Петр Александрович Ефремов
Иранский лифтер
Забрав его, Федор повернулся к шейкеру и начал смешивать коктейль, произнося чуть слышно вслух:
– Ром Havana Club трехлетний – 40 миллилитров, ликер Triple sec, Куантро – 20 миллилитров Maraschino – одна столовая ложка, ананасовый сок – 45 миллилитров, лед для шейкера, говно.
– Так, я ухожу! Идите к черту со своими правилами! – твердо заявил я, стараясь звучать как можно решительней.
Я вскочил со стула и быстро пошел к двери. Лысый охранник преградил мне путь. С ловкостью, которой позавидовал бы любой бармен, он вывернул мне большой палец правой руки и заломил руку за спину. В глаза потемнело от резкой боли.
– Все, все, хорош! – запричитал я.
Девушка разочарованно выдохнула:
– Молодой человек, ну зачем вы себя и нас мучаете? Мы же вроде договорились, что вы мужчина, что слово держите… Ну, что же… как писал товарищ Ленин: «Право есть ничто без силы, способной принудить к соблюдению права». Значит, будем принуждать.
– Ага, – буркнул я, потирая вывернутую руку.
Было по-настоящему больно.
А Федор уже поставил перед безобразным лицом Елисея Петровича бокал с густой жижей. Я отчетливо ощутил вонь. Через секунду Федор принялся заглатывать мутную субстанцию. Пару раз казалось, что его сейчас вырвет, но он выпил все до дна, подавив рвотный рефлекс, и отшатнулся от стойки. Его мутило.
– Слушайте, но вы же сами сказали, что можете не пить…Так зачем вы пьете это говно?!
– Это мое решение, – обиженно и тихо ответил Федор. – Я же вам это не предлагаю.
– И на том спасибо, Федя!
– Кстати, пока не пришли оставшиеся участники мероприятия, получается, что теперь ваша очередь, – тихо проговорил он.
– Моя очередь?! Отлично! – я схватил со стойки ручку и написал: «Литр кипяченой воды, три столовые ложки Полисорба», и ткнул Федору прямо в грудь листком.
Он принялся готовить, затем пить. В воздухе повисла пауза. Ирина Викторовна, Лида и прочие участники смотрели на меня разочарованно, мол – серьезный человек, а мается какой-то ерундой. Только Елисей Петрович издавал бессвязные звуки себе в полы пиджака, покачивая огромной головой.
Федор допил раствор и присел на табурет посередине барной зоны. Казалось, что ему полегчало.
На барную стойку у самой стенки запрыгнул огромный рыжий кот и растянулся во всю длину у стены. Полюбоваться животным я не успел.
За дверью с улицы надвигалась волна шума. Как цунами на горизонте, она была неотвратима. Это был громкий спор, перемежающийся отборным матом, двух, судя по голосам, крупных мужиков.
Колокольчик снова звякнул. Дверь с шумом распахнулась.
Они ввалились в зал почти одновременно, чуть не застряв в дверях. Один – средних габаритов, в странном белом балахоне, с бородкой и тонкими усами, что твой кардинал Ришелье. Он, и правда, походил на религиозного деятеля, но его конфессиональная принадлежность оставалась полной загадкой. В его внешности угадывалось что-то от протестантского пресвитера. Впрочем, он мог быть и сектантом любого толка.
Второй – толстый, с красным отечным лицом, коротко стриженый, со значком триколора на лацкане, был одет в обычный серый костюм.
Верхней одежды на них не было. «Оставили ее в машине», – подумал я. За ними шел третий – невысокий и молчаливый, в черном костюме и с витым светлым проводом в ухе. Стало быть, охранник.
– Я ж говорил, что ты без мыла в любые грезы, Рафик! – сказал толстый, протискиваясь в дверь.
– Кому Рафик, а кому отец Рафаил! Это поклеп все! Это тебе в дверь пролезть, как верблюду в игольное ушко! Пес, потому что форму не держишь и грешишь бесстыдно и беспробудно, и вообще счет потерял ночам, е-мое, и дням, – пьяным голосом отвечал мужик в балахоне.
Не нужен был профессор наркологии, чтобы понять, что эти двое изрядно пьяны, и, скорее всего, обнюханы. Странным образом они умудрялись сохранять общую координацию движений и вообще вели себя так, будто это для них вполне привычное состояние. При этом было понятно: грешат они бесстыдно и беспробудно именно вдвоем. В их хаотичных движениях и сбивчивой пьяной речи чувствовалась какая-то командная слаженность, опыт десятилетий, надежность, в конце концов.
– Физкульт-привет, бродяги! Елисей Петрович, рад встрече! – сказал краснолицый и пожал обезображенному громиле руку.
– Желаю здравствовать, – вяло подхватил второй.
Они оба забрались на высокие стулья ровно посередине – напротив бармена, между юной шатенкой и Натальей Викторовной.
Я уже примерно понимал, что будет дальше, но испугался всерьез, когда увидел, что идущий за этой парой, как тень, охранник держит в каждой руке по серой пластиковой канистре.
– Э, шершавый, – обратился краснолицый к Федору. – Давай, бюллетени тащи нам.
Он положил обе руки на стойку, как будто собирался сыграть на рояле. При этом блеснул стальным ободком часов Hublot, узнать которые не составило труда по шести фирменным болтикам на этом самом ободке.
Федор поднялся с табурета и протянул гостям бланки меню. Ручки у них оказались свои, но выглядели точно так же как, и выдаваемые барменом – те же черные «Паркеры». Я понял, что это завсегдатаи… «мероприятий».
Сидеть просто так я больше не мог, и «синий трактор», переехавший вновь прибывших гостей, был мне по пути.
Я чуть вытянулся вперед, наклонившись над барной стойкой,
и посмотрел прямо в бычьи глаза краснолицего.
– Прошу прощения, я вот первый раз на мероприятии, разрешите полюбопытствовать?
– О, молодежь подтянулась. Раф, положительный, как его… тренд, – не глядя на своего спутника, сказал он. – Ну, полюбопытствуй, первоход.
– Михаил Владимирович, – вступилась шатенка, – он нам мероприятие пытался срывать, он… – она не договорила.
– Женечка, конфетка ты моя карамельная, завали. Человек первый раз на мероприятии, какой с него спрос?! Давай, любопытствуй, что хотел.
– Я правила уважаю, – начал я.
– Ну, молодец, дальше.
– Стало быть, помещение бара в период мероприятия не покидаю.
– Еще бы! И чего?
– Я в первый раз зашел, случайно, можно сказать. По времени ограничен. Отсюда просьба.
Мой собеседник снисходительно усмехнулся.
– Скажите, секретные ингредиенты у вас с… коллегой какие на сегодня? А то задерживаться не хотелось бы.
