Петр Альшевский
«Яйцо от шефа»
Фальц. А выяснение ты проводила…
Лыбова. Про изумруды спросила.
Фальц. В лоб?
Лыбова. У кого есть изумруды, изумрудным принцем в Саратове считается… он вздрогнул. Нервно потер нос. Разговор я быстро перевела, и сомнения на мой счет у него не зародились. Лиса уже пасть открыла, а зайчику, на ее хвост засмотревшемуся, невдомек.
Анна. А что за изумрудный принц? Что в Саратове за понятия такие?
Фальц. Мне думается, она старичку немного, скажем так, выдумки, которая к саратовским реалиям ни передом, ни задом. Ну хорошо, Леночка – старичок тобой выявлен, изумруды, вероятно, у него, но овладеть данной информацией совершенно не означает сами изумруды захапать. Закрома требуется обнаружить, затем изловчиться руку в них запустить, крайне грамотно работу следует тут проводить. Когда ловишь рыбу, чем крючок глубже, тем надежнее, а здесь нужно помягче, а не то сорвется старик.
Лыбова. Я это учитывала. Понимая, что он может быть настороже, нисколько не напирала. Временами хотелось впрямую и закончить… меня грызло подозрение, что изумруды у него были, а теперь их у него нет.
Анна. Я бы их давно продала.
Фальц. Ты в криминальном мире, что жаба в болоте, а старичку с улицы кому изумруды нести?
Анна. Жабой ты меня опрометчиво… запомню я тебе.
Фальц. Но я же исключительно для яркости. Твоих личных качество не касаясь. Для тебя привычная среда, а он что к чему не разберется….
Анна. Из-за того, что он не жаба.
Фальц. Он обыкновенный тупой пенсионер. Изумруды куда-нибудь спрятал и ни малейшей выгоды ему от них. (Лыбовой) Камни он дома хранил?
Лыбова. Я надеялась, что дома.
Фальц. Ну и чего, оправдались твои упования?
Лыбова. Я в нем не ошиблась.
Фальц. И за свою прозорливость отхватила. Если не секрет, изумруды твоему мужу откуда пришли?
Лыбова. С изумрудных копей Урала.
Фальц. А место, где их добыли…
Лыбова. Малышевский рудник.
Фальц. Основательно твой мужик руку засунул. А перед этим широко ею повел. Связи наладил и они после его убийства не оборвались – работает народ, переправляет. Наивно было думать, что столь хлебный канал под собой удержать он сможет. И что у нас старичок? Легко ты в его квартиру проникла?
Лыбова. Легче не бывает. Он меня полюбил.
Фальц. Какой же милый старик! Баба его обчистить намеревается, а он к ней всем сердцем воспылал. Изумруды сам тебе выложил?
Лыбова. Мне он квартиру хотел оставить.
Фальц. А изумруды?
Лыбова. О них молчал.
Фальц. Маразматик он, я смотрю, относительно конченый. Будущей хозяйкой на отклеившиеся обои гляди, а драгоценности я от глазок твоих подальше. Квартиру он тебя оставлял, поскольку наследников у него нет, вероятно?
Лыбова. У него трое. Сын, невестка и их дочь. Они с ним жили.
Фальц. Своей квартиры у них не было?
Лыбова. Они эту своей считали. А он меня заселил, а их за порог. Я его отговаривала, но он пошел на скандал, впалой грудью всех вытолкал… мне требовалось в его квартиру проникнуть и в ней пошарить, а он меня замуж, целую историю с признаниями развел, от его распаленности не по себе мне становилось.
Анна. Он и секса добивался?
Лыбова. А куда без секса…
Анна. Вступала, получается, с ним?
Лыбова. Не отвертеться в той ситуации.
Анна. Попросить подождать до свадьбы ты его не могла?
Лыбова. Наверно, могла.
Анна. И чего же ты? Самой близости со стариком захотелось?
Лыбова. Закрепить привязанность я преследовала. Семья уговаривала его со мной расстаться, и если бы я ему отказала, маятник качнулся к тому, что к семье он бы прислушался. Эмоционально воспылал, эмоционально охладел, когда все на эмоциях, полный поворот весьма допустим. А я тогда камешки еще не нашла. Задержаться в его квартире мне было необходимо, а способ…
Анна. Любой!
Лыбова. Да.
Анна. Подкладываться под старика это… по омерзительности равных себе не имеет.
Лыбова. Знаете, приступим к обсуждению цены, а то у нас…
Анна. Омерзительно это!
Лыбова. Ну что ты вороной тут раскаркалась… ты что ли через постель никогда своего не добивалась?
Анна. (Фальцу) Она собирается меня опорочить.
Фальц. В каком соотношении утрачена вами ваша женская честь, расследовать мы не будем. Женщины вы пожившие, с разными сменявшимися натанцевавшиеся…
Анна. Я порядочнее ее.
Фальц. Доставать ваши досье и проходится по пунктам, вы меня избавьте. Какова твоя начальная цена?
Лыбова. Если твоя жена не перестанет меня доставать, мой гнев на себя навлечет.
Анна. И чем же ты меня, ножичком? У старика помимо камней и ножичек сперла?
Лыбова. Трубка-калейдоскоп. В ней узоры. Переливы, перетекания – возникновение и умирание. Лишь сегодня познакомившаяся со мной баба возникла и умерла. Еще нет, но умелым взором и будущее цепляешь.
Анна. Мы с ним вдвоем! Мы у нас дома! Мы тебя похороним! Фальц. Меня не приплетай… говори, Леночка, свою цену.
Елена Константиновна Лыбова достает их сумочки пистолет.
Фальц. Это ты к переговорам о цене приступаешь? По стопам мужа идешь?
Лыбова. Царь приехал к кавказскому князю. Уезжая, сказал, что шашлыка было мало.
Фальц. Про шашлык ты нам, чтобы на недостаток чего указать?
Лыбова. Шашлык ничто иное, как мертвое мясо. Ее плоть еще жива.
Фальц. Ну и пускай себе дальше живет. Ваш конфликт, по-моему, исчерпан. Не станет же она с тобой конфликтовать, пистолет в твоей руке наблюдая.
Лыбова. Благоразумие может ее спасти.
Фальц. За продолжение нападок ты бы в нее выстрелила, но она замолчала и прощена. Вердикт однозначен! Убирай пистолет.
Лыбова. (Анне) Снова его вытаскивать мне не придется?
Анна. Пистолет у тебя боевой. А сердце цыплячье. Пойду на тебя – и отступишь. Лицом к лицу выстрелить – не старика обмануть. Откуда в тебе такая твердость… подстилка ты стариковская. Ну говори, что за изумруды ты хочешь. Старому козлу в постели губами она и руками… а нам с ней, как с равной, торг веди. Впрочем, дела, да, дела, какая уж тут брезгливость, когда дела…
Фальц. Значит, переходим к делу. За твои изумруды я могу тебе предложить…
Анна. Да пошли ты ее! Не имей с ней дел! Она для нас как из индийской касты этих… неприкасаемых! Скажи ей сейчас же отсюда свалить.
Лыбова. Я не уйду.
Фальц. А я давить на нее не буду. Из-за пистолета законы гостеприимства я обязан свято блюсти… я, Леночка, сделку намерен с тобой завершить.
Лыбова. У меня те же намерения.
Фальц. Ну и попробуем осуществить, внимание на некоторые превходящие не обращать… нас сбивают, а мы непреклонными деловыми людьми на курс встанем правильный, вспышки вашей бабской несовместимости отложим до времени фуршета… в ознаменование обоюдовыгодной сделки его проведем.
Лыбова. На фуршете полагается выпить.
Фальц. Что плеснуть, у меня изыщется. От скотча до пастиса алкогольные напитки у меня.
Лыбова. Напившись, она еще сильнее на меня попрет.
Анна. Я и трезвая, с тобой не закончила. Перед стариком, ха-ха, на колени встанет и давай ему…
Лыбова. Приехали.
Елена Константиновна Лыбова стреляет. Анна падает.
Фальц. Да что же ты, грохот же от выстрела… что, единственной пули ей хватило?
Лыбова. Без проверки не скажешь.
Фальц. Мертва она, что проверять. Определенно бездыханной валяется.
Лыбова. Прости за доставленное огорчение.
Фальц. Расстроен я весьма мало. Тяжело мне с нею жилось. В объятиях стальных был. Переспал с ней, и насела, под венец чуть ли не ударами по морде привела… теперь Савушкин выйдет – на кладбище его свожу. Цветочки на ее могилу положим. Савушкин – ее бывший. Его за грабеж на семь лет, и она с ним развелась. Его возвращение на свободу меня слегка напрягало. Стал бы вонять, что я воспользовался ситуацией, его красавицу у него умыкнул… поплачем, Савушкин. Женщина нас разъединила, а горе объединит! За то, что ты для меня сделала, цену за изумруды я тебе отличную дам.
Лыбова. Я тебе свою назову.
Фальц. На твоей цене, наверное, и сойдемся… немножко поторговаться мне можно?
Лыбова. Можно.
Фальц. Пистолет ты не убирай, я его не боюсь… о трупе я сам позабочусь.
Лыбова. Надеюсь, справишься.
Фальц. Чего тут особенного – методика отработанная. Из Воронежа уезжать тебе нужно.
Лыбова. Я бы и так уехала. Но за совет благодарю.
Фальц. Что за женщина – и здравость у нее, и манеры!
Лыбова. В цивилизованном месте отсутствие манер не простят.
Фальц. Езжай отсюда куда-нибудь на запад… с хорошими деньгами поедешь.
Лыбова. С максимально хорошими.
Фальц. Ох, оберешь ты меня, Леночка, не помилуешь… отдам. Заработала! Лыбова. Звезды за меня были.
Конец.
«Клеевары-кукловоды»
Действие первое.
На пупырчатом лице Вячеслава Беряева редкая, ухоженная растительность. Импульсивно рухнувшая на диван супруга Вячеслава Беряева презирает. Красотой она несильна, но характер у Нины сила.
Беряев. Духовку включить?
Нина. Пирога захотелось?
Беряев. Тесто ты замесила, и пирог… на ужин, ты сказала, у нас пирог. Пока духовка греется, тесто бы раскатала и что там дальше… начинку. Он с мясом будет?
Нина. С икрой.
Беряев. Я бы и с капустой поел.
Нина. Капуста сейчас тоже недешево стоит. Какие сейчас цены ты знаешь? Ты в курсе, что если в семье работает один человек, этой семье тяжко приходится?
Беряев. Работу я скоро найду. Ну не в грузчики же мне наниматься. Делать пирог ты намерена?
Нина. Я же тебе говорила, чтобы ты в Москву вместе со мной не тащился. Работал бы, где работал и за детьми смотрел! Нет, без меня в Ростове он не останется, жена уезжает – и мужу ехать положено… но у меня-то насчет работы все договорено было, а ты на удачу поперся. Рабочих мест в столице, конечно, полно, но ты почему-то здесь еще копейки не заработал!
Беряев. Квартиру мы снимаем и на твои, и на мои.
Нина. Это ты с твоих былых доходов. За прошлые два месяца за квартиру ты внес, ну а за следующий? Наберешь у себя в закромах?
Беряев. Свою долю я выплачу.
Нина. Ну а месяцем позже? Из каких источников черпать думаешь?
Беряев. Из заработанного.
Нина. Где заработанного, в Ростове?
Беряев. Ростовские деньги у меня почти кончились. Но когда что-то кончается, что-то должно начаться. Я и в Москве зарабатывать начну.
Нина. Ох, твой рот…
Беряев. А чего он?
Нина. Безвольный он у тебя!
Беряев. Характер у меня довольно мужественный. Пристающих к тебе хулиганов я бы отогнал.
Нина. Словами бы ты постарался, но они могли бы и не отстать. Неужели бы ударить осмелился?
Беряев. Было бы необходимо, ударил.
Нина. И возись потом с тобой, в кровь избитым. А ножом бы пырнули? У тебя, не забывай, дети!
Беряев. Ты хочешь, чтобы я в драку не лез? Хулиганов не осаживал? Они к тебе свои руки тянут, а мне о детях думай?
Нина. Приемами надо владеть. Защитником быть умелым!
Беряев. А если я не владею, мне… что мне делать?
Нина. Клей варить!
Беряев. Я клеевар и мне моя профессия…
Нина. Ну и устроился бы в Москве клееваром!
Беряев. Тебе прекрасно известно, что я этого всеми фибрами. Вчера вакансию обнаружил.
Нина. На собеседование съездил?
Беряев. Ехать бы пришлось в деревню Лешково, где-то в Истринском районе находящуюся. В Москве жить, а в деревне работать? Такой длинный путь меня бы изматывал.
Нина. В ней бы и поселился.
Беряев. Ты в Москве, а я в деревне Лешково?
Нина. А ты у нас парень звездный? Тебе обязательно в Москве жить?
Беряев. Я не в Москве – я с тобой жить желаю. По-моему, ты все-таки понимаешь, что я тебя очень люблю.
Нина. А с космическим центром Хруничева почему у тебя не вышло? Из-за чего конкретно тебя не взяли, ты мне не говорил.
Беряев. Меня охранник в помещение не впустил. Он наш земляк, из Ростова.
Нина. Земляку бы тебе поспособствовать, а он, гнида, препятствует! Ты ему сказал, что ты к ним на работу наняться? Ростовский клеевар, бесцельно по Москве шляющийся… ну кто в солидное учреждение тебя впустит? Тебе непременно надлежало сказать, что ты по поводу работы пришел.
Беряев. Я и сказал. Снизу мне полагалось позвонить – мне бы выписали пропуск и…
Нина. Ты не позвонил?
Беряев. Охранник мне сказал, что с этим космическим центром лучше не связываться. Делишки нечистые с космосом тут имеют…. он взаимовнедрением меня напугал.
Нина. В сотрудников центра из космоса что-то внедряется?
Беряев. А сами сотрудники тех, кто в них вошел, в космосе замещают. Ты можешь думать, что он надо мной подшучивал или доверчивым придурком меня считал, но взглянув на того охранника, ты бы ему поверила. По речи мужчина он малограмотный, но взгляд у него удивительно ясный и мудрый. Словно бы за миллион лет своей жизни все перевидел, все для себя уяснил, в его душе несоизмеримая ни с чем целостность. Космос вечен, а он принадлежит космосу, и зачем ему из-за чего переживать. Он из космоса, а обитающим в космосе…
Нина. Он не космоса, а из Ростова!
Беряев. Ростовчанин в нем голос слегка подает, но в положении он подчиненном. Что не по нраву ему, конечно. Если ты меня не накормишь, я совершу на тебя поцелуйный наскок! Буду тебя целовать и на кухню подталкивать.
Нина. Пирог ты не заслужил.
Беряев. Ну риску мне свари. Тарелочка риса и рыбный консерв. Практически как в Японии.
Нина. В Японии делают харакири. Убил бы ты себя что ли.
Беряев. А дети?
Нина. За потерю кормильца мне, полагаю, выплатят. Или на самоубийство не распространяется?
Беряев. Ты у юриста уточни.
Нина. Юриста мне оплачивать нечем. Тебя корми, за квартиру плати, на детей в Ростов высылай… и не говори мне, что ты деньги на них оставил.
Беряев. Я и вправду…
Нина. Проели они твои деньги! Сейчас они живут исключительно на мои. Вместе с твоими родителями половину моей зарплаты прожирают.
Беряев. Тебе бы моим родителям в ножки поклониться. Не согласись они детей к себе взять, уехала бы ты в Москву, как же.
Нина. Я бы уехала.
Беряев. А детей бы на кого?
Нина. На тебя. С твоей прежней ростовской зарплаты ты бы их худо-бедно обеспечил. И помимо этого, с отцом бы они росли! Варил бы клей и варил, куда тебя в Москву, дурака…
Беряев. Я и в Москве варить буду.
Нина. Когда первый сваришь, мне пожалуйста понюхать дай. Не смогу не прослезиться я, видимо! Огромными счастливыми слезами зальюсь!
Беряев. Клееваров в Москве достаточно, но каких? Случайных. А у меня образование.
Нина. О-ох…
Беряев. Лаборант химического анализа.
Нина. Звучит как-то жалко. У него двое детей одиннадцати и тринадцати лет, а он все лаборант.
Беряев. Я на него учился. У многих и того нет! Не грызи ты мне печень, добротой удиви… в твоем мебельном центре ты тоже не главная.
Нина. Безусловно, но как бы там ни было, я администратор, а ты лаборант. Ну не сравнить наши должности, ну глупо же спорить.
Беряев. Лаборант у меня не должность. Я по образованию лаборант, а работал я клееваром и…
Нина. Когда ты работал?!
Беряев. В Ростове.
Нина. А в Москве работаю я! И тебе, если ты у нас безработный, не вдаваться бы в то, кто ты у нас по образованию – тебе бы сесть и в лоб себя кулаком. Ой, идиот я, ой, ничтожество, в Москве всякая шушера работу находит, а я, лаборант и клеевар, свою семью каждую копейку считать заставляю! Ты, кажется, не понимаешь, что без твоей зарплаты на детей и на квартиру денег у нас не хватит.
Беряев. Зарплату я тебе принесу. Сейчас подожмемся, но я думаю, что не позже, чем дней через пять, клееваром я…
Нина. Не нужно мне твоего бреха! Я поговорю с шефом. Пристрою тебя мебель таскать.
Беряев. У меня желудок больной. Мне ни в коем случае не надрываться предписано.
Нина. Он мужчина и у него желудок, а я женщина и кому какое дело, что у меня за проблемы и недомогания… нестерпимо мне с тобой, Слава. Иди отсюда.
Беряев. Из квартиры?
Нина. Я не могу тебя видеть. Да, Слава, да, я на улицу тебя выгоняю!
Беряев. У меня в Москве никого. У кого мне твой дикий порыв переждать? Нина. К кому-нибудь постучись.
Беряев. К кому?!
Нина. Ты не ори! Хочешь, чтобы у нас с тобой все навсегда закончилось, можешь орать и оставаться, но я бы, будь я тобой, без разговоров отсюда ушла.
Беряев. Унося с собой мысль, что у нас с тобой ничего еще не кончено?
Нина. Скорее всего, у нас с тобой финиш.
Беряев. Тогда я останусь, чего мне по морозу без надежды бродить. Если я уйду, ситуацию я поверну к выправлению?
Нина. Своим уходом некоторые шансы ты сохранишь.
Беряев. Я уйду. Попробую согреваться упованием, что у нас с тобой не разрыв, а… как бы…
Нина. Паузу в отношениях взяли.
Беряев. Это гораздо позитивнее.
Действие второе.
В помещении вокзала, на скамейке придвинувшись в уголок, к сморщенному Вячеславу Беряеву подсаживается простонародная, подтащившая неподъемный чемодан Чичеватова.
Переведя дух, безмолвствует она недолго.
Чичеватова. Москва у вас сумасшедшая.
Беряев. Город разный.
Чичеватова. Люди все в заботах, а она с плакатиком стоит… девка. Оппозиционно настроенная.
Беряев. На плакате что-то политическое?
Чичеватова. Я не вчитывалась. Нас, обыкновенных русских людей, политика не интересует. В Москве мы проездом – проедем и… живите, как знаете.
Беряев. Знать-то я знаю, но… не выходит чего-то. Совершенно не представляю, куда мне с вокзала идти. Я ее, главное, очень люблю, но вот поссорились. Из дома меня выгнала. Я бы к друзьям или родственникам, но они у меня в Ростове.
Чичеватова. Ты что же, голубчик, на билет до Ростова выманить у меня хочешь?
Беряев. В Ростов я без жены не поеду. И чего вы, чего я у вас выманиваю? За вокзального мошенника меня приняли?
Чичеватова. Вы о деньгах, и у меня, естественно, закралось, что вы…
Беряев. О каких деньгах? С чего вам взбрело, что я деньги у вас прошу?
Чичеватова. А вы не просили?
Беряев. Я своих родственниках упомянул. О том, что мне не на что к ним доехать, речи не было.
Чичеватова. Ну не разобралась я… на вокзале я с мужем.
Беряев. А что вы мне о вашем муже, я что, грабить вам собираюсь?
Чичеватова. Он покурить вышел. Мужик он у меня – лошадь кулаком свалит.
Беряев. А быка не свалит? Черт знает что в беседу вы вбрасываете… общаться не умеете – и разговор нечего начинать. У меня желудок болит, а она мне то про мошенничество, то про грабеж… все более и более непросто мне в Москве пребывать.
Чичеватова. Ваша жена, наверно, уже одумалась. Ступайте и верьте. Впустит она вас, не в подъезде же спать оставит. А живот у вас от чего? Несварение?
Беряев. Я варю клей. Испарения, выделения – для здоровья малополезно. Мою кожу на лице видите?
Чичеватова. Да мужчине-то что? Вы же не девушка, чтобы из-за плохой кожи страдать.
Беряев. Я не о привлекательности. Такая кожа показывает, что в организме у меня неполадки. За кожей и желудок доказательством прет. Сейчас из-за переживаний боль разошлась. Не подергивает, а схватила и таскает.
Чичеватова. Таблетками по ней вдарьте. Небось забыли их впопыхах?
Беряев. Деньги я взял. Киоск с медикаментами тут, думаю, есть.
Чичеватова. Ну идите и купите.
Беряев. Мне бы не таблетки – мне бы, пока не поздно, скорую вызвать.
Чичеватова. Она вас в больницу.
Беряев. Я этого и хочу.
Чичеватова. Не понимаю я вас. Без твердых оснований я ни за что в больницу не лягу. Очень мне нужно себе не принадлежать. Что скажут, делай, скажут, не вставать – лежи и не рыпайся… дома у меня все под рукой и руки, что приятно, не связаны. Когда на меня не давят, я и к лечению ответственно. Если срочная операция вам не требуется, всегда лечитесь дома.
Беряев. В Москве у меня дома нет.
Чичеватова. Жена вас, и умирающего, не примет?
Беряев. Но умирающему же место в больнице, причем тут дом… говорит что-то, а что говорит, н задумывается… для меня больница единственная возможность, а она меня отговаривает!
Чичеватова. Вам необходимо с мужем моим посоветоваться. Его, как и вас, желудок беспокоит. У него язва. Он покурит и к нам сюда. Не одну он что ли выкурить решил…
Беряев. Он там, где нельзя, закурил.
Чичеватова. И его арестовали?
Беряев. Повели, наверно, куда-нибудь.
Чичеватова. Он у меня из любой ситуации выкрутится. Я и звонить ему не буду – так я спокойна. Давайте о вас, о вашем Ростове, приехать бы к вам погостить! Какими деликатесами нас накормите?
Беряев. Морковки вам накопаю.
Чичеватова. Морковки?
Беряев. У родителей за городом участок, и я на нем морковь посадил.
Чичеватова. Но сейчас же зима.
Беряев. Зима.
Чичеватова. Посаженную морковь вам уже выкопать было надо.
Беряев. Я выкопал.
Чичеватова. А для меня вы что накопаете, если выкопана она уже?
Беряев. Следующий урожай. Вы же ко мне летом приедете. Чего у нас зимой делать?
Чичеватова. В современном городе и зимой есть куда податься. У нас в Барнауле мы с мужем в выходные не дома сидим. По поводу желудка вам с ним обязательно посоветоваться следует! Я за ним схожу и к вам его приведу.
Беряев. Сходите.
Чичеватова. Пойду.
Беряев. Только не надо меня убеждать, что вас к нему забота о моем желудке тащит.
Чичеватова. Я к нему, чтобы вы с ним посоветовались. Ничего другого у меня…
Беряев. Не из-за меня вы к нему. Вы за него тревожитесь и это весь ваш мотив.
Чичеватова. За мужа как не волноваться. А может, он вместе с той девкой загремел… ее повязали, ну и его, поскольку он рядом курил. О девке с плакатом вы помните?
Беряев. Одиночный пикет. Для него разрешение не требуется. А вдвоем встали и…
Чичеватова. В каталажку?
Беряев. Заметут.
Чичеватова. Ой недаром я политику ненавижу… сколько ни сторонились, а задела она нас! Не знаете, куда в Москве политических свозят?
Беряев. Желудок у меня совсем разрывается…
Чичеватова. Вы мне ответите или нет?!
Беряев. Вам бы скорее не политику – вам бы романтику предполагать. Около той девушки покурил и с ней закрутил.
Чичеватова. Городите вы, по-моему, несусветное. До девок мой муж не охотник! Он жизнью со мной удовлетворяться привык. Иногда мы с ним не ладим, но он и в такие периоды на молодых не заглядывается.
Беряев. Вы видите одно, а в действительности… все вокруг лишь иллюзия.
Чичеватова. А ваша боль?
Беряев. Она не вокруг, она во мне. Мне сейчас не до любовниц, а ваш муж телефонами, думаю, обменялся.
Чичеватова. Он через сорок минут со мной в Барнаул уезжает. Зачем ему девка московская?
Беряев. А быть проездом в Москве вы больше не планируете?
Чичеватова. Собираемся.
Беряев. Тогда-то она ему и понадобится.
Чичеватова. Ну ладно, он на ее свежесть клюнул, но он-то ее чем прельстил? Он типичный барнаульский мужик с животом и лицом не очень. С чего бы столичной барышне подкладывать под него свою молодость?
Беряев. Заинтересованность у него может быть материальная. Богатые дяденьки девушек, я слышал, привлекают. На жену богатого человека вы, правда, не похожи.
Чичеватова. Он еще хуже меня одет. Я-то гардероб временами меняю, а у него куртке с поддевкой лет пятнадцать, а вязаной шапочке все сто дашь. Я считаю, что я вас убедила. Теперь вы тоже думаете, что столичную девку зацепить ему нечем.
Беряев. Тут возможен политический интерес.
Чичеватова. Да бросьте вы молоть… в политическую активность его заманивает?
Беряев. В оппозицию вербует. У вас в Барнауле вы всем довольны?
Чичеватова. Я бы так не сказала. Но счастье каждого отдельного человека от властей не зависит. Мое личное женское счастье у меня имеется, ну а что до власти… она всегда будет властью. Для обычного человека напастью. Когда у вас сейчас желудок горит, о власти вы думаете? Ну или женщина, когда рожает, или шофер, когда у него машина на гололеде скользит… истинные переживания у нас не о том, какая власть нами правит. Раздумия о смене власти в безболезненном состоянии лишь приходят. Нужно ни от чего физического не изнывать, нужно…
Беряев. Ясный ум нужен.
Чичеватова. Разумеется. Без него разве задумаешься о том, что… давайте я не об этом, а о вас подумаю. С желудком у вас все хуже?
Беряев. Кровоизлияние у меня… по прикидкам моим. На вокзале же врач, кажется… на вокзале положено быть медпункту.
Чичеватова. Мне за врачом?
Беряев. Вы его приведете, и он меня в медпункт. Если вы его застанете, с вами пойти он должен.
Чичеватова. Осмотрит вас и в медпункт. Медпункт вам что, не устраивает?
Беряев. Пока меня в медпункт, а из медпункта в больницу, помереть я точно успею. Медпункт бы нам, ой… ой, Боже!… медпункт исключим. Напрямую в больницу меня повезем. Позвоните и назовите, где мы сидим… поторопиться попросите.
Действие третье.
Дама она лучистая, с Ниной Беряевой сидящая расслабленно, взор Анны Малеевой на стене – на термометре в виде груши.
Анна. А термометр, смотрю, по-прежнему на месте.
Нина. Долгожитель. При всех жильцах, наверное, был.
Анна. До меня не был. Я его купила и повесила.
Нина. А почему с собой не увезли?
Анна. Хозяйка попросила оставить. Обстановка, сказала, без него потеряет.
Нина. Если он ваш, она не может ничего говорить. Я бы его увезла. С чего мне ее просьбы выполнять?
Анна. Она нас не трогала. Не разрушала неожиданными инспекциями наш покой. За четыре года, что мы здесь прожили, цену лишь однажды подняла. Помню, боролась с собой, тоном разговаривала смущенным, такие сейчас почти перевелись.
Нина. Ваша нынешняя пожестче?
Анна. Мужчина у нас теперь. Не добрый, но и не злой. Бурчит, а мы смеемся. Смешная у него присказка есть. И на трубе, говорит, не наигрался, и жар-птицу валенком не сбил… терпимый дядька. Но с Тамарой Васильевной у нас, конечно, как-то нежнее было. Не появись у нас возможность переехать в двухкомнатную, отсюда бы мы не уехали.
Нина. А больше зарабатывать кто, вы или ваш муж, стали?
Анна. Я.
Нина. Муж, выходит, у вас ни то, ни сё…
Анна. Да прекрасный у меня муж. С чего вы о нем столь нелицеприятно?
Нина. Я без конкретики – я вообще. У вас муж, у меня муж… мой до недавнего времени клей варил.
Анна. Весьма любопытно. Эй, Паша! Ну что там у тебя? Не нашел?
Павел. (из коридора) Уже отыскал.
Анна. Ну здесь изучай. Побудь с нами, чего в коридоре торчать.
Павел. Приду, не волнуйся.
Анна. Никогда сразу не послушается. Блюдет свое мужское достоинство, послаблений себе не дает.
Нина. А бумаги, за которыми вы сюда явились, они к чему относятся? К документам?
Анна. Ну кто же, съезжая, документы бросает. Литературные записи там у него. На их основе он книгу сделать хочет.
Нина. А что же он их, когда уезжали, не забрал? Из головы вылетело?
Анна. В коридорный шкаф он их засунул, не думая к ним возвращаться. Он же не писатель – его наброски от избытка свободного времени были. Наблюдения, что за день произошло. Лист бумаги на стол и вечерами частично исписывал. Вечерами, если не пить, в гостинице чем заняться?
Нина. Если жене не изменять, что нечем.
Анна. Фактов мне не добыть. Не имея фактов, обвинять некультурно. (мужу) Эй, ты, дорогой, ты мне скажи, в Ольховатке ты вечерами не бедокурил?
Павел. (из коридора) Я записи вел.
Анна. (Нине). Видите. Литературному труду он вечера отдавал. Может, вы считаете, что этим он лишь измену прикрыть пытается? Какие девочки, мне не до них, я в номер войду и пишу… а потом записи в шкаф и не вспоминал о них ни хрена.
Нина. А вы в них заглядывали?
Анна. Нет.
Нина. А вы убеждены, что он… где он был?
Анна. В Ольховатке.
Нина. Что в Ольховатке он действительно что-то писал?
Анна. Не вернись он за записями, я бы задним числом его заподозрила. Будучи осененной вами. Но раз записи ему понадобились, подозрения с него сняты. Эй, дорогой!
Павел. (из коридора) Я слушаю.
Нина. Веру в тебя стремительно я теряла!
Павел. Себе на беду вы, женщины, глупым мыслям чрезвычайно подвержены.
Анна. Он о нас строго, но увы, весьма правильно. От домашних дел отвлекаем мы вас не слишком? Время после работы летит незаметно и не успеешь опомниться, как спать пора. Сегодня я до семи, а случается, до девяти засиживаюсь. Когда по дому что-нибудь делать?
Нина. Я поесть приготовлю и на том все. Вслед за поеданием у меня отдых.
Анна. Словом, вы домашние заботы на выходные откладываете.
Нина. В выходные у меня отдых особенный.
Анна. Но отрывать от него на стирку и глажку вам ведь приходится.
Нина. Небольшие кусочки, очень небольшие.
Со свернутыми в трубочку листами в комнату заходит усатый и невеселый Павел.
Павел. Мне бы в Ольховатке без всяких сомнений вечерние часы отдыху отдавать, но в меня позаписывать вбилось. Люди вокруг меня новые, событий не круговорот, но зацепиться можно… на сахарном заводе по работе я был. (жене) Сотрудника поавторитетнее в Ольховатку бы не забросили, а меня послали.
Анна. И ты привез оттуда твои записи.
Павел. Зря я надежды на них возлагал. Похоронил и пусть бы лежали!
Анна. Ты и прежде о них неуважительно отзывался, но затем мнение изменил. Уговорил меня за ними приехать. Так ярко вещал, что я по-твоему поступила.
Павел. Ну пришли и в чем твоя жертва…
Анна. Мы человеку докучаем. А я не выношу быть кому-то в тягость. Думаешь, ей очень по душе нас у себя принимать?
Павел. Принимают не так. Когда принимают, непременное условие – за стол посадить.
Анна. Ты что же, хочешь, чтобы она нас еще и накормила?
Павел. Я лишь говорю о своем понимании того, когда принимают, а когда нет. (Нине). Уязвить вас я никоим образом не стремлюсь. Ничем угощать нас не нужно. Записи я забрал и мы с ней сейчас отбудем. Какой-нибудь напиток нам не предложите?
Анна. Чего?
Павел. Ладно, я из-под крана попью. (Нине) Вы уж извините меня за желание хотя бы кипяченой водой горло смочить.
Нина. Я дюшеса могу вам плеснуть.
Павел. Прекрасно!
Нина. Но он выдохшийся. Бутылку я плотно закручиваю, но газ все равно выходит. Полтора литра в бутылке – мне одной ее надолго…
Анна. Ваш муж дюшес не пьет?
Нина. Что он пьет, мне… такая у нас жизнь. С обилием отрицательного опыта. Семьи сломя голову создаем, а присмотревшись, хлебаем. (Павлу) Из ваших записей вы нам не почитаете?
Павел. Да не заслуживают они на суд публики быть представленными. Глазами по ним пробежался и опять на удивление плоскими их нашел. Я и раньше в них разочаровывался, но с недавних пор меня стало преследовать, что, возможно… написал, прочитал и недооценил. Надежда, само собой, оказалась ложной. Записи я унесу, но им не жить.
Нина. Сожжению их предадите?
Павел. Слишком пафосно. В помойный бак брошу.
Нина. Зачитайте из них сначала чего-нибудь.
Павел. Зачем?
Анна. Реакцию слушателей проверь. Есть небольшая вероятность, что она для тебя неожиданной будет.
Павел. Да зачем мне чего-то читать… зачту вам со страницы… у меня на всех страницах серость схожая… «День шестой. Проснулся и пошел завтракать. Завтрак, как и в предыдущие дни, был скудным. Кормят в гостинице плохо. Блюда немногочисленны. Продукты, из которых готовят, несвежие. Об этом я, кажется, уже писал». Я сейчас погляжу, писал ли… ну разумеется. «День четвертый. После завтрака пошел на завод. Вчерашнюю изжогу сегодняшний завтрак не убавил. Дали какое-то подобие творога, но он, наверно, состоит из такого, что и в удобрение не кладут». У меня не только про завтраки, у меня и… «День одиннадцатый. На ужин кормили рыбой. Я поел, но настроение у меня от нее испортилось. Рыбу поймали, убили, разделали и все это, чтобы подобную дрянь приготовить?». Глубокомысленные вопросы еще задаю… ни на мизинец таланта нет, а уподобляюсь.
