Павел Акимович Крапчитов
На 127-й странице. Часть 1
Сцена 87
Я вновь пришел в нотариальную контору Оливера Берджеса на следующий день после того, как я и Вера сделали… Я даже затрудняюсь объяснить, что мы сделали. Кроме того, каждый раз, когда я об этом думаю, меня охватывает приятное волнение, а на лицо лезет непрошенная улыбка. Так, вроде бы, не должен вести себя ни сорокалетний Деклер, ни тем более шестидесятилетний я, Андрей Порошин. И все же, когда я думаю о вчерашнем дне, я улыбаюсь.
В ту ночь Генрих остался в каюте один.
Мы лежали на кровати Веры лицом к лицу, уставшие от страсти и объятий. Было не столько жарко, как душно. Иллюминатор был открыт, но ничего не мог поделать с этой духотой. Мы были полностью голые, а укрывшая нас темнота позволяла не чувствовать по этому поводу никакого стеснения. Вера, приблизив свои опухшие губы к моему лицу, говорила шепотом, а я ловил каждое слово. Она рассказала мне про свою семью.
Я с удивлением узнал, что ее фамилия такая же, какая была у меня до попадания в этот мир. Узнал, что дед ее был декабристом. Правда, здесь их называли общественниками из-за названий Северного и Южного общества, в которых они состояли членами. Фоном прошла мысль, что в нашей реальности декабриста с фамилией Порошин не было. Не то, чтобы я был силен в истории, просто в школе, в нашем классе был Петька Завалишин, двоечник и хулиган. Наши учителя своими напоминаниями, что он позорит имя своего великого однофамильца, декабриста Завалишина, его просто замучали. И хотя я был, в отличие от Петьки, хорошист, но думаю, что если бы у нас в истории был декабрист с фамилией Порошин, то те же учителя не преминули бы сказать что-нибудь и по этому поводу. Рассказала Вера также о том, как жестоко расправился местный российский царь с бунтовщиками. Из 600 человек, признанных в той или иной степени причастными к бунту, была казнена почти половина. Больше всего рассказывала Вера о своей бабушке и о ее идеи отмщения. Много – о брате Дмитрии и совсем немного – о своем отце.
Я молча слушал, время от времени дул на ее лицо, чтобы немного охладить, и пальцами рисовал узоры на ее спине.
– Андрюша, – спросила меня Вера, закончив рассказывать о себе. – А твоя фамилия тоже Порошин?
– Да, солнце мое, – ответил я. Почему-то ни «Верочка», ни тем более «Веруня» не ложились у меня на язык.
– А мы не можем оказаться братом и сестрой?
– Нет, точно не можем, – ответил я.
– Хорошо – сказала Вера. – А ты расскажешь мне что-нибудь о себе?
– Обязательно, но давай я это сделаю утром.
– Ладно.
– А теперь давай спать.
– Давай.
Я продолжал время от времени дуть на ее лицо, пока не услышал, что дыхание Веры стало ровным и спокойным. Вскоре заснул и я.
Проснулся я рано. Стараясь не шуметь, оделся, но Вера все же проснулась, посмотрела на меня и тут же накрылась простыней. Я подошел к кровати, нагнулся и поцеловал Веру сначала в лоб, потом в носик, а потом долго-долго в губы.
Потом сел на край кровати и объяснил свою спешку.
– Вернусь в свою каюту пока на корабле не проснулись пассажиры, а потом поеду на берег. Выясню, как нам оформить наш брак. Ты не передумала?
– Нет.
– Для этого мне нужен твой паспорт. Тот, где ты – Вера Порошина.
Вера встала, неловко закутавшись в простыню, достала чемодан, потом маленькую сумочку и протянула свои документы. Размером местный паспорт был почти такой же, как в моей реальности, только обложка была мягкой, да бумага – желтоватой, а все записи были сделаны размашистым почерком и синими чернилами.
Я взял ее документы. Потом обнял и поцеловал. Сейчас она выглядела еще привлекательнее. Без обуви она стала немного ниже ростом, что делало ее как-бы более беззащитной, растрепанные волосы сложились в какую-то волшебную прическу, а накинутая простыня только усиливала привлекательность наготы. Уходить совершенно не хотелось, но я успокоил себя, что у нас с Верой все еще впереди и шагнул за дверь.
Сцена 88
Нотариус Оливер Берджес был занят. У него сидела пара пожилых джентльменов. Скорее всего, какие-то купцы. Уж больно у них был деловой вид.
Берджес извинился и просил меня зайти примерно через сорок минут. Я вспомнил, что так и не позавтракал на корабле, поэтому нашел кофейню, в которой мы были с Генрихом прошлый раз. Пока изучал меню, пока заказывал, а потом ел, время пролетело незаметно.
Когда я вновь оказался в нотариальной конторе, нотариус принял меня приветливо и спросил, что меня привело к нему на этот раз. Я не стал тянуть и ходить вокруг да около.
– Я решил жениться и мне нужен ваш совет, как лучше это сделать, – сказал я.
– ???
– Не беспокойтесь я полностью оплачу ваше потраченное время и ваши консультации, – поспешил успокоить его я.
Деньги у меня были. На днях я все же пересчитал, сколько денег мне досталось от Индейца-в-зеленом-костюме. В каждой из двух, оставленных им пачек, было 100 пятидесятидолларовых банкнот. Все это складывалось в совершенно неприличные десять тысяч. Огромные деньги по нынешним временам. От Джейсона Томпсона, который был промышленником, я узнал, сколько в среднем получает американский рабочий – около трех долларов в день. Получалось, что за год он сможет заработать, если будет работать без выходных и праздников, 1095 долларов. На эти деньги ему надо питаться, одеваться, платить за жилище, а еще и содержать семью. Получается, что на дне моего чемодана все путешествие через Тихий океан пролежало примерно 10 годовых окладов простого американского трудяги. А еще на эти деньги можно было десять тысяч раз сходить на представление в театр оперы и балета, мимо которого я как-то раз проходил в Сан-Франциско.
Если бы я посчитал эти деньги раньше то, возможно, не стал бы придумывать ни «Телевизор», ни связываться с пастором.
– Нет, вы меня не так поняли, – ответил нотариус. – Просто обычно все идут в церковь.
– Так уж все?
– Вы правы. Не все. Особенно, если они разного вероисповедания.
– Это как раз наш случай, – сказал я и протянул Берджесу свои документы, которые он уже видел, и паспорт Веры.
Нотариус изучил документы, а потом стал объяснять мне, как он может мне помочь. Оказалось, что гражданские браки существуют, и они не так редки. Для этого британские юристы придумали две формы брачного контракта: один – отложенным исполнением, другой, der verba de praesenti – немедленно вступающий в действие. Я выбрал последний. Что-либо откладывать я не собирался.
– Отлично, – сказал Берджес. – Я подготовлю документы. Вы придете ко мне вместе с вашей будущей супругой, и мы их подпишем. Вы – как стороны, я – как свидетель.
– А вас достаточно будет одного? – спросил я.
– Да, ведь я нотариус, – ответил Берджес. – После этого брачный контракт я зарегистрирую в канцелярии посла. Канцелярия у нас выполняет многие функции, в том числе функции бюро регистраций.
– В этот раз без этого не обойтись, – добавил он, вспомнив, что при оформлении документов на опекунство, я не пожелал регистрировать их у посла.
– Надо так надо, – согласился я. – Но у меня есть еще просьба.
– Я хочу, чтобы вы дополнили брачный контракт приложением, в котором прописали равные права супругов, – сказал я, посмотрел на нотариуса, а потом добавил. – Равные права во всем.
Нотариус выглядел очень удивленным.
Мы часто восхищаемся красивыми церемониями венчания. Но в нынешнее время эта красивая картинка скрывала за собой факт, что молодая супруга выходила из церкви фактически рабыней своего мужа. Она не могла, например, владеть собственностью или представлять свои интересы в суде.
Обо всем этом я узнал из общения с тем же Джейсоном Томпсоном, который упомянул об этом вскользь, рассказывая какую-то историю про своего партнера. И спорить с такой юридической позицией было трудно. После венчания муж и жена объявлялись одним целым. А раз одно целое, то и представлять интересы этого одного целого должен один человек. И, конечно, им становился муж. Все формы брачного контракта повторяли эти условия.
– Но почему тогда женщины так рвутся выходить замуж? – спросил я Томпсона.
Он задумался. Очевидно, раньше ему не приходилось отвечать на такие вопросы, но нашелся он быстро.
– Смотрите, вот – миссис Донахью. Путешествует одна. Так? – задал мне вопрос Томпсон.
– Так, – подтвердил я.
– Она может так поступать, потому что замужем, – сказал он и, видя мое удивление, добавил. – Была бы она незамужней, то после такого путешествия у вас в Англии ее бы не пригласили ни в один приличный дом в гости.
– Почему? – не понял я.
– Лорд, – теперь пришла пора удивляться Томпсону. – Вы как с Луны свалились! Считается, что за время путешествия, она могла бы быть обесчещена.
– В Америке тоже так?
– Нет. Мы все же свободная страна, но на подобное поведение тоже смотрели бы косо, – был его ответ.
Зная все это, прийти и предложить Вере, которая фактически является сиротой, подписать договор, который делает ее еще и рабыней, я не мог.
– Но это невозможно, – наконец заговорил нотариус.
– Что невозможно?
– Вы хоть понимаете, что если начать прописывать, все условия равных прав супругов, то на этой уйдет очень много времени, а сам договор превратится в фолиант, – возмущался Берджес.
– Тогда пусть это будет в форме декларации, – я не хотел отступать от задуманного. – Составьте перечень основных прав: собственность, судебная защита, дети и так далее. А потом каждую строчку из этого перечня превратите в красивую декларацию.
– Но так никто не делает! – снова воскликнул Берджес.
Все его юридическое естество сопротивлялось моей задумке.
Тогда я подошел к окну, из которого была видна гавань, и в которое так часто смотрел сам Берджес.
– Оливер, -начал я. -Вы позволите мне вас так называть?
Нотариус кивнул.
– Посмотрите, Оливер, – я указал на гавань. – Вот стоят корабли. Скоро их капитаны дадут команду «поднять якоря», паруса поймают ветер, и они отправятся в путь. Кто знает, что их ждет в пути? Но они упорно идут вперед, открывают новые земли и новые морские пути.
Видя, что Берджес меня внимательно слушает, я продолжил:
– Считается, что обычные люди, как мы с вами, лишены возможности быть первооткрывателями. Но это не так!
Нотариус все еще не понимал, к чему я клоню.
– Вы говорите, что невозможно прописать равные права супругов в договоре. Это трудно, долго, да и коллеги могут косо посмотреть, – я позволил себе немного улыбнуться. – Но разве труд моряков не более труден и опасен, чем то, что я вам предлагаю.
– Но я, – начал было Берджес, но я его прервал.
– Он труднее и опаснее, но это моряков не останавливает, – резюмировал я. – Я предлагаю вам написать Декларацию о равенстве прав супругов. Вы можете стать первым, кто сделает это и применит на практике. Я предлагаю вам стать первооткрывателем! Разве это не заманчиво?!
Пока я говорил, я разгорячился. Мне пришлось снять шляпу, достать платок и вытереть пот.
Но Берджес выглядел не менее возбужденным. Мы стояли и смотрели друг на друга.
– Сэр, я сделаю это! – наконец торжественно сказал он.
Я молча протянул ему руку. Наше рукопожатие было крепким.
***
На следующий день я приехал к нотариусу с Верой.
Оливер Берджес приоделся. Его белый, накрахмаленный воротничок был повязан ярким, зеленым шейным платком, а сам нотариус выглядел торжественным. На его столе лежало три папки в обложках из красной замши. Мы сели на стулья, что стояли перед столом нотариуса. Берджес вручил нам по папке и попросил все внимательно прочесть.
Наш брачный договор состоял из двух частей. Стандартный брачный договор der verba de praesenti и к нему, как приложение, шла декларация о равенстве прав супругов. Здесь Берджес постарался. Он озаботился обо всех сторонах жизни супругов: от владения собственностью до раздельного времяпровождения.
Мне, цинику из двадцатого века, всегда казалось, что обязать брачным контрактом двух людей жить дружной семьей невозможно. Если муж и жена сами не захотят выполнять писанные или, наоборот, неписанные правила, то ничто и никто не сможет заставить их это делать.
Однако, вместе с тем мне казалось важным хотя бы изложить эти правила. Произнести их вслух, тем самым обозначив, как мы хотим совместно идти по жизни. Эти правила были бы своеобразным фундаментом. Если фундамент – хоть немного кривой, то эта кривизна только усилится при последующем возведении здания. Декларация о равенстве прав супругов хорошо, на мой взгляд, подходила в качестве такого фундамента.
Для декларации Берджес подобрал простые и понятные для меня слова, а вот Вера, читая вторую часть брачного договора, явно была удивлена и время от времени посматривала на меня. Наконец, мы оба закончили чтение договора и посмотрели на Берджеса.
– Сэр, леди, – он обратился к нам. – Прошу вас сообщить мне свои замечания и возражения по прочитанному вами брачному договору.
– У меня возражений нет, – сказал я. – Декларация о равенстве прав супругов написана очень дотошно и талантливо.
– У меня возражений тоже нет, – сказала Вера.
– Тогда, – с очень серьезным лицом начал Берджес. – Прошу вас подписать все три экземпляра.
Начала подписывать Вера. Она осторожно макала ручку с металлическим пером в прозрачную стеклянную чернильницу, ставила свою подпись, там, где указывал Берджес, а нотариус промокал поставленную подпись специальной каталкой. Подпись у Веры была незамысловатой «В.Порошина», но красивой. Выводя буквы, она меняла нажим ручки, поэтому линии букв были то тоньше, то толще, что делало их аккуратными и привлекательными. Когда дело дошло до меня, то я думал только о том, чтобы не посадить кляксу и не расцарапать бумагу острым концом пера ручки. Но, в конце концов, я справился.
После этого все экземпляры договоров подписал и сам Берджес. Когда на договорах была промокнута последняя подпись, Берджес поднялся из-за своего стола и посмотрел на нас. Он явно что-то задумал. Его взгляд был настолько торжественным, что мы с Верой тоже встали со своих стульев.
– Взяв на себя роль свидетеля вашего соглашения о браке, – начал Берджес. – Я хочу вам напомнить о словах, сказанных известным богословом Виктором Ломбардом, который, как гласит история, еще в 12 веке сказал: «Если женщина и мужчина произнесли фразы «я беру тебя в мужья» и «я беру тебя в жены», то они становятся законными супругами, со свидетелями или без них, с оглашениями о браке или в их отсутствие, с благословением или без оного. Не имеет значения, где были произнесены эти слова, в часовне, на кухне, в поле, или на сеновале».
– Поэтому, – продолжил Берджес. – Я прошу вас – Энтони де Клер и вас – Вера Порошина, если ваши намерения вступить в брак твердые, а препятствий для этого нет, произнести эти слова.
Мы с Верой посмотрели друг на друга.
– Я беру тебя в мужья, – опередила меня Вера.
– Я беру тебя в жены, – сказал я, подошел к Вере и поцеловал ее.
Оливер Берджес смотрел на целующихся двух счастливых людей. Его обуревали самые различные чувства. Во-первых, возбуждение. Он еще никогда не видел так близко целующихся мужчину и женщину. Во-вторых, он был довольным. Деклер заплатил ему за эту сделку очень приличные деньги. И, в-третьих, он испытывал профессиональное удовлетворение от того, что он способствовал заключению такой необычной для него сделки. Возможно, самой важной сделке в его жизни.
Сцена 89
Посол ее величества королевы Великобритании в Японии, Кристофер Олрок был немолод. Месяц назад ему исполнилось 68 лет. Среднего роста, худощавый вследствие того, что был весьма умерен в еде, он выглядел бы моложе своих лет, если бы не лысина, которой, впрочем, он совершенно не стыдился. Недостаток волос на голове восполняли бакенбарды, которые были призваны показать, что он уже не юноша, а седина бакенбард свидетельствовала о зрелости их хозяина. Щеки и подбородок были всегда гладко выбриты.
Как он оказался на чиновничьей должности, Кристофер Олрок так и не мог понять. С ранней молодости он решил пойти по стопам своего отца, врача по профессии. Для этого он поступил в Лондонский медицинский колледж, а после его окончания еще год отработал в его клинике. Не имея возможности открыть свою врачебную практику в Лондоне, Олрок пошел на службу в армию, а вернее, стал врачом в английском вспомогательном корпусе в Португалии. По дороге на службу молодой врач представлял, как он будет совершенствовать свои медицинские навыки и попутно изучать португальский язык.
Но прибыв в корпус, Олрок столкнулся с неудовлетворительной организацией быта солдат: не применялись необходимые меры по соблюдению гигиены, отсутствовал должный режим в казармах, отвратительно готовилась пища. Олрок обратил на это внимание, так как ясно понимал, что именно вышеуказанные недостатки приведут к тому, что он будет загружен работой с утра и до глубокой ночи. А сама работа будет сконцентрирована на лечение поносов и избавления солдат от вшей. В этом случае совершенствовались бы только навыки вставления спринцовки в заднепроходное отверстие солдат, а про изучение португальского языка можно было бы сразу забыть. Благодаря энтузиазму молодости, а возможно от отчаянья Олроку удалось убедить командование в необходимости перемен. Командование махнуло рукой в знак согласия и нагрузило этой работой самого Олрока.
К удивлению командующего корпусом, молодой врач справился. Для этого ему пришлось выбить несколько зубов одному из интендантов, ответственному за поставку продовольствия в корпус и вызвать на дуэль трех офицеров. Первому Олрок с хирургической точностью проткнул брюшную полость, не задев при этом жизненно важных органов. Два других дуэлянта об этом не догадывались и поспешили извиниться перед странным доктором. Сколько раз пришлось Олроку заезжать по физиономиям солдатам, он даже не считал. На слова командующего, что он так переломает носы всем солдатам, «бешенный доктор», как прозвали в корпусе Олрока, самонадеянно отвечал:
– Я сломаю, я и вправлю.
Такая деятельность Кристофера Олрока не прошла незаметной мимо еще более высокого начальства. Его повысили в должности. Теперь он в составе специальной комиссии должен был обеспечить выполнение португальским правительством требований, которые возникли к нему у вспомогательного корпуса. На что рассчитывало начальство Олрока, непонятно. Что он переломает носы всем в правительстве Португалии? Работа комиссии затянулась, но вскоре Кристофера Олрока перекинули на новое место службы в Индию. Снова с повышением и снова на чиновничью должность. Возможность совершенствования медицинских навыков и изучение языков отодвигались все дальше и дальше.
После нескольких лет работы в Индии, была многолетняя работа в Китае. Затем он несколько лет проработал в Лондоне в Форин офисе, после чего он был назначен генеральным консулом в Японию.
Кристофер Олрок был разумным и наблюдательным человеком. По роду своей работы он побывал во многих странах и видел огромную разницу между человеческим бытием в Великобритании и существованием людей в других странах. Даже Португалия, бывшая географически так близко к передовым европейским странам, погрязла в древних феодальных обычаях. Эти обычаи возносили наверх не самых умных и способных, а тех, у кого было больше благородных предков, которые, впрочем, мало чем отличались, как считал Кристофер, от средневековых разбойников.
В таком обществе ни сам Кристофер, ни его отец никогда не смогли бы выучиться на врача, а если бы и смогли, то вряд ли пользовались тем уважением, которое было у них сейчас. Генеральный консул ее величества королевы Великобритании! Будь на его родине в ходу феодальные обычаи, как, например, в Португалии, он, Кристофер Олрок, простолюдин никогда бы не занял этот пост. На него бы назначали человека, у которого было бы не меньше девяти колен предков, промышлявших грабежом собственных подданных. А Кристофер был бы в лучшем случае писарем.
Такие мысли были у Олрока о Португалии. Про положение простых людей в Индии и Китае говорить вообще не приходилось.
Именно наблюдения за жизнью в других странах и сравнение с жизнью в Великобритании убедило Кристофера в том, что, то ли волею Бога, то ли благодаря усилиям достойных людей путь, выбранный его страной, являлся наиболее правильным. Он искренне верил, что другие страны только выиграют, если возьмут в качестве примера организацию общества его родины. Из этого следовало, что надо было каждодневно укреплять позиции Великобритании на порученном ему участке земного шара, тем самым приближая к благоденствию другие народы.
В работе генерального консула было много интересного. Например, ему выпало несколько раз посетить дворец императора Японии, хотя самого императора он не видел. Но было много и технической работы. Например, подписание различных свидетельств. Консульство выполняло функции бюро регистраций, от того первая половина каждого понедельника у генерального консула была занята визированием различных бумаг.
Вот и сегодня Олрок подписывал документ за документом, а его помощник, Генри стоял рядом и ставил на них печати генерального консульства.
– А это еще что такое? – удивился Олрок, разглядывая непривычный документ.
Его помощник держал раскрытую на последней странице папку. В документе было порядочно листов, а обложка документа была, как видно, картонной, обтянутой красной замшей.
– Это – брачный договор, господин генеральный консул.
– Хм.
– Подготовлен и засвидетельствован нотариусом Берджесом.
Олрок повертел в руках документ. Папка была увесистой и красивой.
– А неплохо, – сказал Олрок. – Как этот нотариус, справляется?
– Очень профессиональный и трудолюбивый специалист, – ответил помощник, который уже три месяца должен был Оливеру Берджесу два фунта. Берджес за это время даже не заикнулся о долге.
Генеральный консул открыл первую страницу договора, вчитался в текст.
– Надо же! Английский дворянин женится на русской мещанке. Де Клер, де Клер. Он не из графства Херефорд?
– Совершенно верно, господин генеральный консул, – подтвердил его помощник.
– Кажется, мой отец лечил некого Ричарда де Клера из этого графства, – сказал Олрок. «Но неудачно,» – продлил он эту мысль, но уже про себя.
– Позволю обратить ваше внимания, господин генеральный консул, на новоиспеченную супругу, – оторвал Олрока от своих мыслей его помощник.
– А что с ней особенного? Красива?
– Не знаю, но ее девичья фамилия совпадает с фамилией одного из заговорщиков, так называемых «общественников». Они около тридцати лет назад пытались свергнуть российского императора. Соответствующие списки имеются в нашем консульстве.
– И что удачно? Хотя, о чем это я? Тогда это был бы не мятеж, – разъяснил сам себе Олрок. – И как мы это можем использовать?
– Предполагаю, что упомянутая в договоре Вера Порошина является внучкой казненного бунтовщика, Порошина Николая Степановича. Но как это использовать, пока не знаю.
– Как долго они пробудут в Йокогаме?
– Насколько я знаю, де Клер – путешественник и в Японии проездом. Он ждет подходящего корабля, чтобы отправиться в Гонконг.
– Передайте Берджесу, что я хотел бы встретиться с де Клером до его отъезда, – сказал Олрок, подписывая договор.
– И не забывайте, Генри взимать за каждую мою подпись 30 шиллингов, – добавил Олрок, разминая кисть и пальцы. – Если я не буду брать этих денег, то моя рука скоро точно отсохнет и отвалится.
