Павел Хохлов
Весна на Юпитере
Следующий этап представлял собой установку сейсмического оборудования. И снова на своих руках таскаю штативы, технику, инструменты, просверливаю крепкий лед, своей плотностью напоминающий бетон, чтобы надежно закрепить научное оборудование для долгосрочного слежения. Отхожу от лунного модуля в южном направлении и устанавливаю две фотоловушки на расстоянии километра друг от друга. В каждой из них по четыре камеры в разных направлениях для максимального охвата поверхности Европы. Надеюсь, они смогут запечатлеть что-нибудь стоящее!
В очередной раз возвращаюсь к модулю, чтобы вооружиться инструментами и контейнерами для взятия проб. Я чувствую, как сильно устал, но отложить этот этап на следующий выход не могу – это последний. Мне остается только загрузить материалы и инструменты, и взлетать. Несмотря на оптимальную защиту специально разработанного скафандра, я все равно получаю определенную дозу излучения. Несмотря на красоту и обманчивый покой, оставаться в этом месте надолго нельзя. Поэтому и предусматривалось всего два выхода на поверхность в максимально сжатые сроки, чтобы минимизировать воздействие мощного излучения Юпитера.
Зажав в толстой перчатке здоровый контейнер с целой кучей изолированных секций и небольшой колун в другой, направился в самый дальний угол посадочной площадки. Пробы обязательно должны были быть стерильными, чтобы попавшие на поверхность элементы сгоревшего топлива при посадке не загрязнили их и не помешали научным изысканиям. Преодолев небольшой вал, я осторожно спустился в широкую низину, оказавшись окруженным возвышенностью, и сразу приступил к сбору пород. Лед откалывался с огромным трудом, крошился на мелкие крошки и осыпался мелкой кристаллической пылью между пальцев. Мне никак не удавалось отколоть кусок побольше, но я продолжал размахивать колуном, нанося удар за ударом, пока, наконец, не достиг своей цели. Я разбивал лед в районе пологого подъема из низины поэтому, когда крупный осколок покатился вниз, оказавшись за пределами моего ограниченного обзора, я потерял его из виду. На Земле наклонить голову и нагнуться, чтобы поднять какой-то предмет, не вызывает у нас никаких затруднений. Если, конечно, у вас нет проблем с позвоночником. Здесь мне пришлось в очередной раз изрядно потрудиться, чтобы обнаружить отколотый кусочек, скатившийся к моим ногам, а затем поднять его и бросить в контейнер. В этой низине я собрал много образцов пыли, порошкообразных кристаллов, отложений на льду.
Несмотря на усталость, я остался доволен проделанной работой. Закрыв герметичный контейнер и взвалив его на себя вместе с инструментами, я аккуратно выбрался из низины, стараясь сохранить равновесие, и в этот момент обнаружил, что лунного модуля нет на месте. По спине прошелся легкий холодок, как будто мой скафандр разорвался сзади, отчего мне стало холодить спину. Куда он мог деться? В голове за секунду проскочили две версии. Первая, фантастическая, совершенно не имеющая ничего общего с реальностью – просто разыгравшееся воображение, словно я стал героем романа: произошел самозапуск, и модуль нетерпеливо покинул холодную Европу, не дождавшись меня. Как он улетает, я не мог услышать из-за практически полного вакуума, но обязательно ощутил бы вибрацию взлетного режима. Так как я ничего не почувствовал, эта версия исключалась. Вторая версия, более реалистичная, хотя и очень маловероятная – именно под модулем произошел разлом, поглотивший его целиком, обрекая меня на быструю и мучительную гибель. Немного поупражнявшись в игре с воображением, я решил, что пора возвращаться на пропавший модуль. Вал изо льда ограничивал мне обзор поверхности на все триста шестьдесят градусов. При ограниченной видимости в скафандре, увлеченным работой, было очень легко потерять ориентир. Я не боялся заблудиться, так как прекрасно помнил, с какой стороны спустился в эту низину, но ощущение, признаться, было незабываемым. Действительно было что-то особенное в том, что я потерял лунный модуль из виду – в одну секунду на меня навалилась обреченность, безысходность и всепоглощающее чувство бесконечного одиночества.
Выбравшись из низины, выжатый как лимон, я побрел к модулю. Один его вид приносил спокойствие и умиротворение в мою одинокую душу. Еще бы! Вся моя жизнь зависела только от него. Только он был единственным оазисом, способным сохранить жизнь в этом бесконечно безлюдном мире.
Ноги не слушаются, с трудом поднимая давящий на них груз свинцового скафандра, инструментов и большого контейнера. Лед на месте моей посадки был идеально ровным, с шероховатой поверхностью из-за вкраплений, образовавшихся в результате выброса подледного вещества или имевших метеоритное происхождение. Но мне хватило одной маленькой кочки, чтобы зацепиться за нее непослушной ногой и упасть. Падение казалось бесконечно долгим. Через окошко скафандра я видел, как к моему лицу медленно приближается обжигающе холодная поверхность спутника. Настолько медленно, что я успеваю детально разглядеть сеточку мелких трещин с одной стороны короткой бороздки и глянцевую поверхность с другой, в которой отражается накрывающий ее скафандр. Падение, несмотря на кажущуюся замедленность, оказалось тяжелым и неуклюжим. Я едва успел выставить руки вперед, чтобы немного смягчить удар, но его часть все равно пришлась на обзорное стекло скафандра, так как руки предательски разлезлись по сторонам. Я невольно закрыл глаза, боясь порезать их о разлетающиеся осколки разбитого вдребезги стекла. Мне показалось, что так и случилось, когда я услышал свист вырывающегося в вакуум воздуха. Но это оказалось всего лишь мое встревоженное дыхание. Скафандр был достаточно прочным, чтобы выдерживать подобные нагрузки. Он проходил испытания на Земле, с ее более мощной гравитацией, поэтому падение на маленькой Европе не могло нанести ему каких-либо повреждений. На удар о поверхность среагировали только показатели системы жизнеобеспечения в верхнем углу. Мигнув, они на секунду потеряли четкость, но быстро восстановились и по-прежнему сообщали о нормальной работе скафандра. Можно было спокойно выдохнуть и попытаться подняться на ноги. Это, конечно, оказалось сделать совсем непросто, но, приложив массу усилий, мне удалось встать сначала на одно колено, затем выпрямиться во весь рост. Теперь мне было необходимо поднять контейнер и отнести его к шлюзовой камере. Выполнив эту весьма непростую операцию, я вернулся за инструментами, так как они мне еще пригодятся на Ганимеде.
Сил в руках уже не было. Мне казалось, что скафандр сам поднимает на борт оставшиеся инструменты, штатив от камеры, саму камеру, отснявшую уникальный материал, а я просто наблюдаю за этим как из кабины автопогрузчика. Затем, забравшись в шлюзовой отсек, отстегиваю прикрепленную к корпусу лесенку и затаскиваю ее, надежно фиксируя на стене до следующего выхода. Еще я помню, как сквозь усталость и льющийся на глаза пот бросил прощальный взгляд на Европу. Это был тот самый случай, когда точно знаешь, что прощаешься навсегда. К чему я осознанно приложил усилия, так это к закрытию внешнего люка, несколько раз убеждаясь в надежности и герметичности его соприкосновения с корпусом.
Часы показывают около десяти часов вечера по бортовому времени. Я провел более пяти часов на поверхности! Неудивительно, что я себя так чувствовал. Выбираюсь из скафандра и сразу заставляю себя идти в отсек управления, впервые в своей летной практике нарушив инструкцию, по которой я должен выполнять посадку и взлет в скафандре, на случай разгерметизации корабля и прочих неблагоприятных факторов, способных повлиять на пилотирование лунного модуля. Несмотря на сброшенный с плеч груз, уставшие ноги не чувствуют особого облегчения. Первой моей мыслью было завалиться на кровать, отдохнуть хотя бы минут двадцать, и только потом взлетать. Я знаю, что это самообман! Если я вырублюсь, то как минимум часов на шесть, не меньше. Это, конечно, не смертельно, но затягивать с вылетом все же не стоит.
Взлет, допустимая вибрация, небольшие перегрузки, и поверхность Европы начинает стремительно удаляться от меня. Детали рельефа сглаживаются набранной высотой, близкий горизонт округляется, превращая плоскую поверхность в шар, и я уже на орбите в ожидании ответственного момента стыковки с кораблем. Сам корабль виден невооруженным глазом, но все еще достаточно далеко от меня, и мне придется провести несколько часов в орбитальной погоне за ним, постепенно сокращая расстояние. Этот дедовский метод стыковки позволял вносить корректировки и минимизировать все риски этого непростого процесса благодаря относительно небольшим скоростям.
Стыковка прошла успешно, в автоматическом режиме, благодаря чему я снова оказался на борту корабля, ставшего мне настоящим домом. Я был так рад вернуться на него, что, выбравшись из лунного модуля, с удовольствием проплыл по его комнатам, здороваясь с ними, убеждаясь, что за время моего отсутствия все осталось на своих местах, а системы продолжают функционировать в заданном режиме.
Чувствую сильную усталость после работы на Европе, но мне надо лететь дальше. Меня ждет Ганимед, до которого добираться более суток – за это время успею отдохнуть как следует. Снимаюсь с орбиты Европы, корректирую маршрут, время полета и точку выхода к следующему спутнику. Корабль, набирая скорость, помчался в заданном направлении, все дальше удаляясь от великого Юпитера.
Глядя на уплывающую в тень газового гиганта Европу, мне захотелось придать какой-то торжественности этому моменту, проводить взглядом спутник, с которого я только что прилетел, пока он не скрылся в густой тени. Я совершил подвиг, чудо, сделал фантастику и мечты реальностью, реализовав весь вложенный потенциал человечества в целом и отдельно взятого человека в частности. Думаю, осознание этого момента придет ко мне позже, возможно, на обратном пути, когда я смогу спокойно переосмыслить и прокрутить в голове все события полета. Или на Земле, когда буду снова и снова рассказывать о каждом моменте этой поистине великой экспедиции. Меня отвлекают от этого лирического момента текущие дела, первые из них, это отправка очередного отчета о благополучном возвращении на корабль. Сообщение вышло сухим, максимально конкретным, как старая телеграмма, сжатым и каким-то вымученным, как я сам – усталость взяла свое, глаза слипались, не хотелось ни есть, ни пить – только спать. Что я и сделал, отправившись в спальную комнату, еще раз убедившись, что корабль в автоматическом режиме следует в заданном направлении. Стоило зафиксировать себя в спальном мешке, как я провалился в долгий и глубокий сон без сновидений. Бортовое время показывало четыре часа утра.
Проснулся неожиданно рано, около одиннадцати часов с ужасной ломотой в теле и чувством дикого голода. Отстегнувшись и выбравшись из спального мешка, поплыл в бытовой отсек. Как приятно было парить в невесомости, не чувствуя собственного веса. Несмотря на это, физические нагрузки, которые я испытал на Европе, незамедлительно дали о себе знать. Каждое движение отдавалось болью в мышцах, особенно в ногах, принявших на себя основной удар гравитационной нагрузки. Сегодня не было и речи о ежедневных упражнениях на тренажере. Мне нужно за сутки как следует восстановить силы, чтобы нормально отработать на Ганимеде.
В первую очередь выпиваю крепкий сладкий кофе. Как обычно, одной кружкой, точнее пакетиком, из которого пью жидкости, не насыщаюсь. Завариваю второй и отправляюсь в отсек управления читать письма с Земли. Сегодня их оказалось неожиданно много: поздравления, пожелания, были также внесены кое-какие корректировки в дальнейшую работу на поверхности Ганимеда. Пишу ответ в Центр, что все понял и откладываю следующий сеанс связи до выхода на орбиту. Теперь можно как следует пообедать, а потом почитать художественную литературу. Настроение было отличным! Сегодня у меня выходной! Правда, нормально почитать не получилось, так как мной вновь овладел сон, и я ему нисколько не сопротивлялся – у меня же заслуженный выходной!
На следующий день, за час до выхода на орбиту Ганимеда, я в отсеке управления слежу за полетом и выросшей передо мной планетой. Я удалился от Юпитера на миллион километров, именно так далеко от него проходит орбита Ганимеда. Миллион – это серьезный рубеж. Мне осталась вторая и последняя высадка, после которой, вернувшись на корабль, я полечу домой. Мне осталось провести в прекрасном мире Юпитера совсем немного времени.
Ганимед по-своему красив, и я с удовольствием разглядываю его узнаваемую поверхность. Узнаваемую благодаря тысячам снимкам искусственных аппаратов, присланных нам на Землю с этого, казалось бы, недосягаемого для человека рубежа. Ганимед – еще один представитель, мимо которого невозможно было пройти принципиально. Как можно не уделить внимание самому большому спутнику Солнечной системы? Вращайся Ганимед на своей орбите, имел бы полное право называться полноценной планетой, превышающей своими размерами Меркурий и Плутон. Но формирование нашей системы шло по своему сценарию, и ему была отпущена другая роль, и признаться, не последняя в этом большом космическом театре.
Перед высадкой даю подробный отчет о подготовке всех систем. Третий раз проверяю наличие научного оборудования, перенесенного с грузового отсека, и надежность его крепления к заранее подготовленным пазам. Оно, как и на Европе, должно будет отработать свой научный век на поверхности спутника.
Проверяю рабочие системы лунного модуля, системы жизнеобеспечения и навигации. Все трижды проверено и трижды перепроверено – это не забытый выключенный утюг в квартире, куда можно вернуться в любой момент. Топлива в модуле после Европы немногим больше половины – только на спуск, торможение, короткую корректировку при посадке и возвращении. Чувствую себя спокойно. Но это относительно моего первого спуска.
Вновь этот легкий толчок, означающий, что я совершил отстыковку от корабля и устремился вниз с расстояния в пятьсот километров от поверхности. Несколько секунд свободного падения. Вхожу в легкую тончайшую атмосферу Ганимеда, на что незамедлительно среагировали внешние датчики. Контрольная точка! Через три секунды должен врубиться тормозной режим: три, две, одна… Тишина длилась не больше секунды, но она показалась мне пугающе долгой. С небольшой задержкой тормозной режим включился в работу, чтобы помочь мне аккуратно поставить модуль на поверхность. Теперь все внимание на саму поверхность – кратеры, расщелины, выраженные неровности самого рельефа. На Земле мы старались детально изучить место посадки по имеющимся фотографиям, создавали по ним 5Д симуляцию, чтобы я отрабатывал навыки посадки, но разрешение этих фотографий, несмотря на отменное качество, все же не позволяло детально изучить каждый бугорок, кусок торчащей скалы или небольшой кратер. Тем более что от посадки зависел и мой взлет. Слишком сильный крен модуля не позволил бы совершить вертикальный взлет, так как его корректирующие движки были неспособны выровнять критический угол изначального наклона. Но благодаря общему представлению о местности и отработанным навыкам, я совершил отличную посадку, коснувшись Ганимеда сначала двумя амортизирующими подножками, затем третьей, после чего он уверенно занял свое место на поверхности.
