bannerbannerbanner
полная версияВсе возможные если…

Ольга Мицкевич
Все возможные если…

Полная версия

10.

В какой-то промежуток времени, между Лериной госпитализацией и выпиской, мои собственные переживания блекнут и теряют остроту. Словно жизнь залепила мне хорошую пощечину и я очнулась, вынырнув из густой трясины жалости к себе. Это – единственное хорошее, что есть во всей этой ситуации.

Леру выписали через пару дней, но на работу она не вернулась. Агентство сократило ее по состоянию здоровья. Настя возмущалась, но Лера уверила нас, что так даже лучше.

Рабочий день, раннее утро, но мы не спим. Все еще бледная Лера складывает вещи, пока мы беспомощно наблюдаем за ней с наших кроватей, оттягивая момент прощания.

– Лера, – Настя садится на кровать, мягко берет ее за руку. – Расскажи. Давай, тебе станет легче, – уверяет она.

Лера замирает с аккуратно сложенным платьем в руках – тем самым, что она надевала на вечеринку на пляже. Мгновение смотрит на него пустым взглядом, потом садится рядом с Настей.

– Да нечего особо рассказывать, – произносит она. – История, как у всех.

С Оскаром они встретились, когда переписывали зачет по химии на втором курсе. Далеко не в первый раз, оба. Стояли, переглядываясь через коридор, в ожидании результатов, пока, однажды, дождливым осенним днем, он не принес два стаканчика с кофе. Сел рядом на пол и протянул один Лере, улыбнулся. И она пропала. В тот раз экзамен они все же сдали. Потом долго бродили в парке. Свет уличных огней отражался в лужах, ветер трепал голые ветви деревьев, а он грел Лерины ладони в своих. До общежития добрались далеко за полночь и Лера – робкая тихоня Лера – позволила себя поцеловать.

Позже были походы в кино, субботние вечера с друзьями и неловкое знакомство с родителями. Обычная история, пара, каких тысячи. Молодые влюбленный.

А потом пришел май и Лера собралась уезжать на заработки, как делала последние несколько лет. Вот тогда-то и начались проблемы.

Мне нужны деньги. Родители не могут позволить себе полностью оплатить мою учебу, – оправдывалась она.

Мы найдем другое решение. Отношения на расстоянии не работают, поверь, – уговаривал он.

Это и есть другое решение. Я должна ехать. Прости.

Пожалуйста, останься…

Но мужчины в Лериной жизни подводили ее чаще, чем выполняли обещания, так что она уехала. О, она была влюблена, очень! Просто в этот раз практичность взяла верх. Ссора вышла громкая, прощанье – тягостным.

В июне она села в самолет и их разделили больше трех тысяч километров, море несказанных слов и неясное будущее.

– Это так глупо, – качает головой Лера. – Я звонила, а он не ответил. А потом он звонил, но я обиделась и тоже не ответила.

Лера порывисто вздыхает, вытирает щеки. Настя протягивает ей бумажную салфетку и обнимает. А я думаю какого это – одновременно узнать о беременности и потере ребенка? В одиночестве. Макс и я, мы никогда не касались этой темы. Нам едва восемнадцать, какие дети! Как же это наивно и самонадеянно, вдруг понимаю я. Моей маме было чуть за двадцать, когда она осталась одна, с ребенком на руках. Моя детская память хранит длинные вечера перед телевизором, когда ей приходилось задерживаться на работе; зиму, когда мы ели только картошку с соленьями; одежду с чужого плеча. Не знаю, как поступила бы я. Не хочу знать.

– Все поправимо, – ласково говорит Настя.

– Я должна рассказать ему, – глядя перед собой, Лера рвет салфетку дрожащими пальцами на тонкие полоски. – Мы никогда… он не хотел детей, говорил рано. А что теперь? Боже, как я расскажу ему?!

– Ты не обязана, – слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать. Обе девушки устремляют на меня взгляд: Лера – недоуменный, Настя – укоризненный.

– Но она должна!

– Зачем? Что это изменит?

– Но… Скрыть такое неправильно. Это ложь!

– Правду переоценивают, – мне самой гадко от горечи, которой пропитаны эти слова.

– Ты серьезно? – кто бы мог подумать что у Насти такие огромные, выразительные глаза. – Это же… Нет, такое нельзя скрывать. Беременность? Нет, однозначно нет!

Кто ты? – читается между строк. – Как можешь говорить подобное?

- Девочки!

Губы у Леры вновь дрожат и мне становится стыдно. Не ее вина, что Макс поступил, как поступил, повергнув мои чувства и мысли в полный хаос.

– Прости, – мне стоило бы вложить больше смирения в сказанное, но я просто не могу. – Я имею ввиду, что ты можешь рассказать ему, когда будешь готова. Не обязательно вывалить все по приезду. Дай вам шанс помириться.

– Я боюсь… – выдыхает Лера, – Боюсь, что уже ничего не исправить.

– Глупости! – уверенно восклицает Настя, устремив на меня взгляд в поисках поддержки. – Разумеется, можно! Так?

Я не отвечаю. Лера молчит, сложив руки на коленях и уперев взгляд в пол. Что может знать Настя, – красивая, дерзкая Настя, – о Лериных страха? Я знала таких Лер в школе – тихих, неприметных, милых и прилежных в учебе. Над которым шутили, и не всегда по-доброму. Про которых мальчики вспоминали, только если надо списать домашнюю работу. До этого момента я ни разу не задумывалась, каково это было.

Я словно вижу нас троих со стороны: я – девочка без плана, маленький город, маленькие мечты; Настя – яркая, веселая спортсменка – ей в голову не придет задумываться о собственной привлекательности; и Лера – летние платья с воланами, волосы никогда не знавшие краски, чистое лицо и бледная, с румянцем, кожа. Мы такие разные.

Вспоминаю, как Крис при первой встрече сказал, что я красивая, и мне становится немного стыдно. С Максом у меня не было повода подвергать это сомнению. Я ощущала себя красивой, принимала как должное. Каким человеком это меня делает?

С грустью осознаю, что между нами и Лерой пропасть из детских насмешек, подростковых комплексов и сомнений – огромная и непреодолимая. Нам друг друга не понять, как не пытайся.

Вечером расчесываю волосы и наблюдаю за девушкой в зеркале – она все еще незнакомка. Этим утром я сказала Лере, что правду переоценивают. Мне ли не знать, ведь я лгу себе. Каждый день обещаю себе, что все – прошло. И каждый день это оказывается ложью. Ведь я любила его, так сильно! Макс предал меня, а когда-то я верила, что он единственный, кто никогда не причинит мне боли.

Откладываю расческу и провожу пальцами по холодной глади зеркала. Мое отражение искажается, словно размытое рябью на воде. Когда-то, я любила себя сильнее, чем его. Я хочу вернуть это чувство.

11.

В сентябре туристов значительно поубавилось, воздух перестал быть удушающе-жарким, а землю умыли первые дожди. Большой, белый отель притих и опустел.

Я на берегу. Море кидает сине-зеленые волны, с глухим рокотом разбивая их о прибрежные скалы. Ветер треплет волосы, кружит песок у моих ног. В воздухе соль, и на моих губах соль. Лицо жжет. Я успела забыть как же это утомительно, так рыдать.

Пять дней без звонков и сообщений. Пять дней тишины. Мне казалось, это то, чего я хочу, что мне необходимо. А потом это фото в Инстаграм…

Она милая, его новая девушка: красивая улыбка, светлые локоны, трогательная родинка над губой.

Все кончено, говорю я себе. Теперь – точно все.

И задыхаюсь.

Я так глубоко в своих мыслях, что не слышу, как подходит Крис. Он молча становится рядом – руки в карманах, взгляд устремлен вдаль. Наши предплечья чуть соприкасаются и я чувствую исходящее от него тепло.

Произошедшее с Лерой вернуло нас к прежним, приятельским отношениям: кофе в баре по утрам, легкие шутки, но теперь никакого флирта. Сейчас я ему рада, хотя всего мгновение назад мне хотелось одиночества.

– Я не хочу лезть тебе в душу, – тихо говорит Крис и я вздрагиваю. Это мои слова, я помню, как их произносила. – Но я выслушаю тебя, если ты хочешь. И, возможно, тебе станет легче.

Поворачиваюсь и смотрю на Криса, а он смотрит на меня. Глаза у него – словно море в шторм: темные, блестящие.

– Расскажи мне.

Дергаю головой, не зная с чего начать. Я так зла – на себя, на Макса. Мне бы танцевать всю ночь, а потом просыпаться в чужой, мятой постели. Мне всего восемнадцать, а я чувствую себя такой же древней, как море у моих ног.

– Макс… У него другая девушка, – наконец произношу я. Эмоции накрывают и я чувствую в горле спазм. – Там, в Нидерландах.

Крис хмурится, но молчит, только слегка кивает. И я рассказываю о нашем уговоре, и как, на самом-то деле, никогда в него не верила. Как позвонила среди ночи и услышала чужой голос. В какой-то момент Крис снимает толстовку и накидывает мне на плечи – меня мелко трясет. Небо быстро темнеет. Над морем гаснет в алых лучах закат.

Я говорю и говорю, пока слова, внезапно, не заканчиваются, и тогда я замолкаю. Боли нет, лишь угли. Делаю глубокий вдох и смаргиваю слезы. Солнце давно село и теперь Крис – только темный силуэт в густых сумерках. В небе над нашими головами блестят искры звезд. Неистово, с надрывом, стрекочут цикады.

– Больнее всего предают те, кому мы больше всего доверяем. Дай этому переболеть, пока не пройдет, – мягко говорит он. – Сейчас это кажется невозможным, но время лечит. Время лечит все.

Он находит в темноте мою руку, переплетает наши пальцы. Я смотрю на них в синеве наступающей ночи и горло вновь перехватывает. Всплеск эмоций измотал и я вновь ощущаю себя пустой и хрупкой. И это единственная причина, по которой я готова признать, что он мне нравится, гораздо больше, чем хотелось бы. Потому, что это все усложняет.

Это было бы так просто – шагнуть и прижаться своими холодными губами к его теплым. Сказать в темноту: не хочу быть одна, уведи меня отсюда. У меня внутри – звенящая пустота, заполни ее светом. Забери мою боль. Его упрашивать не придется, я уверенна.

Переспать с Крисом – словно налепить пластырь. Так легко. И так нечестно. Возможно, когда-нибудь, у нас будет шанс. Но, не теперь. Прежде, мне необходимо вновь собрать себя по кускам. Утереть слезы и залепить все трещины и сколы на сердце; дать себе пространство и время для хороших мыслей, книг и музыки, которые излечат душу; впустить тех, кто способен утешить меня. Постепенно, шаг за шагом, собрать себя воедино, поверить во вторые шансы.

 

Потому, что если я этого не сделаю, то никто не сделает этого за меня.

Я обнимаю его, прижимаюсь щекой к широкой груди и прислушиваюсь к размеренному биению сердца. Крис обхватывает меня в ответ руками, притягивает ближе и, внезапно, я – законченная симфония, собранная из осколков мозаика, разгаданная головоломка. Вновь цельная.

12.

Осень на острове – это дождь и соленый ветер с моря. А я скучаю по густому аромату сырой земли и талой листвы, по красно-желтым пейзажам на фоне серого неба. По старому пледу и маминым рукам в моих волосах, даже по ее запаху – теплого хлеба и лака для волос. Пожалуй, мне просто недостает ощущения дома.

Белый отель почти опустел. Одно крыло полностью закрыли на сезонный ремонт, бассейн затянули брезентом, шезлонги убрали в подсобку, а шаги в лобби и коридорах теперь отзываются эхом.

Чартеры летают только до середины октября, поток туристов постепенно иссякает и большинство маленьких гостиниц закрывается на зимний сезон. В больших отелях, таких как Bella Casa, которые работают круглый год, на зимний сезон сокращают персонал примерно на две трети.

Вчера, на одном из последних рейсов, улетел Кристерт, а неделей ранее – Настя. Прощаться с обоими было одинаково горько. Разумеется, мы пообещали «оставаться на связи», вернуться в следующем году и обязательно – обязательно! – встретится уже в Прибалтике. Невинная ложь, такая чистая, что почти правда. Легкий самообман. Ведь мы действительно верим, когда даем обещание «не потеряться». А потом летит время, приходят другие заботы, и, слой за слоем, люди стираются из памяти.

Прощаясь в пустом лобби, Настя обняла меня, и долго, молча держала, не отпуская. Мне будет ее не хватать – громкого смеха, горы спортивной одежды на кровати, запаха кокосового шампуня и разговоров после смены. В конце концов, я рассказала ей про Макса. Спокойно, без слез. Помню, как она потянулась, сжала мою руку, заглянула в глаза и сказала, что ей жаль. И как я ничего не почувствовала, кроме воющей пустоты.

С Крисом вышло иначе. Его последний вечер на острове мы провели пьяными и веселыми в местном диско-баре. Он пол ночи требовал больше текилы, ругался на эстонском и весьма грациозно качал бедрами под Тома Джонса3.

В гостиницу мы вернулись, когда на небе уже гасли звезды. Криса слегка шатало, он пропах табаком и потом, а глаза цвета моря таинственно блестели в полумраке коридора. Перед дверью в мою комнату он остановился, медленно прижал меня спиной к стене и прошептал:

– Ты такая красивая…

А потом поцеловал: томно, неторопливо. И я позволила. Запустила пальцы в волосы у него на затылке, прижалась грудью к его груди, и в этот миг забыла, не помнила Макса. Ничего не помнила.

Я отстранилась первой, оставила его в одиночестве и проскользнула в комнату. Прижалась к обратной стороне двери и закрыла глаза. Продлила это чувство еще на мгновение, спрятала в тайнике души.

Утром, встретившись за завтраком, мы оба притворились, что ничего не было. Просто вечер, просто друзья. Он в последний раз приготовил мне кофе с корицей и сахаром, и мы заказали в баре яичницу и сдобные булочки. Пока ждали, Крис положил на стол между нами книгу и подвинул ко мне.

– На втором курсе у меня был менеджмент дополнительным предметом. На твое счастье, учебник мне удалось достать только на русском, зато в три раза дешевле. Я подумал, тебе пригодится. Зимний прием, помнишь? Ты, вроде, решилась…

И вот я смотрю на старый учебник в мягкой обложке – потертый, с потемневшими страницами и пометками на полях. «Организация гостиничного бизнеса: учебное пособие». Как быстро все поменялось! Пять месяцев назад я была девушкой без плана, но знала наверняка что у меня есть к кому вернуться. Теперь я не знаю наверняка ничего. И мне немного страшно.

– Да, – наконец произношу я. – Думаю, что да. Если все сложится.

Если хватит денег и удастся получить кредит. Если мама не сойдёт с ума, когда я сообщу ей, что опять уезжаю. Ей что Рига, что Крит все одно – далеко и опасно. Если не струшу в последний момент. Так много если

– Обязательно сложится, – отзывается Крис. – Надо просто захотеть.

– Спасибо, Крис.

Позже я провожаю его до такси. Обнимаю и мы прощаемся. Крис чуть сильнее прижимает меня к себе, чуть дольше стоит у раскрытой двери такси. Я улыбаюсь, а он нет.

– Обещай, что напишешь, – повинуясь порыву, вдруг говорю я. – Что не пропадешь.

– А ты хочешь? Правда?

– Да. Очень.

Есть дни и люди, которые стираются из памяти, стоит лишь моргнуть. Рассеиваются, словно сигаретный дым. А есть такие дни, как вчерашний, и такие парни, как Крис.

13.

Сегодня понедельник, десятое ноября. Небо над островом высокое и прозрачное. Моя смена начинается через тридцать минут. Белый отель еще спит, и в комнате для персонала тихо. Первая чашка кофе особенно сладка, и я медлю, провожу по фарфоровому ободку пальцем, смотрю на бледное солнце за огромными окнами.

С некоторых пор у меня есть привычка просматривать перед началом рабочего дня ленту новостей, а затем – социальные сети. Каждое утро я обещаю себе, что не буду, и каждое утро проигрываю этот бой. Макс почти ничего не выкладывает и еще реже пишет. Желтый лист на фоне ядовито-зеленой травы; две пары ног на ободке велосипедного колеса; бумажная чашка в узкой ладони (лица не видно, только светлые пряди волос) и гладь канала на заднем плане; темный силуэт в свете закатного солнца. Все фотографии такие безличные и такие красноречивые. Он словно скрывает ее, боится показать. Со мной так никогда не было, но кого это теперь волнует. Я блокирую телефон, переворачиваю экраном вниз. Это просто картинки, ничего больше.

У меня на коленях оставленный Крисом учебник. Книга и правда оказалась полезной и увлекательной, если слово «увлекательно» применимо к учебнику. Хоть я и не все поняла, она помогла мне определиться. Единственное, что меня теперь пугает – это предстоящий разговор с мамой. Она точно не будет прыгать от радости, когда я сообщу, что поступаю в Риге на управление гостиничным бизнесом. Моя мама такая… мама.

Будучи администратором, мне приходится ежедневно выполнять много разнообразных поручений – от составления графика для персонала, до распределения гостей по номерам. Мелкие просьбы постояльцев, документация, организация встреч в конференц-зале, спонтанных дней рождений, когда родители располагают деньгами, но не располагают временем и желанием участвовать. Управление гостиницей, все те мелочи, что неизменно остаются «за кадром», непреодолимо увлекают меня. Сперва это было просто способом чуть больше заработать. Потом – способом отвлечься. Теперь же я всерьез рассматриваю возможности карьеры в этой области. Я не перестаю удивляться, когда думаю об этом. Вот так, внезапно, я превратилась в девушку с мечтами и планами.

Летние месяцы были восхитительными, но последние тридцать дней на острове – без друзей и развлечений, практически в одиночестве, – дали мне пространство и время для себя. Разобраться, чего же я хочу.

Я одним глотком допиваю кофе, поправляю у зеркала униформу, приглаживаю волосы и направляюсь за стойку администратора. Мимо меня по коридору скользит женщина в тонком свитере поверх легкого белого платья. Она слегка кивает мне в знак приветствия, и я отвечаю таким же кивком. Они с мужем заселились пару дней назад, но с тех пор, я видела только ее. Она – ранняя пташка, маркёр, предупреждающий о начале нового дня.

Захожу за стойку и включаю компьютер. За огромными окнами напротив меня качается пальма на фоне уходящего за горизонт неба. Сажусь, бросив быстрый взгляд на календарь. Через две недели у меня истекает срок продленного контракта.

Мне предстоит вернуться домой, а я еще не разобралась, какие чувства испытываю по этому поводу.

3Том Джонс – британский эстрадный певец родом из Уэльса, приобрел широкую популярность в середине 1960-х годов.Автор песни Sexbomb, 1999 года.
Рейтинг@Mail.ru