Ольга Мицкевич
Ночь древних огней
– Ты же знаешь, что ты в полной безопасности, – произносит женщина в колючем свитере. Переходит на «ты», меняя тактику. Даже растягивает губы в сухой улыбке, но взгляд у нее такой же колючий, как и ее свитер. – Все закончилось. Его поймали.
Подавшись назад, я поворачиваю голову и упираюсь взглядом в стену, словно могу видеть сквозь бетонные перегородки. Где-то там, в глубине здания, в очень похожей комнате сидит Ральф. Его поймали бредущим вдоль той самой дороги, на которой мы попали в аварию. Расстреляв все патроны, он просто ушел – стянул черную толстовку, бросил ружье, пересек церковный двор и смешался с убегающей толпой. Шел, пока не выбрался из города. В момент ареста Ральф что-то бессвязно бормотал. Его лицо, шею и руки от локтя расчерчивали красные, местами кровоточащие, линии: он расцарапал все неприкрытые участки кожи, до каких смог дотянуться.
Его допрашивали бесконечное количество раз, но, насколько мне известно, с тех пор он не произнес ни единого слова.
Той ночью он ранил шестерых. Еще трое умерли. Один из погибших был нашим ровесником, вторая – пожилая женщина, владелица цветочного магазина. Последний даже не жил в городе: он приехал на ярмарку увидеться с братом. Выстрелив, Ральф пробил ему сонную артерию. Парень умер еще до того, как рухнул лицом вниз на грязные опилки.
Каждый раз думая обо всех этих людях – выживших и мертвых, – меня накрывает чувство вины, ведь я отделалась лишь синяками от ремня безопасности, парой ссадин да порезом на голове. Накладывавший мне швы врач заверил, что со временем шрам станет едва различим. А еще, что мне очень повезло. Тогда я ему не поверила. Не уверенна, что верю сейчас.
Каждое утро, пока я еще лежала в больнице, едва мама входила в палату с началом часов посещения, я спрашивала одно и тоже – что с Лизой и Элиной? Я знала ответ, но мне было необходимо, чтобы кто-то произнес его вслух. Чем дольше все отмалчивались, тем сильнее я упрямилась. Это продолжалось, пока в какой-то из дней мама не сдалась. Она рассказала, что в момент аварии Элину выбросило из машины и при падении та сильно ударилась головой: она так и не пристегнулась. Нашли нас только утром, когда в бледном свете наступающего дня водитель проезжавшей мимо машины заметил примятые кусты и вспышки «аварийных» огней Фиата. К тому моменту Элина уже потеряла много крови. Сейчас она в столичной больнице, в коме. Неизвестно, очнется ли она когда-нибудь, но ее шансы таят с каждым новым днем.
Лизу нашли лишь на исходе следующего дня, далеко в лесу. Мертвую. Точную причину назвать так и не смогли, но предположительно смерть наступила от переохлаждения. И это августовской ночью, когда температура не опускалась ниже десяти градусов тепла. Чушь собачья…
Лизиным родителям отдали все ее вещи, но телефона среди них не было. По ошибке или нет, но в тот вечер свой телефон Лиза положила ко мне в сумку. Я нашла его только после выписки, но так никому ничего и не сказала. Он и сейчас со мной, во внутреннем кармане толстовки, и я не уверена, смогу ли когда-нибудь расстаться с этим глянцевым прямоугольником из стекла и пластика. Его память все еще хранит ту, последнюю фотографию, сделанную на «Чертовом колесе». И ту, на которой голый пьяный Ральф спит в ворохе смятых простыней на постели Влада.
За окном, коротко крикнув, срывается с ветки ворона. Я смотрю на женщину напротив и думаю о том, что ничего не закончилось. И о том, что Лиза оказалась права: я безумно скучаю. По каждой из них, по себе прежней. И по той жизни, что осталась в прошлом. Та ночь изменила наш город, изменила меня. И будущее видится мне черным пятном.
Лишь в одном я уверенна – мой долг не погашен.
