Ольга Мицкевич
Недомолвки
Тут он прав: с Ваней мне всегда было легко. Я не мялась и не заикалась, когда хотела донести до него какую-то свою мысль. И это лишний раз доказывает, что я никогда не была в него влюблена.
– Мы не закончили, – глухо сказал он. – В это раз я тебя так легко не отпущу.
Я промолчала. Ваня быстро похватал с пола свои вещи и, не сказав больше ни слова, вышел вон из комнаты. Спустя пару мгновений красноречиво грохнула входная дверь, и я осталась в долгожданном одиночестве.
5.
Первым делом я поменяла постельное белье. В приступе беззвучной ярости, я содрала с кровати простыни, сорвала наволочки и пододеяльник и едва подавила глупое желание сжечь все это к чертовой матери. Мне пришлось напомнить себе, что это всего лишь вещи и их спасет обыкновенная стирка, а вовсе не огонь инквизиции. Загрузив гору голубоватого хлопка в стиральную машину, я запустила режим стирки. Следующим пунктом у меня был душ – долгий, тщательный и с предельно горячей водой. Но едва войдя в ванную, я чуть не задохнулась – все здесь пропахло Ваней. Каждый вдох наполнял мои легкие отголосками его одеколона и пота. Поэтому, вооружившись губкой, средством с хлором и резиновыми перчатками, а отдраила всю ванную от пола и до потолка, прежде чем смогла, наконец, сама отмыться. Стоя под тугими струями воды, я никак не могла избавиться от разъедавшего меня чувства гадливости, стыда и досады на собственную глупость. Двадцать минут спустя, я, наконец, выключила воду, отжала волосы и, завернувшись в халат, завалилась на диван в гостиной. Утро измотало, голова по-прежнему раскалывалась, а в довершение всего нестерпимо хотелось спать. Укрывшись пледом, я решила подремать и прикрыла глаза, пообещав себе, что это всего лишь на часок.
Перед тем как уснуть, у меня промелькнула мысль позвонить Тёме. Ведь он мой друг, со всеми своими горестями и радостями я иду к нему. Так было всегда. А потом в памяти всплыло выражение его лица в темном коридоре ресторана, горечь в его голосе, и я передумала. Артем не хотел меня вчера отпускать, а я не послушалась. Возможно ли, что он знал? Как бы там ни было, к его красноречивому «я же говорил» я пока не готова.
Проснулась я в предзакатные часы и еще какое-то время лежала, просто наблюдая, как догорающее на горизонте солнце высвечивает все мягким, желтовато-оранжевым светом. Тело затекло, но шевелиться не хотелось. Я люблю свою квартиру: паркетные полы, арочные пролеты окон и белые, матовые стены. Квартира, как и упрямый характер, мне достались от бабушки. Она всегда вселяла в меня чувство защищенности, чему сейчас я была несказанно рада.
Когда последний луч, мигнув, скрылся в синеве вечернего неба, и появились первые бледные звезды, я, наконец, поднялась с дивана и поплелась на кухню. Желудок крутило от голода. Жаль, что я никогда не принадлежала к тем девушкам, у которых от стресса пропадает аппетит. Фигуре пошло бы на пользу.
Я сидела за столом, пережевывая наскоро приготовленные бутерброды с колбасой, и наблюдала как за окном темнеет небо, затягивается тяжелыми тучами. Рассеяно думала о том, как быстро летит время: еще в начале сентября мы с Тёмой купались в море, потные и разгоряченный после партии в волейбол. А уже завтра, похоже, выпадет первый снег.
Снег я люблю. Пусть и на короткий миг, снег всему придает уют, некое ощущение чистоты и невинности, пока поток пешеходов и машин не превратит его в мешанину воды и грязи. Думая о снеге, я никак не могла избавиться от ощущения, что вчера и я что-то растоптала, смешав с грязью. Мне нестерпимо хотелось позвонить Артему, но я не решалась: стыдно. А еще горько, потому что, наблюдая с меланхоличной обреченностью, как горизонт наливается свинцовой синевой, я поняла, что обманывала сама себя долгие годы – никуда моя юная, наивная любовь не делась. Просто затаилась, вот я о ней и позабыла. И теперь мне предстояло решить, что же делать. Уже не отмахнешься, не забудешься в чужих объятиях – сегодняшняя ночь яркий тому пример. Мы давно не подростки, и я знала, что мне надо просто поговорить с Тёмой и там видно будет. Но к прежнему мы уже не вернемся. Я не смогу. Оставалось только набраться храбрости и перестать гипнотизировать телефон.
Мысленно пнув себя побольнее и приказав не быть тряпкой, я набрала номер Тёмы. С экрана мне весело улыбалась его фотография. Я немного помедлила, недоумевая, как я могла оставаться слепой все это время. Воистину, самообман – великое проклятье.
Ладони вспотели, в горле пересохло, но я стойко выдержала череду равнодушных гудков, когда, наконец, на том конце ответил заспанный, немного хриплый и совершенно незнакомый женский голос.
– Алло? – я молчала, не в силах рта раскрыть. Горечь растекалась в желудке. – Алло, слушаю! Кто звонит?
– Ой, простите. Я, похоже, ошиблась номером… – промямлила я и прервала разговор. Подумав, я отключила телефон совсем.
Потом я сидела в темной квартире, распахнув настежь окно и вдыхая влажный, холодный воздух. Прислушивалась к гомону голосов и шороху автомобильных покрышек по мокрому асфальту, судорожно сжимая края старой футболки и глотая слезы – горькие, горячие и бесполезные. Хотелось напиться. Хотелось ни одного из них никогда не встречать.
А еще чтобы в груди ныть перестало.
Вчера все так хорошо начиналось…
6.
Один мой бывший, после расставания с которым мы умудрились сохранить вполне себе дружеские отношения, как-то, изрядно набравшись, разъяснял мне, что у мужчин совершенно иное отношение к любви, нежели у женщин. Они смотрят на нее с точки зрения логики и здравого смысла. То есть, если ты девушка и ты влюблена, то скорее всего, будешь локти кусать и вздыхать ночами по предмету своего обожания, абсолютно забыв о существовании всех остальных особей мужского пола. А вот мужчина спокойно себе будет встречаться с какой-нибудь девушкой, пока не подвернется возможность подкатить к «той единственной». Свинство, на мой взгляд.
Вот только, по мере того, как дни превращались в недели, а мы с Артемом не разговаривали, я все больше и больше завидовала этому удивительному свойству мужчин – быть равнодушными в силу одного только желания.
Он не перезвонил, хотя наверняка видел мой звонок. И я не перезвонила. В воскресенье выпал снег, а к понедельнику метель замела весь город, укрыв дома, деревья и дороги толстым, пушистым покрывалом, а снегопад все не прекращался. Движение на дорогах было практически остановлено. Ледяной ветер завывал в трубах и бил пригоршнями в окна. В Риге властвовала ранняя зима, и вопреки всем стонам автомобилистов и жалобам дворников, я радовалась ей от всей души, потому как снежный буран на улице был отражением ледяного царства у меня внутри.
Артем, казалось, предпочитал забыть о моем существовании, а вот Ваня с раздражающей настойчивостью пытался пробраться в мою жизнь. В понедельник, вернувшись с работы, на пороге меня поджидал шикарный букет роз. На пару секунд, в приступе бреда, не иначе, я размечталась, что они от Тёмы. Но приколотая к цветам карточка очень быстро развеяла мои грезы: Ваня извинялся, благодарил за чудесную ночь и просил перезвонить ему. «Нам есть о чем поговорить» – написал он, а ниже добавил семь цифр. Букет я так и оставила за дверью. Не знаю, что с ним стало.
С тех пор цветы появлялись с завидной регулярностью, а я продолжала их упорно игнорировать. В среду даже не потрудилась прочесть карточку, а к пятнице просто отпихнула ненавистный букет ногой и громко хлопнула дверью. Вся эта ситуация начинала меня выводить из себя. Я злилась на Ваню, за то что он никак не отстанет; на Тёму, за то что не дает о себе знать; а больше всего на себя, за то, что оказалась такой слепой, непроходимой дурой, слишком гордой и чрезмерно упрямой, чтобы позвонить одному и другому, и расставить уже, наконец, все точки над i.
В субботу Ваня пришел лично, но я его не впустила. Открыв дверь неоправданно ранним утром, в одной пижаме и с гнездом на голове, я опешила – ему удалось застать меня врасплох. Небритый, с помятым лицом и потухшими глазами, он уже совсем не напоминал мне того лучезарного, немного нахального паренька из моих юношеских воспоминаний.
Ваня просил впустить его в квартиру, и я не впустила; молил поговорить, но я отказалась; клялся, что ушел от жены и «все осознал», но я только покачала головой. В груди ныло, а в душе стало еще гаже. Я никогда не хотела стать той, которая разобьет семью. Господи, да я обыкновенная девушка с лишней складкой на талии, бледным лицом и скучными русыми волосами: не сногсшибательного чувства юмора, ни гладких, стройных ног от ушей, ни выдающихся талантов в области ядерной физики! Я обычная, каких подавляющее большинство, и давайте будем честными – ради таких как я, парни не совершают безрассудные поступки, не пишут слова любви на асфальте под окном, и, совершенно точно, не бросают семьи.
Ваня все говорил что-то, отчаянно дергая себя за волосы и сжимая кулаки, а я хотела, чтобы он просто ушел. Но когда я ему так и сказала, он разозлился: стал кричать, размахивая руками и брызгая слюной, что я безжалостная, что он такого не заслуживает, что я просто обязана дать ему возможность загладить вину и что он совсем даже не такой – это я его таким делаю. Поднял такой шум, что очень быстро на лестничной площадке появились соседи. Сурового вида мужчина в старой растянутой футболке с масляным пятном и трехдневной щетиной на лице посоветовал Ване «убраться, пока ноги из правильного места торчат». Он не послушался.
Разумеется, не послушался!
И получил в челюсть. Завязалась потасовка. В итоге, кто-то вызвал полицию и мне пришлось объясняться и с прибывшим нарядом, и с соседями, пока с улицы раздавались злые, оскорбительные Ванины крики. Всего неделю назад мне казалось, что хуже уже быть не может. Сегодняшний день доказал, как сильно я заблуждалась – парень из моего прошлого, упорно не желавший в нем же и оставаться, познакомил меня с новым кругом ада.
Прошла еще неделя, и цветов больше не было. Снег продолжал заметать столицу. От Артема по прежнему ни единой весточки, и к следующему воскресенью я сдалась.
Набирая его номер, руки у меня слегка дрожали: я с самого утра ничего не ела, накрутила нервы до предела и злилась, что вообще умудрилась довести себя до такого состояния.
В последнее время, я часто на себя злилась…
Артем не ответил. Час спустя, перебрав все возможные варианты и выдумав ему тысячу оправданий, я перезвонила еще раз. Он опять не ответил. На третий раз телефон оказался отключен.
От отчаянья хотелось выть, но вместо этого я просто расплакалась – тихо всхлипывая и размазывая по щекам горячие слезы. В этот раз я оплакивала не свое разбитое сердце, а потерянного друга. Я толком не понимала, в чем виновата перед ним, а он даже не захотел дать мне шанс объясниться.
