Петр Сосновский
1984 (коленкоровая тетрадь)
Глава 10
«Наше будущее прекрасно. Людей сейчас на Земле уже более восьми миллиардов, лет через тридцать-пятьдесят их столько не нужно будет ― перебор. Это раньше они ценились, одно время их вылавливали в Африке и вывозили в Америку для работ на плантациях. Да и на ваших российских просторах немало веков хозяйничали монголо-татары, затем турки, захватывая и увозя людей в рабство. Большей частью народ был задействован для тяжелых физических работ, оттого и была необходимость в их безмерном количестве. А сейчас в век искусственного интеллекта и умных машин в такой огромной человеческой массе нет необходимости. Этот своего рода ― «человеческий планктон» он уже не двигает прогресс, он его тормозит. Зачем нам кормить лишние рты? Ну, если устроить что-то наподобие «Колизея» и устраивать для «золотого миллиарда» военные баталии, отправляя сотнями тысяч людей на смерть при этом делать ставки. Но это, я думаю, негуманно. Нам для сокращения численности людей не нужны старые дедовские методы. Для этого мы будем использовать самые различные способы и одним из них я бы назвал применение новых форм сожительства. Люди сами будут вольны выбирать себе пол. У нас уже в школах отдельных штатов такое практикуется. Их становиться все больше. Семьи, как таковой, не будет, она отживет свое время. Вместо этой старой ячейки разрастутся сообщества людей одинаковых по духу. Это очень сократить население Земли. Я знаю, на данный момент, не все нас поддерживают. Да и вы к моим словам относитесь скептически. Для строптивых людей и таких же стран есть другие формы воздействия ― пандемия. Эта, что была ― все не то. Мы готовим и скоро запустим вирус безбрачия ― Черного жнеца, убивающего людей наповал. Этот проект уже разрабатывается и скоро будет запущен в странах Азии, Африки и на других континентов. Не хотелось бы. Но демократия у нас превыше всего. Мы ее сделаем не стихийной, а плановой. А еще мы за новую форму существования полов. Она позволит в странах «золотого миллиарда» не превышать нужное количество людей. Мы начали с того, что разрешили усыновление чужих по крови детей и признали его благотворительным поступком. Людей, давших хлеб и кров таким детям, мы стали превозносить. Это все для того чтобы в будущем не было кровной зависимости. Человеку, будет все равно, чьего он растит ребенка, и оставит ли он генетический след в истории. Зачем нам такие несуразные христианские требования. От них только один вред. Геи, лесбиянки, взявшие на воспитание детей, не должны об этом задумываться. Но есть отдельные, варварские страны они по-прежнему практикуют сожительство мужчин и женщин. Определяют половую принадлежность ребенка не по желанию дитя, а по физиологическим признакам…»
Леонид слушал этот бред неглупого человека, предназначавшийся для нового поколения масс. Эти самые массы будут лизать друг друга, сосать, тыкать чем попало в непотребные места и наследников у них не должно быть. Без детей, однако не обойдутся, но что это будут за дети? Дети из инкубатора, снабженного искусственным интеллектом. Клин Гейтц не преминул сообщил греку, что учеными уже ведутся работы по созданию такового для их зачатия и выращивания. «Ими, ювенальные службы могут если посчитают нужным снабжать однополые пары, а если те будут себя плохо вести, забирать и передавать другим семьям более достойным. При этом такие семьи будут равнодушны и не упадут на землю, не станут биться в истерике и кричать: «За что, за что вы отбираете мою кровинушку». Не вашего ребенка забрали, а, если происходит его изъятие, то так значит нужно властям. У этих сообществ не будет настоящей любви, один лишь секс для снятия стресса. Но этот самый стресс можно будет снимать и алкоголем, и потреблением наркотиков, да чем угодно. Христианские законы из далеких веков будут не для них. Их вымарают из библии или же отнесут на задний план. То, что было раньше позволено всем без исключения людям, будет позволено лишь кучке богатеев из Бильдербергского клуба. У них все будет, как положено из спокон веков: жены красавицы, возможно их как когда-то в средние века будут воровать специальные службы и привозить на продажу магнатам, счастливые радостные дети без всякого там выбора пола, в случае каких-то отклонений сделают хромосомный анализ и в зависимости от полученных результатов пропишут на определенное время попить те или иные половые гормоны. Какие проблемы? Никаких! Жизнь должна быть прекрасна, а может даже и бессмертна если абортированные эмбрионы человеческих детей мы пустим на переработку и производство всевозможных кремов молодости».
–Да-да-да, а что собственно требуется от меня? ― спросил грек и, вспоминая Михаила Хазарского и его товарища, глядя как они тайком таскали попеременно к себе в номер раскрашенных проституток, усомнился в идеях этого главного специалиста ― защитника всех геев и лесбиянок. ― У меня на этот счет есть кое-какие сомнения. В этих ваших рассуждениях нет Бога. Неужели природа так слаба и не возьмет свое, причитающее ей по праву? Неужели согласно вашим фантазиям вдруг наступит новая эра ― ваши мысли превратятся в что-то стоящее? ― спросил Леонид Маргулис, а может и не Маргулис. Он же всегда при знакомстве говорил свою фамилию шепотом, прикрываясь ладонью руки, якобы от любопытных посторонних людей. Петух номер два ― Клин Гейтц ее тоже однажды услышал, однако повторить так и не смог. Оттого воспользовался всего лишь именем. Так было проще вести разговор. Не нужно было напрягать голову.
– Мне понятны Леонид все ваши сомнения. Михаил, да и его женушка Олег, наверняка, бегают к своим бывшим супругам. Ну и что из того? Они находятся под нашим давлением. Михаилу придется присматриваться к толстой заднице Олега. Наступит время, они попробуют друг друга. Не это главное. Да и еще вы упомянули Бога. Так мы давно уже в него не верим, не верим и в бессмертную душу. Что такое душа? Это, что-то наподобие Виндовса. У нас найдутся программисты и мы переформатируем человека. Пройдет время и в мире не будет сомневающихся людей, они с удовольствием станут отдавать своих детей нам на воспитание. А наша задача будет заключаться в том, чтобы взрастить новые поколения мужчин по нашим лекалам. Зачем им держаться за юбки женщин. Они станут свободными от половых предрассудков гражданами, а уж дальше, когда их количество перевалит за миллионы, но не за миллиард, мы посмотрим.
– Ну, а я здесь, выражаясь вашим языком, каким местом могу быть полезен? Я ведь организую и разыгрываю красочные языческие сцены из нормальной жизни прошлых веков славянских народов.
– А вот каким! У нас пока нет инкубаторов для выращивания детей. Они скоро появятся, а значит нам пока придется пользоваться обычным дедовским способом. Мне из того материала, которым вы снабдили Михаила и Олега понравился праздник Ивана Купала. Только здесь не должно быть женщин, ― по-вашему, русалок. Их привозить не следует. Одни мужики, такие, о-го-го! Жеребцы!
– Водяные, ― подсказал Леонид. ― Да-да, водяные. Они вольны делать что только захотят. Женщин мы им найдем ― лесбиянок. Этим водяным необязательно искать среди женщин ― женщин. Сгодятся все и даже те, которые считают себя мужиками. Этот праздник будет для них. Над стыдом и срамом должна преобладать грубая мужская сила. Здесь недалеко от города есть одно живописное место, протекает небольшая река и есть зеленый-презеленый остров. Мы в шутку назовем его островом Лес бис. ― Грек задергался на стуле, до него дошло, что затевает этот опасный человек в прошлом настоящий мужик. От его развеселых игрищ появятся незаконно рожденные дети. Их будут отбирать перемешивать и снабжать ими семейные нетрадиционные пары в первую очередь лесбиянок, а затем может даже геев.
– Извините, я вас на минуту оставлю, мне нужно сделать один конфиденциальный звонок, ― и Клин Гейтц показал пальцем на небо: ― А вы осмотритесь, этот ресторан необычный, здесь собирается особый народ, ― и он ушел.
Маргулис, а может и не Маргулис нехотя повел глазами по залу. Он много часов провел в самолете и, хотя там и кормили, остался недоволен, рассчитывал здесь насытиться вволю. И все бы ничего, но, то, что он увидел, привело его просто в ужас: слащавые лобзания мужчин с мужчинами и женщин с женщинами не способствовало появлению аппетита и даже наоборот ― могло привести к рвоте. Возможно, оттого что многие из посетителей ресторана, зная о присутствии на вечере Клин Гейтца были не естественны ― работали на публику. Так не вели себя лишь молодожены: настоящие женихи и невесты.
Леонид чтобы пересилить себя тут же перевел глаза вниз на хорошо сервированный стол, вдыхая запахи отменных яств, взял в руки нож и вилку затем пододвинул к себе широкое блюдо, заполненное жареным стейком мраморной говядины под соусом, картофелем фри и какой-то зеленью. Не поднимая головы, грек, неторопливо принялся уплетать за обе щеки содержимое. Он не стал дожидаться прихода важного представителя ― заказчика. При этом Маргулис, а может и не Маргулис пытался понять, кому пошел звонить этот расфуфыренный Петух, ну не Богу же: он ему не верил, хотя и указал на небо.
Долго гадать импозантному греку не пришлось, минут через десять-пятнадцать Клин Гейтц вернулся и, поправив всех цветов галстук сказал:
– Вице-президенту звонил. Она лесбиянка, ― дав понять, что об интересах их сообщества знают наверху. ― Уселся за стол, взял в руки салфетку и заправив под воротник рубашки, продолжил:
–А что же вы не выпили бокал виски?
– У нас русских пить без хозяина неприлично. Кушать можно. А так как я голоден, извините, не удержался.
– Не беда, сейчас мы исправим положение, ― и Петух номер два, взяв бутылку, принялся наполнять бокалы. Они выпили, и заказчик тут же сиплым голосом пролепетал: ― Устрицей, устрицей закусите!
– Нет, ― сказал Леонид: ― Я с детства не люблю манную кашу, в любом виде лук и этих как там… ― гадов скользких и липких. Извините меня. А то, что виски холодный, ― видно по запотевшему пузырю, ― правильно. Не зачем его разбавлять и льдом. Не та будет крепость, а значит не в кайф.
Леонид остановился у Хазарского и его женушки. Его к нему привез Клин Гейтц на «Шевроле» с личным водителем. По дороге он приставал к Маргулису, а может и не Маргулису, убеждая его, что лучше было бы разместиться в апартаментах редакции. «Давайте я вас сейчас же отвезу туда! Там, такие мальчики, такие мальчики. Не пожалеете. Еще будете меня благодарить».
Олег долго тряс импозантному греку руку. Михаил был проще, толкая локтем Маргулиса, а может и не Маргулиса говорил, что Палкин не один уже месяц ходит довольный, сменив свою фамилию ― чисто еврейскую на его знатную, доставшуюся от далеких предков ― благородных воинов хазар.
Дни командировки пролетели довольно быстро. Леонид с компанией в составе Михаила, Олега, а еще время от времени и Клина Гейтца поездили по «будущим местам сексуальных баталий». Рядом с ними постоянно крутились высококлассные операторы для того, чтобы все запечатлеть на видео. Это было необходимо для подготовки расширенного сценария и определения затрат на будущие работы. Многое у мастера языческих постановок было в наличие. Однако, исходя из специфики местного контингента: девушек и женщин лесбиянок нужно было что-то и прикупить, то есть изменить их гардероб, а возможно и самой труппы.
– Уж больно они страшны в своих несуразных одеяниях, да и в поступках между собой и вряд ли кого могут прельстить из моих водяных даже в полутьме. Я на них насмотрелся в ресторане. Теперь мне понятно, отчего на них не заглядываются мужчины. Они попросту никому не нужны. Я бы тоже ни одну из сидящих за столом дам не пригласил откушать со мной, потанцевать, а тем более лечь в постель и отдаться. Не дай Бог, не дай Бог, ― сказал с содроганием импозантный грек и тут же торопливо щепотью три раза перекрестился. Это были последние слова, перед отлетом его из США, семейке Хазарских: Михаилу и Олегу, сопровождавшей до аэропорта.
На родину продюсер, режиссер и директор труппы в одном лице Маргулис, а может и не Маргулис улетел в смятении чувств, однако с подписанным контрактом на большую сумму, предусматривающим солидный аванс на подготовительные работы. С Петухом номер два были оговорены даже самые мелкие детали. Для опробования ограничились небольшим количеством актеров, так называемых водяных, в пятьдесят человек. Для обеспечения этого театрального шоу было задействовано необходимое количество обслуживающего персонала: сценаристов, гримеров, балетмейстеров, звукооператоров, электриков, осветителей и других работников сцены.
Хазарский и бывший Палкин на время даже забросили свою основную работу, перепоручив ее своим сотрудникам. В Москве Михаил неоднократно слышал от главного редактора, чтобы не случилось, а газета должна выходить в срок. Ну, это было равносильно как после ночи наступает день. Она и выходила, правда, без их участия. С делами отменно справлялся секретарь Хазарского ― Джимми Билл. Он же тянул на себе и отдел «женушки» Хазарского ― Олега Палкина.
Клин Гейтц был весь в ожидании. Чувства переполняли его через край. До первого показа оставалось всего ничего: скоро самая короткая ночь ― ночь Ивана Купала ― языческий праздник славян.
– Ох, что будет, что будет! Город, его любимый город просто воспрянет! ― говорил он сам себе.
Дата мероприятия приближалась. Оформлялись все необходимые документы, включая визы, зафрахтованный Петухом номер два чартерный самолет, должен был, загрузив в Симферополе труппу и оборудование, доставить все в Америку. Одно событие могло плавно перерасти в другое, а может даже наложиться на него ― приближалась круглая дата двухсотлетие образования США.
Жизнь Хазарских била ключом и, если что смущало так это давление Клина Гейтца, он со своей Хилари, точнее Биллом напрашивался ним в гости. Этот Петух номер два уже не единожды тайком пощипывал Олега за толстую попу, а еще, оставаясь наедине шептал: «моя Хилари, моя Хилари».
Палкин боялся такого откровенного панибратства со стороны Главного редактора и было из-за чего беспокоиться. Хотя он и спал со своим законным мужем на одной большой кровати не только дома, но и вовремя поездки в свадебное путешествие в Крыму, однако они не были близки. Укладываясь, каждый из них натягивал на себя свое индивидуальное одеяло, а еще на американский манер они ложились в постель в домашней одежде. Здесь, в США зимы были намного теплее, но им по ночам из-за экономии электроэнергии на обогрев дома, тепла не хватало и уснуть было проблематично. Не то, что в Москве, где он, будучи мужем Натальи, был волен в своих фантазиях и порой довольно часто ложился совершенно голым. Того же толстячек требовал и от жены. Лишь, только появление ребенка и его взросление вынуждало мужика одевать трусы.
Муж ― Хазарский бывший деверь был человеком совершенно другим: он даже был готов негласно отдать Клин Гейтцу Палкина на растерзание, но очень переживал о том, что все раскроется:
– Да-а-а, не знаю как долго мы будем скрывать свой фиктивный брак? ― ни раз говорил он Олегу: ― Здесь не то, что в СССР, очень много свободы, очень, однако, боязно, не дай Бог нагрянет проверка ― все обнаружится и в один момент наступит конец нашей безбедной жизни.
Олег был не дурак и тоже это понимал и вторил ему, крутя перед Михаилом задницей. Было от чего: Хазарский часто бегал к Марии, и она в отличие от своей сестры Натальи не отталкивала бывшего мужа, а даже всячески поощряла. Это было видно по его довольной роже, что у кота, объевшегося сметаной.
Однажды в один из свободных вечеров Михаил, прохаживаясь по залу, занимался выдумыванием для Палкина имени и делал это демонстративно надсмехаясь над своей «женушкой»:
– Послушай, ― резко остановившись, вдруг выкрикивал Хазарский, он любил, размышляя ходить по просторным комнатам ― а, что, если я тебя назову Дженнифер, как, хорошо звучит?
– Горшком, горшком меня назови, только в печку не сажай! ― обычно парировал Олег Палкин.
– Что, не нравится. Ну, ладно. Я могу для тебя подыскать что-нибудь из имен первых американских леди ― благородных жен президентов США: Розалин, Нэнси, Барбара, Хилари, Лора, Мишель, Мелания, сколько мне еще их перечислять? ― Михаил с иронией смотрел на Олега и остановившись тут же задал вопрос: ― Что ни одно из них тебя не зацепило? Может ты хочешь что-нибудь из списка жен Генеральных секретарей? Так я могу свой список расширить.
– Не о том ты думаешь, не о том? Что если нас с тобой на данный момент ― самое простое ― подслушивают, а еще хуже того, ведут за нами видеонаблюдение? Нагрянуть с проверкой и все, нам конец! ― Олег, высказав свое мнение, обычно подскакивал с кресла и тоже бегал следом за своим супругом, а тут отчего-то не стал этого делать и, сидя на диване провозгласил:
– Да, а на счет имени? Можешь давать любое, только не Хилари мне ее морда разонравилась с того момента, когда она надсмехалась над убийством ливийского лидера Каддафи. Над смертью любого человека: хорошего или плохого нельзя смеяться. Я в этом уверен на все сто процентов и точка. Оттого и имя мне ее паршивое не нужно! Найди что-то по проще.
Хазарские приустали и плюхнулись на диван у телевизора. Однако включать его никто не собирался. Программ много, а смотреть нечего. А потом этот язык им, особенно Олегу Палкину, уже опротивел: всюду и везде на разные голоса: бу-бу-бу, бу-бу-бу, ― только и слышится. И когда они успокоятся ― заткнуться. Каждой бочке ― затычка. Лезут и нужно и не нужно. Нельзя быть хоть чуточку быть поскромнее? Нет бы ― часок-другой помолчали, подумали о превратностях жизни. Не зря же в России говорят: «Молчание ― золото». Не хватает в США этого самого золота, ох как не хватает!
Олег Палкин недолго сидел с безразличным взглядом, похлопав своего супруга по плечу сказал:
– Все! Я, отправляюсь в ванную, а затем спать, ― затем поднявшись добавил: ― Да, чем черт не шутит, пройдусь голышом у тебя на глазах по залу. Не ты так эти ― «горе наблюдатели» ― пусть полюбуются. Мне скрывать нечего. А еще, мне и тебе, нужно поменьше молоть погаными языками. Для серьезного разговора, я думаю, нам следует лучше выходить из дома и обсуждать все среди шума толпы и гама улицы, а не здесь ― в тишине. Это может быть чревато последствиями.
– Пройдись, пройдись, ― ответил Михаил, ― только этот свой мне не показывай, прикрой срам, ну, например, как в фильме режиссера Владимира Бортко: «Мастер и Маргарита» ― передничком, и посвети нашим наблюдателям, если таковые найдутся в их бесстыжие глаза, своим мягким местом, оно у тебя о-го-го какое, ― и Хазарский тоже нехотя поднялся с дивана:
– Да, чуть было не забыл, на всякий случай, сделай клизму, а то вдруг ночью я неожиданно проснусь, и ты меня заинтересуешь, ― и громко будто, находясь в степи на коне, заржал.
Петух номер два все-таки напросился в гости к семье молодоженов Хазарских. Не пустить его они после нескольких отказов не посмели, да и неудобно было, оттого дрожали от страха, что те цуцики, не зная как себя вести.
Он приехал вместе с товарищами с большим количеством напитков и закусок. Эта щедрость, совершенно не присущая американцам, напугала нетрадиционную семью Хазарских, особенно женушку Михаила, так как рядом с Клин Гейтцем отчего-то не оказалось его любимой подруги ― Хилари. Возможно, везде сущий Джимми Бил ― секретарь Михаила, ― при необходимости заменял ее, то есть был любовником. А если нет? Палкин не знал, что и думать. Он, встречая гостей в большой прихожей, помогал им снять верхнюю одежду, а еще при этом неестественно улыбался и прятал свою толстую задницу.
–А что, если я напьюсь таблеток и прикинусь больным, а-а-а? ― гундосил он, держась на дистанции от Главного редактора, и чтобы обезопасить себя постоянно крутился возле Хазарского. Михаил его не поддерживал и говорил о том, что Клин Гейтц человек интеллигентный и насилия над ним вряд ли позволит. А вот Джимми Билл тот у себя на уме и может при случае воспользоваться сиюминутной слабостью. Не зря же он излишне тактичен. Такие люди как он, довольно коварны, опасаться нужно только его и никого более! Стой к нему всегда передом.
За столом начальник, не филоня опрокидывал рюмку за рюмкой и через какое-то время стал хорош, хотя массой обладал под сто килограмм и мог бы позволить себе еще один-другой пузырь, но нет.
На предложение Хазарского выпить еще он стал отказываться, сопел и пялил глаза на Мишель, то есть на Олега Палкина. Уезжать Клин Гейтц не собирался. Да и зачем? Мог себе позволить делать что угодно. Это он снимал для Хазарских шикарное жилье у самого себя, он никто другой.
Заплетающемся языком, Клин Гейтц попросил, чтобы ему бросили что-нибудь мягкое на пол:
– Я остаюсь! ― сказал Главный редактор и тут же отключился, а может всего лишь сделал вид.
Ну, конечно, уважаемого человека со всеми почестями, осторожно сняв со стула, перенесли и положили на предварительно застеленный Олегом Палкиным диван, ― «женушкой» Михаила Хазарского, а затем аккуратно чтобы не разбудить накрыли теплым одеялом.
Среди ночи на другой диван перебрался и Хазарский со словами:
– Ну, надо же моя Мишель нажралась до чертиков, а тут еще у нее очень некстати, эта самая, как там? ― менструация началась.
Это Михаилом было сказано на всякий пожарный случай, специально для ушей Клина Гейтца. Что если им, это пиршество попросту подстроено, он не так уж и пьян, а всего лишь прикидывается.
На следующий день Главный редактор вызвал Хазарского к себе и напрямую задал ему вопрос:
– Что это, еще за менструация у твоей ненаглядной Мишель? Он же мужик! Такого быть не должно!
– Вот-вот, в том-то все и дело. Я, ну как там, только пристроюсь, а он тут же подскочит и побежал в туалет, затем вернется, минут пять ничего и снова. Наверное, съел чего-то, я так думаю, ему попалась не свежая устрица. Не помню, кто-то из сидящих за столом на закусь подсунул.
– Да-да, я где-то что-то подобное слышал, ― и Петух номер два неожиданно покраснел: ― Это непереносимость у русских некоторых продуктов. Уж извини Михаил, испортили мы тебе вечер, испортили.
Приняв от Клин Гейтца извинения, Хазарский отправился к себе в кабинет довольный, как слон. Это он классно придумал с устрицей. Правда, Мишель, он с этого вечера только так и стал звать Олега, была недовольна, постоянно зевала оттого, что не выспалась и ругала своего муженька за то, что тот предложил выпить «кровавую Мэри» и вместе с томатным соком подлил ему в бокал большое количество подсолнечного масла. Это процесс недержания ускорило. Но тут, ничего не поделаешь, зато молодая нетрадиционная семья ловко выкрутилась из щекотливой ситуации. Ждать проверки от Петуха номер два теперь можно было нескоро.
Но, как известно Михаил Хазарский недолго радовался: беда не приходит одна, неожиданно к Ефиму ― его сыну в школе стала приставать девочка. Звали ее Дженнифер. Девица довольно симпатичная. Она, откуда-то прознала, что мальчику в детстве делали операцию: там, внизу и что он раньше был девочкой. Школьница мечтала преобразиться, а если быть точным ее родителям хотелось воспитывать мальчика и оттого девочка, во чтобы-то ни стало, принялась приставать к Ефиму. Она хотела заглянуть ему в штаны: насколько удачно все было проделано хирургом. Мальчику пришлось уступить, и Дженнифер увиденным осталась довольна. Однако то, что произошло с ними после напрочь отбило охоту у Дженнифер позволять врачам что-либо над собою делать и родители пришли с жалобой к директору Петуху номер один на Ефима Хазарского. Оно и понятно: они хотели мальчика, а у них родилась девочка, а еще из-за дружбы со своим товарищем этим ненормальным из СССР Дженнифер напрочь отказалась проходить гормональный курс терапии, а в последствии и ложиться под нож хирурга.
Дело уладил Петух номер два. Он, видя понурое лицо своего подопечного Михаила выспросил у него обо всем и затем сам лично позвонил в школу. Ему не представило труда заступиться за Ефима. Того тут же на время пока проблема не забудется перевели на дистанционное обучение.
Он, да и его двоюродный брат не чувствовали себя в обществе своих товарищей одноклассников равноправными. Отношения к афроамериканцам и другим нацменьшинствам и то было намного лучше.
Наступил момент и в США прилетела труппа Маргулиса, а может и не Маргулиса, никто в документы заглянуть до сих пор так и не удосужился, даже Олег Палкин, то есть на данный момент уже Мишель Хазарская, ответственная за данное мероприятие, а ведь в них была указана фамилия, имя и отчество этого бизнесмена. Хазарский, получив распоряжение от Клин Гейтца вместе с «женушкой» отправился в аэропорт встречать «дорогих гостей» на легковой машине класса люкс, следом за ними двухэтажный автобус и грузовой автомобиль. Это было необходимо для перевозки не только труппы, но и ее габаритного багажа, прибывшего из Украины.
Олег, подобно девочке радовался предстоящему событию. Михаил сидел хмурый хотя этот контракт сулил большие деньги, мог возвысить их на небывалую высоту, однако в случае краха уронить в глубокую пропасть. О, с каким удовольствием этот напыщенный Петух номер два втопчет их в грязь. «Чертовые деньги. Они толкнули нас на непотребство, ради них мы были вынуждены унижаться и лебезить», ― шептал Хазарский изредка посматривая то в окно, то на свою «женушку». А что «женушка»: он был возбужден и необычайно доволен, знал, что их непременно ждет успех.
Импозантный грек не подкачал. Он предусмотрел буквально все. Это стало ясно, когда было огорожено ленточками выделенное для него место у реки и начались работы. Дней через десять Маргулис, а может и не Маргулис был готов приступить к пробам, для чего место своей постановки закрыл от посторонних глаз большим занавесом. Дабы его навесить были установлены высокие столбы из корабельных сосен, а между ними натянуты металлические струны, издали не бросающиеся в глаза. Занавес был изготовлен на основании, имевшихся у Леонида фотографий из каляной льняной ткани. Он не был заплаткой в открывавшемся глазу пейзаже, а соответствовал действительности, проблем не должно быть, даже при полной луне и той небольшой подсветки, которую фирма установила. Неточностей в полутьме вечера и ночи никто из участников не должен был заметить.
А еще наряду с водяными участие в этом шоу должны были принимать и лесбиянки, а не сидеть на стульях и лицезреть, не было этих самых стульев. Для них были приготовлены легкие прозрачные одеяния, ничуть не сковывающие тело и, дающие доступ к любым их частям. Такого рода женщин не должно было шокировать данное одеяние: они на гей-парады и не то одевают, при этом даже не краснеют. Импозантный грек учел и наплыв зевак, то есть зрителей: геям, трансвеститам и прочему сброду были заранее за не большую цену распроданы билеты.
Клин Гейтц это действо поставил на широкую ногу. Его мультимедийная компания обеспечила достойную рекламу.
Торжество начиналось в городе, колонна, пройдя по центральному проспекту, затем по другим менее престижным улицам и переулкам двигалась на окраину города и с шумом и гамом спускалась к реке. На определенном этапе пути лица с физическими признаками мужского пола отсекались и в последствии становились зрителями, а женщины лесбиянки проходили за ограничительные ленточки. Там они, если была в том необходимость, переодевались, после чего спускались к реке. При большой полной луне, поднимающейся над островом, разливалась и не громко, и не тихо в самый раз, удивительная музыка великих композиторов, плавно сменяясь и, развивая задуманный режиссером-аранжировщиком сюжет. А еще то там, то сям вспыхивали и притухали в нужный момент костры. Это было необходимо для того, чтобы случайно в хороводах и танцах хаотично сформированные пары водяных и женщин-лесбиянок могли через них прыгать. Для последующего уединения пары могли пройти по мосткам на остров. Везде было много искусственного света, источаемого диодными мини лампочками, запрятанными в укромных местах для придания нужного интима: ― они вспыхивали и гасли. Тут уж постарались светооператоры, и все сделали так, чтобы для отдельных пар создать идиллические условия.
Первые пробы прошли просто на ура. «Народ» ― очень уж привередливый, угодить которому не так просто ― неистовал, отдельные лесбиянки, подобно управдому Буншу из известного фильма Леонида Гайдая: «Иван Васильевич меняет профессию», восторженно кричали во все горло и требовали от труппы Леонида Маргулиса, а может и не Маргулиса, продолжения банкета.
Грек ― широкоплечий дородный мужчина не скупился и работал со своей труппой на износ.
Действа продолжались довольно долго изо дня в день, а точнее из ночи в ночь пока луна не стала меняться.
«Народ» поразили сцены внезапного появления водяных из воды. Обставлено было идеально. Занавес открывался с остановками, давая возможность не все сразу увидеть, а как бы заглядывать за кулисы и уж, затем представить себе полную картину. От реки начинало тянуть прохладой. Это на полную мощность включались вентиляционные установки. На небе стояла полная луна. Она, от использования фильтров меняла цвета от кроваво-темных до алых. Из темных спокойных вод то неожиданно ― внезапно, с шумом, а то медленно, то тут, то там под музыку Николая Римского-Корсакова из оперы: «Майская ночь» вырастали атлетические фигуры голых слегка зеленоватого цвета водяных. Их хотелось рассмотреть полностью, но они неожиданно исчезали и снова появлялись, высвечиваясь вспышками маленьких прожекторов-бибиков. Музыка по выходу водяных на берег преображалась и уже неистовствовала и в этот момент подобно стаям птиц Олегом и Михаилом Хазарскими запускались подготовленные группы полуобнаженных лесбиянок. Их тут же подхватывали расторопные водяные и увлекали за собой в вихре танца. Они прыгали через костры, катались по росе и затем, обнимаясь и целуясь торопливо семеня ногами что те артисты сцены Большого театра по мосткам из пружинящих досок, исчезали в темных зарослях острова, чтобы насладиться близостью друг друга и снова появиться у костров, смешавшись в толпе новых претенденток на свое особое счастье.
Олег Палкин, а если быть точным Мишель Хазарская была на первом плане и от восторга потирала руки, понимая, как много она огребет «зеленых» от этих мероприятий. Клин Гейтц ее боготворил, часто крутился рядом и порой, не сдержавшись от восторга, кричал:
– Моя Хилари, моя Хилари»!
Доволен был и Леонид Маргулис, а может и не Маргулис. Он не ожидал такого успеха от своих театральных постановок у недотрог лесбиянок, презрительно относящихся ко всем без исключения мужчинам. Но одно дело находится с ними на расстоянии, отгородившись словно, панцирем или футляром и выказывать на публику свои антипатии и совершенно другое ― чувствовать у себя на голых телах, дрожащие от предстоящей близости руки водяных и в экстазе невольно облизывать язычками внезапно высохшие губы.
