Питер Вронски
Женщины – серийные убийцы: как и почему они становятся монстрами
Мужчинам и женщинам,
молодым и старым,
живым и мертвым,
виновным и невиновным.
Всем жертвам.
Введение
Серийный спартакизм [1]
Политическая повестка дня и женская агрессия
Можете ли вы назвать имя серийного убийцы, который орудовал в кабине военного вертолета, летевшего на задание на высоте тысяча двести метров? А того, кто в одиннадцатилетнем возрасте убил двух человек? Или того, кто общался и даже танцевал с губернатором Калифорнии? Возможно, кто-то и вспомнит их имена. Это Дженин Джонс, Мэри Белл и Доротея Пуэнте, и все они женщины. Но большинство из нас никогда даже не слышало, что женщины бывают серийными убийцами. За исключением разве что того чудовища, о котором сняли фильм, – проститутки-лесбиянки Эйлин Уорнос. Хотя имена Теда Банди, Джона Уэйна Гейси или Джеффри Дамера, прозвища Бостонского душителя, Сына Сэма, Убийцы с Грин-ривер или СПУ («связать, пытать, убить») широко известны. А вот попроси кого-нибудь назвать пару-тройку женщин-серийных убийц, и обычно, кроме Эйлин, ни одно имя на ум не придет. А были ли другие?
Да, на самом деле их много. Примерно каждый шестой серийный убийца – женщина [1].
Они долго оставались вне моего поля зрения, и вот теперь, компенсируя свою былую невнимательность, я отыскал наряду с Эйлин, Дженин и Мэри множество их сестер – серийных убийц. И имя им легион.
Писать о мужчинах – серийных убийцах я начал после того, как лично столкнулся с двумя из них. Это были случайные и очень короткие встречи, причем еще до того, как этих убийц опознали и задержали. (Одного из них я увидел в 1990 году позади собора Василия Блаженного в Москве, а другого – за одиннадцать лет до этого в вестибюле нью-йоркского отеля [2].) В то время я не знал, что это серийные убийцы. О том, кто они и что натворили, я прочитал в прессе много месяцев и даже лет спустя, и это навело меня на мысль, что, вполне вероятно, я сталкивался с ними не два раза, а гораздо чаще, даже не подозревая об этом. Один раз может случиться все, что угодно. Я понимал это и не удивлялся. Но узнать, что я встретил двух убийц – то есть столкнулся с ними дважды, – совсем другое дело. И тогда я задумался о проблеме статистических вероятностей в жизни современного человека. Я задавался вопросом, какие шансы у каждого из нас хотя бы раз, даже не догадываясь об этом, занять место в автобусе или поезде рядом с серийным убийцей, обогнать его в уличной толпе, припарковаться по соседству, делать покупки бок о бок или встать за ним в очередь.
Если говорить о двух «моих» серийных убийцах, то я вел вполне обычную жизнь гетеросексуального мужчины среднего класса, которая, как мне казалось, протекала вдали от пустынных дорог с трупами по обочинам, от затхлых дешевых конурок и мрачных подвалов, где серийные убийцы творили свои ужасные дела. Я самонадеянно полагал, что эти две случайные встречи даже гипотетически не делают меня потенциальной жертвой серийного убийцы: я не молодая женщина, гуляющая в одиночестве, не служащий ночной смены, не уличная проститутка, не любитель беспорядочного секса, не ребенок – будь то мальчик или девочка.
В первый раз я пересекся с серийным убийцей на одной из тех неприглядных улочек Нью-Йорка, где проститутки ищут клиентов. Тогда я не без удовольствия назвал это «несанкционированным вторжением» в охотничьи угодья серийного убийцы, где я «столкнулся» с монстром только потому, что оказался там, где никогда не бывал.
Но я в корне ошибался. Вместо того чтобы опасливо оглядываться по сторонам, ожидая угрозы от мужчин – обитателей этого городского дна, разумнее было первым делом присмотреться к тому, что происходит у меня дома: в чьей кровати я так уютно сплю и с кем делю постель. За убийством белого гетеросексуального мужчины средних лет часто стоит женщина, которую он знает, причем очень близко. Когда серийная смерть приходит за одиноким, живущим особняком мужчиной из среднего класса, у которого есть жилье и работа, или, если уж на то пошло, за похотливым старым фермером-вдовцом, она приходит с поцелуями и заботой.
В моем представлении все серийные убийцы, которые могли случайно оказаться рядом со мной на улице, всегда были мужчинами, в то время как женщины оставались вне моего параноидального радара. Они были не кем иным, как жертвами. Я привык, что серийный убийца – это «он», а «она» – «его» жертва.
И так думают не только мужчины. До недавнего времени так считали и женщины. Присутствие другой особи женского пола, даже незнакомой, и сейчас не вызывает у них того архаичного страха, который они испытывают, оказавшись наедине с незнакомым мужчиной. Вера в то, что женское начало неопасно по своей природе, – это общее заблуждение.
Женщины – серийные убийцы. Сколько их?
Практически каждый шестой серийный убийца в США – женщина, действовавшая в одиночку или как сообщница. В период с 1800 по 1995 год было выявлено около 400 серийных убийц, и женщины составили почти 16 процентов – всего 62 убийцы [3]. Число само по себе немаленькое, хотя это и не подавляющее большинство. От рук этих 62 женщин погибло в общей сложности от 400 до 600 человек – мужчин, женщин и детей. Только три из женщин-серийниц – Дженин Джонс, Белль Ганнесс и Джейн Топпан – подозреваются в причастности к убийству 200 человек. Еще в одном исследовании, в котором собрана информация по другим странам, названы имена 86 женщин – серийных убийц [4]. В приложении в конце книги приводится список из 140 известных женщин-серийниц с указанием числа их жертв. Вызывает тревогу тот факт, что в США три четверти серийных убийц женского пола начали действовать после 1950 года, а половина – после 1975-го! [5]
Тем не менее образ женщины – серийной убийцы почему-то не проник в массовое сознание, в сферу страха или воображаемых тревог с той же зловещей наглядностью, что и образ серийного убийцы мужского пола. Многие из нас видят в женщинах-серийницах нечто комичное, щекочущее нервы. Можете сравнить прозвища, которые дают мужчинам (Джек-потрошитель, Бостонский душитель, Ночной охотник, Резак из трущоб, Спальный убийца, Рабовладелец), с теми, которые получают женщины (Леди Синяя Борода, Хихикающая старушка, Убийца одиноких сердец, Мерзкая леди, Черная вдова, Ангел смерти, Убийца Барби, Бабушка из камеры смертников). Мы не воспринимаем женщин-убийц всерьез.
Отчасти это можно объяснить нашим представлением о том, кого и где они убивали. Многие женщины-серийницы орудуют у себя дома, и их жертвами часто становятся родственники и близкие – мужья, любовники и дети. Возможно, место, где мы впервые взяли грудь, и не самое безопасное на земле, но многие ли из нас готовы допустить саму мысль, что наша мать – серийная убийца?
Другие женщины-серийницы убивают прямо на работе: они оказывают профессиональные услуги по уходу, нянчат детей, приносят лекарства, готовят еду или представляют систему социального обеспечения.
На рабочем месте убивают медсестры – убивают, выполняя свои обязанности на передовых рубежах борьбы между жизнью и смертью, где люди умирают по-настоящему. Ангелы смерти с катетером и шприцем в руках, медсестры остаются вне подозрений и при этом прекрасно знают, что смерть их жертв никак не связана с оказанием неотложной медицинской помощи.
Мы привыкли представлять серийного убийцу как неуловимую тень, которая с наступлением темноты колесит по дорогам, прихватив пару мотков веревки и изоленты. Наш взгляд скользит мимо сексуальной, деловитой медсестры в белоснежном халатике, которая берет кровь, мимо веселой помощницы по дому, ухаживающей за дедушкой, мимо симпатичной девушки за прилавком магазинчика, которая нарезает хлеб, или той, в мини-юбке, что делает нам стрижку, или той, что пристально смотрит на нас, сидя напротив за столиком и потягивая из своего бокала.
«Монстр»: убийца, не знающий покоя
Удивительно, как много сегодня может изменить кино. Начиная с 2003 года, после выхода фильма «Монстр» (Monster), с Шарлиз Терон и Кристиной Риччи в главных ролях, и после серии документальных фильмов и телерепортажей об Эйлин Уорнос, общество по-новому взглянуло на женщин – серийных убийц. Дорожная проститутка из Флориды, Уорнос была осуждена за убийство семи мужчин. Ее случай широко обсуждался, и ее неизменно преподносили как «первую женщину в Америке, ставшую серийной убийцей». Но это не так. Если быть точным, она была примерно пятьдесят седьмой.
В лучшем случае Уорнос можно назвать первой женщиной-серийницей в Америке, которая стала медийной персоной: в ожидании смертельной инъекции, сделанной в 2002 году, она давала бесконечные интервью в прессе и разных массмедиа, активно общалась с режиссерами-документалистами. Уникальность ее случая в том, что она действовала скорее как мужчина – убивала из пистолета случайных попутчиков в машине, а тела выбрасывала в людных местах.
Большинство из нас по-прежнему верит, что женщины-серийницы, как правило, предпочитают использовать яд, а их жертвами становятся знакомые или родственники. Серийные убийцы мужского пола не знакомы с жертвами, за которыми следят и охотятся, тогда как женщины заманивают и опаивают ядом близких – они убивают у себя дома или на территории, которую делят с жертвой. Единственный образ женщины-убийцы, не утративший популярности за десятилетия, – это дама, которая отправляет на тот свет череду мужей или любовников из меркантильных соображений. У нас для нее есть даже готовое прозвище – черная вдова.
Мы почему-то думаем, что черная вдова – существо из прошлого, из тех незапамятных времен, когда яды спокойно продавались в аптеках, браки часто заключались по договоренности и не существовало налаженной системы учета личных данных. Она могла несколько раз завлечь, соблазнить, быстро женить на себе, тихо убить и исчезнуть, прежде чем кто-то успевал что-то заподозрить. Сегодня мы уверены, что если черная вдова где-то и появится, то разве что в голливудских фильмах в исполнении Шэрон Стоун, Кэтлин Тернер или Линды Фиорентино. Мур-р-р-р. Это так соблазнительно – умереть ради секса.
Крайне редко приходится слышать о сексуальных хищницах, вроде того убийцы с Грин-ривер, которого помогал ловить Тед Банди, – о преступницах, оставляющих на своем пути страшные следы – выставленные напоказ трупы. Уорнос практически такой и стала. Это тип «убийцы, не знающего покоя». В отличие от типичных серийниц, которые оставляют своих жертв умирать в постелях или детских кроватках либо тайком закапывают в саду за домом, Уорнос выбрасывала тела жертв на площадках для отдыха или на обочинах межштатных трасс Флориды. Трупы по дороге в «Диснейленд»! В отличие от ее коллег по убийствам, традиционно отнимавших жизни у тех, кому они приходились женами, любовницами, нянями, медсестрами или домовладелицами, Эйлин Уорнос с жертвами ничего не связывало – так же как ничем не связаны автостопщики, водители сломавшихся машин или дорожные проститутки, подцепившие клиента. По иронии судьбы, она выбирала тот же контингент, что и многие мужчины-серийники, искавшие жертву среди женщин.
Так или иначе, но Уорнос сбивает с толку, ломая представление о типичных женщинах – серийных убийцах, – не только потому, что она лесбиянка, но и потому, что принадлежит к определенному типу лесбиянок. Эйлин была отнюдь не миловидной и женственной лесбиянкой-фэм[2], а жесткой, мускулистой, любившей выпивку лесбиянкой-дайк[3] того неряшливого, грубого и агрессивного типа, который чаще ассоциируется с мужчинами. Ее страсть к убийствам проще объяснить гипертрофированным мужским началом, чем тем, что с ее врожденной женственностью что-то пошло не так.
Природа женской жестокости
На примере Уорнос мы видим главную проблему нашего восприятия: насилие практически всегда ассоциируется с мужчиной и мужским началом. Бытует мнение, что это неотъемлемая часть мужской природы, некая функция тестостерона. Мужчины совершают насилие, женщины и дети от него страдают.
Когда насилие совершает женщина, объясняют это обычно тем, что она действовала не по своей воле или защищалась, что она страдает от психического заболевания или гормонального дисбаланса, связанного с особенностями женской физиологии. Среди причин называют послеродовую депрессию, предменструальный синдром и менопаузу. Принято думать, что женщины способны только на импульсивное насилие – неконтролируемый выплеск затаенного гнева или страха, часто как результат продолжительного абьюза со стороны мужчины: синдром избиваемой женщины (или избиваемой жены). Укоренилось мнение, что женщины обычно убивают поневоле и непреднамеренно.
Вместе с тем «инструментальное» насилие, убийство для достижения цели (например, политической власти), изнасилование, наслаждение от садизма, грабежи и ряд других низменных удовольствий остаются прерогативой мужчин. В конце концов, каждый мужчина, ставший воином, – потенциальный убийца, но настоящим преступником он становится, только если злоупотребляет врожденной физической и социальной предрасположенностью к убийству, преследуя низменные, аморальные и иррациональные цели. В то время как самец по своей природе запрограммирован разрушать, самка вьет гнездо, созидает и вскармливает. Существует такая установка.
История, конечно, знает немало женщин, которые использовали насилие как инструмент: Валерия Мессалина, королева Боудикка, Агриппина Младшая, Лукреция Борджиа, Екатерина Великая, Елизавета Первая, Мадам Мао, Голда Меир, Маргарет Тэтчер. Некоторых из них вполне можно назвать серийными убийцами: они неоднократно прибегали к пыткам и убийствам или отдавали такие приказы ради политической власти, из чувства патриотизма, мести, жадности или похоти – и действовали при этом с той же жестокостью, с тем же маниакальным упорством, что и их современники мужчины, а порой даже превосходили их.
Но большинство этих исторических фигур принадлежат иным эпохам, иным культурам и классам и имеют мало общего с современными западными женщинами – мамашами в прачечных самообслуживания, «футбольными мамочками» в торговых центрах или бездетными дамами. Нам могут возразить, что императрицы или верховные жрицы уже по своему статусу выходили за привычные гендерные рамки – они получали по наследству божественную власть, которой и была продиктована их политика. Однако именно эту смертоносную божественную власть и стремятся с маниакальным упорством ощутить через убийство многие серийники: власть над жизнью и смертью. Все упирается во власть. В конечном итоге, если вынести за скобки женское начало, остается одно: потенциальный убийца.
Изучение женской агрессии
Женское насилие действительно мало изучено, заниматься им всерьез стали не так давно. Из 314 научных исследований человеческой агрессии, опубликованных к 1974 году, только 8 процентов были посвящены проблеме насилия исключительно у женщин или девочек [6]. Однако все это было еще до того, как за двадцать лет, с 1955 по 1975 год, число женщин – серийных убийц в США резко выросло вдвое, а к 1995 году вырастет еще в два раза! [7]
Обратите внимание на пропорции: за 25 лет, с 1976 по 2002 год, процент женщин среди серийных убийц был выше (16 процентов), чем среди всех убийств, вместе взятых (11,4 процента) [8]. Заметно выросло и общее число тяжких преступлений, совершенных женщинами. В 1987 году в США аресты женщин за грабежи и нападения с применением насилия участились на 17,6 процента по сравнению с 1978 годом, а в некоторых городах, например в Нью-Йорке, цифры выросли еще разительнее: на 47 процентов больше – за нападения с применением насилия и на 75,8 процента больше – за грабежи. И из более свежих данных: в период с 1992 по 1996 год количество женщин, арестованных за тяжкие преступления, выросло на 22,8 процента. [9]
Степень аморальности серийных убийц
По степени преступной аморальности серийные убийства, совершаемые как мужчинами, так и женщинами, стоят особняком. В принципе нетрудно понять, как человек убивает один раз: мы вполне можем представить такой накал ревности, страха, отчаяния, гнева или даже алчности, который толкает на убийство. Большинство убийц не осознают, что могут лишить кого-то жизни, это происходит спонтанно и без злого умысла. Многие искренне и глубоко раскаиваются в содеянном, не пытаются избежать правосудия и редко убивают снова. Что касается серийных убийц, то они радикально отличаются по всем параметрам.
Серийные убийцы чаще всего ощущают желание совершить убийство задолго до того, как оно происходит, некоторые фантазируют о нем годами и тщательно планируют. После первого убийства, когда страсти, подтолкнувшие к нему, затихают, серийники, следуя своему циклу, начинают готовиться к новым преступлениям. В каком-то смысле они вынуждены убивать снова и снова. (Они словно одержимы убийством.) Они ни о чем не сожалеют и не раскаиваются – уж точно не настолько, чтобы поступать как-то иначе. Многие тщательно продумывают каждый шаг, оттачивают план нового убийства и идут на любые ухищрения, чтобы избежать ареста. Стремление или желание убивать снова и снова – это явление из области чистого зла, оно не поддается рациональному научному объяснению. Наше общество с трудом объясняет зло, исходящее от мужчин, что уж говорить о женщинах?
Феминизм и женщина-серийница
Убитые мужчины среднего возраста часто становятся жертвами женщин из ближайшего окружения, и так же часто вину за это перекладывают на феминизм. И тут возникла проблема. Все попытки разобраться, почему после 1950 года неуклонно растет число серийных убийств от рук женщин, терпели фиаско, сталкиваясь с новым радикальным феминизмом так называемой «второй волны», этой разновидностью «спартакизма», склонной видеть в женской преступности стремление освободиться от рабства и гнета «патриархата».
Историк-феминистка Энн Джонс, изучающая убийства, совершенные женщинами, настаивает: «Каждая волна феминизма порождает и волну острейшего интереса к женской преступности. Я уверена, что так и будет до тех пор, пока мы не усвоим, что свободные люди не опасны» [10]. Преступление – это бунт рабов, считает она.
Первая, самая ранняя волна феминизма выступала за «освобождение» и равноправие женщин, ратовала за обретение ими четких и конкретных прав, гарантированных законами и конституцией: избирательного права, права на равную оплату за труд равной ценности, справедливости в рамках семейного права, справедливого найма, социального равноправия, отсутствия дискриминации и так далее.
Феминистки первой волны (так называемые «либеральные феминистки») связывали рост женской преступности с тем, что, по их представлениям, женщины обретали свободу самоутверждения наравне с мужчинами. Так, Фреда Адлер в своей книге 1975 года «Сестры в преступлении» (Sisters in Crime) рассматривала рост женского насилия сквозь призму реализации личностного потенциала. Как и в бизнесе, спорте, искусстве или науке, в криминальном мире женщину не устраивало второе место в преступной иерархии. По словам Адлер, женщины готовы были конкурировать с мужчинами на их, мужских, условиях и по их правилам, а значит, вынуждены были становиться такими же агрессивными и жестокими, как преступники мужского пола. Позднее это стали называть теорией освобождения.
Однако к моменту выхода ее книги поколение феминисток, пришедшее после войны во Вьетнаме, к которому принадлежала и сама Адлер, уже сдавало позиции. Да и то, с каким воодушевлением консерваторы, выступавшие против гендерного равенства, брали на вооружение тезисы Адлер, только отталкивало новую плеяду феминисток от теории освобождения. Некоторые юные радикальные феминистки даже опасались Адлер – слишком уж широко ее работы цитировались консерваторами, обвинявшими феминизм в росте женского насилия, равно как и в других проблемах семьи и общества.
Более радикальная вторая волна феминизма исходила из еще более пессимистической концепции – глубоко укоренившейся систематической виктимизации женщин и женственности как следствия биокультурного заговора мужского «фаллоцентричного гетеропатриархата» («фаллократического государства»). Согласно этому течению феминизма, женщины не избавятся от угнетения до тех пор, пока мужчины не изменятся, отказавшись от существующих форм их коллективной социализации.
Вторая волна феминизма отвергала само понятие равенства между мужчиной и женщиной, утверждая, что в основе первой волны лежала идея, что все женщины хотят одного – быть как мужчины: пользоваться такими же, как у них, возможностями, быть вхожими в их мир, играть по их правилам, быть с ними на равных – и точка. Вторая волна сравнивала это с утверждением, будто все афроамериканцы просто хотят стать белыми. Феминистки второй волны призывали женщин отстаивать не только свободу личности, но и уникальную коллективную женскую культуру, использовать собственную идентичность, чтобы свергнуть категоричную и деспотичную гегемонию мужчин.
Согласно тезисам второй волны, женщина – жертва, а мужчина – коллективный угнетатель, и нельзя ставить знак равенства между женской агрессией и стремлением женщины к равенству с угнетателем.
Женское насилие, как утверждалось, было самозащитой в условиях систематической мужской агрессии против женщин. Это была борьба за свободу, и тут не поспоришь. Женщина-убийца превратилась в жертву, а жертва – в агрессора. Как утверждала одна феминистка, «женщины убивают. Их мотивы, как правило, кроются в стечении определенных обстоятельств, продиктованных законами американской экономики и частной собственности, прочно внедренными в сознание через СМИ… в Америке женщины особенно предрасположены к убийству. С переменами в социальной, политической и юридической сферах меняются, циклически повторяясь, и мотивы преступлений, но в основе почти всегда – проблема выживания» [11].
Подытоживая свое недавнее исследование женского насилия, Патрисия Пирсон пишет: «К началу 1980-х наличие кулаков и умение махать ими перестало быть предметом гордости, гораздо престижнее стало плакаться в кабинете терапевта. А значит, женщинам никак не пришло бы в голову заниматься такими антисоциальными и откровенно возмутительными вещами, как преступления. Нельзя ставить на одну ступень женщин и мужчин, преступающих закон. Женщин следует считать жертвами мужчин» [12].
Отсутствие исследований женской агрессии и насилия до 1975 года восполнялось новым феминистским анализом, согласно которому все женщины систематически становятся жертвами «гетеропатриархата» и его «фаллоцентричных» институтов. Убийства, совершенные женщинами, повсеместно объяснялись самообороной и протестом против избиений и изнасилований как проявлений векового сговора «фаллократии». В середине 1970-х, с выходом таких бестселлеров, как «Против нашей воли» (Against Our Will, 1975) Сьюзен Браунмиллер и «Избиваемые жены» (Battered Wives, 1976) Дель Мартина, эта точка зрения нашла немало страстных поклонниц среди начитанных молодых женщин. Появился юридический термин – синдром горящей кровати[4]/избиваемой женщины, объясняющий, каким образом жены могут убивать своих мужей в целях «самообороны», даже когда те крепко спят. Сделал заявление и Американский союз защиты гражданских свобод: «Большинство женщин, приговоренных к смертной казни, убили мужа, который над ними издевался» [13]. Так ли это на самом деле?
Истории некоторых женщин, приговоренных к смертной казни
С того момента, когда в 1976 году в США была восстановлена смертная казнь, и до 2005 года смертный приговор был вынесен в общей сложности 63 женщинам.[5] Одиннадцать из них казнили. (До 1977 года последней казненной женщиной была Элизабет Дункан; ее отправили в газовую камеру в Калифорнии еще в 1962 году – за заказное убийство беременной невестки, которую она похоронила заживо.)
Предлагаю краткий обзор историй одиннадцати женщин, в отношении которых приговор привели в исполнение. А вы судите сами.
Первую из них казнили в 1984 году. Пятидесятидвухлетняя Марджи Велма Барфилд из Северной Каролины, бабушка, которая убила не только своего мужа, отравив его мышьяком, но и в разное время отправила на тот свет двух пожилых мужчин и одну женщину, к которой нанялась в домработницы, а также своего жениха и мать. Всего шесть жертв, но, возможно, была и седьмая – ее первый муж: она могла инсценировать его гибель в результате неосторожного курения. (К Велме я еще вернусь.)
Второй казненной (в Техасе в 1998 году) стала тридцатисемилетняя Карла Фэй Такер. В состоянии наркотического опьянения вместе со своим бойфрендом они заявились домой к знакомому Джерри Линну Дину, и Такер попыталась украсть ключи от его мотоцикла. Ее парень вырубил Дина молотком, а Такер нашла в квартире кирку и прикончила Дина, так как он издавал булькающие звуки. На суде она объяснила: «Я просто хотела, чтобы он замолчал». Затем она заметила тридцатидвухлетнюю Дебору Торнтон, которая притаилась, съежившись на кровати под одеялом, и киркой забила ее до смерти, так и оставив орудие убийства в теле жертвы. На записях перехваченных телефонных разговоров можно услышать признания Такер, что каждый раз, вонзая кирку в тела жертв, она испытывала оргазм.
В том же году штат Флорида казнил пятидесятичетырехлетнюю Джудиас «Джуди» Буэноано, преуспевающую владелицу салона красоты, ездившую на «корвете», которая отравила мужа мышьяком. Власти заинтересовались его смертью уже после того, как Буэноано пыталась убить своего бойфренда, подорвав его автомобиль, за что и была арестована. А параллельно всплыло еще одно убийство – ее девятнадцатилетнего сына-инвалида. Сначала Джудиас предприняла неудачную попытку отравить сына – он не умер, но его частично парализовало, и ему пришлось носить тяжелые металлические фиксаторы для ног. Буэноано отправилась поплавать с ним на каноэ и во время прогулки опрокинула лодку, в результате чего сын «случайно» утонул в озере, а она получила щедрые страховые выплаты. Всего по страховым требованиям в связи со смертью мужа и сына, а также бойфренда, погибшего в Колорадо, Буэноано получила двести сорок тысяч долларов. Но после смертного приговора, вынесенного во Флориде, власти Колорадо не стали предъявлять ей обвинение.
Четвертой казненной женщиной была шестидесятидвухлетняя Бетти Лу Битс, уже прабабушка. Ее казнили в Техасе в 2000 году за то, что она застрелила своего пятого мужа Джимми Дона Битса, начальника пожарной команды Далласа. Закопав тело во дворе дома, она столкнула в воду лодку мужа, предварительно разлив на дне его лекарство от сердца, после чего сообщила о его пропаже. Вскоре Битс стала требовать выплаты по его договору страхования жизни и претендовать на его пенсию. Два года потребовалось полиции, чтобы собрать необходимые улики, получить ордер на обыск и обнаружить труп ее мужа, закопанный на лужайке. Во время обыска было обнаружено тело еще одного ее супруга, Дойла Уэйна Баркера, который тоже пропал без вести. Он был застрелен из того же пистолета тридцать восьмого калибра, что и Джимми, и закопан под гаражом. Во время суда Битс утверждала, что муж ее избивал и она убила его в целях самозащиты. Накануне ее казни «Международная амнистия» назвала Битс «жертвой многолетнего домашнего насилия и сексуальных домогательств» и заявила, что «известный психолог Ленор Уокер поставила госпоже Битс, находившейся в заключении, диагноз „синдром избиваемой женщины и посттравматическое стрессовое расстройство“» [14]. О том, что под гаражом было обнаружено закопанное тело еще одного ее мужа, «Международная амнистия» умолчала.
В том же году штат Арканзас казнил пятую женщину, двадцативосьмилетнюю Кристину Мари Риггс, которая убила двух своих детей: пятилетнего Джастина Томаса и двухлетнюю Шелби Алексис. Сначала Риггс пыталась, усыпив детей снотворным, ввести им инъекцию хлорида калия. Попытка оказалась неудачной, и тогда она задушила их подушкой. После чего совершила попытку суицида, но тоже неудачно. Риггс настойчиво добивалась исполнения смертного приговора.
Ванда Джин Аллен в возрасте сорока одного года стала шестой женщиной, приговоренной к смертной казни. Ее умертвили с помощью смертельной инъекции в 2001 году в штате Оклахома за убийство любовницы-лесбиянки. У Аллен уже была судимость за особо тяжкое преступление: во время ссоры она убила свою подругу детства. Освободившись в 1983 году, она снова совершила убийство, на этот раз выстрелив в живот своей любовнице Глории Лезерс. Аллен стала первой чернокожей женщиной, казненной в США после восстановления смертной казни в 1976 году.
В Оклахоме в том же 2001 году казнили и седьмую женщину. Сорокалетняя Мэрилин Кей Планц заплатила своему бойфренду-тинейджеру Клиффорду Брайсону и его другу Клинту Маккимблу, чтобы они убили ее мужа Джима, чья жизнь была застрахована на триста тысяч долларов. Брайсон и Маккимбл напали на Джима, когда тот вернулся домой с работы после ночной смены, и избили его детскими бейсбольными битами до потери сознания. Планц все это время находилась в соседней комнате и делала вид, что спит. Не обращая внимания на отчаянные мольбы мужа о помощи, встав с постели, Планц велела убийцам «сжечь его» в машине, имитируя дорожную аварию. Избитого до полуобморока Джима вывезли в безлюдное место, облили его и пикап бензином и подожгли. Маккимбл давал обвинительные показания по делу и получил пожизненный срок. Мэрилин Планц и Клиффорда Брайсона судили вместе, его казнили в 2000 году.
Восьмой казненной, и тоже в Оклахоме в 2001 году, стала шестидесятиоднолетняя Лоис Надин Смит, осужденная за убийство двадцатиоднолетней Синди Бейли. По версии прокуратуры, «Бейли была девушкой Грега Смита, сына Лоис. В день убийства Лоис Смит вместе с сыном и еще одной женщиной рано утром заехали за Бейли в мотель „Талекуа“. Едва отъехав от мотеля, Смит, ссылаясь на слухи, стала обвинять Бейли в том, что та планировала убийство Грега. Девушка все обвинения отрицала, тогда Смит принялась душить ее и ударила ножом по горлу. Это произошло по дороге в Ганс, где жил бывший муж Лоис Смит. Приехав к нему домой, Смит силой усадила Бейли в кресло и стала издевательски размахивать перед ней пистолетом, в конце концов выстрелив несколько раз. Когда Бейли упала, а Грег перезаряжал пистолет, Смит, весело смеясь, стала прыгать на шее Бейли. После чего четыре раза выстрелила ей в грудь и два в затылок» [15]. (Любовь матери к сыну не знает границ.)
Девятая казненная женщина – пятидесятичетырехлетняя Линда Лион Блок – вероятно, стала последней из тех, кто умер на электрическом стуле. Это произошло в Алабаме в 2002 году. Линда Блок, бывшая «мамочка бойскаута», волонтер Общества защиты животных и президент Общества друзей библиотек, стала участницей патриотического движения правого толка. Линде и ее бойфренду Джорджу Сибли, тоже воинствующему патриоту, грозил срок за нападение и нанесение ножевых ран ее бывшему мужу, с которым она конфликтовала из-за имущества. Они ударились в бега на машине, увезя с собой и ее девятилетнего сына. У Линды и Джорджа было оружие. Когда они припарковались возле гипермаркета «Велмарт» в районе Опелики и Линда Блок отошла позвонить, случайный прохожий обратил внимание на машину, в которой, судя по всему, пара и жила. Его встревожило состояние ребенка, о чем он и сообщил местному офицеру полиции Роджеру Мотли, который как раз покупал в торговом центре канцтовары. Не зная, что Блок находится неподалеку и разговаривает по телефону, офицер подошел к машине и потребовал у Сибли предъявить водительские права. Вместо этого мужчина достал оружие, и завязалась перестрелка. Линда Блок бросила телефон, подбежала к Мотли сзади и выстрелила в него из пистолета «глок» калибра девять миллиметров. Пока раненый офицер полз к патрульной машине, она продолжала в него стрелять. Буквально за неделю до этого Мотли предложил свой бронежилет молодому полицейскому – ограниченного бюджета Опелики на всех не хватало. Впоследствии в письмах к друзьям и тем, кто ее поддерживал, Блок изображала Мотли как «плохого полицейского», утверждая, что он избивал жену, которая постоянно писала на него жалобы. По словам Блок, против нее устроили заговор и запретили ей ссылаться в суде на досье полицейского. Однако в личном деле Мотли не было ни единого упоминания о неблаговидном поведении, а его жена уверяла, что он был добрым и сдержанным человеком. Бойфренда Линды Блок казнили в 2005 году, как соучастника убийства.
