Ольга Толмачева
Волшебное пение птицы
Вдруг поперхнулся Алексей Иванович, закашлялся.
Вот они, современные акселераты-тинейджеры…
Считай, перегнала девочка мамашу в размере…
От удивительного открытия Алексей Иванович вдруг растерялся.
Получается, в компании своих рослых жены и дочки он немного хиловат получился, словно не хватило подкормки растению. Или неплодородная почва попалась. Или сорняк заглушил. А может, в земле кто завелся – корни грыз. Не кустилась крона, искривлялся ствол!
Если дальше так дело пойдет… Алексей Иванович сокрушенно провел ладонью по жидкой макушке. Затеряться немудрено среди родственников! Хорошо, борода и усы спасают.
Неделю назад это сравнение ввергло бы Алексея Ивановича в депрессию. Но только не сегодня, не сейчас.
На душе птицы пели, и даже гладкая лысина и лишний вес настраивали на философский лад. Все течет, все изменяется – панта рей (panta rei).
Дочь невозмутимо хлеб маслила, колбасой закусывала.
– Эля, ты бы масла поменьше… Холестерин – вредно… – Робко посоветовал дочке.
Эля с удивлением посмотрела – отца за столом заметила.
Вообще-то дочь звали Олей. Но жене всегда хотелось девочку как-нибудь выделить. Отделить от остальной массы одинаково сопливых детей. Что такое О-ля? Какое-то восклицание! А если заменить О на Э – совсем другая картина! Это уже не вопль какой-то – признание, утверждение!
– Э-ля! – кричала мать с балкона, когда малышка с подружками во дворе гуляла. – Домой!
Одну букву переставила, а сколько к персоне внимания!
И хотя поначалу сам Алексей Иванович протестовал, продолжал упорно называть дочку Олей, но и он со временем привык, смирился. Так и прижилось, приклеилось к девочке имя Эля. Эля Смирнова.
– Пусть кушает, – вмешалась в разговор супруга. – Растет организм-то. Эля – еще ребенок.
– Эля еще не выросла? – испугался Алексей Иванович.
– До двадцати пяти организм зреет, еще лет десять тело кормить. Клетки формируются, системы: кровеносная, дыхательная.
Жена по образованию была биологом.
Ребенок вновь нацелился на бутерброд.
– В школе такие нагрузки! С ума учителя посходили! Так детей заданиями мучают!
Жена пододвинула к дочке тарелку.
– Нету на них управы!
Оттого, что вот уже неделю Алексей Иванович жил в предвосхищении сладостных перемен, он, всегда робкий и застенчивый с домашними, вдруг решил внести в скучный семейный завтрак элемент дискуссии.
– А вот и не согласен! – воскликнул.
И удивился, услышав у себя голос молодой, звонкий. Как крепкая пружина, упругий.
Ох, неслучайно! Что-то ждет впереди!
– Не согласен! – повторил, с вниманием прислушиваясь к самому себе. – Нужно нагружать голову! Если голову оставить порожней… – Алексей Иванович задумался. – Туда посторонние мысли проникнут, ненужные желания. Программа слетит.
В институте Алексей Иванович изучал компьютерные технологии.
– Это как вирус…
Дочка перестала жевать. Взглянула на отца с любопытством.
– Детство – благодатный период развивать ум, душу. Сен-зитивный период… – То есть самый чувствительный, – пояснил Эле. – Упустишь время – не догонишь.
За столом повисла пауза. И жена перестала посудой греметь.
– Еще Лев Толстой–старик сказал, что от пятилетнего ребенка до него, глубокого старца, один единственный шаг. А от новорожденного – страшное расстояние: всему в детстве учиться приходится.
По завороженному взгляду жены и дочки Алексей Иванович вдруг почувствовал, что он не только умен, но чрезвычайно красноречив.
– Вот школьники всему и обучаются: и ОБЖ – основам безопасности жизнедеятельности, и МХК – мировой художественной культуре, и биологии, и матану – математическому анализу. В восьмом классе – матан! Какая голова нагрузку выдержит? Только самая бестолковая, которой все равно, что ОБЖ, что МХК. Программу им не Лев Толстой составлял!
Вот всегда жена так! Поддержала бы мужа, согласилась с отцом, а она всегда в противовес, наперекор ему, расстроился Алексей Иванович.
Впрочем, огорчился ненадолго – сердце-то ликовало, всех оправдывало. И на жену посмотрел словно бы со стороны, с сочувствием: бедная, умаялась без призвания. Быт съел. А когда-то в пробирках растворы мешала, клеточную колонию для экспериментов выращивала…
– Не хочу больше есть. Не могу, – взмолилась Эля, отодвигая тарелку.
Откинулась на стуле. Задышала, как рыба на берегу.
– Смотри, проголодаешься до обеда! И чем вас в школьной столовой накормят? – Жена покачала головой, тревожно взглянув на дочь. – Мозгу питание требуется. Как голодной задачки решать? Может, чайку? – предложила.
Дочка устало головой мотнула, отказалась.
– Из-за стола нужно вставать с легким чувством голода, – посоветовал Алексей Иванович и вновь с сочувствием посмотрел. На Элю.
– Я и встаю с легким чувством… – Дочка отодвинула стул. – … Недомогания…
Они засмеялись. Надо же, умница Эля! С юмором! Вся в него! И жена по-доброму им улыбнулась.
На работу Алексей Иванович стал ходить, как на праздник. А вдруг по дороге на службу это – счастливое – произойдет?
К людям стал ближе, добродушнее, мягче: то из кабинета в коридор к народу выглянет, то к коллегам в курилку зайдет. Чем сотрудники дышат, чем живут – все ему интересно. Хотел с миром быть единой душой, быть лучше, чем есть.
