Ольга Михайловна Левонович
Дарован день
Письмо отцу
Скупее дыхание, меньше сил…
Ты уйдешь – будем жить не планами,
Не проектами твоими, а полянами,
Лесом, небом, которые ты любил.
В слезах дождей осенних,
В гомоне птиц весенних…
Тоскую по тебе, настоящему,
Тоскую по тебе, уходящему,
Недолюбившему, недолюбленному,
С жизнью, наискосок разрубленною…
С непониманием, одиночеством…
Как в детстве, прильнуть к тебе хочется.
Прости меня за молитвы скудные.
Твои дни для меня – неподсудные.
Жизнь пройдет, и случайное
В узел свяжется.
Между нами связь крепче, чем кажется.
Гитара
Гитара под неверными твоими
Задумчивыми пальцами грустит.
Прерывистый, зыбучий звук доныне
Живет в душе, трепещет и болит.
Не вынесла. Ушла и дверь прикрыла.
Но звуки проступали за стеной.
Гитара смолкла, а они все… были,
Струну перебирая за струной.
Когда я в электричке задремала,
Гудел гитарный бок, смолист, бордов.
Свои колки оставив у вокзала
Вослед бежали струны проводов…
Наивная, безжалостная память!
Как сладки и остры твои лучи…
Дань требуя, до неба призрак встанет,
И каждый нерв ответно зазвучит.
Трава забвения
Слетаю я в печальные места.
Там обитают призрачные лица.
Там память каждого размыто-нечиста,
И осужденье тайное струится.
Там каждый ищет – кто же виноват,
Тасует пережитое в колоду.
С тоскою острой провожает взгляд
Тех, кто сбежал и приобрел свободу…
Я в прошлое, как в воду, погружусь…
Ища приметы драмы пережитой,
Я прилечу и молча огляжусь,
Но… все травой забвения укрыто.
Иная жизнь хлопочет и шумит.
Бесстрастно небо чистое над нами.
Торжественно и тягостно звенит
Могильный холм жестяными цветами.
Портрет на стене
Портрет на стене в опустевшей квартире.
Теперь ты – везде. Ты рассеянна в мире.
Ты – девочка, с бабкой бредешь по дороге.
Промозглость, распутица, мокрые ноги…
Смешливая девушка… Кружатся снимки…
Ты – мама с детьми, на диване, в обнимку…
Ты – бабушка, щурясь, очки протираешь…
Ты… девочка, руки раскинув, взлетаешь…
Ты всюду. Ты снишься мне, снишься и таешь.
Реальна, как жизнь, и легко ускользаешь…
Утратой нелепой, немыслимой самой,
Всегдашнею раною стала ты, мама.
Не дозваться
Меж тобою и мной
Связи – не оборваться.
Но из жизни земной
Мне тебя – не дозваться.
Под ресницами око
Бездонно и глухо.
Ты витаешь далеко
От зренья и слуха.
Но во сне невесомой,
Беспечной привиделась.
…Наступило свинцовое
Утро.
Надвинулось,
Наклонилось оно,
Задохнулось,
Слезами ответило…
…И сиротства клеймо
Выжгло в сердце отметину.
На другом берегу
1.
Заботы, страсти – глуше и скучнее.
Душа почти не держится за них.
Порою кажется, что связь её прочнее
С той, что уже не числится в живых.
2.
Ты обо мне тоскуешь? Не тоскуй.
Мы встретимся – от радости заплачем…
Наш переезд, ты знаешь, не оплачен.
Мы копим горести на этом берегу.
А перевозчик в белом стар и строг.
Молчит, не говорит, когда же срок.
Ты не тоскуй. Дождёмся как-нибудь.
Качнётся вдруг прибрежная ветла,
Волна плеснёт, шипуча и светла…
Нас наберут до полного числа,
И – в путь…
Как там?
Пресвятая Богородица,
Как ТАМ? Где моя мама?..
Сердце очнется, как водится,
Возле страшной, разверзнутой ямы…
Будет холмик, цветы железные,
Сожаления бесполезные.
Будут слезные небеса
И родные, во сне, глаза.
Голос, облик – все время источит,
Но приснятся любимые очи.
И тепло… Подожди чуть-чуть…
Ну немножечко, ну побудь…
Как в Раю
Ты знаешь, как в Раю?
Там – любовь.
Там можно быть маленькой-маленькой.
Там ждёт меня мама.
Она возьмёт меня на руки
И я крепко-крепко обниму её,
И скажу сквозь слёзы:
«Где ты была так долго?!»
А ещё там можно быть большой-большой,
И взять на руки своих деток,
И маму, которая станет маленькой.
Рай – это любовь.
Счастье
Денег нет, успеха тоже нету…
Если нужно – Сам Господь подаст…
Счастье, я скажу вам по секрету,
Не зависит вовсе от богатств.
Не зависит даже от здоровья,
Пусть его с тележкой целый воз.
Кто стакан воды у изголовья
Нам поставит? Вот главней вопрос…
Кто пришлёт простую СМСку,
«Как ты?» – и растает грусти снег…
Все мечты когда-то лопнут с треском,
А любовь останется навек.
Иные миры
Поэт
Поэт коснётся быстрою рукою,
Листа тетрадного, и оживут легко
Черты лица, и месяц над рекою
Цвета и запахи… И встанет в горле ком.
Стихотворенье – музыка, дыханье.
Слова, что золотые семена,
Вдруг прорастают в звоне и сиянье -
В душе звучит ответная струна.
Порой тоской, тревогой отзовутся.
Придавят камнем… Но из-под него
Ручьи прохладные, живительные льются,
Водою очищающей, благой…
Тоска – поэзии сестра
Тоска – поэзии сестра.
Ища во всем первопричину
(Так ищет женщина мужчину),
И осторожна, и мудра.
Она не трогает основ,
Скользит, на дно не погружаясь,
Случайно, вроде бы, касаясь,
Неторопливых берегов.
Любовь – поэзии под стать.
Мечтает в мире воплотиться,
Не может до конца раскрыться,
И, мучаясь, не любит ждать.
Но – ждет. Становятся одним
Любовь, тоска… И жажда жизни,
Которая прозреньем брызнет,
Но Небо властвует над ним.
Гроза
Трещит скорлупа небосвода.
На синем – слепящие реки и нервы.
Из бездны небесной рождаются воды…
Но нерв нашей связи с Землею – не прерван.
Пока под ногами земля, не уходит,
И небо пока не свернулось, как свиток…
Пока еще дышит больная природа,
Не чувствуем мы, как друг с другом мы слиты…
Во мраке грозовом
Во мраке грозовом,
в движеньи беспокойном,
Перерастёт разряд
в слепящую иглу.
Вот так же в смуте чувств
идёт путём окольным
Невысказанно мысль,
и вдруг – пронзает мглу.
Выдувают ветры
Выдувают ветры ил и пепел.
Омывают волны твердь, основу.
Так шлифует неустанно время.
…Галька, что на берег ляжет, -
Это мысль законченная камня.
Огонь и вешняя трава
Что от него останется?
Глаза
на фотографиях…
А в них – живет гроза.
Что от него останется?
Слова.
А в них – огонь и вешняя трава.
Что от него останется?
Душа.
Вне времени.
Пугающе свежа.
Жизнь – река
Жизнь не бессмысленна. И не длинна.
Она – река, со спазмами водоворотов.
А ночью в глуби звезда видна,
В лесу камышовом плещется кто-то…
Едва шевелятся плавники
Живущих в ней серебристых тварей.
Плывут селения вдоль реки,
Лес пробегает – зелено-карий…
Мосты упрямо висят над ней,
Полощет ива седые косы…
Чем глубже дно, тем она полней,
Тем отвлечённей встают вопросы.
О смерти – главный… Ей вечно жить!
Душою впасть в океан стремится,
И не заметит, как добежит,
И в нём до капельки растворится…
О Бродском
Мне раньше Бродский был не по зубам.
Да и сейчас, по краю понимания
Его стихов, иду сквозь звон и гам,
Ищу следы библейского сознания.
Деталь – конёк, сравнение – удар.
Сочится боль, и чуешь привкус яда.
Он вечно молод, неизбывно стар.
За ним толпой – учеников плеяда.
В отличие от них, он забредал
В парадоксальные пределы антиверы,
Чужие яблоки срывал, и иногда
Был среди пасынков родным и даже первым.
В далёких закоулочках души
Горела негасимая лампада…
Исчез, но, шепчут, проросло в тиши
Неведомое дерево средь Сада…
Дорога
Куда везёшь, полуслепая лошадь?
Ты мимо мельницы провозишь третий раз!
У кучера притихшего не спросишь:
Надвинул шляпу – и не видно глаз.
Зачем доверилась я тихому вознице!
Он в мыслях утонул, иль просто спит?
У встречных путников – измученные лица.
Да и у нас самих не лучше вид…
Похоже, не узнать, куда мы едем.
Вот так и будем медленно кружить…
То дождь… То солнце… Странные соседи…
Дорога – состояние души…
Реальность густа
Реальность густа, стекловодна, и давит на грудь.
Но так горячей, лучезарней, заманчивей путь:
Жить в разных стихиях: для тела, души и ума.
Держать отраженье на глади и видеть до дна.
Не просто вглядеться – проникнуть в неведомый мир.
Где розы роскошные, красок немыслимый пир…
Где белыми иглами брызжет пронзительный свет…
Где блики зеркал, и пустот незаполненных нет…
Где хор – это выдох и вдох, что единым порывом объят.
Где мир бесконечный до точки, до искорки сжат…
…А в скучной реальности –
Берег, баркас и песок.
И куртка промокла,
И влагой набряк поясок,
И боль разломала все кости,
И голод грызет…
В мозгу воспаленном
Весенняя птичка поет…
Приснилась школа
Приснилась школа. Та, которой нет.
Она сгорела в одночасье, жарко
Тому назад… не помню, сколько лет.
А вот во снах живёт до жути ярко.
И я иду вдоль окон голубых.
Сегодняшних знакомых вижу лица.
А коридор тревожно пуст и тих.
Он, как тоннель, куда-то в темень длится.
Исчезнувшая школа… До сих пор
Как существо из глубины всплывает.
Куда ведёт тот школьный коридор?
Не в классы, в бездну двери открывает…
Расставание
Хорошо бы последнюю связь оборвать
До того, как уйти соберешься.
А иначе калитка опять и опять
Будет хлопать – и ты обернешься.
А иначе завоют вослед голоса,
Куст шиповника в платье вонзится,
Будут прочной стеною тесниться леса,
Незнакомые хмуриться лица.
Для чего это бегство? Душа – пополам,
Существом бесприютно-несмелым…
Надо так расставаться: душа уже там,
Там, в грядущем. И очередь – тела.
Тайны
Открываются тайны земные,
Прозреваются тайны Небес…
Кто сказал, что глухие, немые,
Равнодушные – поле и лес?
Проникая в сознанье природы,
Слышим мысли травинки, цветка…
Лес, вздыхающий от непогоды…
Засыпающая река…
Когда жизни окончатся сроки,
Будет явной реальность души.
И молитвы знакомые строки
Поплывут в поминальной тиши.
Не увидят друзья и родные,
Сокровенное чудо чудес:
Закрываются очи земные -
Открываются очи Небес.
Клетка
Постоянно творить чудеса невозможно…
Мы – не маги-волшебники, мы – очевидцы.
Вычисления наши по-детски несложны,
Но мы видим такое, что и не приснится.
Наши мостики вдруг прорезают пространство,
Они с легкостью рушат земные каноны,
Презирая размеренность и постоянство,
Словно птицы проносятся в мареве сонном.
Но однажды заставят нас жить по минутам,
И захлопнутся клетки надежные двери.
Мы исчезнем, не тронув железные прутья,
А на память останутся белые перья.
А душа задумала побег
Дни сентября
Дни сентября… Зеленый, желтоватый…
Рубины среди зелени горят…
Синеет небо – ни дымка, ни ваты,
А только чистый бесконечный взгляд…
Чириканье пичуг и запах прели…
Сырые плети огуречных гряд…
Неспешны пчелы и ленивы шмели…
Черемух кисточки, румяных яблок ряд…
Дни сентября… Уроки иль итоги?
Под пережитым подвести черту,
И сбросить, словно листья на дорогу,
Иссохшую неправду, маяту?
И налегке – навстречу белым вьюгам,
Суровым мыслям, строгой чистоте…
Ты, милый, как? Останешься мне другом,
Иль, нетерпимый, канешь в темноте?
И я останусь в чистом мертвом поле,
В лесу безжизненном, уснувшем до поры?
Где есть надежда, нет – тепла и воли,
И настежь путь в безмолвие открыт!
