Ольга Леонидовна Вербовая
Агата
– Я его жена. Гражданская, – добавила я поспешно, подумав о том, что сотрудники органов могут проверить мой паспорт. – Только где он, понятия не имею.
– То есть, как? Живёте с ним и не знаете, где он?
– Не знаю. Мы поругались, а он взял и ушёл. Куда, не сказал.
– Разрешите, мы пройдём в квартиру? – тот, который был из военкомата, уже начал подозрительно на меня коситься.
– Да, пожалуйста!
Я посторонилась, пропуская обоих. Очень скоро я убедилась, что не зря Пётр лазал по балконам. Поздние посетители заглянули в каждую комнату, включая ванную и туалет, проверили каждый шкаф (в одном из них, к моему удивлению, оказались женские вещи). Даже балкон не избежал их визита.
Убедившись, что того, кого они ищут, в квартире нет, незваные гости проверили мой паспорт и поспешили ретироваться, сказав на прощание:
– Когда Вы его увидите, позвоните вот по этому телефону. И передайте ему, что если он не явится в военкомат, его ждёт уголовная ответственность.
– Хорошо, как появится, позвоню. До свидания!
Лишь только я закрыла за ними дверь, тут же кинулась на балкон и стала спешно привязывать простынь к рамке. Затем выбросила свободный конец в окно.
– Залезайте, Пётр! Они уже ушли.
Простыня натянулась, и через несколько минут хозяин квартиры уже переваливался через раму.
– Спасибо Вам огромное! – сказал он, оказавшись, наконец, на собственной лоджии. – Вы меня реально спасли!
– Да не за что! – ответила я. – Но сами видите, надолго оставаться Вам здесь нельзя.
– Да, уже вижу. Может, чайку со мной попьёте?
– Спасибо, но я должна бежать. Мне ещё ехать в Непецино, а автобус минут через десять. Надеюсь, успею.
Однако в душе моей особой надежды не было. Разум подсказывал, что до вокзала минут будет как минимум пятнадцать. Да и то если очень постараться. Но я должна была сделать невозможное, потому что этот автобус был последним. Если опоздаю, придётся мне гулять по Коломне до самого утра.
Пётр виновато покачал головой:
– Нет, боюсь, это очень далеко. Вот что, может, переночуете у меня? Приставать не буду, обещаю!
– Ну, что Вы? Не волнуйтесь, дворами как-нибудь добегу. К тому же они всё время опаздывают.
– Однако мне бы не хотелось, чтобы моя спасительница шла пешком до самого Непецина. Прошу Вас, оставайтесь! Я постелю Вам в комнате сестры.
– А как же…
– Сестра? Она с мужем в Ногинске. Но к ней я поехать не могу – сразу вычислят.
– Хорошо. Тогда, пожалуй, останусь.
– Кстати, как Вас зовут? А то я даже не спросил.
– Елизавета. Можно просто Лиза.
– Красивое имя! Ну, а меня можете звать просто Петей, и давай уже на ты.
– Давай, – ответила я.
Всё-таки странно было бы обращаться на «вы» к человеку, у которого собираюсь остаться в квартире на всю ночь.
От предложенного Петей чая я также не отказалась, и вскоре мы сидели на кухне и пили из прозрачных кружек янтарную жидкость, закусывая печенюшками курабье.
– Спасибо тебе, Лиза, что не осуждаешь меня!
– За что?
– Ну, за то, что уклоняюсь от мобилизации. Если бы на нас напали, я бы сам побежал в военкомат. А так…
– Я тебе верю. Если бы речь шла о защите Родины, я бы тоже поступила по-другому.
– Честно говоря, даже кто не осуждают, не всякий почтальон пришёл бы после работы предупреждать. Обычно мысленно пожелал бы удачи и этим бы ограничился. А ты на редкость благородная девушка! Спасибо тебе!
– Если бы ты знал обо мне побольше, – усмехнулась я. – То, наверное, не захотел бы сидеть со мной за одним столом.
– Если у тебя статья за дискредитацию армии или за фейки, – ответил Петя. – То я наоборот сочту за честь.
– Нет, всё проще. Я недавно бросила пить.
Сама не знаю, зачем, я принялась рассказывать своему новому знакомому свою горькую историю.
– Вот теперь ты всё про меня знаешь, – закончила я свою исповедь. – Как тебе такая правда?
– Думаю, ты большая молодец, что взяла себя в руки и бросила. Это тебе не хухры-мухры! Вот мой дядя так и не сумел – умер от пьянки. Вернулся со Второй чеченской и запил по-чёрному. Пил, пока палёнкой не отравился.
– Вот моя соседка тоже умерла от пьянки…
Правда, палёнкой тётя Наташа не травилась – зимой не успела дойти до дома, упала в сугроб и вырубилась. Наутро её нашли уже окоченевшей.
Я почти никогда не видела её трезвой, однако бабушка, знавшая её с детства, рассказывала, что Наташка была красавицей и умницей. Закончила школу с золотой медалью, готовилась поступать в институт в Москве, но залетела. Жених её, как узнал, что она беременна, тут же и бросил. От своей матери она скрывала беременность до последнего. Баба Валя дама строгая, если что – затерроризирует так, что мало не покажется! Впрочем, она и гнобила дочь по-чёрному, когда узнала. Может, от нервов тётя Наташа и родила мёртвого ребёнка? Только после этого она совсем слетела с катушек – стала пить запоем. Баба Валя чего только ни делала? И скандалила, и запирала дочь, и деньги прятала – та всё равно умудрялась убегать и где-то доставала деньги на бутылку, чтобы среди ночи заявиться домой пьяной в дупель.
После смерти тёти Наташи баба Валя окончательно озлобилась на весь свет. И особенно почему-то на меня и на бабушку.
«Завидует, что мы есть друг у друга, – говорила бабуля. – Я, хоть и сына родного потеряла, но у меня есть внучка. А у неё никого, вот и злится».
Оттого, видимо, баба Валя открыто злорадствовала, когда я осталась одна и явно шла по пути её дочери. Когда же я бросила пить, её злоба по отношению ко мне удвоилась. Наверное, она надеялась, что я закончу так же плохо, как тётя Наташа, и бесилась, что я лишила её этой надежды.
– Ты уж точно в этом не виновата, – сказал Петя, когда я ему всё выложила, как на духу. – Ты же не можешь отвечать за выбор другого человека.
Когда наше чаепитие закончилось, Петя постелил мне в комнате сестры. За день я так устала, что заснула сразу же, как моя голова коснулась подушки.
***
Когда утром я проснулась, Петя уже был на ногах. Из коридора слышались звуки шагов, открывались и закрывались двери в комнатах. Посмотрев на часы, я сначала с ужасом подумала, что не успела вечером завести будильник, но тут же одёрнула себя: я же не у себя дома, а в Коломне – на работу ещё десять раз успею. Но всё же долго разлёживаться в чужом доме мне помешали элементарные правила приличия. Потянувшись, я встала с постели и вышла в прихожую.
– Доброе утро!
– Доброе утро, Лиз! – поприветствовал меня хозяин. – Извини, я, наверное, веду себя шумно, не даю поспать.
– Да ничего страшного! Тем более, у меня сегодня вообще-то рабочий день.
– Будешь яичницу?
Я хотела было отказаться, но Петя меня опередил:
– Я как раз позавтракать собирался. Составишь мне компанию? А то одному скучно.
– Спасибо! Не откажусь.
Я заметила в прихожей две большие сумки.
– Валить собираешься?
– Ага. Думаю в Оренбург, а оттуда в Казахстан. Как раз погуглил, как туда на электричках и на маршрутках добраться.
– Чтобы паспорт лишний раз не светить?
– Ну, да. Я же в розыске. Даже не знаю, как сестре позвонить? Хотел попросить её забрать цветы к себе, а то завянут.
– А ты позвони с моего.
Всё равно ведь уже засветилась в его квартире. И если я типа гражданская жена, ничего удивительного в том, что с моего телефона поступит звонок его сестре. Тем более если «сожитель» не пришёл домой ночевать.
Петя, впрочем, не злоупотреблял моей щедростью – вкратце обрисовал ситуацию, сказав ей, что собирается уехать немедленно, попросил поливать цветы, добавив, что если бы не добрая почтальонша, спалился бы два счёта. А положив трубку, передал мне большое человеческое спасибо от сестрички.
Завтракали мы почти молча, думая каждый о своём. Петя, очевидно, прорабатывал детали своего плана, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Я же пыталась представить свой второй рабочий день на почте. Ведь сегодня со мной рядом уже не будет Оксаны Борисовны – всё придётся делать самой. Впрочем, не так уж это, оказывается, и сложно. А вот оператором – куда как раз переводят мою вчерашнюю наставницу – наверняка работать сложнее.
Прощаясь, Петя ещё раз поблагодарил меня за спасение. Я от души пожелала ему удачи.
Я уже спустилась вниз, как вдруг Петя догнал меня на лестнице:
– Черепанова Елизавета Петровна.
Я остановилась, удивлённая. Откуда он знает, как меня зовут полностью?
– Ты паспорт на тумбочке забыла.
– Ой, спасибо! Сейчас бы так и ушла. Ладно, счастливо! Береги себя!
Как мне и говорили, письма я в тот день разносила уже сама. Адресатов было немного. Среди них была авторша писем для политзаключённых, которую, как я прочитала на конверте, звали Надеждой. Я как раз кидала ей в ящик письмо от Алексея Горинова, когда вдруг меня окликнула молодая девушка:
– Это мне? Давайте, я заберу. Я из пятнадцатой квартиры.
– Пожалуйста, – я протянула ей конверт, невольно отметив, что у этого Горинова красивый почерк.
– Спасибо! А Вы теперь наш новый почтальон?
– Он самый, – ответила я. – Второй день работаю.
– А где Оксана? Уволилась?
– Её в операторы перевели. Так что если придёте на почту, увидите её в окошке.
– Привет ей от меня!
– Спасибо! Непременно передам!
Под вечер, вернувшись на почту, чтобы отчитаться о проделанной работе, я убедилась, что Оксана Борисовна была права, когда фотографировала корреспонденцию, прежде чем бросить в ящик старой склеротички. Та как раз пришла и устроила скандал: почему нет журналов? Когда же ей показали фотоснимок, на котором были ясно видны оба журнала, свисающие с края, и я ещё подтвердила, что своими глазами видела, как Оксана Борисовна положила их в ящик, буйная дамочка передёрнула плечами и удалилась, процедив сквозь зубы: «Безобразие!». И никаких тебе: извините! Вторая баба Валя! Та тоже большая любительница спускать собаку на почтальонов!
В этот раз я поехала после работы сразу домой. Уже в автобусе я решила погуглить: кто же такой этот Егоров, о котором вся Коломна знает? Прохаживаясь по ссылкам, которые мне услужливо предоставлял Интернет, я всё больше убеждалась, что чувак реально достойный. Даже на суде в своём «последнем слове» он говорил, что если бы была возможность вернуться назад, он делал бы ровно то, что делал – боролся бы за экологию родного города. «Потому что меня так воспитывали: нельзя проходить мимо чужой беды. А если уж своя, то тем более».
«Эх, Лизка, Лизка! – думала я. – А ты вот за всё время, что этот замечательный человек сидел в тюрьме, не написала ему ни одного письма, ни слова доброго ему не сказала! Упивалась своим собственным горем, и ни до чего тебе больше дела не было!».
А вот бабушка, будь она жива, непременно бы ему писала.
Где искать освободившегося Егорова, я не знала, да и теперь он наверняка так не нуждался в моих добрых словах. Но ведь есть ещё в России политзаключённые, которых несправедливо посадили за решётку. Что если взять и кому-то из них письмо написать?
Я снова включила Гугл и набрала в поисковике «Алексей Горинов». Глядя на седовласого человека в клетчатой рубашке, стоящего в клетке-аквариуме с антивоенным плакатом, я уже знала, что ему и напишу.
***
Лишь только автобус довёз меня до Непецина, я первым делом заглянула в магазин, чтобы купить цветную бумагу. Вдобавок взяла и наклейки в виде черепашек, которые случайно увидела на полке. А ещё – чёрную ручку и клей-карандаш.
Дома я сложила зелёный лист пополам, заклеила с боков, чтобы получился конверт, написала адрес, который Горинов указал на письме к Надежде в качестве обратного, затем свой домашний. После чего принялась обклеивать самодельный конверт черепашками. Учитывая мою фамилию, я сочла, что наклейки именно с этими земноводными будут как нельзя более кстати.
Весь вечер я писала письмо. В итоге после нескольких попыток найти нужные слова у меня получилось: «Здравствуйте, Алексей Александрович! Пишет Вам обычная почтальонша. Читала про Вас. Вы реально классный! Очень хочу, чтобы вся эта гадость поскорее закончилась, и Вы вышли на свободу. Душой с Вами и за Вас! Лиза Черепанова».
Затем сложила лист вчетверо, засунула в конверт и заклеила последний сверху. Завтра на почте куплю марок и отправлю.
***
– Лизка, ну, что за детский сад, ей Богу? Можно ж было купить нормальный конверт! – Оксана Борисовна была ошеломлена, если не сказать больше.
– Ну, не умею я писать письма так, чтобы завораживало, – ответила я, бросая проштампованное письмо в ящик. – Так хоть конвертом удивлю.
– А кому письмо?
– Горинову.
– Эх, Лизка, ерундой маешься! – отозвался Серёга, администратор. – Лучше бы бухала!
Я хотела было просто на автомате ответить ему той фразой, которую немцы дружно сказали после поражения в войне: «Никогда больше!». Но тут меня позвала к себе Галина Викторовна. Пришлось подчиниться начальству.
– Лиза, твоя задача на сегодня, кроме писем, доставить вот эту коробку. Вручишь под роспись.
Коробка была по размеру чуть больше ладони и предназначалась некой Семёновой М.В. Дом – тот самый, с которого начался мой первый рабочий день. Квартира пятьдесят семь. Так это ж, получается, та самая склеротичка, которая вчера устроила скандал. Да, попала ты, Лизка! Ну, что делать – такова наша работа!
Отправлена была коробка с балашихинского почтамта, и отправителем значилась тоже Семёнова с именем на А.
– Хорошо. Всё сделаю.
Попрощавшись с коллегами до вечера, я пошла по адресам. Первым делом я решила навестить эту самую Семёнову. Чем раньше от этой стервозной бабы отбоярюсь, тем будет лучше.
Поднявшись на лифте, я позвонила в дверь. Хозяйка, открывшая мне дверь, очевидно, уже была не в настроении, ибо вид у неё был весьма далёк от дружелюбного.
– Здравствуйте! Я с Почты России. Пожалуйста, получите, распишитесь, – с этими словами я протянула ей коробку вместе с извещением.
– Давайте сюда.
Схватив с тумбочки ножницы, она быстро перерезала упаковочный скотч и вскрыла коробку, буквально разорвав на части весь верх. Затем вытащила оттуда завёрнутый в бумагу ключ и записку. Быстро пробежавшись по последней глазами, она принялась ругать отборной матерщиной «неблагодарную стерву Альку».
– Распишитесь, пожалуйста, – напомнила я ей.
Размашисто поставив закорючку, Семёнова швырнула в меня бумажкой, а затем – пустой коробкой вместе с запиской и со злостью захлопнула передо мной доверь со словами:
– На, забирай и проваливай к чёрту!
Подняв с пола коробку, я понесла её к мусоропроводу. Нехорошо огорчать экологических активистов, превращая подъезд в ещё одну свалку. Однако я всё же не сдержала любопытства и, прежде чем выкинуть следом и записку, прочитала её. «Забирай свой ключ, мне от тебя ничего не надо. Нет у меня больше матери». Вот и вся дочерняя любовь! Неудивительно, что эта Семёнова так разозлилась!
Выполнив свой долг перед экологией, я стала спускаться вниз. Когда я уже достигла уровня второго этажа, то услышала звук раскрывающихся дверей лифта и голоса – достаточно знакомые, чтобы тут же остановиться, как вкопанная. Осторожно выглянув в лестничный пролёт, я поняла, что не ошиблась – внизу стояли те самые участковый и военком.
– Или этот Гришин нам фуфло толкает, или Семёновой что-то там показалось.
– Может, ещё раз обыскать квартиру?
– Да мы её и так уже всю перерыли. Ни Андреева, ни ещё каких призывных мужиков. И соседи толком сказать ничего не могут: кто у этого Гришина бывал, кто не бывал! Всем всё пофиг! Давай ещё этого спросим.
«Этот», о чьём появлении возвестил сигнал домофона, выглядел, мягко говоря, не брависсимо. Одежда его была грязной, очевидно, не стиранной со времён царя Гороха. Борода и волосы спутанные, засаленные. За километр от него несло дешёвым пойлом. При каждом шаге он то и дело норовил завалиться и с трудом балансировал, чтобы не потерять равновесие. По всему видно, с алкоголем этот человек был давно на «ты», притом настолько прочно, что неделями забывал помыться и побриться. Жесть! От мысли, что ещё не так давно я сама была ничуть не лучше, хотелось просто завыть волком.
