Павел Акимович Крапчитов
На 127-й странице. Часть 1
Сцена 35
Капитанский салон, в который меня пригласили на ужин, представлял собой довольно просторную комнату. В центре стоял длинный стол вишневого цвета на десять-двенадцать персон с удобными креслами. Каждое кресло было прикреплено к полу стальным тросиком на случай шторма.
Когда я пришел, за столом сидело несколько мужчин с капитаном во главе стола и две дамы.
Поскольку знания здешнего этикета у меня полностью отсутствовали, я решил быть максимально вежливым.
– Добрый вечер, дамы и господа. Позвольте представиться, лорд де Клер.
После чего занял место на противоположном от капитана конце стола. Капитан удивленно посмотрел на меня, но никак не прокомментировал мои действия.
– Сейчас принесут аперитив, – начал капитан Хемпсон. – Я пока представлю вам присутствующих.
Понятно. Значит, я немного опередил капитана. С другой, стороны, зайти букой, сесть молча за стол было бы, на мой взгляд, хуже.
– С лордом Деклером вы уже знакомы, – капитан сделал небольшой жест рукой в мою сторону. – Поэтому я представлю сначала дам, которые своим присутствием безусловно сделают наше плаванье незабываемым.
– Справа от меня миссис Донахью, которая, повинуясь супружескому долгу, следует к своему мужу в Токио. Он занимает важный пост в дипломатической миссии САСШ.
Миссис Донахью была приятной молодой женщиной в бежевом платье с массой кружев и оборочек, как того, очевидно, требовала текущая мода. Она с улыбкой, как бы здороваясь, посмотрела на каждого из сидящих за столом. Последним в ее списке оказался почему-то Деклер.
– Мне очень приятно, – сказала она.
«Мне тоже», – подумал Деклер и пожалел, что опоздал к «раздаче» мест.
– Слева от меня, – продолжил капитан. – Известная журналистка, редактор журнала «Метрополитен», мисс Одли. Она по заданию редакции совершает кругосветное путешествие.
Он хотел еще что-то добавить, но молодой военный, сидящий напротив Терезы Одли не смог сдержать восторга и захлопал. Захлопали и остальные. Один из мужчин, грузноватый, средних лет даже вышел из-за стола, достал откуда-то небольшой букет цветов, подошел к мисс Одли, сказал что-то приветственное и поцеловал руку. Мисс Одли была явно растроганна таким оборотом событий. Она раскраснелась, но потом взяла в себя в руки и не менее грациозно, чем миссис Донахью, раскланялась с присутствующими. Одета она была в серое дорожное платье. То ли не успела переодеться, то ли просто у нее не было возможности взять столько же багажа, как миссис Донахью.
Дальнейшее представление было не столь эмоциональным. Молодой военный, аплодировавший мисс Одли, оказался первым лейтенантом кавалерии армии США. Другой военный, сидящий рядом с ним и недовольно на лейтенанта поглядывающий, был его непосредственным начальником, майором той же кавалерии. Оба ехали в Японию по приглашению правительства этой страны. Им предстояло принять участие в обучении японской армии нового образца. Сидящий напротив майора и рядом с капитаном мужчина, в строгом черном костюме, оказался священником-кальвинистом. Он и еще пятнадцать последователей этой ветви христианской церкви ехали в Японию проповедовать и обращать в свою веру заблудших во тьме язычников. Пожилой мужчина, целовавший руку мисс Одли, оказался промышленником, разбогатевшим на торговле с Китаем. Япония была для него промежуточным пунктом. Он следовал дальше в Гонконг.
В качестве аперитива два стюарда принесли холодное шампанское. Пока собравшиеся пробовали шампанское и разговаривали между собой, стюарды принесли меню основных блюд. Поскольку я сидел с краю, разговаривать мне было не с кем, и я углубился в чтение меню. Там было что почитать.
Меню было отпечатано типографским способом и в нем были указаны только разделы: рыба, мясо, салаты, сыр, фрукты и десерт. Напротив каждого раздела оставалось свободное место, куда можно было вписать то конкретное блюдо, которое было приготовлено коком в этот день. Так стюарды и поступили.
Супов по понятной причине не было. На первом месте в разделе Рыба стояли «фиш&чипс». Наверное, как дань британским корням «Пасифика». Потом шло несколько наименований салатов. Ни «Цезаря», ни «Греческого» я не обнаружил, а остальные названия мне ничего не говорили. Брать что-то незнакомое мне не хотелось. Дальше шли ветчина, мясной рулет и стейки. Затем – сыр и фрукты. Завершали меню десерты: яблочный пирог и какие-то синнабоны.
Перед отъездом я зашел в «Старую индейку», где основательно подкрепился. Голод меня не мучил, и я решил на ночь не наедаться. Заказал ветчину и сыров, каждого понемногу, из тех что были указаны в меню. Из напитков попросил принести воды и по бокалу сухого красного и белого вина. Цены на блюда, указанные в меню были смешные, а с учетом тех денег, которые мне достались от индейца-в-зеленом-костюме и которые были выданы Маккеланом на путешествие, очень смешные. Самым дорогим оказалось вино и, скорее всего, потому что было, как написано в меню, итальянским. Конечно! Что стоит довезти до западного побережья вино из Италии?!
А капитан Хемпсон тем временем продолжал:
– Дамы и господа, еще минуту вашего внимания, – попросил он. – Хочу от лица компании предложить вам абонемент на ужин на ближайшие 10 дней. Все что вы видите в сегодняшнем меню, вы сможете получать каждый вечер с 50% процентной скидкой.
– Хм, а если я не захочу брать этот вот, Уолдорфский салат? – задал вопрос промышленник, едущий в Гонконг. Джеймс Томпсон, кажется. Его имя, как-то сразу запомнилось мне, а вот, как зовут майора и лейтенанта, я не запомнил. Может быть потому, что к ним можно запросто обращаться без имени по званию: майор, лейтенант?
– Не захотите салат, возьмете стейк, – бодро ответил капитан.
Томпсон был бы плохим бизнесменом, если бы не спросил:
– Но за салат-то я уже заплачу, когда куплю абонемент?
– Да, но именно поэтому и дается такая большая скида, господа! 50%! Все за полцены! – как заправский ярмарочный зазывала продолжал уговаривать капитан. Я решил его поддержать.
– Отличное предложение, капитан! Я согласен, – сказал я, вскинув при этом, как на аукционе руку.
– Правильное решение, лорд, – кивнул мне капитан. – Стюард зайдет к вам в каюту и все оформит.
Я поблагодарил его кивком головы.
Чуть погодя и все остальные выразили желание приобрести абонемент на ужин. Ни я, ни другие тогда не поняли, что это предложение с подвохом.
Принесли еду. В отличие от меня аппетит у остальных был отменный. Одно блюдо сменяло другое. И все почему-то недовольно поглядывали на меня с моими двумя тарелками ветчины и сыра.
Наконец, когда первый голод был утолен, майор не выдержал и спросил:
– Лорд, а почему вы совсем не едите?
Ну, что ему ответить? Что не ответишь, этот человек, который только что съел рыбу с картошкой, а потом еще стейк, все равно меня не поймет. Поэтому уходим от прямого ответа и напускаем тумана.
– Знаете, майор, считается, что в борьбе головы и сердца побеждает желудок. – Я сделал паузу, давая всем возможность оценить фразу. – Но сейчас мое сердце занято присутствующими дамами, голова – предстоящим путешествием, поэтому про желудок я просто забыл.
– Браво! – это сказал Томпсон. Наверное, он решил поддержать гражданское лицо в «борьбе» с военными. – Предлагаю выпить за присутствующих дам.
Вот так вот. Что не скажи, каждый услышит свое. Мы все подняли бокалы и выпили.
– Скажите, мисс Одли, – поставив бокал, продолжил Томпсон. – Вы будете что-нибудь писать для своего журнала во время путешествия?
– Да, конечно, – ответила Тереза Одли. – Как только мы прибудем в порт, и я доберусь до ближайшего телеграфа, я отправлю, наверное, сразу несколько репортажей о плавании.
– О! – раздалось со всех сторон.
Наверное, только я и миссис Донахью восприняли спокойно, сказанные Терезой Одли слова.
– Напишите про доблестную американскую армию! – это просил лейтенант.
– Про наш корабль, который борется со стихией! – это были слова капитана.
– Уделите немного вашего внимания тому, как мал и хрупок человек на фоне великого океана, – предлагал священник. – И спасти его может только молитва.
– Господа, а вы читали какие-нибудь мои статьи в журнале? – робко спросила мисс Одли и, как я понял, поставила всех в неловкое положение.
Все замолчали. Откровенно врать не решались. Вдруг, еще что-то спросит. На редкость не тактичная дама.
– Я читал, – сказал я, решив помочь мисс Одли. – Я читал ваши сказки. Они мне очень понравились.
В моем чемодане лежало пять старых номеров «Метрополитена». В номере, как правило, было несколько материалов, написанных Терезой Одли. Рассуждения про семью, описание окружающей город природы, репортажи со светских вечеринок, рецензии на книги, статьи о женской одежде и косметике и сказки. Писала мисс Одли под псевдонимами и только сказки подписывала своим именем. С расшифровкой псевдонимов мне помогла фрау Бергман, оказавшаяся преданным читателем «Метрополитена». Журнал продавался очень дешево, был достаточно толстым и выходил раз в месяц. Поэтому фрау Бергман находила деньги для своего небольшого читательского развлечения.
«Горожанка», «Аврора», «Чайка» и даже «маркиза де Помпадур». Под этими именами скрывался одни автор – Тереза Одли. Почему она так поступала? Когда ее об этом спрашивали, то она говорила что-то про личное и общественное, про то, что все статьи есть результат работы всего журнала, про то, что не хочет, чтобы читатель обращал внимание на личность автора, а сосредоточился на сути изложенного. Но ее не понимали. Ее материалы многим нравились, женщина-журналист была в диковинку и привлекала внимание. Для журнала раскрыть инкогнито мисс Одли было бы на руку. И, собственно говоря, первый спор между новым главным редактором Маккеланом-младшим и Терезой Одли был связан именно с этим. Маккелан-младший резонно предлагал Терезе начать писать под своим именем. Он указывал на высокое качество ее материалов, популярность мисс Одли среди читателей и не видел причин для отказа. Терезу же это не устраивало. Что-то сдерживало ее. Это было бы, как выйти на улицу осенью без плаща. А вдруг дождь! А вдруг подует ветер!
Из прочитанного мне понравились только сказки. Другие материалы, написанные под псевдонимом, были написаны таким сложным языком, что, читая их, я стал сомневаться в знании английского языка. Это я-то, лорд Энтони де Клер!
Вот, к примеру, отрывок из репортажа, в котором описывалось небольшое путешествие в окружающие Сан-Франциско горы, где обнаружили наскальные рисунки:
«Мы взбирались все выше и выше. Деревья и кустарники встречали все реже и реже, а потом разом исчезли. Громадная серая равнина простиралась вокруг нас, покрытая тонким, цвета пепла, слоем высохших растений; печальный результат неравной борьбы за существование, что по странной случайности напомнило мне сучковатые, скукожившиеся сосны, которые из последних сил своими корнями цеплялись за почву на подветренном склоне горы. Поселения встречались редко. Тощие лошадки, пытавшиеся подобрать с земли остатки травы на уединенных высокогорных лугах, да непонятно откуда выскочившая и облаявшая нас рыжая дворняжка – вот и все разнообразие форм жизни, которое нам удалось наблюдать по пути».
Сказки были написаны совсем по-другому. Простым и понятным языком. Словно их писал другой человек. Текст сказок нес в себе эмоции, дарил чувства и заставлял переживать за маленькую девочку, которая передвигалась в фургоне с родителями и их попутчиками по дорогам войны. Взрослые были заняты своими делами, и единственными друзьями девочки были ее игрушки и домашние вещи, что лежали в большой корзине, стоящей в фургоне. Время от времени и игрушки, и домашние вещи оживали и помогали девочке в трудную минуту.
– Что же вам понравилось в моих сказках? – спросила мисс Одли.
– Абсолютно все, – честно ответил я. – От формы написания до самих персонажей. Особенно мне нравится нравоучительный и обстоятельный будильник с погнутой стрелкой, который поучает жизни свою маленькую хозяйку.
– Спасибо, – негромко поблагодарила мисс Одли, и мне показалось, что, возможно, похожий будильник с похожей погнутой стрелкой стоит на комоде дома у самой Терезы Одли.
Мужчины за столом смотрели на меня с ревностью, а миссис Донахью – с интересом.
«Ну, раз интересно, то продолжим,» – подумал я.
– Ваши сказки восхитительны и поэтому я предлагаю вам описать наше плаванье в форме сказки, – предложил я.
– Сказки?
– Какой еще сказки?
– Сказки же для детей?
Такие вопросы посыпались от сидящих за столом.
– Ну, вариантов может быть много. Например, мисс Одли в этой сказке может назваться Терезой-мореходом, а сопровождать ее в плаванье будем мы, ее друзья. Каждый из нас отправился вслед за Терезой-мореходом по своей причине и каждый из нас владеет каким-то волшебным свойством.
Видимо душевный подъем от начала плаванья и выпитое вино развязали мне язык, и я не смог остановиться.
– Вот каким бы волшебным качеством хотели бы обладать вы, майор? – обратился я к пожилому военному.
– Ну, наверное, волшебная сабля, – на большее старому вояке не хватило фантазии.
– Отлично, – сказал я. – Теперь, когда в сказке на судно нападет громадный осьминог, вы и ваша волшебная сабля спасут и Терезу-морехода, и всех остальных на корабле.
Было видно, что сказанное мной понравилось майору. Порой всем хочется оказаться в сказке и размахивать чудо-саблей.
– Прелестно, – сказала миссис Донахью, еле слышно похлопав ладоши. – А какое волшебство будет у меня?
– Думаю, что об этом надо спрашивать мисс Одли, – ответил я. – Это она у нас главная по сказкам.
Было правильно перевести все стрелки на мисс Одли, но миссис Донахью с такой надеждой смотрела на меня, что я не удержался.
– Я бы наградил вас маленькими крылышками за спиной. И когда на океан опускался бы туман, наш капитан просил бы вас подняться повыше и посмотреть, нет ли на пути корабля чего-то опасного. Например, айсбергов.
– Чур меня, чур меня, – замахал руками капитан Хемстон. – Не накаркайте лорд. Только тумана и айсбергов нам не хватало.
Тут всех прорвало. Не одного меня расслабило выпитое, а моя идея о волшебных свойствах, наверное, задела спрятанные в каждом человеке детские надежды и мечты. Слава богу, что все стали обращаться со своими предложениями к мисс Одли, а не ко мне. Да и зачем я им? С мисс Одли было общаться гораздо приятней.
Минут десять стоял небольшой переполох. Каждый из мужчин хотел получить минутку внимания от нашей отважной журналистки-путешественницы и рассказать о своем волшебном умении. Мисс Одли поглядывала на меня с укоризной. Миссис Донахью казалась недовольной. Все мужское внимание было сосредоточено на Терезе Одли.
Но вскоре все утихомирились. Женщины удалились в женский салон. Была такая специальная комната в отсеке кают первого класса. А капитан пригласил мужчин в мужской салон выкурить по сигаре. Я, сославшись на то, что врач мне запрещает не только курить, но даже смотреть на курящих, извинился и вернулся в свою каюту. Что я там забыл? Дышать дымом и слушать разговоры про здешнюю политику, в которой я не разбираюсь, и про наших спутниц, на которых уже, наверное, кто-нибудь стал строить свои планы. Лучше лягу пораньше спать.
Пришел стюард. Я расплатился за ужин и отдал деньги на абонемент. Спать не хотелось. Я вышел из каюты и поднялся на прогулочную палубу, чтобы проветриться перед сном.
На прогулочной палубе горели редкие огни. Океан оправдывал свое название и вел себя тихо. Паруса, за неимением ветра, не были поставлены. Работала только паровая машина, которая толкала «Пасифик» вперед. Невидимые волны бились о борт корабля, а вокруг простиралась непроглядная тьма. У фальшборта, между висящих шлюпок стояла мисс Одли и смотрела в окружающий нас океан.
Я хотел было потихоньку пройти мимо и не мешать уединению молодой женщины, но потом вспомнил, что я здесь, можно сказать, на работе и что мне надо так или иначе сблизиться с Терезой Одли. Поэтому я вздохнул, подошел поближе и спросил:
– Не возражаете, если я присоединюсь к вашему обществу? – И не дожидаясь ответа продолжил. – Океан завораживает, не правда ли?
– О, это вы мистер Деклер? Пожалуйста, – улыбнулась мне мисс Одли. – Я раздумываю над словами святого отца, что был с нами на ужине. Как точно он сказал про хрупкость человека по сравнению с окружающей его стихией! Верно ведь?
Я-то думал, что она мечтает о любви, а она полна дум о высоком. Все забываю о серьезном отношении к религии здешних женщин.
– Это, если противопоставлять человека стихии. Тогда да, шансов у человека мало. Но можно и по-другому, – забросил я наживку.
– По-другому это как?
– Возьмите наш корабль. Он превосходен, но все же пытается именно противостоять стихии. Посмотрите, как он пытается раздвинуть своим носом волны, а они за это зло колотят его в борта.
– А разве можно по-другому?
– Наверное, можно. Я видел лодки туземцев, которые не пытаются бороться с океаном, просто скользят по его поверхности.
Я не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что лодками были доски для виндсерфинга, а туземцами – обитатели серф станции в Дахабе. Тут же в голову пришла мысль «Дахаб, виндсерфинг… а было ли это все? Не сон ли мне приснился?»
– Видимо вы много путешествовали? – спросила мисс Одли, оторвав меня от нерадостных мыслей.
– Пришлось. А как вам начало путешествия?
– Пока не поняла, – сказала мисс Одли. – Хорошо, что вокруг темно, а то, наверное, было бы страшно?
– Это все ночь. Утром страхи уйдут, и мысли будут совсем другими.
– Наверное, – согласилась мисс Одли. – Прошу меня простить. Что-то я неважно себя чувствую. Наверное, мне надо вернуться в каюту.
– Спокойной ночи, мисс Одли.
– Спокойной ночи, мистер Деклер.
Тереза Одли ушла. Я поставил себе плюсик за общительность и следование своему плану. Потом посчитал, что план по проветриванию выполнен и вернулся в каюту.
***
Когда Деклер ушел, из темноты показалась еще одна фигура. Все это время миссис Донахью тоже стояла у фальшборта прогулочной палубы, только через одну шлюпку от мисс Одли и Деклера.
– Как мило! Что они все в ней нашли? – вслух сказала молодая женщина. – Надо с этим что-то делать.
Потом она также покинула палубу.
Сцена 36
Тереза вернулась в каюту, приготовилась ко сну и расположилась на кровати, которая оказалась совсем не хуже той, что была у нее дома. Но заснуть не смогла. Слишком много нового произошло в ее жизни за последние часы. В голове бурлили мысли, а сердце продолжало учащенно биться. Обычно, во время бессонницы Тереза садилась за письменный стол в своей спальне и работала. Так она поступила и сейчас.
Стол был, был удобный стул, чистый лист бумаги и дюжина карандашей, которую она взяла в путешествие, резонно рассудив, что чернильница и перьевая ручка ненадежные спутники путешествующего журналиста. Но лист так и остался чистым. Она не могла сосредоточиться. Ее отвлекало все. Шум волн за иллюминатором. Гудящая и содрогающаяся где-то в недрах корабля паровая машина. Но больше всего мешали воспоминания о ее бурных проводах.
Направляясь в порт Тереза все еще надеялась серенькой мышкой прошмыгнуть на корабль и забиться в своей норке-каюте. Не вышло. «Метрополитен» превратил ее отправление в путешествие в событие всего западного побережья Америки. Кроме городских журналистов прибыли их собратья по перу из Сакраменто и Лос-Анжелеса. Мэр города вручил ей букет и громогласно объявил, что город зарегистрировал лотерею «Метрополитена» в поддержку путешествия своего редактора вокруг света. Главный редактор «Метрополитена» Грег Маккелан тоже не остался в стороне. По его словам, его отец Маккелан-старший заканчивает процедуры по покупке ежедневной газеты «Экспедитор». Это означало, что теперь материалы Терезы из путешествия будут печататься не только раз в месяц в «Метрополитене», но и каждый день на страницах этой газеты. Пришли проводить Терезу и представители Международного женского союза, которые зачитали поздравительную телеграмму от их лидера Сьюзен Дакстоун, которая в это время находилась в Англии. Это были довольно милые женщины. Терезе только не понравилось, что они слишком сильно размахивали звездно-полосатыми флагами и время от времени дудели в дудки. При этом эти милые женщины не забывали раздавать всем присутствующим листовки союза и приглашать стать его членами. От Терезы они добились обещания сразу после возвращения из путешествия влиться в их ряды.
Было много еще совершенно незнакомых людей, которые, как поняла Тереза, были ее читателями. Это было одновременно и приятно, и хлопотно. Это ведь не письмо от благодарного читателя, которое можно отложить и ответить на следующий день. Каждому из пришедших хотелось пообщаться с Терезой, сказать несколько теплых слов и получить взамен хотя бы ее улыбку. Довершали картину вспышки магния на подставках фотографов, что делало картину проводов, на взгляд Терезы, совершенно гротескной.
Тереза откинулась на спинку стула и попыталась переключиться на другие мысли, чтобы потом, обновленной, вернуться к написанию первой статьи о путешествии. Этот прием часто выручал ее. Тереза стала думать, что все не так плохо складывается. Узнав, что ей надо будет срочно выехать в кругосветное путешествие, она расстроилась, так как не попадала на прием у своих дальних родственников, где могла рассчитывать на встречу либо с Полковником, либо Мартином Кастером, преподавателем литературы и истории местного университета. Не то чтобы она питала какие-то чувства к ним, но их внимание к ней было приятно. Но вышло еще лучше. Вместо компании двух привычных и, что там скрывать, уже немного наскучивших мужчин она получила внимание других, каждый из которых был по-своему был ярок и привлекателен. Джеймс Томпсон был галантен и, как показалось Терезе, имел утонченный вкус. Букетик горной лаванды, перевязанный золотистой лентой, который он ей вручил на ужине, сейчас лежал на столе, за которым расположилась Тереза. Майор и первый лейтенант тоже казались хорошими людьми, хотя и малоразговорчивыми. Зато лейтенант так смотрел на Терезу, что, казалось, попроси она его прыгнуть за борт, он это непременно выполнит. Капитан Хемпсон внушал уверенность. Его внимательные в морщинках глаза на бронзовом обветренном лице и сейчас смотрели на Терезу и как-бы беззвучно говорили: «Спокойно, детка, мы переплывем эту соленую лужу. Потом немного отдохнем и переплывем ее еще десяток раз». К священникам Тереза всегда относилась уважительно. Рональд Скотт, глава кальвинисткой делегации в Японию только повысил «градус» этой уважительности. Надо быть не только преданным христианином, но и просто отважным человеком, что отправится проповедовать среди язычников. И не одному, что означает взять на себя ответственность за других.
Пробежавшись таким образом по всем участникам сегодняшнего ужина, Тереза вдруг рассмеялась:
– Ну надо же!
Она только что сделала то, о чем говорил этот странный британец. Она наделила всех мужчин какими-то качествами. Пусть не волшебными, но тоже весьма достойными. Обделенным остался только сам британский джентльмен. Для него Тереза припасла качество «странный», которое со временем грозило перерасти в «таинственный». Посудите сами. Все мужчины носят хотя бы усы. У этого оригинала не только нет усов и бороды, но и голова гладко выбрита. Впрочем, это объяснимо. Тереза читала, что на Востоке, не на восточном побережье Америки, а на настоящем Востоке, где султаны и гаремы, так ходят все мужчины. И этот джентльмен, будучи путешественником, мог запросто взять себе такую привычку, прожив на Востоке долгое время. А его бесцеремонность!? Зайти, словно выплюнуть приветствие, гордо заявить о своей принадлежности к английской аристократии и усесться за столом так, что и не поймешь, то ли капитан во главе стола, то ли этот лорд. «Нет, господин англичанин, угнетатель колоний! Возможно, у вас в Британии звание лорда очень важно и уважаемо, но у нас, в нашей свободной стране в почете другие качества!» Высказав про себя эту гневную тираду, Терезе немного все же стало стыдно. Ведь из всех присутствующих на ужине только этот странный лорд читал ее статьи и сказки. И очень щедро похвалил их. На этом он не остановился и, недрогнувшей рукой, переименовал Терезу в Терезу-морехода, явно с намеком на Синдбада-морехода из сказок «Тысяча и одна ночь». А потом стал раздавать чудесные свойства других присутствующим, предлагая Терезе превратить их плаванье в сказку-репортаж. Тереза подумала, что сейчас этого лорда поднимут на смех. Но все ухватились за эту идею и теперь ждут от Терезы, когда она облечет ее в письменную форму.
Думая обо всем этом, Тереза не заметила, как перебралась на кровать и укрылась одеялом.
"Странно," – засыпая подумала она. – "У этого лорда нет ни одного положительного качества, а в моих мыслях он занял место больше, чем все остальные".
