Ольга Брюс
Не буди спящее дитя

– Меня чуть Кондратий не хватил, – вторая учительница привстала со стула, держась за край письменного стола. – О ком это она? Кто эта ученица?

– Мне кажется, – протерев платком глаза под тяжёлыми очками, Светлана Игоревна подошла к окошку, – девочку необходимо показать врачу, – посмотрела в спину изогнутой Лариске, браво топающей к дороге. – Кое-какие сомнения у меня есть о психологическом состоянии ребёнка.

– Какие? – физрук уставилась на классного руководителя.

– Все эти разговоры преувеличены, я уверена. Но что-то в маленькой головке всё ж затаилось. И, пока не поздно, этот тайник нужно вскрыть.

– О чём Вы?

– А это мы потом узнаем, когда я поговорю с Марией Гунько. Надеюсь, она согласится показать девочку хорошему специалисту, – оттянула кофту вниз, чтобы расправить вязаные складки, придвинула очки поближе к переносице и направилась в класс.

Глава 4

Из кабинета младших классов доносились детский смех и кулачные бои, сопровождаемые одиночными воплями Феди и Гриши.

– Чичас все ноги переломаю! – размахивая кулаками, кричал мальчик Гриша, уронив одноклассника на скрипучий деревянный пол. – Ты у меня получишь!

Дети встали в круг, создав ринг для мальчишечьих боёв, и скандировали дерущимся.

– Давай! Давай!

– Справа! Слева!

– Бей! Ногой!

– Прекратить! – эхом раздалось в просторном помещении. – Быстро все по местам!

Ребятишки опомнились и разбежались по партам. Взгляд у учительницы был настолько суровым, что у девочки Иры заблестели глаза от испуга.

– Вы что устроили? – медленно закрывая за собой дверь, Светлана Игоревна нахмурила брови. – В школе? Как можно? Это вам не футбольное поле! Не состязания по троеборью! Это – ШКОЛА!

Подняла указательный палец вверх, чтобы придать особое значение учебному заведению.

– Кто разрешил устраивать балаган в отсутствии учителя? – окинула каждого строжайшим взором. – Звонок прозвенел, и вы обязаны сидеть тихо, как мыши! – говорила громко, чтобы оказать давление на детей. – Я же вчера объясняла правила поведения!

Медленно подходя к своему столу, женщина не прекращала наблюдать за каждым провинившимся. Встала у стола, положила ладонь на шершавую поверхность и выпрямилась.

– Кто зачинщик? – чуть опустила голову, чтобы смотреть на детей из-под очков. – Кто, я спрашиваю?

Дети сидели смирно, втянув головы в плечи и сложив руки перед собой, как полагается по уставу.

– Смелости не хватает признаться? – обошла стул, отодвинула назад и присела. – Никогда бы не подумала, что мне достанется класс с трусишками! Стыдно! Стыдно, товарищи ученики!

Открыла учительский журнал, чтобы пометить отсутствующих.

– Это я! – Гришка решил признаться. Слова учителя о трусости больно ударили по самолюбию.

– Что? – не поднимая головы, спросила женщина, что-то записывая в журнал.

– Это я устроил драчку.

Наконец, Светлана Игоревна «осчастливила» мальчика своим пристальным вниманием.

– Зачем? – подняв голову, поправила очки и сложила руки перед собой.

– Надо, – Грише стало неловко. Не хочется говорить правду, иначе друзья засмеют.

– Я жду внятного ответа, Григорий. Зачем ты ударил своего друга и одноклассника Фёдора Лукина?

– Заслужил, – буркнул ученик, уставившись на чёрные мысы своих потёртых ботинок, которые были велики почти на два размера.

– Мы ждём, – давление со стороны учительницы не прекращалось.

Гришка сопел и тяжело дышал, напрягая живот.

– Я не начну урок, пока ты не изложишь нам суть дела. Я хочу, чтобы все уяснили: драться – это показывать свою невоспитанность, глупость, неумение решать любой конфликт словами. Итак, Григорий, за что ты ударил Федю? Давай сейчас разрешим этот вопрос и не будем привлекать родителей. Так ты скажешь?

– Нет, – глаза Гриши наполнились слезами отчаяния. Не надо было признаваться. Теперь стой и терпи сверлящие взгляды друзей и грозный голос классного руководителя.

– В таком случае мне придётся пригласить твоих родителей на беседу, – развела руками Светлана и продолжила писать в журнале. – Печально, что ты не бережёшь нервы и здоровье своей мамы…

– Мамку не тронь! – у Гриши прорезался голос. Зловеще сказав фразу, он стукнул по столу и поднял глаза на учителя. – Не тронь, я сказал!

Светлану передёрнуло от детского возгласа. Уронив очки на стол, женщина покраснела и полезла в карман за носовым платком.

– Ты шо-о? – протянул рядом сидевший Виталя. – Она ж на тебя нажалуется, и батька тебя в живых не оставит.

– Ну и пусть! Пусть жалуется, коли жить надоело! – схватив портфель, висящий на крючке парты, Гришка бросился бежать.

У Светланы перехватило дыхание от поведения мальчика. Вконец растерявшись от последних слов Гриши, она поднялась со стула, приблизилась к окну и приложила ладонь ко рту. По лицу стало ясно – сейчас начнёт рыдать.

– Не слухайте Вы его! – Виталя вскочил с места. – Это он за батькой повторяет! А так наш Гришка хороший! Он и мухи не обидит! Вон, даже за придурошную заступился! – показал рукой на Катю.

– А почему? – зашушукались дети, любопытствуя, причём здесь Катя и почему Гришка за неё начал драку.

– Брешешь! – не выдержал побитый Федька. – Ты всё брешешь! Брехун несчастный!

Также подхватил портфель и побежал прочь.

– Да что же это происходит? – сквозь слёзы проговорила Светлана Игоревна, проводив взглядом мальчишек. – Да когда же это кончится? – всхлипнула, вспомнив прошлое.

Ребята переглянулись, не понимая, почему Гриша бросил учительнице такие страшные слова и выбежал из класса и почему Светлана Игоревна так расстроилась? И что должно кончиться? Здесь кроется какая-то тайна.

Да, тайна. Из прошлого, которое до сих пор не даёт спокойно жить классному руководителю, ни в чём не повинному перед семьёй Гриши.

В конце девятнадцатого века, когда Светлане было чуть больше тридцати, молодой и энергичный Степан обратил внимание на приезжую чернобровую учительницу. Она порядком отличалась от местных простушек своей грациозностью, прямой осанкой, лебединой шеей, манерой говорить, выбирать для беседы замысловатые фразы и держать мужчин на расстоянии. С первых минут знакомства, приезжая из окрестностей Екатеринодара, заставила сердце молодого конюха замереть от невообразимой привлекательности и услаждающего слух трепетного голоса.

Света приехала преподавать индивидуальные уроки немецкого языка одному мальчику из зажиточной семьи. Воспитанная бабушкой и дедушкой в русских традициях девочка имела тягу к языкам и естественным наукам. Её интересовала природа и всё, что с ней связано. Строгая бабуля отдала ребёнка в женский пансионат, чтобы в будущем Света могла удачно выйти замуж и ни в чём не нуждаться. А после девочку перевели в гимназию по настоянию директора, так как она выделялась среди учениц аналитическим складом ума и непреодолимым желанием познавать мир во всех его проявлениях. Затем, окончив гимназию, осталась в ней преподавать. Спустя несколько лет гимназию закрыли, и, по совету коллеги, Светлана покинула родные места и отправилась передавать знания хуторским ребятишкам. Переехав в хутор, молодая женщина поселилась в небольшой мазанке и узнала, что её пригласили обучать не детей, а одного мальчика.

С первого дня конюх Степан стал вести себя рядом с очаровательной Светланой как заворожённый. Он терял голову при виде чарующей грации, нежных, тонких ручек, стройной обольстительной фигуры и огромных, бездонных глаз. Через месяц прилипчивых и навязчивых знаков внимания Света сдалась. Влюбилась, как простодушная девица, потеряв здравый ум и самообладание. Она ещё не знала, что её любимый Стёпушка связан по рукам и ногам семейными узами и пятью детишками, которые проживали вместе с матерью в тридцати километрах от хутора. Дома Степан появлялся раз в месяц, чтобы справиться о судьбе покорной Агафьи и разновозрастных сыновей. Приезжал на один день, привозил подарки и отдыхал от трудной работы и тяжёлой доли.

Нашлись-таки добродетели, донесшие до Агафьи весть о непристойном поведении её благоверного. Не смогла любящая женщина смириться с второстепенной участью. Накинула верёвку на балку в сарае и оставила детей сиротствовать. После этого случая конюха выпроводили восвояси, а учительница переехала в хутор Сиротский, подальше от позора. Но и там местные жители прознали о её беспутной репутации. Поначалу за спиной шушукались, а со временем разговоры замолкли, так как в хутор нагрянул Степан с сыновьями. Быстро разогнал бабье любопытство, женившись на молодой красавице, так как Света дала ему отказ. С тех пор немало воды утекло, дети выросли, Степан похоронил вторую жену, а молва людская поутихла. Но старший сын не смог смириться с кончиной матери, обвиняя во всех грехах Светлану Игоревну. Как выпьет, так мать вспоминает и сыплет проклятиями на уже постаревшую учительницу. Вот отсюда-то Гришка и прознал о судьбе бабушки, которую он никогда не видел.

Простояв у окна минут десять, Светлана села за стол и продолжила заполнять журнал. Глаза на мокром месте, но надо держаться. Непозволительно показывать свою слабость перед детьми.

– А тётка Ваша злая была? – тишину нарушил неожиданной вопрос Кати.

– Моя? – Светлана подняла голову. – Почему ты так решила?

– А Вы на неё ни чуть не похожи, – смущённая улыбка девочки ввела в ступор Свету. – У ей брови, як ниточки, а у Вас не такие. А пошто она лицо мукой мазала? Енто шо, красиво разве? Бледная, як мертвец.

Ученики уставились на странную одноклассницу и замерли. Мурашки побежали по спине Светланы от слов Кати. Приподнявшись, спустила очки на кончик носа и пристально посмотрела ей в глаза.

– Ты видела фотокарточки моей тётушки? – спросила вполголоса, пытаясь вспомнить, где она могла оставить фото родственницы, чтобы кто-то мог их увидеть.

– Нет, хи-хи, – с усмешкой ответила ученица.

– Тогда откуда ты всё это знаешь? – выдавив из себя, педагог плюхнулась на стул. Она ещё не успела отойти от беседы с Ларисой, а Катя снова и снова продолжает удивлять чудными высказываниями.

Подперев подбородок маленьким кулаком, Катя часто-часто захлопала ресницами, не сводя глаз с удивлённой учительницы.

– Як же ж? Вы уже старенькая – значится, Ваша тётка уже помёрла. Так?

Светлана не знала, что ответить. Её лицо не выдало эмоций. Глядя на ребёнка, краем глаза заметила, как дети застыли на местах и ждут дальнейшего развития событий.

– А в газетках тёти такие красивые, намазанные, в шляпках. А мой батька сказал, шо и раньше женщины из городских были такими. Щипали волосы на бровях, носили шляпки. Вот я и покумекала маленько, шо тётя Ваша была вот такой красивой. Тогда почему Вы не такая? Брови у Вас – як помело, а лицо немазаное. Вы же учителка, да? А в городах они другие.

Фух, отлегло. Светлана Игоревна раскраснелась на глазах. Кровь моментально ударила в лицо, когда она поняла – Катя видела картинки и сравнила чёрно-белое изображение со старшим поколением.

– Для меня неприемлемо носить шляпки и краситься, – хотелось побыстрее закончить этот пустой разговор. – Итак, дети, сегодня мы с Вами начнём новый урок…

– А гербарий?

– Что? А, гербарий… – совсем забыла о заданной домашней работе. – Да. Покажите, пожалуйста, какие листья вы подготовили для дальнейшей работы.

Дети повскакивали с мест, и в воздух поднялись шуршание, скрипы, шептание и детская неосторожная торопливость.

– Вот, – Катя привстала и подала учителю газетный лист, сложенный пополам.

– Хорошо. – приняв готовую работу, женщина положила её на край стола.

Как только перед учителем выросла стопка из листков бумаги, она пообещала каждому поставить в журнал «отлично».

– А почему не чичас? – придвинув стул, Катюша трепетала от ожидания, что её работу похвалят при всех.

– Очень много времени мы потеряли, дискутируя не по теме урока, Катенька. Нам нужно наверстать упущенное, – Светлана встала у доски и взяла кусок мела. – С сегодняшнего дня мы начнём…

– Нечестно! – с недовольством вспылила Катя, подпрыгнув на стуле. – Я вчера такого натрепыхалась, а Вы…

– И что такое серьёзное могло с тобой произойти? – нахмурившись, учительница опустила руки вдоль тела и приготовилась слушать.

– Я видала… видала… – язык не поворачивался рассказать о тётке, которая выглядела так, что девочка до сих пор не может забыть её «лицо».

– Аха-хах-ха! – один из мальчишек вспомнил рассказ Федьки. – Ой, я чичас помру!

Закатываясь от смеха, мальчик закидывал голову назад и хватался за край парты. Взглянув на хохочущего соседа, Ваня не смог сдержаться. Его охрипший гогот подхватил третий мальчик, сидевший позади, потом ещё один из соседнего ряда. И вот в кабинете стоит оглушающий слух хохот, перемешавшийся с рычаньем, всхлипываниями и чьим-то тоненьким писком.

– Класс! – гаркнула Света на смеющихся и выпрямилась, заводя плечи назад. – Тишина!

Опустив голову, Катюша собралась рыдать. Всё ясно, этот неприятный случай в парке одноклассники нескоро забудут. Если вообще забудут. Девочка скуксилась, сжав зубы и сунув ладони под мышки. Учительнице пришлось два раза повторить детям, чтобы они замолчали. Вдоволь нахохотавшись, мальчишки и девчонки устроились поудобнее и приготовились усваивать урок. Отвернувшись, Светлана Игоревна начала говорить громко и отчётливо, водя мелом по шершавой доске. Дети кивнули и приготовились выводить палочки и крючочки чёрным карандашом. Катя не шевелилась, продолжая дуться на одноклассников.

– Понятно, как нужно начинать? Сни-изу вве-ерх, сни-изу вве-ерх, – растягивала буквы женщина, плавно вырисовывая хвостик крючка на ровной линейке.

Написав несколько примеров, педагог положила мел на деревянный выступ, стряхнула пальцы от белого налёта и повернулась.

– Катя, а ты почему не пишешь? – заметила смирно сидящую девочку. – Надо работать.

Девчонка не ответила и не пошевелилась. Её взор был устремлён на край стола, а губы были втянуты.

– Катюш, принимайся за работу. Скоро урок закончится, – женщина забеспокоилась. Подошла к своему стулу и положила пальцы на тонкую спинку. – Ты меня слышишь? Катенька, бери карандаш…

– Сама бери, – отрезала девочка и наклонила голову ещё ниже.

Приставила пятку правой ноги к ножке стула и начала отстукивать твёрдой подошвой.

– Катя, прекрати, ты мешаешь остальным, – голос учителя стал твёрже.

Но девочка не воспринимала её слова. Подёргивая ногой, стучала по устойчивой палке и сильнее стискивала зубы.

– Катя! Ты мешаешь остальным! – тон повышался соразмерно с каждым новым ударом о деревянную жертву. – Ученица Катя Гунько, встань! – приказным басом произнесла Светлана и двинулась к ребёнку. – Прекрати сейчас же!

Женщина наклонилась и положила руку на приподнятое плечо девочки.

– Катя! Я кому сказала! – дёрнув ребёнка, Светлана начала злиться.

Неожиданно Катя подскочила и, схватив учителя за руку, прижалась лицом к её ладони.

– А-а-а! – в потолок ударился панический вопль.

Катя разжала челюсти и подхватила портфель.

– Сама работай! – крикнула, убегая из класса.

Женщина опустила глаза на руку. Рядом с большим пальцем на мягком месте появились четыре впадины, из которых сочилась алая кровь.

Глава 5

Вечером состоялся серьёзный разговор с матерью Кати.

– Енто сотворила наша доня? – опираясь на черенок лопаты, Маня с каждой секундой теряла равновесие. – Не могёт ентого быть, – не верилось, что Катюша укусила взрослого человека и сбежала с уроков.

Катя всегда была спокойной, уравновешенной девочкой, если не считать некоторых нюансов, которые на неё клепали местные жители. Так сложилось, что девчушка оказывалась не в том месте и не в то время, поэтому мать не верила в бабские байки, поносившие ребёнка. Не могла Катя поджечь дом одинокого старика, не выпускала она телят из загона и не воровала шипшину у бабки Арины. У неё заборчик низенький, а кусты высокие. Нальются ягодки последними летними деньками и перевешиваются через прутья. Идут мимо дети, рвут спелую ягоду – все, кому не лень. Так баба Арина то ли их не замечает, то ли спит в это время, а Катюша попадается на глаза, вот и кричит пожилая женщина, что девка председательская все плоды обнесла. Маня знала, что дети не от воровской натуры ягодки срывают, а от любопытства. Всегда так было, сорвут яблоко или сливу, так взрослые не придавали этому значения. А Арина сама по себе озлобленная, завистливая и крикливая. Нечего внимание обращать. Пусть кричит, коли душа требует.

– Катя! Поди сюды, – приготовившись отчитывать дочь за недетскую провинность, Маня воткнула лопату в землю и поставила руки на бока.

Дверь хаты открылась, и на крыльцо вышла Катя. Её щёки были измазаны клубничным вареньем, а в руках виднелся кусок белого хлеба, погрызенный со всех сторон.

– Чего, – смакуя остатки сладкого варенья во рту, девочка вытерла под носом рукавом рубахи и опешила.

Рядом с мамой стоит Светлана Игоревна. Вот те раз! Жаловаться прискакала? Ой, что сейчас буде-ет…

– Ты, чо ли, учителке палец прикусила? – светлые брови матери сдвинулись к переносице, и глаза стали особенно сердитыми.

– А шо она ко мне пристаёть? – с трудом проглотив сухой кусок батона, Катя выдохнула через нос и наклонила голову, устремив свой озлобленный вид на учительницу.

Светлана вздрогнула. Диковатый взгляд ребёнка, смотрящего на неё исподлобья, проник сквозь кожу и рёбра в середину сердца. Дышать стало тяжелее. Каждый следующий вдох давался неимоверно трудно, будто между горлом и лёгкими образовалось невидимое препятствие, не пропускающее воздух.

– Куснула али нет? – выпячивая плоский живот, Маня дожидалась внятного ответа.

– Нет, – боясь материнского наказания, Катя решила соврать.

– Как нет? – растерявшись, Светлана выпучила глаза на ребёнка. Её лицо побледнело, рот открылся.

Это что ж получается, сейчас жена председателя подумает, что учитель начальной школы лжёт и оговаривает ребёнка? Мало сплетен из прошлого, так теперь и это припишут?

– Катя, почему ты врёшь? – голос Светы задрожал, как осиновый лист на ветру. – Катенька, скажи маме правду.

– Да якую правду Вы хо́чите от ней услыхать? – покачивая загорелыми плечами, Маня обратила своё недовольство на педагога. – Мало об ней в хуторе гово́рют? Мало бабы языками чешут да усех собак на нашу доню спускают? А теперича и Вы за её нутро взялися?

Чувствовалось, как душевное состояние Мани менялось с каждым сказанным словом в защиту Кати.

– Вы понимаете, – пытаясь вставить слово между репликами возмущающейся женщины, Света вконец растеряла охоту вести воспитательную беседу с ребёнком. – Она… У Кати… А вчера…

– Да шо Вы мне тута распинаетеся? Вона, вчера шо приключилось, – перебивала гостью Маня, – я ж Катьку наказала, а шо оказалось? Спасибочки мальчонке, ентому, как его… – приложила кулак ко лбу и тут же убрала, – А, Грине Мельнику, – сделала очень серьёзное лицо, так как была полностью уверена в невиновности дочери. – Прибёг докладать, шо Катька наша невиновная, а шо ж, ужо поздно. Я ж Катьку отлупсовала, как следует, шоб неповадно было. А она-то ничегошеньки не сделала, – сузила красивые глаза и поджала губы.

– Гришка? – услышав материнский рассказ, Катя оживилась. – Когда прибегал?

– Да вот, сёдня. Прискакал, як молодой телок, ко мне на ферму и давай задыхаться. А я стою, не вразумею, чего он там лопочет. А он об Катьке, мол, Федьку не она, а я.

Резко замолчав, Маня поняла, как запуталась в собственных мыслях.

– Ой, не, не так. Не я, а он. Ну, мол, Федька в зенки свои бесстыжие получил от Гриньки.

Уф-ф, получилось-таки вымолвить правильную фразу, а то мало ли, что там эта учёная бабёнка подумает.

– Я не по этому вопросу, – чуть ли не взмолилась Света. Быстрее бы донести до Мани, что ребёнка надо отвезти к врачу. И уйти к себе домой. Моральная усталость подкашивала и без того отёкшие утомлённые ноги. – Вам просто необходимо показать девочку специалисту. У неё есть какое-то психическое расстройство.

– И Вы туда же? – вспылила Маня, опустив руки вниз. – Да шо ж енто происходит-то, а? Да шо ж вам усем от моей дони понадобилося? Шо, у нашем хуторе хулюганов мало? Чем же наша Катя вам усем не угодила?

С вытянутым лицом и натянутым голосом говорила женщина, заступаясь за родное дитя.

– Ишь, чего удумали! – Маня постепенно переходила на крик. – Али Вы из-за нашего положения хо́чите понапраслину напустить? Вас Рыжая, шо ли, науськала? Шо енто за новости такие, приходить и на дитё беззащитное клепать? Да я на Вас управу найду! Я до ихних учёных начальников доберуся! Мало Вам Гринькиного деда, так Вы и на моего муженька глаз свой бесстыжий поло́жили?

О-о, понеслась душа в рай. Помнит хутор о Степане Мельникове, до сих пор помнит. Не отмыться Светлане от его любви настойчивой. Вовек не отмыться.

Раскрасневшись от слов постыдных, Света развернулась и медленно, словно раненая лебедь поплыла к открытой калитке.

– Да я вам усем такое устрою, шо небесам взмолитеся! – уже во всю кричала Маня, размахивая трясущимися руками. – Да я вас усех под монастырь! Да я… я…

Света отдалялась, не различая громких слов. Её большие уши закрылись от визгливых криков председательской жены, а в голове возник туман, на мутном полотне которого появлялись образы тех лет: конюх Степан, седлающий гнедого, и молодая Света, одетая в длинное строгое платье с множеством мелких пуговиц, застёгнутых наглухо по самую шею.