Павел Акимович Крапчитов
На 127-й странице. Часть 1
Сцена 90
Выйдя от Берджеса, я согнул левую руку в локте, даже не подумав, есть такой обычай здесь и не противоречит ли это существующим правилам этикета. Но Вера не удивилась и взяла меня под руку.
– А куда мы идем? – спросила она.
– Хочу купить тебе цветы, солнце мое, – сказал я. – Извини, что заранее не позаботился.
– Но, у тебя на это просто не было времени!
– Да, но… , – я пожал плечами.
Как найти улицу, на которой торгуют цветами, Берджес рассказал мне еще в прошлый раз. Мы вышли за пределы английского сеттльмента и попали на широкую, но пыльную улицу настоящего японского города. По обеим сторонам улицы стояли двухэтажные строения, причем между ними, казалось, нет никаких проходов. Такие длинные «китайские» стены. И первый, и второй этаж зданий выходили на улицу небольшими лоджиями или террасками. Большинство таких террасок второго этажа были занавешены бамбуковыми шторами, а вот на первом они были превращены в торговые прилавки, на которых были разложены всевозможные товары. Овощи, посуда, ткани, фрукты, корзины, различные предметы домашнего быта, снова овощи. Предметов в каждой лавочке было так много, что глаза просто не могли сконцентрироваться на чем-то одном, а потому было трудно понять, чем же все же торгует тот или иной торговец.
Людей было много, но благодаря тому, что улица была широкой, мы с Верой двигались беспрепятственно. Мимо проходили, как мужчины, так и женщины. Цвета одежды людей были, как правило, блеклых тонов. Как видно, химические красители из Европы сюда еще не добрались. У женщин, которые попадались навстречу были совершенно плоские лица с глазами щелочками. Они семенили мимо на слегка согнутых ногах, бросая на нас косые взгляды. Одежда мужчин была весьма разнообразна. Кто-то носил штаны, а кто-то обходился просто длинным халатом. А один раз навстречу пробежал немолодой носильщик, одетый только в набедренную повязку. На плече он нес прямое тонкое коромысло, на обеих концах которого висели корзины. Тяжелые, как мне показалось, корзины. Носильщик двигался быстро, но благодаря тому, что его шаг был таким плавным, корзины почти не раскачивались.
Один раз навстречу нам прошли двое самураев. По-другому назвать их язык не поворачивался. Несмотря на то, что стояла очень теплая погода, они были одеты «по полной форме». На каждом было по две, а то и три рубахи-куртки, которые запахивались, как халаты. На груди, где края рубах пересекались, можно было видеть их слои. Первый слой, самый ближний к телу – рубаха потоньше и посветлей, второй слой – потолще и посерей и третий – грубый и темный. Все эти рубахи-куртки были заправлены в хакаму, такие широкие верхние штаны с многочисленными складками. Если учесть, что под хакамой должны быть еще штаны, то можно только посочувствовать надевшим все это. Вот на мне, например, был только мой любимый легкий серый костюм в узкую полоску без жилетки, но мне все равно было жарко.
Наверное, после церемонии у Берджеса я был в некоторой эйфории и забыл, что вокруг не декорации к фильму «Последний самурай», а реальная чужая жизнь. В чувство меня вернула Вера, которая слегка дернула меня за локоть. Я отвлекся от разглядывания самураев и осознал, что они остановились и грозно смотрят на нас. У каждого из них за поясом было по паре мечей, что придавало их взглядам особую серьезность. Надо было как-то выходить из положения. Я развернулся в их сторону, убрал руку Веры со своего локтя, затем опустил свои руки и прижал их к бедрам. После этого я сделал короткий, небольшой наклон всем корпусом, задержался на мгновение в нижней точке, распрямился и посмотрел на самураев. В пору моих занятий айкидо наш сэнсей говорил:
– Не надо кланяться в пояс. Только небольшой поклон с прижатыми к бокам руками. Так будет более достойно: и вам, и тому, к кому вы проявляете уважение.
Шедший первым самурай мой поклон оценил. Он хмыкнул, сказал что-то непонятное, а затем оба самурая продолжили свой путь.
«В следующий раз я иду на берег только с револьвером,» – мысленно пообещал я себе.
Наконец, торговая улица закончилась, и, как рекомендовал Берджес, мы свернули налево и оказались на нужной нам улице. Она напоминала ту, по которой мы только что прошли, но ее центральная часть была вся заставлена цветами. Цветы стояли в круглых небольших корзинах и больших квадратных плетенных коробах. Было несколько двухколесных повозок, на которых стояли более тяжелые, сколоченные из досок короба. Как я понял, все это были живые, не срезанные цветы. В коробах и корзинах была земля, и нераспроданные за день цветы не надо было выбрасывать. Мы прошли с Верой по рядам цветов. Торговцы сидели на корточках и с интересом смотрели на нас. Названий многих цветов я не знал, хотя и видел их на картинках в прошлой жизни.
В конце концов я остановился рядом с торговцем, который продавал небольшие белые розы. А еще в его коробах росли цветы, у которых мелкие цветки на конце ветки с широкими листьями собирались в большие шары. Цветы были розового и голубого цвета. Вера сегодня была в синем платье и шляпке такого же цвета, поэтому я попросил срезать мне три ветки с голубыми «шарами». Что торговец и сделал.
Затем я указал на белые розочки и сказал: «Дзю». (Дзю – десять. Перевод автора). Тот, кто хоть какой-то более или менее продолжительный срок занимался карате, на своей шкуре знал японский счет, от одного до десяти. Торговец меня понял и стал срезать розы. Я брал розы и укладывал их вокруг «шаров» с голубыми цветами. Торговец догадался, что я задумал, сбегал куда-то и принес три широких больших зеленых листа. Я расположил эти листья по бокам букета. Получилось хорошо, оставалось только связать букет, чтобы он не распался. Кроме того, у роз были мелкие, но острые шипы, которые кололи руки. Тогда я достал из нагрудного кармана пиджака носовой платок и свернул его в широкую полосу. Носовые платки здесь большие, так что получилось два раза обернуть основание букета, а концы завязать маленьким узелком. А дальше возникли затруднения.
Я, изображая из себя доброго барина, протянул торговцу один доллар. Доллар – это оплата за треть трудового дня американского рабочего, между прочим. Но торговец мотал головой, что-то говорил, но я его не понимал.
– Может быть, он хочет больше? – предположила Вера.
Букет был у нее на руках, и она осторожно прижимала его к себе. Я достал еще два доллара и протянул их торговцу. Но тот продолжал мотать головой. Тут у нас из-за спины послышался гортанный окрик. Торговец сразу же упал на колени, а мы с Верой обернулись. Мы лицом к лицу стояли с теми двумя самураями, которых встретили на первой торговой улице. Только их взгляд был уже не такой грозный.
Первый самурай, который, наверное, был что-то вроде начальника для второго или был просто старше его, что-то сказал и протянул руку к букету. Вера посмотрела на меня, я кивнул. Самурай принял букет двумя руками, осмотрел его со всех сторон, что-то сказал и с небольшим поклоном вернул его Вере. Затем он что-то крикнул торговцу и тот уже безропотно взял мои три доллара. Самурай еще что-то сказал уже нам, снова слегка поклонился. Затем оба самурая развернулись и ушли по своим делам. Надеюсь, что в этот раз безвозвратно.
Сцена 91
Наше возвращение на «Пасифик» прошло без приключений. Вера ушла в свою каюту, а я отправился искать капитана. Надо было найти способ, как-то объяснить исчезновение миссис Донахью и появление миссис Деклер.
Конечно, можно было бы дождаться «Звезды Востока» и появиться на ней мистером Деклером и миссис Деклер. Но это все равно не решало бы всех проблем. На «Звезде Востока» были бы и Джейсон Томпсон, и Тереза Одли. С Томпсоном у меня сложились приятельские отношения, и так просто обойти молчанием вопрос о миссис Деклер у меня бы не получилось. С Терезой Одли было еще сложнее. Я рассчитывал на совместное творчество с ней, что подразумевало определенное доверие, которое я не хотел разрушить. Со всем этим мне мог помочь капитан Хемпсон. Если он, конечно, не окажется формалистом. Фактически капитан мог обвинить Веру в подделке документов и возразить ему что-либо в таком случае было бы сложно.
На мостике капитана не оказалось. Возможно, это – к лучшему. Проводить нужный мне разговор на мостике в окружение штурмана, рулевого, а, может быть, кого-то еще мне было совсем не с руки. Но все сложилось удачно. Штурман крикнул боцмана, боцман нашел матроса, а тот повел меня незнакомыми коридорами к каюте капитана. В конце концов он указал на одну из кают и тут же убежал по своим делам.
Я немного поколебался, потом вздохнул и постучал в дверь.
– Кому я так срочно понадобился? – раздался сонный голос капитана.
– Прошу прощения, капитан. Это – я, Деклер, – ответил я. – Мне надо приватно переговорить с вами.
– Что еще случилось? – спросил капитан, отворяя дверь каюты.
Он был без кителя, но в рубашке и брюках.
Каюта капитана была чуть побольше нашей с Генрихом. Только кровать была одна, да еще был большой стол и буфет, к которому подошел капитан.
– Как насчет виски? – спросил капитан.
Так или иначе я был связан с самыми разными событиями, которые произошли на борту «Пасифика», когда тот совершал переход из Сан-Франциско в Йокогаму. Очевидно, это принесло мне определенный авторитет. Меня не выгнали, и мне предложили выпить.
– С удовольствием, – согласился я, чем удивил капитана.
Капитан налил нам в бокалы виски из бутылки, этикетку которой я не смог разглядеть. Мы сделали по глотку.
– Так, что у вас за срочность? – спросил капитан.
– Я пришел к вам повиниться, – ответил я, а потом, как смог, перевел с русского на английский поговорку «Повинную голову, меч не сечет». Но получилось не слишком хорошо. Что-то среднее между «Один раскаявшийся грешник лучше двух праведников» и «Не согрешишь – не покаешься».
А потом мне пришлось врать. Я рассказал, что я давно знаком с миссис Донахью, которая совсем не миссис Донахью, а Вера Порошина. Что мы решили, прежде чем решиться на создание семьи, проверить свои чувства. Для этого сели на «Пасифик», как будто незнакомые люди. Я под своим именем, а Вера Порошина – под именем миссис Донахью. Что все это было моей идеей от начала и до конца, и что мы не собирались нанести никому никакого вреда. Под конец я показал капитану свой экземпляр брачного договора.
Капитан Хемпсон молча слушал меня и кряхтел.
Когда я замолчал, он вернул мне мой брачный договор и сказал:
– Да, мистер Деклер с вами не соскучишься. Я уже думал, что вы больше не сможете меня удивить, но вы смогли.
Я только пожал плечами. Мол, да, я такой.
– Но от меня, что вы хотите? – спросил капитан.
– Легализации.
– Что? – не понял капитан.
– Если говорить прямо, то мне хотелось бы сегодня рассказать все, что я сейчас вам сказал, в капитанском салоне, и чтобы вы подтвердили, что были в курсе нашего розыгрыша, – не стал юлить я.
Капитан задумался.
– Знаете, что, мистер Деклер, я пойду вам навстречу, – наконец сказал капитан. – Но не потому, что одобряю ваши действия. Я их, как раз, не одобряю.
– Вы заставили свою будущую супругу пойти на подлог, а сами остались в стороне, – стал меня воспитывать капитан. – Это, знаете ли, некрасиво.
– Подождите, – остановил он мою попытку вставить слово в свое оправдание. – То, что вы, в конце концов, на ней женились, вас оправдывает, но не полностью.
– Но я прикрою вас, – со вздохом сказал капитан. – И знаете почему?
Я пожал плечами.
– Потому что вы хорошо относитесь к Генриху, – привел капитан неожиданный аргумент. – Я слежу за вами. Вы не просто поите, кормите и одеваете его, но вы еще и тратите свое время на его воспитание.
– Я говорил уже вам, что я сам в детстве был в похожей ситуации, – продолжил капитан. – Кто знает, если бы мне тогда попался такой человек, как вы, то, возможно, у меня все было бы по-другому.
Я промолчал, но про себя подумал, почему это капитан Хемпсон недоволен тем, что имеет. На мой взгляд, быть капитаном такого корабля как «Пасифик» было очень достойно.
– Так, что рассказывайте за ужином то, что запланировали. Я кивну головой, – как-то печально закончил капитан.
Но печалился он недолго.
– Но наказать вас, без огласки конечно, надо, – это был уже прежний капитан Хемпсон. – Вы внесете в корабельную кассу 50 долларов за … ну, скажем, за дополнительные услуги.
«Видимо, 50 долларов на «Пасифике» – стандартная такса,» – подумал я и согласился. Деньги у меня были, а за разрешение этой проблемы я был готов заплатить и больше.
Сцена 92
Вчера Тереза Одли опоздала на ужин. Она засиделась над написанием сказки по сюжету Деклера. Герои из этого сюжета, сначала описанные им, а потом еще и нарисованные, получились, как живые. С ними было легко.
Тереза представила себя Элли. Верный Тотошка тут же залаял у нее где-то в голове, и Тереза зашагала по дороге из желтого кирпича. Еще никогда ей не писалось так легко и свободно. Словно наяву она познакомилась со Страшилой. Диалоги между Элли и этим бывшем огородным чучелом ложились на бумагу сами собой. Терезе только приходилось удивляться уму и рассудительности Страшилы, а также его твердому убеждению, что он глупый и ему очень-очень нужны мозги.
Когда Тереза все-таки остановилась, то на ужин идти было уже поздно. Наверняка, все уже поели, и ей пришлось бы ужинать под внимательными взорами присутствующих, что было бы очень некомфортно. Поэтому она заказала в каюту легкий салат и бокал белого вина. Надо же было отметить начало написания новой сказки! Потом Тереза приняла ванну, ее тянуло к столу, чтобы продолжить путешествие Элли, но она все же заставила себя лечь в постель и вскоре заснула. Тереза спала и не знала, что пропустила важное событие, которое произошло в этот вечер в капитанском салоне «Пасифика».
Сцена 93
Проснулась Тереза рано. Гораздо раньше, чем требовалось, чтобы умыться, одеться, посетить дамскую комнату, в общем сделать все, чтобы потом отправиться на завтрак в капитанский салон. Тем не менее она не стала залеживаться в постели и решила заполнить паузу прогулкой по палубе. «Может быть,» – подумала Тереза. – «Даже увижу, занимающихся своей непонятной гимнастикой, Деклера и его воспитанника».
Но на палубе было пустынно. Многие пассажиры съехали на берег, как, например, майор и первый лейтенант, которые также были посетителями капитанского салона. Но все же обычно на палубе по утрам было более шумно.
Тереза прошлась пару раз взад и вперед по палубе, когда ее поприветствовал чей-то усталый голос.
– Доброе утро, мисс Одли.
Тереза обернулась. Это был Джейсон Томпсон. Его лицо было бледным, а от его обычной бодрости не осталось и следа.
– Что с вами случилось? – спросила Тереза и очередной раз порадовалась за себя.
Ее принадлежность к журналистике позволяла делать то, что не могла сделать никакая женщина из ее круга. Первой задать вопрос постороннему мужчине считалось ужасно вульгарным. Такая женщина моментально прослыла бы невоспитанной. Она потеряла бы возможность посещать приличные дома, а значит ее круг общения существенно бы сузился. Фактически такая женщина становилась изгоем.
– Во всем виноват наш с вами знакомый, мистер Деклер, – проворчал Томпсон, чего раньше за ним не замечалось.
Тереза подошла поближе к промышленнику и невольно остановилась. От Томпсона попахивало спиртным.
– Да, да, я знаю, что еще не протрезвел, – согласился Томпсон, увидев реакцию Терезы. – Но, может быть, вам будет интересно знать, что произошло вчера в капитанском салоне? Ведь вас там вчера не было.
– Что же там произошло? – Тереза подошла поближе. Ее журналистское чутье победило обычный человеческий нюх.
В конце концов, некоторые считают, что так и должно пахнуть от настоящих мужчин. Тереза вспомнила, что спор на эту тему был между двумя ее знакомыми дамами на одном из чаепитий у нее дома.
– О, я уверен, что из этого вы сделаете отличную статью для своего журнала! – подлил масла в огонь Томпсон. – Оказалось, что миссис Донахью совсем не миссис Донахью.
– А кто?
– Она оказалась некой Верой Порошиной.
– И что в этом интересного? – искренне не понимала Тереза.
– А то, что эта мисс Порошина оказалась давней знакомой нашего мистера Деклера. Они уже хотели пожениться, но решили проверить свои чувства, – тут Томпсон сделал театральную паузу. – Только подумайте, «они решили проверить свои чувства»?!
В голове у Терезы разом, набирая темп, застучали молоточки, а Томпсон, не замечая состояния собеседницы, продолжил.
– Для этого они сели на «Пасифик». Деклер под своим именем, а мисс Порошина под именем миссис Донахью. Как я понял, все это делалось с согласия капитана. Этот Деклер, как видно, умеет быть убедительным.
Со стороны моря над палубой пронеся свежий порыв ветра. Терезе стало немного лучше.
– И это все? – спросила она Томпсона, явно боясь ответа.
– Нет, что вы! Это только начало, – ответит Томпсон. – Вчера они были на берегу и в нотариальной конторе заключили брачный договор.
– Так что теперь миссис Донахью больше нет, а есть миссис Деклер. Не ошибитесь! – хохотнул Томпсон.
Тереза стояла ни жива, ни мертва, а Томпсон продолжал сыпать информацией.
– Под конец Деклер объявил, что любая выпивка в баре для пассажиров первого класса весь вечер за его счет. То же самое касалось дамского салона. Дамы могли заказать себе любые напитки. Все оплачивал Деклер. Каков, а?! Кстати, вот и он.
Тереза повернула голову туда, куда смотрел Томпсон и увидела, что на палубу вышли Деклер, его воспитанник Генрих и новоиспеченная миссис Деклер. Авантюристка держала за руку мальчика, на лице которого была улыбка. Самое обидное, что и на лице Деклера было на редкость глупое выражение вселенского счастья.
– Извините, мне нужно вернуться в каюту, – сказал Тереза и, не дожидаясь ответа промышленника, пошла прочь.
– Да, да, я понимаю, – сказал Томпсон, хотя в это утро он мало что понимал. Его страшно мучило похмелье.
Сцена 94
Вернувшись в каюту, Тереза сняла шляпку и села за стол, перед небольшим зеркалом. На душе было пусто, а ей самой было очень обидно. Самое плохое, что обижаться надо было только на саму себя. Деклер не давал ей никаких поводов, не делал никаких попыток ухаживания. Все его общение с ней было в рамках их совместного литературного творчества. Тереза вспомнила, как совсем еще недавно они сидели одни на палубе. Деклер рисовал ей героев сказки, а она, как дура, решила прижаться к нему. Тогда Деклер сделал вид, что не понял ее движения и отодвинулся от нее словно для того, чтобы рассмотреть получше рисунок.
Тереза раскрыла свой блокнот и вынула из него фотографическую карточку Жорж Санд. Великая писательница и феминистка молча смотрела своими большими глазами на Терезу.
– У тебя тоже такое бывало? – спросила Тереза.
Но фотография молчала.
– Конечно же, бывало, – ответила за мадам Санд сама Тереза. – Но ты не сдалась и в конце концов обрела счастье.
«Не сдамся и я,» – решила Тереза. – «Я переплыву океаны, я напишу самые лучшие репортажи, я даже не откажусь от совместного творчества с Деклером. Я пройду свою дорогу из желтого кирпича от начала и до конца, как бы трудно мне это не было».
Конец первой части.
