Елизавета, как и планировалось, вышла замуж за графа Надашди.
Брак оказался счастливым, хотя супруг Елизаветы не бывал дома годами, сражаясь с турками на юге и заработав репутацию выдающегося воина. Пара владела многочисленными замками, загородными усадьбами и дворцами в Праге, Вене и других городах. За заборами поместий, за стенами замков они безраздельно распоряжались жизнями и смертями крестьян и слуг. Юная Елизавета славилась тем, что наказывала прислугу с непомерной жестокостью.
Пользуясь своей властью, Елизавета зверски, с откровенным садизмом издевалась над служанками, в основном крестьянскими девушками, пока они не умирали: обжигала гениталии свечой; откусывала куски плоти, доводя до смерти; своими руками разрывала им рты; прижигала раскаленными металлическими прутьями и заклепками; избивала кнутами, дубинками и железными ломами; наносила резаные и колотые раны; бросала их обнаженными в снег и обливала ледяной водой; поливала кипятком и сдирала кожу; заталкивала в подвешенную бочку с шипами внутри и раскачивала ее из стороны в сторону, принимая под ней кровавый душ; закрывала в пыточной «железной деве», утыканной изнутри остриями, и сдавливала, как чеснок в чесночнице.
За тридцать пять лет она, возможно, убила около 650 девушек и молодых женщин, пока в 1610 году ее не арестовали. Ей было пятьдесят. За десять лет, предшествовавших аресту, она отправила на тот свет от 37 до 51 жертвы, начав убивать уже не только крестьянок, но и девушек знатного происхождения. Это и приблизило ее конец.
Рассказывали, что, когда на Рождество 1610 года на ее замок устроили облаву, двор и подвал башни были завалены изувеченными трупами девушек. Когда отряд, прибывший произвести арест, ворвался в ее покои, она сидела на табурете и, если верить легенде, поедала плоть изуродованной девушки, умиравшей у ее ног. По приказу венгерских властей Елизавету замуровали до конца ее дней в одной из комнат замка, оставив лишь небольшое окошко, чтобы передавать еду. Она умерла через четыре года, в возрасте пятидесяти четырех лет, не утратив своей легендарной жестокой красоты. Между тем настоящая история Елизаветы Батори несколько сложнее, но тоже не лишена жутких подробностей.
Место Батори в истории серийных убийств
Таких женщин-убийц, как Елизавета Батори, не было больше никогда за всю историю. Ее можно отнести – в зависимости от того, какая точка зрения вам ближе, – либо к гедонистам, одержимым похотью, на что указывают кровавые ванны, либо к законченным садисткам-тиранам, чем объясняются издевательства над девушками. Женщины-серийницы второго типа встречались не так уж редко, особенно в последнее время, но практически все они подчинялись партнеру-мужчине. Все, но не Елизавета. Начинала она в одиночку, пока супруг участвовал в военных походах; когда он возвращался на побывку, она узнавала от него много нового о пытках, применяемых в условиях войны. После его смерти в 1604 году она обзавелась сообщниками из прислуги (ей помогали несколько крепких старух и один слуга), которые заманивали крестьянских девушек на службу к графине, где их и убивали. За долгие годы так исчезли сотни девушек.
На хронологической шкале место Елизаветы – среди серийных убийц эпохи премодерна. Ее предшественником был Жиль де Рэ, он же Синяя Борода, французский аристократ, казненный в 1440 году. Он замучивал до смерти и насиловал трупы сотен мальчиков, которых его сообщники из числа слуг заманивали на работу в его поместье [109]. Елизавета Батори занимает промежуточное положение между серийными убийцами-дворянами Средневековья и палачами индустриальной эпохи вроде Джека-потрошителя, который в 1888 году открыл новую эру серийных убийств. После кончины Жиля де Рэ в 1440 году и до появления Джека-потрошителя в 1888-м никто из серийных убийц не оставлял такого следа в общественном сознании и не будоражил воображение с такой силой, как Елизавета Батори.
Эпохи Батори и Джека-потрошителя существенно отличаются. Батори была родом из совершенно другой цивилизации – архаичного аграрного общества, когда большинство населения было неграмотным и вело уединенную жизнь в сельской местности. Джек-потрошитель – порождение индустриального общества, когда основное население сконцентрировано в городах и читает дешевую прессу, отпечатанную в типографиях. Неслучайно слава Джека-потрошителя вспыхнула в Лондоне, мировой газетной столице своего времени. О существовании серийных убийц мы знаем благодаря всеобщей грамотности, дешевой бумаге и технологии высокоскоростной печати. Этим факторам мы обязаны не меньше чем развитию криминалистики и психопатологии или социальным переменам.
На самом деле о Елизавете Батори мир узнал по чистой случайности. Суд над ней проходил в 1611 году в далеком словацком городке и был окутан тайной. Ее влиятельная семья сразу же засекретила все документы. Тогда еще не было ни газет, ни брошюр, ни плакатов, чтобы обнародовать эту информацию. Правящие семьи меньше всего хотели, чтобы подробности чудовищных обвинений против их родственницы стали всеобщим достоянием; не хотели они и возможной конфискации поместий Елизаветы в пользу короны или списания долгов короля перед ее семьей. Графине не разрешили даже присутствовать в зале суда. Вместо того чтобы устроить публичную казнь, ее замуровали заживо в комнате одного из ее отдаленных замков. На плаху вместо нее взошли ее слуги и сообщники, а сама графиня так и жила, замурованная в четырех стенах и забытая всеми, пока однажды, летом 1615 года, ее не нашли мертвой.
После смерти Елизаветы родственники разделили ее имущество между собой, а подробные описания ее преступлений и материалы заседаний суда исчезли из общедоступных источников. Обвинительные акты, протоколы слушаний в суде и приговоры перекочевали в закрытые архивы. Ее имя было предано забвению. Остались только легенды и сказки о жившей когда-то в горах Трансильвании вампирше, которая пила кровь. А спустя два столетия их подхватили авторы вроде Брэма Стокера, вдохнув в них новую жизнь и придумав графа Дракулу. Этот образ был навеян другим изувером из Трансильвании, Владом Цепешем (он же Дракула), дальним родственником Елизаветы Батори со стороны мужа.
Купание в крови
Елизавета Батори так и осталась бы чудовищем, затерянным в глубине веков, если бы в 1720 году, примерно через сто лет после ее смерти, иезуитский священник и ученый Ласло Туроци не обнаружил протоколы суда над ней. Туроци вернул легендарной женщине-вампиру человеческий облик, а также имя, личность, биографию и подробное описание ее преступлений, изложив все это в книге, которая была издана на латыни [110].
В 1796 году Михаэль Вагенер опубликовал книгу «Статьи по философской антропологии», в которой впервые высказал гипотезу, как Елизавета пришла к этой идее – омолаживать кожу, купаясь в крови. По его версии, однажды горничная заметила, что прическа у графини немного растрепалась. За это девушка получила удар такой силы, что из носа у нее брызнула кровь, попав графине на лицо. Если верить Вагенеру, когда Елизавета вытерла кровь, она заметила, что кожа будто помолодела. С тех пор она и омывала все тело свежей кровью [111].
Однако в разных источниках детали этой истории варьируются. Согласно самой известной версии, кровь служанки брызнула на руку графини. И еще нужно добавить, что только кровь девственниц или девушек знатного происхождения, как считала Елизавета, давала нужный омолаживающий эффект. А что же было на самом деле?
Только в 1970-е профессор Бостонского колледжа и стипендиат программы Фулбрайта Раймонд Т. Макнелли вместе с коллегой Раду Флореску получил уникальную возможность ознакомиться с венгерскими и румынскими архивами (они все еще были за железным занавесом), в результате чего появилась их необыкновенно популярная книга «В поисках Дракулы» (In Search of Dracula). Это история реально существовавшего трансильванского князя Влада Цепеша по прозвищу Дракула (то есть дьявол, или дракон), который и навел Брэма Стокера на мысль назвать своего вымышленного вампира Дракулой и поселить его в трансильванском замке.
На волне успеха книги «В поисках Дракулы» Макнелли вернулся к работе в архивах Трансильвании и обнаружил множество подлинных документов о судебном процессе над Елизаветой Батори [112]. Только к 1983 году удалось получить более полное представление о том, в каких преступлениях на самом деле обвинялась Кровавая графиня, и первым не выдержал проверки миф о кровавых ваннах. Купание в крови ни разу не упоминалось в протоколах судебных заседаний. Это был всего лишь местный фольклор и слухи, подхваченные писателями уже в XVIII веке. Объяснить, откуда взялся и почему укоренился этот миф, проще всего исходя из того, чем Елизавета занималась на самом деле: после пыток она была перепачкана кровью с ног до головы, поэтому и казалось, что она купалась в ней.
Арест графини
Арест Елизаветы в 1610 году ускорили следующие события: лютеранскому пастору Яношу Поникенушу поручили возглавить церковь в словацкой деревне Чахтице (или Чейте на венгерском), где овдовевшая графиня жила в замке, выходившем окнами на раскинувшуюся внизу деревню. Предыдущий настоятель церкви недавно скончался, и преподобного Яноша прислали вместо него. По дороге на место службы, словно в фильме ужасов, чем ближе подходил он к Чахтице, тем чаще до него долетали невнятные рассказы крестьян про вампиров и изуродованные тела молодых женщин, которые находили в поселении, звучали зловещие намеки, что в замке творится что-то неладное.
На подходе к Чахтице Янош увидел мрачный замок, который возвышался на крутом холме, взирая на деревню у его подножия. В самой деревне напряжение витало в воздухе. Люди выглядели угрюмыми и напуганными, молодые женщины почти не попадались ни на улицах, ни в полях. Поднявшись по крутой пустынной дороге к замку, Янош велел доложить о себе графине Батори. Елизавете было уже пятьдесят, она недавно переболела, но лицо ее еще хранило следы легендарной красоты. Графиня была с ним любезна, а вот в глазах слуг Янош читал непонятный страх и тревогу, внутренний двор словно вымер – незаметно было никакого движения, часть замка выглядела заброшенной и погруженной в тишину.
Приводя в порядок церковные книги и разбирая записи, оставленные его предшественником, Янош наткнулся на загадочные упоминания о тех ужасах, что творились в замке на холме. Он нашел невероятно длинные списки с именами молодых женщин, которые погибали на службе у графини и которых предыдущий пастор хоронил только по ночам, намекая в записях, что они умирали при невыясненных обстоятельствах и что он отказывался участвовать в их погребении. В бумагах упоминалось, что не так давно за одну ночь ему пришлось провести обряд сразу над девятью женщинами, которых похоронили в подземном склепе у стен замка. Вооружившись ключами, Янош отправился исследовать склеп. Едва он отпер замок и распахнул двери, как в нос ему ударил зловонный запах разложения. Под мрачными сводами Янош обнаружил девять ящиков, кое-как сваленных в углу. Согласно показаниям, которые он давал позднее, крышки даже не приколотили гвоздями. Пастор вскрывал ящик за ящиком и ужасался тому, в каком состоянии находил трупы молодых женщин. Все они были изувечены, иногда со следами ожогов, все покрыты темной коркой запекшейся крови. На нескольких телах Янош, к своему ужасу, увидел отчетливые следы человеческих зубов и глубокие рваные раны, как будто от них отгрызали куски.
Было совершенно очевидно, что никто из них не умер своей смертью, их не убила болезнь, дикое животное или какое-нибудь чудовище: следы укусов могли принадлежать только человеку. Их зверски замучили.
Преподобный Янош немедленно послал гонца с донесением церковному начальству в главный город края, но гонец вскоре вернулся – стража графини задержала его на выезде из деревни, прочитала письмо и отобрала его. В ужасе оттого, что графиня теперь знает о его донесении, Янош попытался сбежать. Но по дороге был задержан стражей, получил приказ вернуться обратно в церковь и не покидать ее. Двести пятьдесят лет спустя Брэм Стокер введет в роман «Дракула» (Dracula) персонажа по имени Джонатан Харкер. Это английский агент по продаже недвижимости, который отправляется по делам в Трансильванию и оказывается заточенным в замке вампира. Преподобный Янош и был тем самым Джонатаном Харкером, которого женщина-монстр удерживала в церкви под стенами жуткого замка.
Осознав, насколько все серьезно, и ожидая, что будет дальше, Янош начал расспрашивать местных жителей, что же тут происходило. Его предшественник годами тайно хоронил молодых женщин, умиравших при загадочных обстоятельствах, пока смертей не стало так много, что он отказался впредь участвовать в их погребении. В окрестностях деревни нередко находили брошенные тела: четыре изувеченных трупа нашли в амбаре для зерна, несколько во рву позади замка и на кукурузных полях, а дровосеки наткнулись в лесу на свежевырытые братские могилы. Все тела были изуродованы, со следами пыток. К своему ужасу, Янош понял, что он не первый, кому открылась страшная правда про замок Елизаветы.
Королевские органы власти получали доносы и жалобы уже не первый год. Родители – и их было немало – отправлявшие своих дочерей на работу в замки Елизаветы, подавали официальные жалобы на графиню, которая не могла внятно объяснить исчезновение их дочерей. Рассказы об истязаниях и гибели молодых крестьянок, нанятых Елизаветой, циркулировали уже не одно десятилетие, но это мало кого беспокоило. Наказание слуг со смертельным исходом в начале XVII века считалось проявлением жестокости и грубых манер, и тем не менее эту привилегию у знати никто не отнимал. А вот когда и другие дворянские семьи начали жаловаться на исчезновение своих дочерей, отправленных на попечение Елизаветы Батори, этого уже нельзя было игнорировать.
За год до ареста графини около двадцати пяти молодых женщин из обедневших дворянских семей получили приглашение погостить в ее замке. Мелкие дворяне были просто счастливы отправить дочерей к Елизавете Батори: знакомство с графиней давало шанс возвыситься в глазах других аристократов. Но за время пребывания в замке несколько девушек исчезло. Обеспокоенные родители начали допытываться, что случилось с их дочерьми, на что графиня ответила, что их убила одна из гостивших у нее девушек, позарившись на чужие драгоценности, а потом покончила с собой. Когда семья «самоубийцы» потребовала вернуть тело дочери, Елизавета отказалась, аргументируя тем, что самоубийцам место в безымянных могилах на неосвященной земле и хоронить их следует как можно скорее. Частые смерти девушек она объясняла вспышками заболеваний, а тайные захоронения – стремлением не сеять панику из-за возможной эпидемии.
