Петр Вяземский
Жуковский в Париже
Нельзя вниманию не остановиться на метком и беглом, но глубоко обдуманном суждении о Французском театре вообще и о Французской трагедии в особенности. Как жарь, что Жуковский не имел времени или охоты посвятить себя трудам и обработке критики. Из него вышед бы первый, чтобы не сказать единственный учитель наш в этой важной отрасли литтературы, которая без неё почти мертвый, или неоцененный капитал.
«Меропа. Застал последнюю сцену и не пожалел. M-lle Duchenois не говорить моему сердцу. Дебютант Varié (кажется, так, в рукописи не хорошо разберешь) в роле Эгиста – несносный крикун. За то и партер без вкуса. Апплодируют тому, что надобно освистывать. Исмена была как бешеная в описании того, что происходило во храме, что совершенно противно натуре. А партер все-таки хлопает, ибо каждый стих отдельно был выражен с пышностью. Франция не имеет трагедии; она во гробе с Тальмою: он один оживлял пустоту и сухость напыщенных Французских трагедий». О Тальме Жуковский говорит на основании общих отзывов и суждений о превосходной и новыми понятиями обдуманной игре этого актера. Застать его он уже не мог: Тальма умер в 1826 году.
Возвращаясь к несочувственным впечатлениям Жуковского, скажу и я, по воспоминаниям молодости, что игра актрисы Дюшенуа могла и не нравиться Жуковскому, особенно в роле Меропы, потому что m-lle Georges была великолепна именно в этой роле.
Хотя и не совсем кстати, а не могу утерпеть, не передать здесь одно предание. Одна Московская барыня, восхваляя Жорж, говорила, что особенно поражена она была вдохновением и величавостью её, когда в роле Федры сказала она:
Mérope est à vos pieds.
«Давали La dame blanche. Музыка Боельдье прелестная, но пиеса глупая».
«Театр Федо, L'amant jaloux. Музыка Гретри. (Представленная в первый раз в 1778 г.). Музыка еще не устарела».
«В Théâtre Franèais. Le Cid. Почтенный старик Корнель. Простота и сила его стихов. Нет характера. Одни отрывки. Все говорят по-очереди. Многое прекрасно, часто не к месту. После комедия: Les trois quartiers. Простодушие Жоржеты, благородная вежливость графини, пошлость негоцианта, бесцеремонность банкира (ton dégagé), пошлость и плоскость выскочки (parvenu), гибкость прихлебателя (la souplesse du parasite), все было выражено в совершенстве. Смотреть и слушать истинное наслаждение».
