Это было хорошее решение. Верное.
Вот она я – не спавшая, голая, с тонким кольцом на пальце.
Оно жжет меня.
За спиной встает солнце. Холодные, зимние лучи заглядывают в окна, крадутся по половицам, скользят вдоль крепкого тела. Его сон завораживает – грудь мерно вздымается, на скулах тень щетины, левая рука безвольно лежит на пустой подушке рядом. Так красиво. Умей я рисовать, написала бы его пастелью – теплыми тонами, нежными мазками.
Я люблю его руки, помню их, как свои. Мое тело – карта, а они путешественники. В его руках спокойно, сладко. Они греют, берегут, защищают: теплые ладони, широкие запястья, безымянный палец без кольца.
Я не удержалась. Пожалуй, часть меня всегда знала, что именно так у нас все и завершится.
Это было хорошее решение, верное. И все же я ошиблась.
Вот она я – чужая жена, его неверная.
Три часа утра. Над нами звёздное небо бриллиантовым покрывалом. Воздух тяжелый, жаркий. Мы в темноте остановки, скрытые ветвями старой ивы. До прибытия междугороднего автобуса еще пятнадцать минут.
У нас еще пятнадцать минут.
– Не хочу, чтоб ты уезжала, – шепчет он у моего лица. Его губы так близко, что мы делим одно дыхание на двоих. Мне будет этого не хватать.
– Макс… – мы уже все решили. Миллион раз.
– Знаю, знаю, – будто прочтя мои мысли отзывается он. Потом прижимает ближе и целует: медленно, томно. – Просто… Просто у меня чувство, что мы прощаемся.
– Это только шесть месяцев, – мягко возражаю я. Нам надо проститься, как он не понимает? Нежно беру его лицо в свои ладони и заглядываю в глаза. – Мы это обсуждали, помнишь? Гаагский университет, Макс! Ты так упорно учился, чтобы получить стипендию. Найдешь квартиру, работу, освоишься. А потом, в декабре, мы все решим, – даже в темноте я вижу как он хмурится, чувствую кончиками пальцев. – Макс, это же твоя мечта. Не отказывайся от нее так легко.
– Пол года, – жестко произносит он, словно я возражаю. – Послушай, то, о чем мы говорили… Ты все еще уверенна?
Я знаю, он ждет что я откажусь. Не смотря на то, что изначально идея принадлежит ему. И я хотела бы отказаться, правда. Но будет нечестно привязать его к себе обещанием, которое он, возможно, не сможет сдержать. Нам всего восемнадцать – ему восемнадцать и он парень. Мы вместе три года, с выпускного в девятом классе. Шесть месяцев разлуки – это целая маленькая жизнь. Макс заслужил право на свободу, даже если сам он думает иначе. Мы оба заслужили, пусть в глубине души я не верю, что нам это надо.
– Да, уверенна.
Темноту прорезает свет фар. Наше время вышло.
– Я люблю тебя, слышишь? – в его голосе отчаянье.
Я целую его в последний раз – яростно, – и, подхватив рюкзак, поднимаюсь в автобус. Я обещала себе не плакать. Это не конец, а начало приключений.
Салон автобуса залит светом и в первый момент меня ослепляет, отчего взгляд плывет. Пассажиров почти нет и я сажусь у темного зеркала окна, скрывшем от меня и Макса, и привычную панораму нашего городка. Закрываю глаза и приказываю сердцу не биться так часто, так громко. Это не конец, повторяю я.
Мне очень надо самой в это поверить.
На Макса я заглядывалась давно – темноволосый, высокий, всегда серьезный. Уже в седьмом классе книги его интересовали гораздо больше мультиков и компьютерных игр. Он был первым в классе по химии, физике и математике, но клеймо «ботана» его так и не настигло. Макс оказался из тех ребят, что охотно помогали с домашними работами и давали списывать на контрольных. Он никогда не задавался, умел шутить и, пусть никогда не был центром компании, всегда был ее душой. Ребята к нему тянулись. А я так была просто очарована.
До девятого класса я страдала молча, погребенная под горой из многотомных «а что если..» и подростковых комплексов. А потом, на выпускном в основной школе, я наблюдала, как Лена, наша одноклассница, томно улыбаясь, пытается тесней придвинуться к нему на узкой лавке и пристроить свои, затянутые красным атласом бедра, чуть ли не на коленях у смущенного парня. Тогда я сказала себе – сейчас или никогда. Да гори оно все, он стоит риска опозорится перед всем 9А!
Когда я наклонилась и прошептала, что не прочь потанцевать, я почти не слышала собственного голоса, так сильно у меня колотилось сердце. И он согласился. До обидного поспешно, если вы спросите Лену.
Не помню какая играла мелодия. Не помню, играла ли музыка вообще, но мы танцевали. Его руки сдержанно лежала на моей талии, мои – на его плечах. В ушах шумело и я так нервничала, что не могла поднять на него взгляд. А потом Макс нагнулся и прошептал:
– Спасибо, что спасла меня. Хотя, я уже почти решился сам тебя пригласить.
Так у нас все и началось. То первое лето: бесконечное, напоенное ароматом робких поцелуев и жадных, неловких касаний, – самое сладкое в моей жизни, самое яркое, – незаметно превратилось в три счастливых года. С Максом я забыла обо всех запретах и девчачьих страхах. С ним я ощущала себя любимой.
Когда Макс учился в восьмом классе, его тетя вышла замуж за голландца и перебралась в страну тюльпанов и ветряков – Нидерланды. Летом, перед выпускным классом, она прилетела с визитом и рассказала одаренному племяннику о программе для студентов и возможностях поступления. Когда он осознал, что может поступить в Гаагский университет прикладных наук, и даже претендовать на стипендию, в нем словно вспыхнул огонь. Европейское образование, большие перспективы. Нам, двум подросткам и Кулдиги, Нидерланды казались волшебной страной из будущего, городом на Марсе, дерзкой мечтой. Переговорив с родителями, Макс поставил себе цель – факультет технологий и инноваций, – и весь выпускной класс упорно к ней шел, не без помощи тетки. Точные науки всегда влекли его. А, по натуре, он упертый, как никто.
Месяц назад, еще до момента, когда стали известны результаты школьных экзаменов, он получил письмо (у него так дрожали пальцы, что он порезался, вскрывая конверт), подтверждающее его зачисление и частичную стипендию. Мы двое сидели на лавке в березовой роще за зданием школы, и его радость передалась мне, как электрический заряд по звеньям цепи. Чувство ликование упоительно, оно наполняет вены и ударяет в голову. Первыми вспыхнули его глаза, потом Макс издал сдавленный смешок и посмотрел на меня огромными, сияющими глазами.
– Получилось… – выдохнул, прижимаясь своим лбом к моему.
Той ночью он не мог уснуть, поэтому позвонил в три утра, разбудив. Сказал, что ему придётся уехать уже в конце июня (найти квартиру и работу, подтянуть английский), так что нам нужен план.
А я… ну, я девушка без плана. В отличие от Макса я училась средне и понятия не имела чему могут послужить мои скромные умения в жизни. Не то, чтобы высшее образование меня совсем не привлекало – я просто старалась думать практично. Ограниченность в средствах делает людей очень практичными, так что я понимала, что моя мама не сможет позволить себе образование «на авось», дабы бесполезный экономический диплом потом пылился на полке, а я, в итоге, работала продавцом или секретарем. Мама так и сказала – для работы за прилавком хватит и двенадцати классов. Так что либо определись, либо не трать свое время и мои деньги.
Наверное, в полных семьях иначе. Наверное, в полных семьях дети могут позволить себе выбрать университет по душе и умениям, а родители финансово поддержат. Мне это знать не дано. Папа умер, едва мне исполнилось два года, и с тех пор всегда были только я и мама. Отца я совсем не помню. Для меня он всю жизнь ассоциировался с маминым потухшим взглядом и запахом выделанной кожи, который щекочет ноздри, стоит открыть вторую половину скрипучего шкафа в маминой спальне. Вещи отца лежат аккуратными стопками – холодные и мертвые, годами не видевшие дневного света. Никакого другого мужчины в маминой жизни не было и быть не могло, хотя мне всегда казалось, что она тоскует не столько по мужу, сколько по всему тому, что он олицетворял в ее жизни – опору, достаток, теплые объятия и сильное плечо. Родители поженились рано, мама была совсем девчонкой. И когда папы не стало, она немного… потерялась, что ли.
В сухом остатке, у меня было вполне счастливое детство. Я чувствовала себя любимой и искренне радовалась шапке ручной вязки и пакету конфет на Новогодние праздники. И мне казалось вполне естественным устроиться летом на работу в пятнадцать лет. Как я уже говорила, жизнь сделал меня вполне практичной.
Именно по этой причине, мечты и возможности Макса меня восхищали, но сама я старалась особо не строить планов после выпуска. Мое будущее маячило размытой точкой на залитом дождем окне – далеким и неясным. Но, пускай я не имела представления чем же хочу заниматься, я точно знала чем не хочу. Моя мама работала продавцом, всю свою жизнь. Мамин труд я ценю, и знаю как, порой, тяжело ей приходится, но я лучше буду работать дрессировщиком диких животных, чем взвешивать колбасу.
Но Макс, он умеет строить планы и, что более важно, находить способы для их исполнения. Так что объявление нашел он: прибалтийская компания по подбору персонала предлагала вакансии для сезонных работников в отелях по всей южной Европе. Я не возражала, и, заполнив заявку, успешно прошла собеседование и получила распределение в Грецию, на остров Крит. Контракт заканчивается в октябре, с окончанием туристического сезона, а первый семестр Макса – в декабре. Тогда будет ясно, получил ли он полную стипендию. А у меня будет время вернуться домой, побыть с мамой, и после Рождественских праздников я уже буду знать, какой станет моя жизнь дальше.
Мы все продумали, все обговорили. Мой самолет сегодня, Макс же улетает завтра. Я рада, что это не мне пришлось его провожать. Пол года…
Две недели назад, лежа на покрывале на заднем дворе моего дома, Макс предложил мне взять перерыв на эти шесть месяцев.
– В смысле? – первой моей реакцией, естественно, были злость и недоумение. – Что ты надумал?
– Эй, я ничего не надумал! Просто… ну мало ли. Я не хочу думать, что ты сидишь рыдающая над телефоном, потому что там моя фотка в Инстаграме с однокурсницей или коллегой, где-нибудь в баре. И сам не хочу все время терроризировать тебя гневными вопросами что это за парень на заднем фоне ржет.
– Нам это не надо.
Он сел, устало потер шею и заглянул мне в глаза.
– Нам не надо вранья, которое все погубит из-за глупости. Ты знаешь, что я прав.
Тогда я ничего ему не ответила. Уже позже, вечером, в привычной тишине своей комнаты, окруженная плюшевыми медведями и старыми плакатами музыкальных групп, я вдруг поняла, что Макс прав. Жизнь огромная, а мы в самом ее начале. Хотелось бы знать наверняка, что мы с ним – это навечно. Но мы не знаем. Так что я отправила ему сообщение, написав, что согласна.
Как я уже сказала, у нас есть план.
Остров – словно яркая картинка на открытке. Величественные изгибы гор на фоне лазурного, бескрайнего неба. Зеленые островки оливковых деревьев и можжевельника на серо-коричневом фоне. Выбеленные дома с голубыми ставнями. На море густые, зеленые волны с белыми шапками пены. Воздух терпкий, соленый – не надышаться.
Я стою в лобби величественного Bella Casa – четыре звезды, искрящийся голубизной бассейн, крытая веранда в тени апельсиновых деревьев. Поток воздуха из кондиционеров щекочет кожу. На стенах морские пейзажи акварелью, сочная зелень незнакомых растений в кадках из оливкового дерева, пестрая мозаика под ногами. Полдень. Внутри отеля прохладно и тихо, и я на миг замираю, охваченная неожиданным благоговением перед этим волшебным, непохожим ни на что, виденное мною прежде, местом. Восемнадцатилетняя, в легком платье и красных кедах, с волосами волнами по спине. Я наэлектризована тревогой и ожиданием чуда, как в детстве, а за окном цветет жасмином июнь. Плечо оттягивает битком набитый рюкзак. Я готова к самым восхитительным приключениям, какие только смогут меня найти.
– Ты такая красивая…
Тихий голос разрезает тишину, и я невольно вздрагиваю, обернувшись. Со стороны бара ко мне, мягко ступая в теннисных туфлях, приближается высокий, жилистый парень в форменной футболке с эмблемой отеля. Светлые волосы, красивая линия плеч и глаза цвета моря – завораживающие.
Я молчу, и тогда он повторяет сказанное на английском. Мне слышится необычный акцент – гласные звучат певуче, чуть длиннее. Чем то напоминает выговор лиепайчан, но не то.
– Я тебя с первого раза поняла, – он расцветает улыбкой и от этого весь его облик преображается. На загорелом лице искрами загораются глаза и я зачарованно улыбаюсь в ответ. Это плохо. – Спасибо?
Никогда не умела принимать комплименты.
– Я Кристерт, или просто Крис. Ты новенькая? – киваю, – Круто! Бар, анимация или горничные?
– Последнее. – Я указываю на висящий у парня на шее фотоаппарат. – Работа или хобби?
– Страсть! – Он кивком указывает в сторону стеклянных дверей в дальнем конце лобби. – Я бармен.
Я киваю и отвожу взгляд, осматривая лобби. Меня же должны встречать, так?
– А ты откуда?
– Кулдига, – быстро отвечаю я, но заметив его растерянный взгляд, поясняю. – Это город на западе Латвии. Самый широкий водопад в Европе, может слышал? Вентас румба1.
Крис кивает, переступает с ноги на ногу и делает осторожный шаг в мою сторону. Он протягивает руку и, мгновение поколебавшись, я легонько сжимаю его ладонь.
– А я из Таллина, – объясняет акцент. Он окидывает взглядом мой рюкзак. – Знаешь где администрация? Тебя проводить?
– Ну… – я еще раз оглядываю лобби. Никого. – Почему бы и нет?
Жизнь – словно коробка шоколадных конфет. Надо брать по одной за раз, не торопясь разворачивать фантик и осторожно класть на язык. Порой, попадаются особенно сладкие.
Первая неделя пролетает ярморочною каруселью. Меня селят в комнату с еще двумя девочками: застенчивой Лерой и волейболисткой Настей.
Лера маленькая, приятно-округлая во всех правильных местах, и всегда заплетает волосы в косы, что делает ее пухлое личико совсем детским. Она помогает в баре по выходным, и с уборкой номеров в рабочие дни.
Настя высокая, стройная и грациозная той естественной, непосредственной легкостью, которую невозможно приобрести – с ней рождаются. В Риге она состоит в секции женского волейбола и имеет разряд по плаванью, так что тут Настя отвечает за спортивную часть анимации и подменяет дежурных у бассейна.
Обе девочки старше меня, хоть и не намного, и обе работают не первый сезон. Они помогают мне освоиться, ведь, порой, я чувствую себя выброшенной на сушу рыбой. Еще неделю назад я была ни разу не работавшей школьницей, а уже сегодня попала в пугающий мир взрослых, со всеми его обязанностями и ответственностями. Сказать что я нервничаю – ничего не сказать.
С рабочими обязанностями проблем не возникло. Номера небольшие и уютные, обстановка минимальная. Старшая горничная попрекает меня излишним старанием, но я от природы аккуратна и дотошна, так что ничего не могу с собой поделать. Уборка всегда успокаивала меня, словно медитация – чистота в доме, чистота в мыслях. На один номер отводится всего 20 минут, что для моего внутреннего педанта прямо-таки критический минимум, так что я тороплюсь, как могу. Одно могу сказать точно – впредь принимать душ в гостиницах я намерена исключительно в сланцах!
Обедаем мы в разное время, так что с девочками я вижусь только под вечер, в нашей комнате. Они оказались приятными и легкими в общении, и заставили меня вспомнить, все то, что мне так нравилось когда-то в женской дружбе.
Моя единственная подруга, Лиза, тем летом, когда все у нас с Максом только начиналось, переехала в столицу, и отношения с ней сами собой сошли на нет. Так бывает, когда тебе пятнадцать, а в голове клубится розовый туман первой любви. После Лизы подругами я так и не обзавелась, потому, что прежде чем мне удалось стать собой, я стала девушкой Макса. Все наши друзья – изначально были его друзьями. Я не думала об этом до Леры и Насти. Они только мои. Они знают меня, а не нас.
Иногда, мне беспокойно от собственных мыслей. Прежде ничего подобного мне и в голову не приходило. Возможно, виной всему этот остров и связанные с ним впечатления. Это мое первое путешествие – самостоятельное, взрослое. Раньше я дальше столицы не выбиралась, и то в исключительных случаях. Как оказалось, у свободы пряный вкус, он одурманивает.