Ольга Кузьмина
Путь лиса
Леший терпеливо ждал. Пастух редко его о чём-то просил. А за себя – вообще ни разу.
– Сестра моя с зимы не в себе, – наконец сказал Неждан. – Меня в самые морозы лихорадка скрутила. Так Алёна одна в лес за дровами ездила. В аккурат после бурана. Вернулась и без саней, и без лошади. Хорошо, соседи видели, разыскали по следу. Кобылка у нас смирная, на ней угланы бесштанные катаются. А тут вдруг одичала, копытами бьёт. Мужики к ней, она от них… Весте с санями в овраг свалилась. Только милостью твоей и уцелела… – Он притронулся к амулету под рубахой. Амулет этот Леший сделал, когда Неждан ещё в подпасках ходил.
– Волков почуяла или шатуна, – сказал Леший. – Бывает.
– Оно так, а только с тех пор лошадку нашу как испортили – от собственной тени шарахается. И Алёну к себе на дух не подпускает.
– А корова как? Собаки?
– Да никак! Для них, что Алёна, что колода дубовая. Доиться Милка не перестала, ежели ты об этом.
«Стало быть, не деретник3 и не подменыш, – подумал Леший. – Их собаки чуют, а у коров так и вовсе молоко пропадает».
Зимой в тайгу на крыльях буранов каких только духов не заносило. По большей части для людей безвредных. Но и призраки-абасы залетали, вечно голодные и до человеческого тепла жадные. Случалось, по весне Шаман без продыху камлал, изгоняя вселившихся в людей злыдней. Большую плату брал за каждого одержимого, хоть и не каждый после такого лечения выживал. Но Шамана больше нет, а разберётся ли Хуан в северной нечисти?
– Ладно, приводи сестру, – сказал Леший. – Дорогу знаешь?
– Найду. Чу… Сиртя приметы указали.
– Тогда сегодня и приводи, чего тянуть? Я тоже гляну. – Леший со вздохом поднялся. – Про капканы узнал?
– Да не наши это! – Пастух истово сжал амулет под рубахой. – Чем хошь поклянусь, не наши!
– Ну смотри! Поймаю кого, фамилию спрашивать не стану, отдам волкам на съедение.
Леший и сам не хотел верить, что в его подопечной деревне браконьеры завелись. Но если не деревенские, то кто? Кто чужой в самое сердце тайги проберётся? Вторую зиму капканы ставят на заветных полянах, где зверьё непуганое, не сторожкое. Две забытые железные ловушки Леший на днях обезвредил, а сколько их было? И ведь по ночам ставят, на глаза сорокам и белкам не попадаются. Стало быть, знают про Лешего.
Может, Хуана озадачить? Если они с Рыжуном на зиму останутся, будет, кому браконьеров выследить. Вот только как уснуть, зная, что в тайге безнадзорно хозяйничает хули-цзин?
«Погляжу до осени, – рассудил Леший. – Ежели Хуан докажет, что можно ему верить, вот тогда и поговорим о зиме».
Он посмотрел на небо. Вечер близится, а после заката хули-цзин дома не застанешь. Надо прямо сейчас сходить, проверить, как он больных пользует и по силам ли плату взымает. Да и про Алёну рассказать. Неждан парень расторопный, до завтра откладывать не станет.
Леший наскоро подкрепился орехами из прошлогоднего схрона и побрёл на поляну, которую уже привык называть про себя Лисьей. Бай Хуан сидел в каменном кресле на вершине холма и что-то терпеливо втолковывал трём закутанным в меховые плащи сиртя. Леший удивился, что маленькие люди выбрались из своих подземелий на закате. Не зря их деревенские чудью белоглазой прозвали, глаза у них к солнцу непривычные. Не то что днём, светлыми ночами редко не открытые места выбираются. Этой троице, видать, до зарезу помощь лекаря понадобилась.
– Давать на кончике ножа три раза в день, – Бай Хуан поднял три пальца. – Три! Не больше, но и не меньше. Если снадобье закончится, а желаемого результата не воспоследует, придёте за новой порцией – за ту же плату. Но это едва ли потребуется.
Сиртя молча закивали. Старший из них, седой как лунь, бережно, двумя руками, принял от хули-цзин маленький глиняный флакон. Все трое развернулись и бесшумно скользнули в заросли орешника. Ни одна ветка не колыхнулась. Верно говорят, что сиртя со змеиным народом породнились. Оттого и ловкость у них нечеловеческая.
– Рад видеть тебя, Хранитель! – Бай Хуан сбежал с холма и поклонился Лешему, сложив перед собой руки. – Ты выглядишь усталым. Прошу, пройдём в беседку. Вот подушка, присядь. Сейчас я приготовлю чай.
– Да не суетись ты, – отмахнулся Леший. На предложенную подушку – с вышитыми журавлями – он опустился осторожно, чтобы не повредить тонкий шёлк. – А ученик твой где?
– На охоту отправился. – Бай Хуан выдвинул на середину беседки низкий столик. – Сказал, что нашёл озеро, где во множестве гнездятся гуси.
– По себе ли добычу выбрал? Гуси лиса и заклевать могут, ежели большой стаей накинутся.
– О, не волнуйся. Рыжун в достаточной степени овладел заклятием невидимости. К тому же, я снабдил его надёжным талисманом. – Бай Хуан извлёк из рукава халата два чайника. Из одного, с дымящимся носиком, налил в другой, поменьше, кипяток. Ополоснул и раскрошил брикет чего-то, высушенного до полной неузнаваемости. Снова залил кипятком.
Леший подозрительно принюхался.
– Что это?
– Это белый чай, особым образом собранный и высушенный в полной темноте. С добавками для отдохновения души. – Бай Хуан протянул ему стеклянную, с жемчужным отливом, пиалу.
От чая пахло яблоками, мёдом и какими-то цветами. Хуан глотнул из своей пиалы, с наслаждением прикрыв глаза. Леший сначала подул, остужая напиток. Он не любил горячее. Осторожно попробовал. Ну, приятно, конечно, но ничего особенного. С квасом не сравнить.
– Чем тебе сиртя заплатили? – спросил он.
Бай Хуан вздрогнул. Неожиданный вопрос застал его врасплох, на что Леший и рассчитывал.
– Б-белым нефритом, – с запинкой ответил он. – Это большая редкость. Даже не знал, что столь ценный камень можно раздобыть в здешних краях, воистину благословенных Небом! Но и снадобье они получили не менее редкое – порошок из рога цилиня. Как я понял, князь подземных людей мечтает о сыне. А это лучшее средство для гарантированного… хм-м… зачатия.
– Цилинь? – Леший нахмурился, вспоминая. – Это Индрик-зверь, что ли? Единорог?
– О нет, это распространённое заблуждение. Цилинь нисколько не похож на западных единорогов. У него ветвистые рога, чешуя благородного зелёно-голубого цвета, тело коня, ноги оленя, голова дракона и хвост быка.
Леший попытался представить себе эдакую химеру, но воображение отказало.
– Цилинь бессмертен, – продолжал Бай Хуан, – а увидеть себя позволяет только достойнейшим. Раз в тысячу лет он сбрасывает свои рога. В последний раз именно моей семье посчастливилось завладеть этим сокровищем.
– Это за какие же достоинства?
– О, мой дядюшка достиг немалых высот в искусстве алхимии. К его услугам прибегали даже небожители.
– Дядюшка? Ты, вроде, тётушку поминал с её пилюлей бессмертия.
– Они действовали сообща, как и полагается, сочетая мужское и женское начало. Не вина тётушки, что из двух изготовленных пилюль должным образом сработала только одна.
– Жёнушка, стало быть, на небеса отправилась, а муженёк на земле остался?
– Отправился на перерождение, – вздохнул Бай Хуан. – Ошибка, которую он допустил, изготавливая свою пилюлю, оказалась фатальной. Но тётушка терпеливо ждёт его, неизменно отказывая самым достойным женихам из трёх миров.
– Высокие отношения, – хмыкнул Леший. – У нас вот тоже случай был… великой любви. Тому уже полвека считай, а все помнят. Прибился к деревне пришлый молодец из северных кочевников. Весь из себя видный да и силушкой не обижен. И приглянулась ему дочь старосты, Василиса. Так у них крепко слюбилось, что не разорвать. Не хотел староста дочь отдавать за чужака, да пришлось. Сыграли свадьбу, двойня народилась. Только жена старосты всё косилась на зятя, каждым куском попрекала. И то сказать, не особо работящий оказался парень. Всё больше в лесу пропадал. А что летом мужику целыми днями в лесу делать? Да ещё и возвращался с пустыми руками.
– Будь он моим соотечественником, – Бай Хуан снова разлил чай, – я бы предположил, что имею дело с поэтом.
– Не угадал. Да я и сам не сразу сообразил, что с ним не так… – Леший поболтал душистую жидкость в пиале. Вдыхать аромат было приятнее, чем пить. – А потом подсмотрел, как он перекидывается. Парень-то из диких оказался.
– Волк?
– Нет, олень. В тундре такие – не редкость.
– И что случилось? Люди убили его?
– Ну что ты сразу: убили, убили! Сам ушёл. Надоели попрёки, осердился на тестя с тёщей, обернулся оленем и умчался, только его и видели. Жена, конечно, в слёзы. Сутки голосила, билась так, что мать с отцом держали. Потом вроде затихла. Ну, её и оставили в покое. А Василиса ночью выбралась из дома, да и разыскала в лесу своего муженька. Видать, сердце путь подсказало. Ну вот, нашла и принялась упрашивать не оставлять её одну, взять с собой.
Леший помолчал. Даже у него сердце захолонуло, как завыла молодка: «Ты бери меня, бери, ты возьми меня с собою, свет мой ясный, солнце незакатное…»
– А он ей и отвечает: «Детей-то куда денешь?» Вспомнил, называется!
– Именно так, зачастую, всё и заканчивается, когда оборотень приходит в человеческую семью, – кивнул Бай Хуан. – Мужем или женой – неважно. Однажды приходится уходить, оставив детей. Иногда, правда, забирают с собой, если есть куда забирать.
– Неправильно это, детей сиротить! – сурово сказал Леший. – Я ведь тогда думал, как помочь им, примеривался так и сяк, а эта… баба возьми и ответь: «Мать моя ещё молодая, пусть она их растит, а я хочу с тобой быть неразлучно вовеки!» Ну, я и махнул рукой. А они такое сотворили… Вся тайга содрогнулась.
– Я воистину заинтригован! – Бай Хуан слушал, забыв про остывающий чай.
– У дикаря-то, когда он в деревню пришёл, из всего имущества только ружьё было. Старинное, пищаль называется. Вот он и велел Василисе выйди замуж за соседа и подарить ему эту пищаль. Да чтобы непременно новый муж вместе с ней на охоту пошёл. Ну, староста, понятное дело, обрадовался, как Василиса заявила, что снова замуж пойдёт. Тем более, что сосед за ней давно ухлёстывал. Сыграли на скорую руку свадьбу, это по осени было, а на следующий день гляжу, идут молодые на охоту вдвоём. И пищаль ту самую мужик тащит. Идут навстречу ветру, как ведёт их кто. Прямо на поляну вышли, где олень-дикарь траву щипал. Поднял он голову, переглянулся с Василисой… «Стреляй!» – говорит она новому мужу. Тот и рад стараться. С одного выстрела убил оленя. Тут же и шкуру снял. Мне бы вмешаться, да не понял я, к чему дело идёт! – Старая заноза шевельнулась в сердце Лешего. Пиала скорлупкой хрустнула в сжавшихся пальцах. – Ох, прости… Я тебе возмещу.
– Какие пустяки! – Бай Хуан одним движением собрал осколки и закинул в рукав халата. – Там этого добра полным-полно, а твоя история стоит дороже целого сервиза. Продолжай, прошу тебя!
– Ну вот, принесли они добычу в деревню. Шкуру высушили, мясо сварили. Вся родня угощалась, только Василиса ни кусочка в рот не взяла. А когда шкура высохла, сложила её надвое и постелила на кровать, как дикарь научил, мехом наружу. Ночью легли спать, а Василиса завернулась в шкуру, к мужу спиной повернулась. Ну, понятно, напоила сначала допьяна, чтобы вопросов не задавал.
– Как именно она легла на шкуру?
– Голову положила на уши, а пятки – на хвост. Дикарь ей сказал, что душа его живёт в ушах шкуры. Вот Василиса ухо в ухо и легла, чтобы душу мужа-оленя в себя принять. – Леший взял чайник, залпом выпил горьковатый чай прямо из носика. Заметив ошалевший взгляд Хуана, виновато улыбнулся: – Не серчай, я без церемоний, в горле пересохло. Так вот, дикарь с Василисы слово взял, что она не просто примет душу оленя, а непременно вернёт половину обратно. В одно ухо впустила, стало быть, а из другого половину выпустила.
– Но душа не делится на части! – Бай Хуан всплеснул руками, чуть не опрокинув столик. – Что за варварство!
– Я сам не видел, мне домовой рассказывал. Вскочила, дескать, молодая хозяйка с постели, ломает её всю, суставы выворачивает. Губы от боли закусила, но молчит. Без единого крика превращение перетерпела. А потом оленем прянула в дверь, в темноту ночную, и сгинула. А за ней и шкура убежала, словно живая. Видели потом: подходили к деревне два оленя, как две капли воды похожие друг на друга. Ну да я их на север прогнал, чтобы не мозолили глаза… Вот хоть ты мне скажи, – взмолился Леший, – почем так вышло?! Почему Василиса не оленухой, а оленем стала? Даже Шаман не разобрался.
– Ваш Шаман не показался мне светочем мудрости, – сухо сказал Бай Хуан. – В каждом из нас есть и женское, и мужское начало. Инь и ян дополняют друг друга, и когда они пребывают в гармонии, получается самая вкусная ци… Я хочу сказать, – торопливо поправился он, – самая хорошая жизненная энергия. Но поскольку инь по своей сути влажная и восприимчива, избыток ян иссушает её. Не думаю, что эти олени долго прожили. Нарушение гармонии не проходит даром. Но твоя история напомнила мне другую – более счастливую.
Он уселся поудобнее и неуловимым движением передвинул чайники так, что вместо двух на столе остался один. И чаем от него не пахло.
– У нас, лис, как говорится, родня тростника и камыша. Родители мои умерли, оставив после себя десять детей. Но увы, только одного сына. Моя достославная тётушка, да не прогнутся облака под её лёгкой ногой, хоть и взяла нас всех в свой дом, но была слишком занята учёными занятиями, чтобы уделять моим сёстрам достаточно внимания. В результате они нахватались верхов в магическом искусстве и забросили учёбу, предпочитая вместо этого морочить головы молодым студентам. – Бай Хуан придвинул Лешему новую чашу и разлил из чайника вино. – Только моя старшая сестрица Гуань проявила упорство, дни и ночи просиживая над книгами. К шестому хвосту она достигла вершин в искусстве превращения. Мы устроили праздник в её честь, гулянье… Было выпито много вина, и не удивительно, что в ту ночь Гуань влюбилась. Её избранником стал простой крестьянин по фамилии Чэн, очень красивый и достойный человек, одна беда – женатый. С женой ему не повезло. Бедняку выбирать не приходится, вот и сосватали ему вздорную и ленивую женщину. И всё же он оставался верен ей, и не поддавался чарам моей сестрицы. На все уговоры отвечал одно: «Такая моя судьба». Что оставалось делать Гуань?
– Плюнуть и забыть, – сказал Леший. – Мало ли мужиков в Поднебесной.
– О нет, сестрица не смирилась. Она пришла со своим горем ко мне и вместе мы разработали план, достойный романа. Позаимствовали в буддийском монастыре большой котел, наполнили водой, притащили на перекрёсток дорог, развели огонь и принялись кипятить воду. А через тот перекрёсток как раз возвращалась с базара жена Чэна. Увидела нас и спрашивает: «Что это вы, лисы, варите?» Сестрица ей вежливо отвечает: «С пяти сторон света собрала я в этот котёл счастье, удачу и богатство. Теперь варю колдовское зелье. Кто искупается в нём, тот станет всех краше, богаче и счастливее». Жена крестьянина, которая была, прямо сказать, больше похожа на черепаху, чем на женщину, мигом смекнула, какой ей шанс подвернулся. «А если я в котле искупаюсь, – спрашивает, – стану ли я всех красивее, богаче и счастливее?»
Леший усмехнулся и долил себе вина. История всё больше напоминала сказку про Иванушку-дурачка. Но если хули-цзин и привирал, то делал это складно. Одно удовольствие слушать.
– Тут снова я вмешался, – зубасто улыбнулся Бай Хуан. – Мужчине-то больше веры. «Конечно, станешь, – говорю, – только готовим мы это варево для мой сестрицы и никому другому я не позволю в него окунуться». Заглянула жена Чэна в котёл, а там вовсю бурлит грязь и всякая дрянь, которую мы насобирали на обочинах. «Готово ли варево?» – спрашивает. «Как раз сготовилось, – отвечает ей Гуань. – Вот сейчас сниму с себя шкуру и окунусь». Не успела договорить, как эта дурная женщина оттолкнула её и прыгнула в котёл. Где и сварилась. А сестрица, не медля ни минуты, сняла с неё кожу и надела на себя. Разумеется, произнося при этом нужные заклинания и повернувшись на восток. А я всё это время следил, чтобы ей никто не помешал.
– Погоди! – Леший потряс головой, в которой никак не укладывалось лисье колдовство. – Если эта женщина была уродиной, чего ради твоя сестра в её кожу вырядилась?
– О, это был тонкий расчёт! Гуань не просто приняла облик жены Чэна, она улучшила её внешность. Но не чрезмерно, чтобы соседи не заподозрили неладное. Именно для этого и требовалась моя помощь – вовремя остановить процесс. Признаться, это оказалось нелегко. Но в результате, когда Чэн вернулся вечером с поля, его встретила похорошевшая жена и чистый дом, весь разукрашенный внутри шелками. Гуань и приданое своё не пожалела – все пять сундуков с серебряными и золотыми слитками.
– И что, крестьянин не заметил разницу?
– Заметил, разумеется. Но как умный человек не подал вида. Сытно поужинал и лёг спать с молодой женой. С этих пор они зажили в довольстве и радости. Но меня грызли сомнения: не пожелает ли Чэн рано или поздно избавиться от жены-лисицы? И вот однажды дождливой осенней ночью постучался в их жилище бродячий даос. Переночевал, а утром, когда хозяин вышел его проводить, остановился у ворот и говорит: «Знаешь ли ты, с кем делишь постель?» Улыбнулся Чэн и ответил: «А станет ли мне от этого знания лучше жить?» Даосу только и оставалось, что улыбнуться в ответ и уйти своей дорогой…
Бай Хуан вдруг насторожил уши в выглянул из беседки.
– Сюда идут люди!
– Свои это, – успокаивающе сказал Леший. Он ещё раньше заслышал шаги. – Друг мой из деревни сестру к тебе привёл. Хворает она.
Бай Хуан быстро закрылся рукавами. А когда опустил руки, все лисьи черты в его облике исчезли. «Это правильно, – подумал Леший. – Незачем деревенских пугать».
Они вышли из беседки. Пастух, с любопытством оглядев Бай Хуана, с достоинством поклонился. Хули-цзин поклонился в ответ – гораздо ниже. Леший представил их друг другу, досадуя про себя, что не успел предупредить лиса. Впрочем, пусть сам смотрит. На то он и лекарь.
– Вот, – Неждан вывел вперёд девушку в криво застёгнутой кофте и сбившемся платке, – это Алёна, сестра моя.
Алёна безучастно смотрела перед собой. Как только брат выпустил её руку, она села прямо на землю. Покачалась из стороны в сторону и легла, свернувшись клубком.
– Давно с ней такое? – спросил Бай Хуан присаживаясь рядом.
Неждан рассказал. Леший его не слушал, он смотрел на девушку, которую помнил шустрой малышкой, без страха бегавшей в лес по землянику и грибы. Той малышки больше не было. И не потому, что Алёна выросла.
– Нет её, – глухо сказал Леший.
– Воистину, это правда. – Бай Хуан, всмотрелся в пустые глаза девушки и поднялся, отряхивая ладони. – В этом теле нет души. Или она запряталась так глубоко, что не сразу и отыщешь.
– В пятки ушла? – натужно пошутил Неждан.
Бай Хуан вежливо улыбнулся.
– От сильного испуга и не такое случается. Я сварю целебный отвар. Твоя сестра принимает пищу?
– Сама не берёт. С ложки кормим.
– Тогда отведи её в беседку. Подождите там.
– Ну, я пойду, – сказал Леший. – От меня здесь толку не будет.
– Подожди! – Бай Хуан догнал его на краю поляны. – Если моё лечение не возымеет действия, и барышня не придёт в себя, не лучше ли избавить семью твоего друга от обузы?
– Это пусть Неждан решает. Они с Алёной сироты, больше никого в семье нет. Если всё безнадёжно, так ему и скажи. Нет хуже пустой надежды.
– Что пусто, можно наполнить, – загадочно ответил Бай Хуан и скорым шагом направился к своему жилищу.
В то, что хули-цзин вернёт Алёну, Лешему верилось слабо. Что-то злое выдуло из неё душу, погасило свет.
«До чего люди хрупкие! – досадовал Леший на ходу. – Чихни, переломятся. Но горят их души ярко, этого не отнять. Вот всякая нежить и тянется на свет. – Он остановился, не зная, куда пойти. Одному оставаться не хотелось. – Рыжуна, что ли, проведать?»
На какое озеро отправился лисёнок, Леший догадывался. Потаёнка – место спокойное, скрытое за болотом, охотники туда не добираются. И гусей там видимо-невидимо.
Леший перемахнул к Потаённому озеру одним шагом, чтобы лишний раз Болотника не беспокоить. Большое, округлой формы озеро отражало белое небо. В густых зарослях рогоза и тростника перекликались гуси, готовились к ночлегу. По спокойной воде мирно плыл куст дикой смородины.
«Странно… – Леший присмотрелся. – Течений в озере нет, да и ветер дует в другую сторону». Волны от куста расходились неправильные, словно толкал его кто-то невидимый. Леший прищурил один глаз и уловил среди зелени рыжий мех. Вот оно что!
Он отыскал на отмели свёрнутый халат Рыжуна. Уселся рядом, прислушиваясь. Долго ждать не пришлось. Тихий вечер разорвали гортанные крики, шум крыльев, плеск… Взволновалось всё озеро. Леший приподнялся, высматривая Рыжуна. Тот изо всех сил плыл к берегу, не выпуская из зубов куст. А на него со всех сторон пикировали серые птицы, били клювами и крыльями. Леший наблюдал, не вмешиваясь. Пока что гуси всё больше промахивались. Только когда Рыжун добрался до отмели и выпустил смородину, сразу получил клювом в макушку.
– Кыш пошли! Кыш! – Рыжун, уже в человеческом обличье, вскочил на ноги и замахал кустом.
Испуганные гуси заметались, разворачиваясь на лету. Молодой нерасторопный гусак попал под хлёсткий удар и свалился, оглушённый, в озеро. Рыжун метнулся следом. Оба скрылись под водой.
– Верно говорят, что охота пуще неволи, – пробормотал Леший.
Рыжун вынырнул. Глаза его светились диким зелёным светом. Гусака он волок в зубах.
– Что, не удалось скрасть? – ехидно спросил Леший. – И талисман не помог?
– Размок он! Я с головой в бочаг ухнул по дороге.
– Ты бы хоть ночи дождался, торопыга.
– Как бы я ночью через болото добычу потащил? – Рыжун бросил гусака, отряхнулся и натянул халат. – Блуждающие огни запах крови чуют. Всего бы ощипали!
– Тебя или гуся?
– Обоих! А теперь я ужин успею приготовить.
– Не спеши с ужином. Занят твой учитель.
Рыжун заметно приуныл. Пришлось Лешему рассказать про Алёну.
– Как думаешь, справится Хуан?
– А чего тут думать? – Рыжун пожал плечами. – Подселит новую душу. И всем хорошо будет.
«Что пусто, то можно наполнить…» Леший хлопнул себя по лбу.
– Так вот что он имел в виду!
***
Бай Хуан зажёг светильники под потолком беседки и разложил на столике прибор для письма. Поцокал языком, обнаружив, что осталось всего десять брикетов туши. Даже при бережном использовании надолго не хватит. И где пополнять запасы, если путь в Поднебесную заказан? Разве что в Стране Восходящего Солнца… Правда, тушь там изготавливают из пережжённых сосновых веток, лишённую блеска, но как говорится, живот на спину не променяешь4…
– Что ты наделал?! – В беседку ворвался Леший. Из-за его спины выглядывал встревоженный Рыжун. – Я сейчас Алёну встретил! Смотрит, как впервые лес увидела. Цветы в косы вплетает, с птицами пересвистывается! Неждан сам не свой, не то смеётся, не то плачет. Ты кого в неё вселил?!
Бай Хуан торопливо поднялся.
– Всё свершилось с полного согласия твоего друга, – почтительно сказал он. – И я даже не взял с него плату…
– Ещё бы ты плату взял! И не ври про согласие! Заморочил парня?
– Разве посмел бы этот скромный даос оскорбить друга Хранителя леса столь низким поступком! – Бай Хуан хотел упасть на колени, но вовремя вспомнил, что Леший этого не любит, и остался стоять. – Когда я убедился, что несчастная барышня лишилась души, то предложил два выхода: безболезненную смерть или подселение. Твой друг выбрал второе. Особенно когда увидел Фэй.
– Кого?!
– Мою кузину. Она фея… дух рощи. Той самой, где я прежде жил. В результате козней господина Ху рощу вырубили, хотя она и считалась священной. Куда было деваться бесприютной Фэй? Пришлось взять её с собой, спрятав в бамбуковой флейте. Не тревожься, она имеет представление о человеческой жизни. И как только выучит язык…
– Как ты Неждана уговорил?
– Объяснил, что заполучить фею в свой дом – это счастье. Отныне им во всём будет сопутствовать удача. У женщин в семье будут лёгкие роды, все дети выживут, заведётся достаток. И жениха они теперь смогут выбрать самого лучшего.
– Знал ведь я, чуял! – Леший со стоном схватился за голову. – Пусти одного на порог, не успеешь оглянуться, как по колено в хули-цзин окажешься!
– О, поверь…
Беседка содрогнулась от порыва шквального ветра. Леший исчез.
– Не переживай, учитель. Он отходчивый, – сказал Рыжун. – Посердится и утихомирится. Лучше посмотри, какого я гуся поймал!
Бай Хуан рассеянно улыбнулся.
– Ты молодец… Но знаешь что? Не будем ждать, пока настроение нашего Хранителя само изменится к лучшему. Давай всячески помогать ему. К примеру, следить, чтобы в тайге было меньше пожаров.
– Давай, – согласился Рыжун. – А то чую, эта жарынь надолго. Даже неохота гуся жарить. Может, сырым съедим?
Глава 6. Огонь, вода и кровь
«Беда не приходит одна – сама идёт и другую ведёт».
Русская пословица
На полянах раньше времени созрела земляника. Запах стоял одуряющий. Под жарким солнцем ягоды варились прямо на кустах. Каждый день Леший поднимался в полный рост – до верхушек сосен, принюхивался, но дождём не пахло, только дул суховей, горячий, словно из пустыни. Леший потерял покой и сон. Сухое лето – беда для тайги. И людей не вразумишь, всё равно костры жгут, хоть полчища мошкары на них насылай! Добро бы кочевники-собиратели, они порядки знают, так нет, повадились в тайгу горожане, о лесных законах ни сном ни духом не ведающие.
– И чего им дома не сидится, бродягам беспутным?! – ругался Леший, заливая очередное кострище возле своей любимой лиственницы.
– Надо было не только палатку им растоптать, – сказал Рыжун, – но и по шеям накостылять. Чтобы впредь неповадно было. Тури-и-сты! – старательно выговорил он иноземное словечко.
– А ты чего сидишь без дела? – прикрикнул на него Леший. – Взялся помогать, так лезь наверх, проверь, не дымит ли где, а то я гари надышался, мне уже повсюду пожары мерещатся.
– Ага… – рассеянно отозвался Рыжун. Он следил за бабочками, порхающими над мокрой золой.
– Оглох? – рявкнул Леший.
– Думаю я. Учитель загадку загадал – из Страны Восходящего Солнца принёс. Говорит, кто найдёт ответ, тот небожителем станет.
– И что, ты не можешь одновременно думать и за кострами следить?
– Костры догорят и развеются пеплом, а свет мудрости вечен, – важно изрёк Рыжун.
– Вот так, значит? – Леший вытряс пепел из бороды. – Ладно, говори свою загадку.
– Что такое хлопок одной ладонью?
– Чего?! – Лешему показалось, что он ослышался.
Рыжун повторил.
– И ты этой дурью маешься, вместо того, чтобы делом заниматься? Вот твой хлопок! – Леший отвесил ему подзатыльник. – Всё, теперь ты мудрее небожителей! Лезь на дерево!
– Воистину, среди нас уже есть небожитель! – Из-за лиственницы появился Бай Хуан. – Осознавшему суть Дао, так же просто добиться небесного блаженства, как легко и просто сорвать былинку.
– Да на что мне небеса? – Леший невесело усмехнулся. – Мне и на земле дел хватает.
– Позволь, в меру наших скромных сил, облегчить твою ношу, Хранитель. – Бай Хуан посмотрел на сердито сопящего ученика. – Ты слышал, что тебе приказано?
Рыжун надулся, но молча полез на лиственницу.
– Дождь нужен, – сказал Леший. – Ты веером своим ловко управляешься. Можешь тучи нагнать?
– О, если бы я обладал властью над небесными драконами, то не стал бы изгнанником, – хули-цзин развёл руками. – Увы, водная стихия мне не подвластна. Но я написал прошение в Погодную канцелярию. Не могу обещать, что они быстро среагируют, ведь крестьяне в это время буквально заваливают небесных чиновников своими докучливыми просьбами. Однако есть надежда, что моя драгоценная тётушка поспособствует скорейшему исполнению мольбы своего любимого племянника.
– Наслышан я о чиновниках, крапивном семени, – проворчал Леший. – Небось, взятку потребуют?
– Все расходы я беру на себя. Оказать услугу Хранителю леса – всё равно что в морозный день пить студёную воду. Каждая капля отдаётся в сердце! – Бай Хуан с улыбкой поклонился.
– Не подлизывайся, – проворчал Леший. – А то…
– Дымит! – закричал сверху Рыжун. – В восточной стороне!
Леший устало вздохнул. Бай Хуан с готовность вытащил из связанных узлом волос нефритовую булавку.
– Шелка свои замарать не боишься? – спросил Леший.
Хули-цзин щеголял в белом халате с алыми и золотыми карпами.
– О, это всего лишь бренные вещи, не стоит о них беспокоиться. – Бай Хуан поймал спрыгнувшего с дерева Рыжуна и вручил ему булавку. – Прокладывай тропу. И не забывай: когда ищешь огонь, находишь его вместе с дымом.
Лешему показалось, что речь не о настоящем огне идёт, но уточнять не стал, не то время, чтобы попусту лясы точить.
Два пожара они потушили вместе, с третьим совладал один Хуан. Рыжун потом клялся, что учитель просто взял и проглотил пламя.
– Он и выдыхать огонь может! Только не станет, ты не думай!
Но Леший задумался. От усталости в голову полезли дурные мысли. Что если хули-цзин от скуки с огнём барагозит? Девицы-мухоморы на него за что-то обиделись, к себе не подпускают, а других развлечений в тайге нет. Сам поджёг, сам потушил – и ходи в героях!
«Опять я на него напраслину возвожу! – ругал себя Леший, без сна ворочаясь ночью на перине из опавшей хвои под раскидистой елью. – А ведь он старается, пользу приносит. Болящих лечит безотказно, ни одной жалобы не было. Неждан и тот премного доволен. Фея-то их живо из бедности вытащила».
Сам Леший не обращал внимания на человеческое богатство. Живы-здоровы, скотину зверь не заедает, огород зеленеет, чего ещё надо? Деду Неждана этого достаточно было, да и отцу тоже. А Неждану, оказывается, хотелось большего.
«Получается, что Хуан разбирается в людях лучше меня. И не только в этом он лучше разбирается. Не оттого ли я ему поверить не могу? Но как поверить, что эдакий мастер…» – Леший не додумал. На еловую лапу над ним опустилась неясыть.
– Горит! – она щёлкнула клювом. – Сильно горит!
– Где?!
– В деревне. Лис в дом залез. Человек стрелял. Теперь дом горит.
***
«Когда лиса желает явиться призраком, то ставит себе на голову человеческий череп и кланяется, приветствуя духов Северного Ковша. При должной ловкости превращение завершается до того, как череп упадёт с головы…»
Рыжун вернул свиток в берестяной короб и задумался. Бай Хуан ушёл мыться к горячим источникам, наказав ученику без дела не сидеть, почитать что-нибудь полезное. Правда, трогать свитки из своего короба учитель не разрешил. Сказал, что рано ещё. Особенно старательно он прятал «Сон в Красном тереме».
