Ольга Минаева
Журналы «Работница» и «Крестьянка» в решении «женского вопроса» в СССР в 1920–1930-е гг.
Ревет мотор, гудит мотор.
Блеск солнца, ширь, снега.
Вверху простор, внизу узор –
Под снегом города.
И если шаг лишь ступит враг,
Она пойдет на бой.
Бойцом чтоб стать и жизнь
Отдать за класс рабочий свой.
Ревет мотор, гудит мотор
И женщина-пилот
Бесстрашно мчит, полет стремит
К коммуне, ввысь, вперед![423].
В этом примере актуализированы сразу несколько смысловых посылов: образ полета, образ движения страны вперед, желание летчицы защитить страну. Образ полета: стремительный, мотор ревет, солнце блестит, простор неба и под крылом – заснеженные города. Образ страны: страна труда, в которой рабочий класс дал наказ девушке стать летчицей, страна стремится вперед, к коммуне – это движение символизируют летящие советские самолеты. Девушка в случае нападения «пойдет на бой», чтобы «жизнь отдать» за свой рабочий класс. Это типичное для женского журнала стихотворение, в котором закрепляются в коротком варианте образно пересказанные основные идеи, высказанные во множестве прозаических журналистских произведений. Такие стихотворения часто примитивны, просты.
Были ли препятствия на пути девушек к небу? Конечно. Исследователь борьбы за равноправие женщин И. В. Алферова приводит архивные документы, которые свидетельствуют о сомнениях специалистов в том, стоит ли готовить летчиц. Помглавначальниквоздухофлота Кларк в 1923 г. отправил Г. Е. Зиновьеву письмо такого содержания: «Получил сведения, что в Егорьевской школе в числе обучаемых имеются женщины. Предлагаю немедленно отчислить их или использовать для административных работ». К письму прилагалась справка врача Минца, который утверждал, что у женщин «отсутствует выносливость организма, которая нужна боевому летчику», кроме того, «слишком дорого обучать лиц, которые не сумеют нести непрерывную службу»[424]. В ответ курсантки этой школы пожаловались в Отдел по работе с работницами и крестьянками ЦК партии, требуя «не отрывать (их) от занятий на том основании», что они женщины и дать возможность довести до конца «испытание, могут ли женщины быть воздушными летчиками»[425]. О борьбе девушек-летчиц и парашютисток с косными, представлениями рассказывают журналисты практически во всех очерках о них.
В отличие от героев труда – стахановцев, герои – летчики и летчицы часто погибали. В рассказах о них присутствует романтизация подвига во имя Родины. А этот подвиг часто включал и такой компонент как смерть во имя Родины.
На страницах «Работницы» в 1937–1939 гг. публикуются очерки о героинях-летчицах, а через несколько номеров – некролог. Полина Осипенко погибла вместе с Героем СССР А. Серовым, мужем актрисы Валентины Серовой. Погиб В.Чкалов, которому были посвящены такие теплые, душевные очерки. У него была прекрасная семья, он нежно любил своих детей, но его жизнь не семье принадлежала, а Родине. Можно ли говорить о романтизации смерти в 1930-х гг.? Смерть во имя Родины – частый (если не сказать – непременный) атрибут образа героя, каким его изображала печать. Все они «отдали свои жизни Родине» – так было написано в некрологах. То есть прожили жизнь не зря, совершили подвиги и умерли тоже не просто, а «отдали жизнь» Родине. Как будто жизнь – это предмет. Есть еще подобные обороты в журналистских текстах довоенного периода. Часто писали «давать ребенку воспитание», как будто воспитание – это манная каша. Или: впечатления юности «пронес через годы», учителя «несли свет знаний». Вроде бы эти конструкции говорят о свободном выборе человека, его решении – отдать или нести и т. д. Или об осознании своей миссии.
Как отдали жизнь герои? Выполнили свой долг, ценой своей жизни спасли жизни других людей, осваивали новую технику или неизведанные земли. Но таких смысловых категорий нет в анализируемых текстах. Умер – во благо Родины, а как именно и почему – так вопрос не ставился. Мы видим только один мотив – жизнь героя принадлежит Родине и отдана ей, смерть героя – часть его подвига. Конечно, эта интерпретация журнальных публикаций носит сугубо авторский, субъективный характер. Но все же тема смерти в военной пропаганде и ввиду участия женщин в грядущей войне должна была иметь определенное место и определенное решение.
Как писали о смерти в журналах для женщин? Женщина – символ жизни, продолжения рода, смерть для нее противоестественна. Хотя женщины рисковали жизнью часто: роды, аборты. В 1926 г. от заражения крови после родов умерла главный редактор журнала «Крестьянка» М. В. Куйбышева[426]. Но как рассказывать женщинам о смерти на войне? Вот подходящий пример: в рамке (она редко появлялась на страницах журналов и ассоциировалась только с траурными объявлениями) в начале 1941 г. опубликовано письмо матери призывника В. Печениной[427]. Она пишет, что год назад ее старший сын 23-летний лейтенант, политрук Илья Иванов погиб в боях «с белофиннами, защищая счастье Родины, которую он безмерно любил. Таким сыном я горжусь, тяжелую утрату, великую горесть и скорбь несу с особой материнской гордостью». Теперь она проводила на службу во флот второго сына, младшего. Ему наказ – быть достойной сменой брату. «Он уехал бодрым и веселым и обещал не осрамить моих седин». Показан пример того, как советская мать должна относиться к гибели своих детей во имя Родины.
Как переживали семьи героев их смерть? Есть несколько примеров таких публикаций. Образ героя должен был быть безупречным во всех отношениях. После его смерти показатели безупречности демонстрирует семья героя.
Прекрасный очерк М. Зингера[428] о семье летчика Николая Годовикова был опубликован в 1940 г. Годовиков был бортмехаником в экипаже С. А. Леваневского, который в 1937 г. совершал перелет через Северный полюс Их самолет пропал без вести около побережья Аляски. Нигде в очерке летчик не назван по имени! Но его отношение к семье – жене и детям – описаны как положительный, в каком-то смысле идеальный пример для читательниц журнала «Работница». У Годовикова осталось семеро детей. Он трогательно относился к жене, помогал во всем. Очень любил своих детей, помогал их купать, качал ночью. Вот пример: «Бывало, взглянет на жену и скажет:
– Ты, Любаша, чем-то расстроена. Захлопоталась. Я тебе сейчас помогу…
Так привыкли в семье к этой отцовской помощи настоящего советского семьянина, отдающего детям весь свой досуг, и вдруг… не стало отца», – пишет автор очерка. Друзья героя помогали его семье, его дети старались хорошо учиться, а жена – вырастить их и выучить. Теплый очерк, очень человечный в некоторых деталях.
Но все же цель очерка – показать идеального героя и его семью как образец для подражания. Вдова и дети летчика стараются в память о нем быть тоже идеальными. В очерке нет места слезам и другим проявлениям горя. Хорошие оценки – вот память детей об отце, заботливая мать ведет дом, растит детей – выполняет свой долг. Этот сценарий не оставляет места для нормальных человеческих эмоций: жены героев не плачут, а соответствуют своему положению. Кстати, сын Годовикова Алексей, тоже летчик, в 1942 г. погиб в бою и посмертно получил звание Героя Советского Союза. Это подтверждение достоверности очерка о прекрасной семье и детях героя? Очень может быть, что да. Однако смысл публикации в женском журнале – не просто зафиксировать реальный факт, а создать целостный образ, положительный пример.
Военная тема была важной на протяжении всего довоенного периода. Однако содержание этой пропаганды менялось в зависимости от ситуации. Так, после столкновений на острове Хасан и начала советско-финской войны тема военной подготовки женщин из рутинных отчетов трансформировалась в заметки и очерки о героинях, принимавших участие в боевых действиях.
Какие особенности можно отметить в этих публикациях? Обилие деталей не делает рассказы о войне правдоподобнее. Вот типичный пример: очерк о Кате Андреевой[429], публикация 1940 г. Она участвовала в боях с «финской белогвардейщиной», была награждена медалью «За боевые заслуги».
О себе Катя рассказывает так: окончила в Ленинграде школу медсестер, год работала в больнице, потом добровольцем пошла в военкомат. Ее воинская часть попала в окружение, бои шли в тылу врага. Девушка помогала трем бойцам, которые сами не могли идти, отстали от остальных, оказались ночью в сугробах, без оружия. Услышали шорох лыж, Катя закричала: «Шестой батальон, направо, пятый – налево! За Родину, за Сталина, вперед!» По ним дали несколько очередей, они плутали по лесу, но до рассвета нашли своих. Над девушкой посмеивались бойцы: в ее ватных шароварах застряла пуля, батальонов было всего три, а она командовала пятым и шестым. Но все признавали героический и смелый характер девушки. Скупо описаны подробности фронтовой жизни: обстрелы, нехватка хлеба, контузия и т. д. Приводится только один трагический эпизод, когда врач Вознесенский был ранен в живот, достал пистолет и застрелился. Перед смертью он сказал, что знает, что с такой раной он не выживет: «Идите вперед и будьте счастливы!»[430]. Этот эпизод никак не комментируется и настроение публикации не изменяет. Героиня цела и невредима, пули свистели над ее головой, но не задели ее. Раненые, за которыми она ухаживала, живы. Все почти благополучно, хотя описывается тяжелая война, на которой было множество жертв.
Так же описывалась война и в первые недели Великой Отечественной войны. «Рассказ партизанки Насти К.», который ведется от первого лица, практически повторяет публикации довоенного периода. «Я разведчица – пишет героиня. – Работа моя рискованная, опасная для жизни. Этим она и интересна. Захватывает меня она так, что забываешь все остальное. На днях мне исполнилось 18 лет. …Война внесла поправки в мою жизнь. Я оставила станок и родной очаг, пошла туда, где опасно, где решается судьба моей отчизны. Труден и опасен каждый шаг партизана. Это люди, которые не боятся смерти, не отступают перед опасностью»[431]. Далее следует рассказ о том, как девушка пошла в разведку. На обратном пути группу заметили немцы, открыли «бешенный пулеметный и минометный огонь», всех убили. Но она удачно добралась до леса и отчиталась о выполненном задании.
И. Ракобольская, начальник штаба женского полка ночных бомбардировщиков, вспоминала, что они сочинили 12 заповедей своего полка. Первая была: «Гордись, ты – женщина!». Она написала так: «Многие вспоминают наши военные годы как счастливые, вернее, наиболее значимые в нашей жизни. Я думаю, что это потому, что мы тогда нашли единственно правильное свое место в строю, самое главное…»[432]. На фронтах Великой Отечественной войны воевало около миллиона женщин, они освоили и традиционно мужские военные профессии (снайпер, сапер), и массово трудились во фронтовой медицине.
Вопрос, почему женщины пошли воевать, интересовал С. А. Алексиевич, автора историко-документальной книги «У войны не женское лицо». Она написала в предисловии к этой книге, что «…Мы имеем дело с историческим феноменом. Никогда еще на протяжении всей истории человечества столько женщин не участвовало в войне…»[433]. На огромном документальном материале Алексиевич доказывает, насколько тяжелой была для ее героинь война, насколько противоречила она женской природе, как калечила в прямом и переносном смысле. Однако женщины пошли на эту войну, проявили чудеса массового патриотизма, героизма и самопожертвования. Почему?
Это явление складывалось из множества составляющих. Пропагандистская работа женских журналов – один из аспектов ответа. Нравственным ориентиром для женщин должны были стать образы героинь, совершивших подвиги: Полины Осипенко, Марины Расковой и др. Есть и аспект реализации равноправия: женщины равны мужчине в труде и в бою. Они освоили мужские профессии на производстве, могут и должны встать вровень с мужчиной в армии, в сражении. Есть и энтузиазм 1930-х гг. – «нам нет преград» ни в чем, включая подвиг.
Сейчас для нас есть значительная разница в оценке войны с «белофиннами» и Великой Отечественной. А ведь для читательниц женских журналов, вообще для советской аудитории 1930-х гг. не существует этой разницы. Воевать, потому что Родина приказала – это один из видимых негативных (с современной точки зрения) аспектов довоенной пропаганды. Хотелось бы еще подчеркнуть и то, насколько идеалистичны, иногда романтичны, в значительной степени нереалистичны были представления о войне, формируемые довоенной печатью.
Героини Алексиевич говорят, что «мы и Родина – для нас это было одно и то же» (Тихонович К. С., зенитчица)[434]. Вопрос стоял, быть или не быть стране, народу?» Поэтому они пошли воевать – за народ, за Родину – так отвечает на него Алексиевич. Я бы обратила внимание также и на представление о том, что для ее героинь Родина важнее собственного благополучия и жизни. Эта позиция формировалась очень активно в довоенной печати и кажется непонятной современному человеку с его культом индивидуализма.
Какое значение имели публикации очерков и рассказов, тематически связанных с военной подготовкой женщин, для женской аудитории? С помощью образов героинь показывался новый стереотип поведения женщины – свое равноправие она доказывает с оружием в руках. Женщина может и должна воевать за социалистическую Родину, которая дала ей эту свободу – вот главный вывод из сказанного. Такая активная жизненная позиция поддерживалась множеством ситуационных примеров в женской печати этого периода. В образах героинь романтизировался подвиг, в том числе и на войне.
С одной стороны, пропагандисты не хотели вызвать панику среди женщин, нагнетая в условиях мирного времени пропаганду военной подготовки. Поэтому у многочисленных публикаций по этой теме были и другие смысловые акценты. Женщины ставили рекорды, что подчеркивало их равноправное положение. Они служили в армии (в основном летчицы) – это тоже символ равенства, овладение «мужской» профессией. Физическая закалка (умение ходить на лыжах, прыгать с парашютом, бегать и пр.) помогала женщинам в их основных профессиях (например, геолога или врача). Именно так увязывалась тема военной подготовки с широким спектром производственных публикаций.
Борьба с врагами народа в печати дает примеры предельно агрессивной лексики: «расстрелять гадов», «озверелую фашистскую банду потопить в море крови», «стальной стеной встать на защиту» страны от троцкистов и т. д. Женщины, как и остальная советская аудитория, привыкли, что даже о мирных свершениях печать говорит с помощью военной лексики: «битва за урожай», «страна под культурным ружьем», «атака на старый быт» и т. д.
С другой стороны, постоянное присутствие военной темы в печати, предназначенной для женщин, наравне с рассказами о любви, женской доле, профессиональном становлении и прочими темами делали войну как бы непременной часть жизни советской женщины.
Выводы
Производственная пропаганда в советской печати для женщин в 1920-е гг. в какой-то степени была подготовкой к индустриализации, когда лозунги женских журналов были в значительной степени реализованы. Причем нужно отметить преемственность в работе центральных партийных журналов для женщин на протяжении всего довоенного периода: в годы первых пятилеток они развивали те же пропагандистские установки и представления, которые формировались журналистикой в 1920-е гг.
Процессы, которые происходили в 1930-е гг, имели огромное значение для реализации равноправия женщин. Политика государства, потребности индустриализации привели к тому, что изменился гендерный состав рабочего класса – женщины были привлечены в те отрасли, которые традиционно считались мужскими, и составили половину пролетариата. Потребности коллективизации также требовали активного участия в общественном производстве женщин – по меткому выражению И. В. Сталина женщина стала «в деревне большой силой».
Значительную роль в пропаганде производственной судьбы женщин сыграли журналы «Работница» и «Крестьянка».
Как можно оценить вовлечение женщин в трудовую деятельность в СССР в довоенный период? Это был беспрецедентный по скорости, количеству вовлеченных людей и результатам процесс.
К позитивным результатам можно отнести следующие:
Произошел поворот в сознании общества: женщина должна работать. Для трудового процесса нужна профессиональная подготовка, поэтому девочек нужно учить. Н. К. Крупская много раз писала, что должно быть совместное обучение мальчиков и девочек, что не нужно разделять ни общеобразовательную школу, ни профессиональное образование по гендерному принципу. Совместное образование приучит детей к товарищеским, партнерским отношениям, которые потом также будут строиться и в производственной сфере. Совместное обучение по единой программе сделает также доступными для девочек любые виды профессиональной подготовки: от ФЗУ до вузов.
Активная производственная пропаганда, культ ударниц и стахановок способствовали тому, что гендерные стереотипы разрушались очень быстро, предлагая поколениям женщин новый жизненный сценарий, привлекательный и востребованный государством.
Женщинам стали доступны многие профессии. Как пишет А.А. Ильюхов, «разрыв в оплате по половому признаку был сокращен до минимума уже в конце 20-х гг.»[435]. Разница в оплате могла зависеть от старательности, квалификации.
Реформа брачного законодательства, облегчившая развод, ставила перед женщиной вопрос о том, как содержать детей и выжить самой в случае ухода мужа. Работа на производстве позволяла, хотя и с трудностями, выйти из этой жизненной ситуации. Этот довод в пользу работы активно обсуждался на страницах женской печати.
Пропаганда формировала у женщин позитивное отношение к производственной деятельности, подсказывала «сценарии» ее реализации, поддерживала в преодолении трудностей на этом пути, показывала преимущества.
К негативным последствиям следует отнести следующие:
Государственная власть регулировала производственную сферу с помощью такого инструмента, как заработная плата. Приоритетом было развитие тяжелой промышленности, поэтому «мужчины освобождали рабочие места в сфере обслуживания и легкой промышленности ради работы в тяжелой промышленности»[436].
В результате просчетов властей в политике оплаты труда женщины массово шли в мужские профессии, очевидно вредные для их здоровья.
«Вплоть до начала 1990-х гг. журналистика сохраняла репутацию преимущественно мужской профессии», – отмечается в статье О. В. Смирновой о феминизации современной российской журналистики[437]. Вывод о том, что «падение уровня заработной платы в журналистике вызвало отток мужчин из профессии»[438], очень важен для понимания процесса превращения целых отраслей в преимущественно женские: система дошкольного, школьного (а сейчас и высшего) образования, библиотечное дело, почта, медицина и т. д.
Отсутствие яслей, детских садов, проблемы с тем, куда «девать» детей, ложились на плечи работающих женщин. Отсутствие служб быта также приводило к тому, что никакого освобождения от «домашней каторги» у женщин не было, они совмещали две работы – в поле, на заводе и дома.
Можно ли говорить о реальном равноправии женщин в производственной сфере? Женщины легче «соглашались» на более низкую оплату труда, возможно, потому, что традиционно роль «кормильца» выполнял мужчина, а гендерные стереотипы разрушились далеко не так быстро, как об этом писали женские журналы.
Глава 3. Преобразование частной сферы жизни женщин
В основе коммунистической идеологии лежит идея «освобождения» человека от собственнического инстинкта, от борьбы за материальные богатства, за роскошь и потребление. Из этой глобальной цели наряду с воспитанием «нового» человека была выделена конкретная задача – реформа уклада, образа жизни людей. Эта задача тесно связана с реформой семьи и частной сферы жизни женщины.
Процесс эмансипации женщин логично увязывался лидерами советского государства с реформой всего уклада жизни. В. И. Ленин писал, что необходимо «втянуть женщину в общественно-производительный труд, вырвать ее из «домашнего рабства», освободить ее от подчинения – отупляющего и принижающего – вечной и исключительной обстановки кухни, детской»[439]. Однако предполагалось не просто перераспределение обязанностей в семье и обществе, изменение гендерных стереотипов, а более широкие реформы – изменение при социализме и коммунизме образа жизни человека независимо от его пола.
В годы Гражданской войны именно тема реформы быта была основной в дискурсе женского равноправия. В начале XX в. в западноевропейских странах и в России обсуждались в печати и появлялись в городах, пусть и не широко распространенные, общественные столовые, прачечные и гладильни, велись эксперименты с созданием детских площадок, яслей и садов. Но если за рубежом новые предприятия бытового обслуживания быстро и гибко реагировали на запросы общества, не упуская из виду прибыль, то у нас их создание после 1917 г. было вызвано потребностями слома старого уклада и создания нового образа жизни. В. И. Ленин подчеркивал, что «начнется массовая борьба (руководимая владеющим государственной властью пролетариатом) против этого мелкого домашнего хозяйства или, вернее, массовая перестройка его в крупное социалистическое хозяйство»[440].
И. Ф. Арманд призывала женщин вместо доморощенного печного горшка создавать общественные кухни, столовые, прачечные, артели для чистки квартир и тем самым создать условия для развития коммунизма[441]. Именно для работы по привлечению женщин к реформе быта осенью 1919 г. Комиссии по агитации и пропаганде среди женщин при партийных комитетах были преобразованы в женотделы парткомов.
Важно отметить, что и в статьях В. И. Ленина, Н. К Крупской, А. М. Коллонтай и др., и в публикациях советской печати под словом «быт» понимался именно уклад. Достаточно широкая трактовка вопросов быта включала в себя образ жизни, модель семьи, отношения между супругами и разными поколениями в семье, санитарные нормы, культуру питания и т. д. Не случайно именно в публикациях по вопросам быта мы можем найти практически любую тему, касающуюся женщин: от гендерных стереотипов и конфликтов в семье до разводов, абортов и пр.
Успехи общественных столовых в Петрограде и Москве[442] в годы военного коммунизма были связаны не с достижениями их создателей и агитаторов, а скорее с тем, что сфера питания была насильственно обобществлена. Тогда же на первый план вышли все недостатки этой системы: невкусная или некачественная пища, антисанитария, очереди и т. д.
В условиях Гражданской войны и позднее, в начале 1920-х гг., реализация равноправия женщин осуществлялась одновременно в нескольких направлениях: «включение» женщин в поле партийной агитации и пропаганды, привлечение их на сторону советской власти (текущие задачи дня) и формирование стойких представлений о необходимости изменения гендерных ролей в обществе (долговременные задачи). Именно на решение перспективных задач была нацелена женская партийная пресса.
В довоенный период был пройден путь от разрушения традиционных ценностей до создания новых советских. Причем сама по себе борьба (за уничтожение «старых» представлений и устоев, против эксплуататоров и т. д.) позиционировалась как непременная часть новой жизни, как новая ценностная установка.
