Петр Сосновский
1984 (коленкоровая тетрадь)
Лесбиянки были в невероятном возбуждении. Они будто случайно ковыряясь в носу нажали на невидимые кнопки и отключили себе головы. Мозги у них были парализованы, никакого сопротивления с их стороны водяным ― крутым русским парням ― не оказывалось. Позже некоторые из них, все случившееся объясняли тем, что мужчин рядом с ними не было и не могло быть. Их общение было исключительно лишь с обитателями водной стихии, и оттого им было все позволено. Они и в следующий раз, готовы были пойти на такое театральное представление ― оно почище всяких там гей-парадов. От него одно удовольствие. А еще такая невероятная расслабуха никакой наркотик не нужен.
Леонид сорвал большой куш и на родину уехал, подписав на следующий год новый контракт, а затем он не раз его продлял. Этого расторопного «иллюзиониста» стали чаще приглашать на всевозможные мероприятия. А однажды он стал даже человеком года в США. Это Маргулиса, а может и не Маргулиса ко многому обязывало. Наверное, не случайно один из его почитателей очень известный господин, вращающийся в правительственных кругах, возможно даже «Человек-пылесос» или тот, другой ― однажды не удержался и, переминаясь с ноги на ногу, задал вопрос:
– Леонид, а вы случайно будете не еврей?
– Ну, как вам сказать, я думаю, есть что-то, не зря же мои близкие друзья на родине величают меня Леонидом Моисеевичем, хотя я по батюшке всего лишь ― Алексеевич. ― А про себя подумал: «Вот сволочь туда же, лучше бы как Остин шмотки продавал, а не лез в политику».
Для расширения своей деятельности Маргулис, а может и не Маргулис задействовал многих своих знакомых и незнакомых людей из шоу-бизнеса. Время от времени он устраивал особые ни с чем несравнимые кастинги. Было из-за чего. Не все подходили, справиться с такой работой мог не каждый. Оттого и текучка была большой. Для претендента на рабочее место в труппе этого импозантного грека необходимо было не только умение танцевать и иметь при этом атлетическую фигуру, но и обладать еще невероятно большой мужской силой. Тут как говорится эти самые, обычно мешающие танцам ― ничуть не мешали, а даже на порядок возвеличивали. Что было несколько необычно для претендентов, проходящих отбор в труппу. Правда, напрямую это свойство никто из администрации никогда не выставлял и если нужно было претендента отклонить нес несуразицу.
В одном из таких мероприятий Мишель, при отправке групп лесбиянок «на сладостное растерзание», вертя задницей, ― у него это уже вошло в привычку, и сам случайно попался в крепкие руки одному из водяных. Испытав неизвестное доселе чувство, Олег Палкин тронулся рассудком. Произошло это, возможно, из-за длительного воздержания: он, выкладываясь по полной на работе, не мог уделить даже десяти минут свободного времени своей бывшей супруге и хорошенько ее помять. Наталья, от невнимания к своей персоне, обидевшись на него, не шла на контакт, а еще запретила встречаться с сыном. Олег не смог убедить парня остаться парнем, тот неожиданно пожелал перевоплотиться и стать девицей. А все из-за одного спора со школьными дружками. Женя всем заявил, что у него грудь будет не меньше, чем у Джулии Лопес, затем подумав сказал: «Вкусно и точка».
То, что Мишель стал другим человеком, заметил даже импозантный грек, а в первую очередь ― Михаил. А все из-за того, что Палкин вдруг полностью наотрез отказался от мужской одежды и неожиданно для Хазарского стал требовать от него изменить к себе отношение. Было время Михаил лишь только посмеивался над шалостями своей неординарной женушки, то теперь стал его опасаться из-за боязни внезапного нападения среди ночи: они ведь спали в одной кровати хотя и под разными одеялами. Хазарский понимал. Если случится ― то самое, соитие, ― в суд не подашь, иначе люди засмеют.
Торжества многим пришлись по душе, а вот геи и трансвеститы, конечно, несколько приуныли. Они завидовали лесбиянкам. Им эти праздники приносили не только материальную выгоду, но и удовольствие.
Женщины, не зависимо кто из них был, кто, беременели и рожали детей. Кое-что перепадало и нетрадиционным парам из мужчин. Но это все было по минимуму. Петух номер два однажды не удержался и предложил семье Хазарских вне очереди усыновить или же удочерить ребенка. Однако Михаил наотрез отказался. Он не знал, что делать со своим уже достаточно большим отпрыском. Тот оканчивал школу, однако желания учиться дальше не испытывал и оттого доставлял много хлопот ему и бывшей жене Марии. Они попросту с ним не справлялись. Ефим тайком от всех встречался с Дженнифер, а однажды Михаил разоблачил их готовящийся побег и никуда-ни будь ― в Россию. Он был взбешен: весь годами наработанный авторитет мог пойти коту под хвост.
– Ну, куда ты поедешь? Куда? ― зажав в прихожей отпрыска и, не давая ему убежать на улицу, кричал, брюзжа слюной, не желающий понять сына, отец: ― Мы же с Россией еще в восьмидесятые годы напрочь разорвали все корни. Там у нас никого нет! Пойми это дурья голова!
Однако, это было наглой ложью ― кривдой, не все Хазарские уехали в США, где-то на окраине Курска жила баба Циля, ― мать отца. Отец Ефима однажды обидевшись на нее мучался, однако на примирение не шел. Ефим ― этот бунтующий молодой американец о том знал. Он не раз через Леонида Алексеевича, водившего дружбу с семьей Хазарских, тайком от родителей передавал бабе Циле свои письма и получал от нее длинные-предлинные весточки. А еще этот импозантный грек, жалея сынка товарища ни раз ему говаривал: «Ты, давай парень не хандри, расти, набирайся сил, а я, придет время, что-нибудь придумаю и в нужный момент обязательно тебе помогу».
Мэрия и администрация города из года в год пополняла свою казну. Были довольны и устроители праздников, их карманы значительно пухли от денег, это было явно. Правда, лесбиянки однажды воспротивились, хотели устроить бунт и не отдавать своих рожденных детей на усыновление, но их поставили на место. Клин Гейтц во всеуслышание сказал, что раз так, то он праздники перенесет в другие штаты. Там ждут, не дождутся. Тут он, конечно, лукавил и там уже досужий грек Маргулис, а может и не Маргулис развернулся и получал свой доход, несмотря на то была на небе полная луна или же не полная. Он подключил китайцев и те, запуская зонды и подсвечивая их изнутри, создавали иллюзию небесного светила. Неплохо получалось, даже в чем-то она ― эта луна превосходила настоящую ― не нужно было заморачиваться, обращать внимания на тучи. Есть они на небе или же их нет. Достаточно было скорректировать место нахождение и всего лишь
Петух номер два все делал по-своему: родившиеся дети еще в перинатальных центрах у матерей отбирались и уже после их определяли в семьи, в первую очередь, без учета степени родства, давали лесбиянкам, затем кое-что перепадало и семьям мужского типа ― геям. Дети обязательно не должны быть родными по крови. Главное для таких ячеек общества была возможность заниматься воспитанием мальчика или же девочки и всего лишь. Этого добивался новый мессия.
Клин Гейтц был непрост, он много времени уделял своей идее и что тот Черт, находясь в азарте, довольно часто искрил глазами. Леонид его сторонился и обращался к нему лишь в случае крайней необходимости, при этом втихаря крестился, шепча: «Господи прости все мои прегрешения».
Их встречи проходили на досуге, в ресторане лесбиянок и геев. От речей потоком, льющихся из уст Петуха номер два, у него просто вяли уши. В душе импозантный грек, загребая от своего работодателя доллары ― «зеленые деньги», конечно, понимал, что могло произойти в США в будущем и тихенько не напоказ подсмеивался и отчего-то ждал неминуемого возмездия.
– Русская кровь непременно даст о себе знать, непременно, ― не раз говаривал грек чете Хазарских и Михаилу, и его «женушке» ― Мишель, в который раз напиваясь у них за столом в роскошной многокомнатной квартире дома, построенного аж в 1984 году. Он знал, что говорил. Знал о том и Хазарский и оттого все больше вникая в слова импозантного мужчины жил как на пороховой бочке.
– Однажды, придет время и в нужный момент она ― эта русская кровь поставит Америку, что орловского рысака на дыбы и уж тогда все наши враги воочию увидят, что значит «русский бунт бессмысленный и беспощадный», ― кричал в неистовстве пьяный Маргулис, а может и не Маргулис.
Жизнь этого шоу-бизнесмена чем-то напоминала мне, писавшему свою книгу по материалам Михаила Хазарского ― Щуровского купца Прянишникова, нагулявшего жирок и в очередной раз по недоразумению сорвавшего на торгах солидный куш. Я, однажды находясь у себя на малой родине забрался в краеведческий музей и прочитал о нем материалы. Ну и куда делись эти миллионы? ― Все сгорели в горниле Первой мировой войны, а затем Великой Октябрьской революции.
Листая страницы тетрадки Хазарского, я видел, надвигающиеся на небе тучи и подобно Маргулису, понимал, до добра эти языческие пляски не доведут. В истории уже были Содом с Гоморрой. И что сталось с этими городами? Нет их. Да и эта бл…. домина, неизвестно насколько долго она просуществует ― того и гляди однажды вовремя обнаружения китайских метеозондов военные США бабахнут ракетой, как всегда промахнутся и попадут случайно, а может и неслучайно, а по задумке Бога прямо в это здание 1984 года постройки. Это все, конечно, пустяк, но он заставит народ задуматься: неужели выход при капиталистической системе развития мира в том, чтобы как можно скорее сократить население земли, а не лучше ли внять мыслителям прошлых веков, да хотя бы тому же Ленину и, опираясь на искусственный интеллект, грядущее техническое переустройство и в связи с этим ― ожидаемое изобилие, начать уже сейчас строить социальное общество, а уж затем и дожить до коммунизма. Его призрак давно уже маячит на горизонте. Он был замечен еще в девятнадцатом веке. А сейчас «на дворе» ― двадцать первый. Но люди, разочаровавшиеся в Социализме, отчего-то не хотят его видеть. Их подкупило показное изобилие, ведущее к истощению природных богатств земли. А еще жирующая элита «золотого миллиарда». И когда же они ― богатые нажрутся? Дождетесь, «семнадцатого года». Однажды в одночасье все рухнет и погребет ни в чем не повинные народы. Выживут племена Папуа-Гвинеи, ну может быть еще отдельные группы людей.
Глава 11
Что там говорится о перемещающихся жидкостях в сосудах, в одной из задачек по математике? Какое количество ее убыло? А еще то, что место не должно быть пустым. Наверное, оттого людям не сидится дома, подобно вешним водам влечет их в далекие края. Плохо то, что они снуют из одной крайности в другую, якобы в поисках истины, а не из-за того, чтобы кому-либо помочь, так что получается тешут свое самолюбие значит, гордыню ― да бы возвыситься над бедным людом. Хотя можно расходовать время, занимаясь поиском смысла земного существования и у себя дома ― «на печи», не найдя его, наплодив детей, спокойно умирая передать эту задачу в их ведение. Что для домоседов не найдется миски супа и экрана, светящегося телевизора, чтобы вперив в него свой взгляд, поглощать варево, насыщаясь и отвлекая голову всякой мельтешащей фигней. Вам все еще хочется верить, в хороших богатых капиталистов? Напрасно, не зря же им не верил Ленин. Думаете, они испугаются бунтов и всяких там революций и согласятся нас всех не имеющих работы пусть и скудно, но ― кормить? Да, согласятся, правда, небольшое количество, а других, не обессудьте, всех лишних, «акулы капитализма» пустят под каток истории. Они попросту станут им не нужны. Засоряют шумом эфир и всего лишь. Да и толку от них нет: ― никак не в состоянии понять, для чего живут. Без конца спорят. Яйцо вначале было, а уж затем курица? А может ― наоборот. Так и хочется сказать: ― знайте, яйцо, сделали китайцы, а из него уже все и пошло! Нет толковых философов у нас на Земле, а людей много ― восемь миллиардов. Что же с ними делать? Это не муравьи, которые хотят трудиться и для которых работы всегда не початый край. Им все-все, что расплодилось на Земле по случаю смерти нужно переработать, а проще ― утилизировать, даже самих усопших людей какими бы они не были доселе важными персонами. Лет через пятьдесят, у «золотого миллиарда» будет работать искусственный интеллект и исключительно умные машины, самая малость «человеков» займется их обслуживанием. Они будут предаваться размышлениям о смысле существования на нашей грешной Земле людей и на радость поглощать плоды машинного труда и небольшого количества остатков «человеков». Остальных ― семь миллиардов под каток истории. Им не нужен социализм. Это в СССР могли выпускать галоши продавать их, а не реализованные везти на завод перерабатывать в крошку и снова с них лить эти самые галоши. Люди должны трудиться! Для капиталиста это не рентабельно.
Я стоял у памятника Пушкину, размышлял о будущем и ждал Леонида Маргулиса, а может и не Маргулиса. С ним я познакомился в Крыму, когда отдыхал однажды в санатории «Украина», бывшем «Москва». Наше знакомство трудно назвать случайным, так как сложившиеся обстоятельства явно были кем-то с режиссированы. Такое у меня сложилось впечатление. Хотя бы потому, что было желание отправиться в санаторий «Затишье» ― но отчего-то не подошло время. В апреле я обычно садился в машину и катил на дачу заниматься огородом. Были и другие дома отдыха, но они все отпали, не соответствовали профилю моего заболевания. Оформив санаторно-курортную карту, я ждал телефонного звонка из дома соцзащиты и дождался. Человек, на другом конце провода, сказал: «это для вас» и попросил в срочном порядке забрать путевку, что я и сделал. Она была «горящей».
Билеты до Симферополя я купил с трудом и вдобавок еще на поезд с заходом в город Краснодар. Это получался большой крюк, но я не переживал и знал на что истратить свободное время: в чемодане у меня лежал ноутбук. Я намеревался продолжить написание своей книги, а еще было желание полюбоваться пейзажами, проезжая по Крымскому мосту, не получилось: мы его одолели глубокой ночью.
До санатория я добрался без проблем. Дня через два на меня вдруг вышел грек. Однажды, заперев комнату, я отправился на набережную погулять у моря и на проходной под взглядом охранника, придержал тяжелую металлическую дверь импозантному мужчине. Он тут же подхватил ее и выразил мне благодарность, правда, отчего-то на английском языке, а я ему тут же, не мешкая, без задержки ответил на немецком. Пусть знает: «и мы не лыком шиты». У меня несмотря на то, что я этим языком долго не пользовался, видать не все еще выветрилось ― осталось в голове: не зря же много лет учил в школе под присмотром матери и маститых преподавателей в стенах института, а еще, в аспирантуре, когда сдавал экзамены для кандидатского минимума.
Затем мы снова пересеклись с ним в столовой, а еще на лестнице, отправляясь на процедуры в медицинский корпус, после чего познакомились известным способом. Имя, я запомнил, а вот фамилию тут же забыл и уже не пытался обращаться как-то иначе ― Леонид и все. Он был несколько младше меня и оттого не возражал. А может по какой-то другой причине. Я не знаю.
Наше знакомство было ему необходимо. Иначе бы импозантный грек не стал напрашиваться ко мне сопровождающимся. У него было желание излить передо мной души. О чем мы только с ним не говорили. Однажды даже об эмигрантах, уехавших в девяностые годы из СССР. Через какое-то время я догадался он переживает за семью, возможно моих хороших знакомых ― Хазарских. Он упомянул о ней в качестве примера, при этом не произнося фамилию. Я не стал молчать, да и юлить тоже и тут же, глядя Леониду прямо в глаза, напрямую спросил:
– А вы случайно не о Михаиле говорите, его жене Марии и о их совместном сыне Ефиме?
Такое попадание с моей стороны было просто фантастическим, но в жизни все реально.
– Да-да, о нем. У меня в Америке кроме них, знакомых русского происхождения, больше никого нет, ― затем, взглянув на меня, Леонид для уточнения спросил: ― А вы что их хорошо знаете?
– Да! Лет десять, мы жили в одном доме, правда, в разных подъездах, ― сказал я и немного помолчав, продолжил:
– Дни рождения наших детей мы отмечали вместе в шумной веселой компании друзей. Хотя прошло время, но у меня и сейчас порой в ушах смех нашей детворы. А еще мне запомнился один забавный случай на дне рождения моего сына Жени: ему разрешили взять со стола шоколадных конфет сколько он захочет. Он набрал много, а затем они у него в руках стали таять и мальчик, боясь испачкаться, все раздал. Ефиму ― сыну Михаила Хазарского, мой сын отчего-то дал больше, чем другим ребятам.
– Тогда все понятно, ― ответил импозантный мужчина, давая для прохода место на узкой, идущей под уклон дороге, двум чопорным старушкам, ― затем, снова поравнявшись со мной, продолжил:
– Михаил мне говорил о каком-то писателе. Я так думаю, это о вас. Не знаю причину, но он часто ссылался на ваши высказывания о Джордже Оруэлле! Жизнь Хазарского за границей полностью подтвердила вашу правоту. Он, если бы знал о нашей встрече, то непременно просил бы это вам передать. Непременно! ― и Маргулис, а может и не Маргулис на время задумался. Я дал ему возможность еще раз интерактивно пообщаться с нашим знакомым и восстановить в памяти их беседы. Минут через пятнадцать мы присели на скамейку, и импозантный грек продолжил:
– Из книги Джорджа Оруэлла Михаил много раз говорил мне о «Министерстве Правды». Что интересно? Подобное министерство существует и в США. Согласно его данным вторая мировая война оказывается началась не в 1939 году, когда фашистская Германия вдруг вторглась в Польшу, и не в 1931 ― при нападении войск Японии на Манчжурию, а в 1941 году неожиданным ударом авиации и морских сил на тихо-океанскую военно-морскую базу США в Перл-Харбор….
– Для США возможно война и началась в 1941 году, ― сказал я, ― но это была не вторая мировая. У нас русских даже школьники не путают войну Великую отечественную от второй мировой.
– Это, еще не все! ― снова влез грек, ― вы не поверите, что в 1945 году она не закончилась, а лишь была приостановлена для того чтобы накопить силы и во главе с коалицией, включающей Англию и Францию, в 1991 году закончить ее победой, разгромив ненавистного врага ― СССР.
У меня было много бесед с этим греком на самые различные темы, не обошли мы и новое течение ― ЛГБТ, пропагандируемое на Западе и в США. Этот импозантный грек удивил меня высказываниями Петуха номер два о новом мировидении. Хотя я думал, что эта зараза лишь в головах моих американских товарищей, ищущих себе место в новом мире, но нет. Она ― эта идеология имела довольно широкое распространение и не только в Америке. «Народ» сходил с ума, я бы сказал дурел от новых идей.
При моем отъезде в Москву, Леонид вызвался проводить меня, а еще сообщил, что он отправляется в ближайшее время в США на так называемые гастроли и пробудет там месяца три, если не больше.
Я передал через него приветы знакомым мне людям. Мой товарищ тут же заверил, что непременно все исполнит и вызвался поднести мой чемодан. Он был не тяжелым, но мне пришлось ему уступить.
Этот, то ли Маргулис, то ли не Маргулис, когда я вместе с отъезжающими забрался во дворе Дома отдыха в подошедший автобус, вдруг во всеуслышание прокричал, что он читал мои книги в Интернете, слог ему очень понравился. А еще импозантный грек неожиданно сообщил:
– Я, жду от вас завершения книги: «1984» и, если вы не будете возражать, готов помочь информацией.
До железнодорожного вокзала Симферополя, я из небольшого прибрежного городка ехал под взглядами пассажиров, уже известным писателем. С моей стороны возражений не было. Однако на лице явно сквозило недоумение: во время бесед, с Леонидом у моря, я и словом не обмолвился о том, что часами работаю над книгой. Откуда у него такая осведомленность? Неужели он все знал и молчал. Никак, однажды не утерпев проболтался Хазарский.
На станции все пассажиры неожиданно разъехались, а я остался ожидать свой вечерний поезд в надежде увидеть Крымский мост. Однако и на этот раз я его проспал, но не беда, будет еще время. Крым-то снова стал российским, вернулся, как говорят, в свою гавань и я думаю ― навсегда.
Однажды, еще до развала СССР, я побывал с семьей в Крыму, правда, отдыхали мы в Мисхоре не летом, а зимой. на кануне Нового года. Отдых на берегу Черного моря нам понравился. Под впечатлением от увиденных красот, я тогда даже написал восторженное стихотворение.
Дочь Маша из того времени вывезла на память встречу Нового года и подарки от Деда Мороза. Ей на тот момент было шесть лет. А вот Женя, конечно, все напрочь позабыл. Правда, у него и до сих пор среди игрушек стоит ведерко полное красивых отшлифованных морскими волнами камушек, собранных им однажды на морском берегу Черного моря. С ними одно время очень часто играл и его сын Ваня.
Я не ожидал встретиться с Маргулисом, а может и не Маргулисом еще когда-либо в будущем. Это он любил лечиться в санатории: «Украина», в прошлом известном под названием: «Москва», еще с советских времен и, несмотря на возможность проводить время на отличных курортах мира, ездил именно туда. Однажды, этот импозантный грек не удержался и о том мне лично похвастался. У него для этих поездок было достаточно денег и, наверное, времени. Не знаю, что его там привлекало? Возможно, ностальгия по ушедшему прошлому.
Я, в санатории «Украина» оказался случайно и неизвестно, могу ли когда-либо приехать во второй раз. Хотя если посчастливиться, и я снова буду направлен на лечение именно в него, то необязательно что мне на глаза на берегу моря попадется этот импозантный грек. Пересечься просто не реально. Проще увидеться с ним где-нибудь в Москве, но спрашивается, зачем? Да м о чем мне с ним разговаривать? Разве что услышать от него: «Я приветы передал!» ― а затем еще что-нибудь из жизни Хазарских и всего лишь. Но этого для встречи мало, нужно что-то существенное. Я во время наших частых прогулок по набережной однажды не удержался и предложил ему обменяться номерами телефонов, но Маргулис, а может и не Маргулис, выслушав меня, не выразил в том необходимости. «Семен, найти в настоящее время писателя при наличии Интернета, для меня особого труда не составит», ― это были его слова. Я тогда пожал плечами и успокоился.
Что странно, я неторопливо прохаживался у памятника Александру Сергеевичу Пушкину, и вдруг неожиданно до меня донеся возглас:
– О-о-о, сам Пушкин, у памятника Пушкину.
– Да тише ты, разорался. Что мне нельзя и с «Александром Сергеевичем» рядом постоять? Не чужой же человек. А еще, я не причем. Ты мне сам отчего-то назначил свидание здесь и нигде ни будь. «Давай встретимся. Давай встретимся». Что мне с тобой спорить? Ни к чему это!
Невольно, я оглянулся и подошел к этому самому Пушкину и набравшись нахальства открыл рот:
– Извините, но мы с вами уже однажды пересекались в семидесятых годах. Я тогда приехал в Москву и устраивался на работу на завод, не помните меня? Вы мне еще свой паспорт показали, а что главное: ― Кремль во всей своей красоте. Я за вашу ту экскурсию и до сих пор благодарен.
– Знаете, я стихов по-прежнему не пишу и Евгения Онегина… ― товарищ не дал ему договорить:
– Он это, он, тот самый Пушкин. Он всем паспорт показывает. Что сделаешь? Немногие верят на слово.
– А я тоже стихов больше не пишу….
– Он пишет прозу, и у него скажу вам, получается неплохо, ― тут же влез со своей речью импозантный грек.
Мы пожали друг другу руки. Я с Леонидом хотел уйти, но тут неожиданно вспомнил и спросил:
– А вы случайно не Александр Сергеевич?
– Нет-нет, я всего лишь ― Сергей, а вот мой сын ― он только что надомной надсмехался, точь-в-точь, как вы сказали: Александр Сергеевич!
Что было интересно? Еще день назад, я не знал, что грек находится в столице и не собирался с ним встречаться, и дачу покинул не для того, чтобы его лицезреть. Причина была в другом. Мне нужно было помочь дочери с двумя детьми добраться с Щурово ― в Москву, домой. Дорога то, длинная многочасовая. Во время пути я мог при необходимости перехватить у нее руль: вести автомобиль одной, крутить восемь часов баранку ― очень тяжело. А еще я мог пригодиться в случае непредвиденных ссор внука и внучки, что они делали довольно часто, находясь в замкнутом пространстве автомобиля. Мне не представляло труда отвлечь их и успокоить.
Я и Леонид, разговаривая, отправились в сторону кремля. Этому импозантному мужчине хотелось со мной поговорить. Он, зная, что затащить меня в ресторан или же в кафе не удастся, предложил устроиться на скамейке недалеко от памятника, на что я тут же согласился.
– У меня к вам один вопрос: что вы думаете о евреях? ― спросил у меня грек, то ли Маргулис, то ли не Маргулис. Меня это несколько удивило, но я не подал вида и ответил просто:
– Люди как люди! Еще недавно они не имели своего государства и подобно цыганам, кочевали из страны в страну, убегая от всевозможных гонений правителей. Правда, первые никогда не посягали на власть. Они довольствовались малым. А вот евреи ― они у себя на уме: они многого хотят.
– Да. Тут вы, наверное, правы, ― пробубнил Леонид. Немного подумал, а затем снова открыл рот:
– Мне, порой кажется, что все в мире затевается из-за них. Наверное, по причине того, что им ни где нет на Земле места. Они постоянно кочуют, что та отара овец. Где они только не жили. Из мест своего обитания ― Палестин их выгнали. Евреев было много в Хазарии. Их разбил Владимир Святославович. Страна погибла. Они двинулись в Европу. Там за них взялся Гитлер, отправив миллионы на убой. Русские их спасли. Наша доблестная Красная армия. Они за это нам должны быть благодарны.
Им неплохо жилось в СССР, они достаточно серьезно противостояли империалистам США и желали распространить Социализм на всей Земле ― в виде этакого глобализма, но из-за идейного предательства нашей «верхушки», приведшей к развалу государства, многим из них пришлось сорваться и двинуть на новые земли.
Это все произошло в момент обнимания Горбачева, а затем и Ельцина, с лидерами Запада и США. Пока мы проверяли свои карманы, не досчитавшись огромного количества денег в кошельке, часов и других драгоценностей, они ― наши евреи покинули Россию и прибыли не на пустое место. Их ждали и на Западе, и в США. Они не цыгане какие-то ― богатые состоятельные люди.
– А-а-а, вот вы о чем? ― сказал я и, сделав небольшую паузу, продолжил: ― Я много раз рассуждал о жизни этого народа. Мне даже знаком один анекдот, что все люди….
– Нет-нет. Не нужно. Я его знаю. ― И затем, сделав небольшую паузу, импозантный грек продолжил:
– Я ни раз бывал в США и что могу сказать об американцах: они, что те дети, их жизнь немыслима без револьвера в кармане ― оружия, на том стоит их, внезапно расцветшая, цивилизация. Мне кажется, что евреи не зря рванули в Америку. Наверняка они снова что-то затевают. У них в СССР не получилось: мы оказались очень уж праведные и они теперь хотят взять реванш там, за океаном. И возьмут, если Россия будет бездействовать и не наступит на «хвост» США!
– Наступит, ― сказал я: ― Для того наше государство и создано Богом. Наша задача противостоять кривде. Мы ведь живем по правде. Мы видим ложь и не можем с нею не бороться!
Импозантный грек долго молчал, а затем сообщив мне, что приветы он передал, взглянув, сказал:
– Семен Владимирович, я нуждаюсь в вашей помощи. Не могли бы вы приютить одного молодого человека, моего товарища всего лишь на ночь-другую. Разместить его в гостинице у меня не получилось. А, я, как только найду машину, тут же его у вас заберу, ― Леонид еще мне что-то говорил в оправдание, но я, похлопав его по плечу, тут же успокоил:
– Я бы и сам помог, но моя машина осталась на даче ― в Щурово. Так что располагайте мной и не беспокойтесь.
Мы поговорили о том, о сем и расстались. Я отправился домой и уже, находясь у подъезда, вдруг увидел неожиданно появившегося молодого мужчину. В его лице было что-то мне знакомое.
– Здравствуйте, дядя Сеня! Я, Ефим Хазарский. Вам обо мне говорил наш крымский товарищ.
– Фима, Фима, как же ты вырос. Я, о том не смел даже подумать, что это он говорил о тебе, проходи, ― и, приложив ключ к замку, открыл дверь в подъезд. Мы зашли и поднялись к лифту. Я не стал гонять парня по лестнице, хотя обычно лифтом не пользуюсь и на десятый этаж тороплюсь подняться пешком, тренирую для здоровья сердечную мышцу.
Уже, находясь в квартире, я показал ему кушетку и сказал, что она его, и он может в коем разе снова провести на ней ночь, а если она ему надоела еще в детстве, то расположиться в зале на диване, на котором спал мой сын Женя. Второго ребенка я хотел, если бы он родился назвать Ефимом, именем отца моей жены Марии, но нам не удосужилось его понянчить. Жена сделала аборт.
Ефим осмотрелся и сказал, что кухонная мебель у нас раньше была другая, заметив на шкафах туески не удержался:
– У нас тоже такие были? Мы их однажды купили в Крыму, когда отдыхали на курорте в санатории «Москва» всей семьей.
– А это ваши туески. Их твоя мать подарила тете Марии перед самим отъездом в Америку.
У меня было желание вызвать Женю, но он уехал с женой и сыном в Китай. А затем я, было дернулся, позвонить дочери Маше, но Ефим меня тут же остановил едва я взялся за телефон.
– Нет, дядя Сеня, обо мне никому не звоните. Мне, хотелось бы, со всеми своими друзьями и знакомыми встретиться, но нельзя. Я здесь как бы инкогнито, а значит, не должен светиться, будет время, но не сейчас. А вам я благодарен за то, что приютили. Я прилягу на кушетке.
На следующий день Ефим уехал. За ним, глядя уже на ночь, приехал Леонид. Я тоже уехал, правда, на поезде. Я не стал расспрашивать, куда они отправляются, наверняка к бабе Циле. На досуге поразмышляв, я догадался, каким образом грек помог молодому Хазарскому. Он, наверняка, притащил его из командировки, поменяв на одного своего подопечного, стремившегося жить в США. Ну, что ж, у того Робинзона будет время и возможность, сполна хлебнуть счастья чужой жизни.
Далее, я хочу привести слова Михаила Хазарского из голубой тетрадки: «Я выскочил из своего подъезда и направился в подъезд к бывшей своей жене Марии чтобы сообщить, что скоро можно ждать добрых вестей от Леонида то ли Маргулиса, то ли не Маргулиса и вдруг неожиданно заинтересовался: а что это за дом, в котором мы живем, я живу. Мне совершенно ничегошеньки о нем неизвестно. Хотя уже прошло двадцать лет, даже больше. Чем он примечателен? Когда был построен? Что за люди в нем проживают, и могу ли я на кого-нибудь из них положиться. В Москве, я мог довериться и не одному человеку, хотя бы взять того же Семена из третьего подъезда. А здесь, даже со своей женушкой Мишель, я не всегда бываю откровенным. Мне важна его душа, а он сует мне толстую голую задницу. Эх, Олег, Олег, один-одинешенек я здесь. Слава Богу, что сумел позаботиться о будущем моего и Марии сына, теперь мы за него можем быть спокойны. Нет, не удалось людям, с оружием наперевес, однажды сбежавшим на край света ― на новый материк построить благостное общество, под названием ― США. Англосаксы и прочие приблудившиеся народы, образовав государство, недолго пребывали в состоянии эйфории, ну лет двести, ну чуть более еще будут пребывать, а затем оно это государство будет разрушено огнем и жупелом подобно Содом и Гоморре. Я это знаю! Сатана нам не поможет. Все его, якобы благостные поступки обязательно приведут нас грешных в пропасть и ни куда более. Аминь.
