Ольга Брюс
Прости, брат
© Ольга Брюс, 2022
ISBN 978-5-0059-0853-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Такси остановилось у дверей родильного дома, и Коля, взявшись за холодную ручку, дал команду выходить. Валентина Анатольевна поспешила покинуть тесное авто вместе со старшим внуком Алёшей, который категорически отказывался ехать забирать новорожденного брата. Насупившись, Алёша вышел из салона вслед за бабушкой и недовольно поволочил ноги навстречу орущему комочку «счастья», как называет в последнее время бабуля всех только что прибывших малюток в этот мир.
– Меня подождите! – крикнул Николай, с трудом вылезая из жигулей.
– Быстрее, а то заметёт! – ответила прищурившаяся тёща, держа мальчика за руку.
Именно сегодня поднялась жуткая метель, как некстати. Все дни с первого числа стояла тихая, безветренная погода, а сегодня, в день выписки, на улице началась настоящая пурга с заносами. Страшно было ехать по трассе в районный роддом из-за плохой видимости и непролазного пути, но такси в умелых руках домчало до города без происшествий.
Николай подошёл к тёще, улыбнулся и открыл тяжёлую металлическую дверь, вопреки порывистому ветру. Пропустил родственников вперёд и вошёл следом. Таксист остался ждать, как было договорено с самого начала. В холле народу немного: волнующиеся молодые отцы, снующие туда-сюда, бродили по небольшому помещению, как тени, их виноватые улыбки выдавали, что они стали отцами впервые и с огромным трепетом ждут первую встречу со своими малышами. Коля снял с себя пальто, помог раздеться тёще, перекинул через руку верхнюю одежду и подмигнул Алёше, чтобы подбодрить:
– Радуешься?
– Чему? – расстегнув пуговицы куртки, мальчик плюхнулся на жестковатую банкетку и окинул коротким взглядом «мучеников».
– Шапку сними, – бабушка сделала бесячее телодвижение – схватилась за середину ушанки, подняла её и сунула в руки обиженного Алёши. – Вспотеешь, – добавила строгим голосом, присев рядом на потёртое сиденье, обтянутое дерматином.
– Ну скоро они там? – нетерпеливость зятя немного нервировала Валентину Анатольевну.
– Сядь, не мельтеши, – одёрнув Колю, повернула голову на белую дверь, откуда выносят малюток, завёрнутых в ватные одеяла.
Николай, переминаясь с ноги на ногу, искоса поглядывал на таких же суетливых мужчин, как и он сам, и игриво цокал языком, чтобы хоть как-то успокоиться и скоротать время.
– Прекрати, – у раздражённой тёщи сдавали нервы, – то Лёшка, теперь вот – ты…
– Волнуюсь, – виновато признался Коля и занял свободное место рядом с любимой тёщей.
– Представь себе, я тоже, – съязвила Валентина Анатольевна, не спуская глаз с нужной двери. – Но не бегаю ведь по всему коридору… Сиди спокойно, скоро выйдут.
Заветная дверь открылась, и в проёме появилась улыбчивая, грузная медсестра с пухлым свёртком в руках. Коля на радостях вскочил на ноги и тут же, разочаровавшись, сел обратно.
– Не наши, – сказал вполголоса, увидев за широкими плечами чужую жену.
Валентина Анатольевна с укором взглянула на торопливого зятя и с сожалением вздохнула.
– Торопыга, – сложив губы бантиком, с завистью посмотрела на пухлые руки низкорослой медсестры.
– Вторая точно будет Ирина, – загадал Коля вслух, глядя на счастливого черноволосого отца, принимавшего своего сына… а может, и дочь от медсестры.
Закончив свою миссию, медсестра вернулась в комнату и с треском закрыла дверь. Николая передёрнуло. Тёща вела себя довольно-таки невозмутимо, но её сердце билось всё сильнее, волнение нарастало с каждой минутой томительного ожидания. Она искусно скрывала своё смятение, чтобы лишний раз не тревожить и без того обеспокоенного скорой встречей с новорожденным сыном зятя.
Через пять минут ожидания на пороге запретной комнаты, куда нельзя входить никому, кроме медицинского персонала, появилась исхудавшая Ирина вместе той же улыбчивой женщиной.
– Чего расселся? – прошептала тёща, ткнув Николая локтем. – Иди, встречай.
Не помня себя, Коля сунул в руки Валентины верхнюю одежду и кинулся к любимой, споткнувшись о длинный пояс пальто.
– Безрукий, – буркнула себе под нос Валя, приподнимаясь с насиженного места.
Подскочив к медсестре, Коля осторожно взял из её крепких рук, в которых побывало за многие годы больше сотни новорожденных ребятишек, и прижал к груди сопящий с закрытыми глазами комок, затем аккуратно оттопырил уголок, прикрывающий нежное личико розового мальчонки.
– Стасик, – произнеся дрожащим голосом имя, украдкой смахнул слезу под правым глазом.
– Для начала жену поцелуй, – строго сказала тёща, выглядывая из-за плеча Николая. – И не дыши на него – не дай Бог заразишь чем-нибудь.
– Мам, перестань, – Ира вступилась за мужа. Приблизившись к нему, положила руку на свёрток и посмотрела на малыша, будто видит его впервые.
Заметив, что старшего сына нет рядом, поискала глазами и, найдя его сидящим у окна, поманила рукой.
– Иди сюда, сынок, посмотри.
Алёша не шелохнулся и не сдвинулся с места. Насупившись, раздул ноздри и часто дышал, показывая недовольным видом свою детскую злость и обиду на родителей.
– Иди, Алёшенька, – подозвала мама ласковым голосом.
– Я домой хочу, – глаза мальчишки были полны слёз отчаяния.
И кто их просил о втором ребёнке? Зачем они согласились взять в этой больнице мальчика? Им Алёши мало? И надо же, мама пробыла здесь почти две недели, выбирала, наверное, самого лучшего… Лучше, чем Алёша…
– Я никому не нужен, – всхлипнул надутый мальчик и ещё ниже наклонился, чтобы никто не видел его слёз.
– Алёшенька, – Ирина подошла к сыну и присела на корточки, заглядывая в его раскрасневшееся лицо, – сыночек, ты плачешь?
– Нет, – пробурчал он, закрыв лицо руками.
– Пойдём, вместе посмотрим на маленького… – мама аккуратно убрала руки Алёши.
В его глазах было столько горя, что материнское сердце сжалось и чуть не взревело при виде расстроенного старшего сына. Обняв Алёшу, Ира всплакнула и медленно прошептала прямо в его ухо:
– Я очень сильно люблю тебя, – Ира поняла, в чём причина. – Вы у меня самые любимые мальчики: ты и…
– А за что ты его любишь? – слёзы хлынули градом, и Алёша ещё сильнее прижался носом в плечо мамы. Его охрипший от обиды голос задрожал, а маленькие пальцы вцепились в вязаную кофту, пронзая кожу, – чем он тебе понравился?
– Всем. Он напомнил мне тебя, когда ты был точно таким же, крохотным, – прошептала Ира и отпрянула, нежно улыбнувшись, – вы оба мои дети, мои сыновья, мои и папы. И мы будем любить вас одинаково.
– Честно-честно? – в груди Алёши стало теплее от маминых слов. – Обещаешь?
– Клянусь, – ответила Ира и поднялась на ноги. – Пойдём, нам уже пора ехать.
Помогла застегнуть куртку, взяла сына за руку и подвела к папе.
– Посмотри, как вы похожи, – Николай присел, чтобы Алёше было видно.
Встав на цыпочки, Алёша вытянул шею и заглянул в складки одеяла. Из огромного свёртка на него смотрели малюсенькие чёрные глазёнки, утопающие в опухших с синевой веках. Пухлые, покрасневшие щёки были похожи на два мешочка, как у хомяка из мультика, когда тот набивает свой зубастый рот спелым зерном, а губы, как две линеечки – узкие-узкие, еле-еле шевелящиеся.
«Наверное, этот мальчик хочет что-то сказать», – подумал Алёша и наклонил голову пониже.
– Не дыши на него, – строгая бабушка была в своём репертуаре. – Отодвинься.
Валентина Анатольевна одной рукой застёгивала пальто, а другой держала сумку Ирины, в которой лежала сменная одежда.
– Пора собираться, Михалыч долго ждать не может, – сказал Николай и передал новорожденного жене. – Ехать не близко, дорогу замело, – предупредил Ирину заранее.
Забрал с банкетки пальто, надел и первым вышел на улицу. Таксист ждал чуть поодаль, чтобы не мешать проезду. Заметив в зеркале заднего вида вышедших из роддома знакомых, сдал назад.
– Я с ребёнком поеду сзади, – утвердительно сказала бабушка и глазами показала зятю на ручку дверцы.
Николай сразу понял намёк и открыл дверь. Покряхтывая, Валентина залезла на сидение и подвинулась, чтобы смогли сесть и остальные. Посередине уселся Алёша, а затем – Ирина. Коля занял переднее пассажирское. С грохотом захлопнув дверь, сразу обернулся.
– Ну, тише ты! – прошипела тёща, прикрывая уголком личико младенца. – Напугаешь.
Моргнув позади сидящим, Коля смущённо отвернулся и завёл незамысловатый разговор с водителем.
– Вечером давай к нам, ножки обмоем, – расстегнул пальто. – Десять дней уже прошло, а мы так и не отпраздновали.
– Я тебе обмою, – рявкнула Валентина, покачнувшись от начавшегося движения авто. – Сорок дней чтоб никого в доме не было, иначе сглазят.
– Валентина Анатольевна, это предрассудки, – возразил Николай, ухватившись за верхнюю ручку для опоры.
– Не гневи Бога, Коленька, «предрассудки», как ты говоришь, никому ещё ничего плохого не сделали.
Усмехнувшись про себя, Коля уставился на дорогу, чтобы не спорить с «опытной» тёщей, которая уверена в правдивости всех существующих примет, которые она только знает.
Ехали долго. Пурга не прекращалась ни на минуту, занося трассу снежными завалами. Видимость нулевая. От города до села Вербное почти час езды, но сегодня… Больше двух часов со скоростью около шестидесяти километров в час.
– Вот и приехали. Слава тебе Господи! – с облегчением воскликнула Валентина Анатольевна, пытаясь открыть заклинившую дверь стареньких жигулей. – И захочешь – не выйдешь, – тревожно прошептала она, дёргая на себя ручку.
Михалыч, выйдя из машины, помог открыть дверь и подал руку пожилой женщине.
– Да ну тебя, – смущённо сказала Валя, выбираясь из душного салона и придерживая живой кулёк. – Что я, девочка, что ли?
– Я помочь хотел, – опешил водитель, отодвинувшись в сторону.
– Я ещё не такая и старая, чтобы мне помогать, – недовольно произнесла женщина, расхаживая замлевшие ноги. – И машина у тебя… – с негодованием посмотрела на Михалыча, а затем – на старенький жигуль, – гроб, ей-богу. Там и то попросторнее будет.
– А Вы откуда знаете? – расхохотался Коля, выставив ноги на свежий снег. Ботинки сразу провалились на сантиметров пять, намочив низ штанин единственных брюк, предназначенных для выхода в люди. – Ну вот, – вышел и оценил снежные завалы вокруг дома. – Неделя уйдёт на уборку.
– Если не валяться на диване – и за один день можно управиться, – сующая во всё мирское огромный нос с омерзительной, выпуклой бородавкой, Валентина поспешила в дом, дабы не застудить мальчонку. – Калитку мне кто-нибудь откройте! – крикнула она, когда не смогла дотянуться до деревянной щеколды.
На помощь прибежали Ира и Алёша. Открыв маме калитку, Ирина хотела забрать ребёнка, но она не позволила.
– Лучше мне дверь в дом откройте, – прижала к себе сонного внука. – Старый хрыч спит, наверное. Хоть бы в окно посмотрел, бестолочь.
Это она так о муже отзывалась, который рвался поехать в роддом, но его не взяли, потому что места в машине и так мало.
Через минуту новый член семьи уже лежал на диване в развёрнутом виде и с вытаращенными чёрными глазами, раскинув неуправляемые ручонки, пальцы которых непроизвольно то оттопыривались, то складывались в кулачок, в стороны.
– А у него зубы есть? – не успев переодеться, Алёша присел с краю дивана и потянулся к братику, чтобы заглянуть в открытый рот.
– Не трожь! – грубо одёрнув ребёнка, бабушка оттолкнула Алёшу и заняла его место. – Руки надо помыть.
Алёша послушно отправился в кухню – мыть руки после улицы.
– Мам, что ты его шпыняешь? Потрогал бы, ничего страшного, – ощупывая левую грудь, Ирина не сводила глаз с пухленького малыша. – Кормить пора, – приготовилась взять ребёнка и унести в другую комнату, чтобы покормить, но бабушка и тут встряла.
– Сначала обмыть надо, – неаккуратно подхватив полуголого мальчонку, отпрыгнула в сторону, – неизвестно ещё, какие руки его там трогали.
– Там всё стерильно, – убедительно сказала Ира, – роддом всё-таки.
– Ага, а помнишь, как Алёшку из-за кокка не выписали, и тебе пришлось остаться там ещё на недели две?
– К чему ты это? Не «кокк», а стафилококк, – поправила привередливую маму спокойным тоном, чтобы не завязался пустой спор. – Отдай Валеру, и мы пойдём кушать.
– Какого ещё Валеру? – сделав шаг назад, мама выпучила глаза на непослушную дочь. – Мы с Колей договорились, что мальчика будем звать Стасиком.
– Вот вы и зовите, а родила я Валеру, – сквозь зубы проговорила Ирина, сдерживаясь, чтобы не начать ссору первой.
Забрала у матери сына и ушла в соседнюю комнату. В это время в дом вошёл Денис Михайлович, муж Валентины. Он нерасторопно снял валенки, потихоньку, двумя пальцами, поставил их у печи и так же осторожно расстегнул фуфайку.
– Дед, привет! – радостно воскликнул Алёша, закрывая кран умывальника. – А мы маленького привезли!
– Т-с-с, – приложив к губам пожелтевший от самокруток палец, Денис покачнулся, потеряв равновесие, и упал спиной на дверь, которую закрыл неплотно.
С грохотом вывалился в сени и жалобно застонал.
– Алёшка! Ты что там учудил? – бабуля поспешила отругать несносного мальчишку, который то и дело проказничает, разбивая посуду или вываливая еду из кастрюли.
Алёша утверждает, что все пакости делает не нарочно, но строгую бабушку это не волнует. Не верит она в случайности, корит пацанёнка за «дырявые руки», «раннюю глухоту», и «тупость, приобретённую, благодаря отцовским генам».
– Опять что-то расколотил? – выскочила в кухню и развела руками, уставившись на валяющегося на полу мужа. Ноги здесь, а тело – в сенях. – Здрасьте-пожалуйста. Давно не виделись. Ты почему дверь открытой оставил? Заходи, кто хочешь, бери, что надо, – сцепила пальцы рук на животе и выгнула спину.
– Я-я, это… – деду было не до расспросов. Он так ловко треснулся головой о деревянный пол, что перед глазами замерцали звёздочки. – К соседу ходил, – упираясь локтями в дерево, попытался подняться, – за спичками…
– И? Принёс?
– Что? – с огромным трудом смог повернуться на бок.
– Спички, что?
– А-а… это… а Игната дома нет, – потёр затылок, сгруппировался и попробовал сесть, но что-то явно мешало принять вертикальное положение.
– А ну-ка, – сузив глаза и расцепив пальцы, Валентина шагнула к мужу. – Пил? – положила руку на дверной косяк и согнулась для более чёткого рассмотрения помятого лица.
Денис Михайлович заёрзал, изображая задыхающуюся рыбу на берегу, закрутился, пряча бесстыжие глаза, которые так и блестели от дозы принятого.
– Отойди, а то зашибу ненароком, – неожиданно встал на колени, прикрывая дурно пахнущий рот трясущейся ладонью.
– Я тебе сейчас зашибу! – моментально вскипевшая жена схватила наглого мужика за шиворот застиранного свитера и с силой дёрнула вверх.
Слабенькое тело хилого мужичонка было поставлено на ноги.
– Быстро домой! – ударив мужа пониже спины, Валентина добавила хук коленом и затолкала его в кухню. – Спать! Сейчас же спать на печку, иначе пеняй на себя! В доме ребёнок, а ты налакался!
– Ой, привезли уже? – запамятовал Денис, зачем жена и зять уезжали в город. – Дай посмотреть.
– Я тебе посмотрю! Лезь наверх! – подвела его к невысокой лестнице, приставленной к печи. – И только попробуй мне высунуть свою рожу, – погрозила крупным кулаком, – сразу пойдёшь в сарай отсыпаться.
Загнав «полуживого» мужа на печь, Валентина приказала Алёше вести себя тихо: сесть в комнате на диван, смотреть телевизор без звука и молчать.
– Не дай Бог напугаешь Стасика – заикаться начнёт. Грех будет на твоей совести, что родного брата инвалидом сделал, – напустив на внука ещё больше страха после ругани на деда, бабуля пошла проверять малыша, спит или нет.
Осторожно поднявшись со скрипучего дивана, Алёша встал на цыпочки и медленно-медленно приблизился к телевизору, транслирующему чёрно-белые изображения. Выкрутил звук в обратную сторону и так же медленно, с осторожностью мыши, вернулся на прежнее место. Опускаясь на жёсткий диван, ухватился за подлокотник, чтобы эта старая развалюха не затрещала, как ржавые ворота у соседа дяди Игната. И надо же, удалось сесть беззвучно. Какая радость! Теперь не попадёт от бабули, и можно спокойно смотреть мультики.
– Уф-ф, – мышцы всего тела расслабились, отпуская судорожное напряжение.
Дышать стало легче, и сердце перестало бешено колотиться.
– Ириша, – бабуля с минуту стояла у двери спальни и прислушивалась к пустой тишине. – Вы там не уснули?
Не дожидаясь ответа, Валя приоткрыла дверь и уставилась правым глазом в узкую щель.
– Доченька, как там Стасик? Уснул? – ох, как не терпелось взять на руки и потискать маленького карапуза. Давненько Валентина не наслаждалась молочным запахом младенца, не слышала его звонкий смех вперемешку с журчащим воркованьем.
– Ещё раз назовёшь его Стасиком… – Ирина начала нервничать, перекладывая уснувшего сына на кровать.
– Ты не злись, а думай о его здоровье. И психи свои брось – молоко пропадёт, – Валя вошла в комнату, аккуратно прикрыла дверь, чтобы не разбудить мальчонку. – Ой, какой же он прехорошенький! – всплеснула руками.
– Его будут звать Валерой, и точка, – Ирина нервно застёгивала кофточку. – А где Коля?
– А мне откуда знать? Не пришёл ещё, – присев на край кровати, мать протянула руки к сопящему малышу.
– Не трогай. Не приучай к рукам, а то намучаюсь, как с Алёшей, – предупредила Ира.
– Твой Алёшка в Колькину породу, а этот, – бабушка осторожно провела ладонью по пульсирующему животику, – а этот – в нас. Вон, какой носик, бровки, губки… – умилялась любуясь, любуясь внучком. – Чисто наш. Ой, как на деда-то похож! – вновь воскликнула пожилая женщина и приложила ладонь ко рту. – Ну, вылитый дед Толя.
– На папу он похож, – Ирина стояла у двери и собиралась уже выходить. – Надо Коле сказать, чтобы кроватку собрал.
– Ой, а мы и забыли… Ты иди, а я посторожу.
– На руки не бери, – строго сказала Ира, выходя за дверь.
– Ну как тут не взять? – прослезилась Валя, чувствуя прилив эмоций. – Он же такой беспомощный. Ему тепло человеческое нужно.
Не послушав дочь, подняла внука, прижала к груди и заходила по комнате, напевая колыбельную. Мол, пусть привыкает к бабушкиному голосу с младенчества.
Глава 2
Лето.
– Алёшка! – во двор забежала Валентина Анатольевна, размахивая руками. Вся вспотевшая, запыхавшаяся и очень озабоченная. – Алёшка, чтоб тебя за ногу! Ты где есть?
Подбежала к крыльцу и поставила правую ногу на первую ступеньку, чтобы отдышаться.
– Ой, батюшки, уморилась, – хватая ртом тёплый летний воздух, положила руки на колено. – Ты где? Вот я сейчас тебя, как Сидорову козу… И малого за собой поволок!
С трудом взобралась на крыльцо, скинула калоши и в одних носках побежала внутрь.
– Я что тебе сказала, а? Никуда не ходить! Отлучилась всего на пятнадцать минут, в магазин сходить, а тебя уже возле речки видели!
Неистово вопила и заглядывала в каждую комнату.
– Ну, паразит! Ну, зараза такая! Отец с матерью на работе, а он шляется где-то!
Не найдя внуков в доме, поторопилась в огород – мало ли, в клубнике засиделся. Но и там Алёши и Валеры не было.
– Ой, Матерь Божья, куда ж вы подевались?! – сквозь слёзы прошептала бабушка, надеясь, что внуки где-то рядом. – Не дай Бог действительно на речку мальчонку потащил…
– Анатольевна! – кто-то позвал Валю с другой стороны дома. – Ты где?
– Ой, – вполголоса проговорила Валентина, облокотившись на покосившийся забор огорода. – Не до тебя сейчас, Григорьевна. Иди, куда шла.
Вытирая слёзы, присела на крыльцо, приложив руку к груди. Сердце не на месте, и куда этот прохвост мог уйти с маленьким мальчиком? На речке его нет, в доме тоже…
– Анатольевна, – тощая женщина с полной сумкой в руке явно куда-то торопилась, поэтому не заходила во двор. – Беги к Кобылкиным! Там у них милиция и скорая! Говорят, твой Алёшка что-то натворил!
– Как скорая? – закатив глаза, Валя сжала ткань ситцевого халата и закусила губу. – Неужели с Валерой худо?
Не думая о старшем внуке и не закрыв дверь дома, оставила пакет с хлебом на крыльце и, молясь Богу за здоровье Валерочки, быстрым шагом кинулась к калитке. Григорьевны на дороге уже не было. Опомнившись, что выбежала босиком, вернулась, натянула калоши, подпёрла дверь черенком лопаты, чтобы никто не вошёл. Охая и ахая, напуганная женщина спешила к Кобылкиным спасать любимого полугодовалого внучка и как следует отругать старшего, десятилетнего «бо́рова», а ещё надавать подзатыльников, чтобы впредь думал, как увозить ребёнка от дома и проказничать в чужом дворе, подвергая Валерочку опасностям.
Не разбираясь, кто прав, кто виноват, бабуля подлетела к Алёше, заприметив его сивый затылок в толпе зевак, и по-доброму отвесила леща всей увесистой пятернёй.
– Ай! – взвизгнул мальчонка от неожиданного крепкого шлепка. – Больно!
– Ты где Вале… оста…? – задыхалась бабушка от волнения и беготни, размахивая руками. – Тебе кто разреш… со двора вых…?! Где он, я спраш…? Это его в скор… заб…?
Протиснувшись сквозь молчаливых разновозрастных зевак, переволновавшаяся Валя сначала постучала в заднюю дверь «буханки», а потом – в водительскую. Мужчина в серой кепке опустил окно и, не поворачивая головы, спросил, что ей нужно.
– Это за ребён… приех…, да? За Валер …? – тараторила осипшим голосом, хватая воздух ртом так быстро, что опустила окончания слов и не заметила этого.
– Поме-едленней, я Вас не понимаю.
Солнце припекало через лобовое стекло, поэтому разморенный, полусонный мужчина отвечал неохотно, ожидая врача с пациентом, чтобы побыстрее вернуться в районную больницу. Валя стояла перед машиной с открытым ртом, пытаясь что-то объяснить засыпающему мужчине, но заплетающийся язык ещё больше сбил с толку. Люди, человек десять-двенадцать, наблюдающие за немой сценой, не могли понять, зачем бабка Фроловых прибежала, наорала, стукнула внука, а теперь пытается поскандалить с водителем скорой? В селе Вербное, как и в любом другом, все всё знают друг о друге: кто что сказал, куда поехал, кому продал, сколько выручил – полную подноготную. Вот и о Валентине Анатольевне ходили разносортные слухи, которым многие жители села не верили, а теперь сами убедились, какая она на самом деле – жёсткая и скандальная.
– Не думала я, что Валька такая стервь, – незаметно ткнув подругу локтем, грудастая женщина лет шестидесяти поглядывала на Анатольевну. – Мальца обидела, теперь до мужика докопалась. Пьяная, что ли?
– А может, и пьёт, – полушёпотом ответила подруга низенького роста, щелкая семечки и сплёвывая шелуху на дорогу. – Наташ, а с чего ж она вдруг на всех нападает? До этого в магазине с Нинкой поругалась, мол, та ей сдачу недодала, а на самом деле выяснилось, что монетка в сумку упала…
– М-да, не повезло Кольке с тёщей, – широкая грудь Натальи вздымалась при каждом глубоком вдохе и медленно опускалась при выдохе. – Да и Алёшке тоже… Так-то она женщина не плохая, да больно сравнивать со своей породой любит. Когда Валерка родился, она его так сладко описывала, что я уж подумала, что это не парень, а девка, – хихикнула тихонько, приложив руку ко рту, чтобы никто не услышал.
– Это она любит – хвалиться.
Алёша слышал каждое слово двух толстых подруг и смотрел на бабушку исподлобья, сжимая кулаки от злости. Он злился не на этих двух пухлых сплетниц, а именно на болтливую бабулю – за её неземную любовь к Валерочке, безудержное хвастовство и частое противное высказывание вечерами: любимый Валерочка будет самым умным, воспитанным и одарённым, а Алёшка – весь в батьку: будущий выпивоха и разгильдяй, не имеющий своего слова и мозгов под кепкой.
Алёша краснел и раздражался, впитывая в себя все «прелести» бабушкиных разговоров и всё больше ненавидел младшего брата. Лучше бы его не привозили, а оставили там, в больнице. Может, кто-нибудь другой и забрал бы себе «самого лучшего мальчика в мире», чтобы он не появлялся в доме, где уже больше десяти лет живёт Алёша, к которому раньше бабушка относилась намного добрее.
Пока Валентина выжимала из себя членораздельные звуки перед сонным водителем, из дома Кобылкиных вышел мужчина в белом халате в сопровождении соседских помощников, несущих на носилках полуживого Андрея Ивановича. Он лежал с открытым ртом и посиневшими губами, полуприкрытые глаза были неподвижны, покрасневшее лицо покрылось испариной. Следом за носилками выбежала заплаканная Марина Степановна, держа в трясущихся руках сумку, поверх которой лежало махровое полотенце.
– Ой, батюшки! – запричитали соседи, увидев Андрея на носилках. – Ой, горе-то какое! Жив, нет?
– Не жилец, – сделал вывод Илья Афанасьевич, докуривая посеревшую от дыма «козью ножку». – Пить надо меньше.
– Кто бы говорил, – с укором сказала грудастая Наталья, посмотрев на высохшего старика в помятой рубахе без последних трёх пуговиц. – Сам-то давно в завязке?
– А это не твоего ума дело, – плюнув на красный уголёк, Илья Афанасьевич затёр остаток папироски о подошву калоши и бросил на обочину.
Мужчины с носилками встали позади машины, дожидаясь, когда им откроют дверь. Доктор дёрнул ручку, распахнул «ворота» и попросил всех разойтись, чтобы не мешать проезду. Народ расступился, не выпуская из виду теперь уже побледневшее лицо Андрея. Валентина стояла у водительской двери, сглатывая слюну и наблюдая за Мариной, которая прошла мимо и не поздоровалась. Мысли в голове Вали нещадно спутались: то ли соболезновать бедной жене Кобылкина, то ли бросаться на внука и бесчувственную толпу, дабы добиться правды, куда подевался Валерочка.
Марина подошла к машине, передала доктору сумку, поблагодарила за помощь, а также высказала слова благодарности соседским мужьям и перекрестила в воздухе захлопнувшиеся двери. Водитель дождался, когда молодой врач сядет рядом, на пассажирское сиденье, и завёл мотор. «Буханка» развернулась и поехала по дороге вдоль обочины, поднимая дорожную пыль.
– Валечка, – шмыгая покрасневшим носом, Марина подошла к потерянной женщине. – Я так благодарна тебе и Ирочке за Алёшу, – взяла Валентину за плечи, поцеловала и расплакалась. – Если бы не он, моего б Анрюшеньки… – зажмурила глаза и затаила дыхание. После выдохнула, ещё раз всхлипнула и прижалась всем телом к молчаливой Вале. – Он увидел Андрюшу на лужайке и побежал к соседям, а потом уж меня позвали… Валюшенька, я чуть со страха не померла, когда мужики его в дом тащили. Весь синий, хрипит…
– Пил? – неожиданно произнесла Валя, не подумавши.
– Конечно, нет. На солнышке перегрелся, пока доску стругал.
– А-а, – Валя стояла как вкопанная. Руки по швам, сама вытянулась в струну. – А Валера где?
– А он спит, Валечка. У нас, там, – махнув рукой на свой дом, вытерла слёзы. – Пойдём, я вас чаем напою.
– Марин! – любопытная толпа не хотела расходиться, не узнав все подробности о здоровье Андрея Ивановича. – Что врач-то сказал? Жить будет?
Марина повернула голову набок и зло посмотрела на противных зевак, затем взяла за руку Валю и повела в дом, чтобы напоить свежезаваренным чаем в благодарность за спасение мужа.
– Алёша! – вдруг остановилась у двери. – Иди сюда!
– Не нужен он здесь, пусть домой шагает, – громко сказала Валя, чтобы внук услышал и шёл туда, откуда было приказано не выходить.
Люди расходились, обсуждая случившееся, а Алёша, опустив голову, зашагал в сторону дома. Если бабушка не позвала чаёвничать – значит, точно от папки попадёт.
И действительно, поздно вечером рассерженная бабушка доложила Николаю о проказах несносного внука. Уставший после тяжёлого рабочего дня Николай отругал мальчика за провинность, не приняв в оправдание спасение Андрея Кобылкина. Целый час Алёша стоял в углу, как маленький, и злился на бабушку. Ирина же не вступалась за сына и не разбиралась, кто прав, кто виноват. Она с умилением смотрела на Валерочку, по которому успела сильно соскучиться, целовала его пухлые щёки, щекотала не менее пухлые бока и задорно смеялась вместе с ним.
– Всех вас ненавижу, – ковыряя пальцем цветастые обои, бормотал Алёша. – И Валерку вашего, и противную бабушку, и папку… – слёзы текли градом.
До глубины души было обидно за себя. Ну почему взрослые такие непонятливые? Почему маленьких любят больше, чем старших? Почему не слушают? Почему? Почему…
Душа десятилетнего мальчика плакала вместе с ним. Алёша всеми силами старался не реветь, но его маленькое и отзывчивое сердце сжималось от досады, вызывая горькие слёзы и частые всхлипывания.
– А будешь плакать – останешься без сладкого, – у бабушки были свои способы воспитания.
Она не терпела мужских соплей, слабости и нытья. Ей хотелось воспитывать внуков настоящими мужчинами, не то, что их отец – слабохарактерный тюфяк, которого она могла оскорбить не только за глаза, но и высказать всё, что наболело, прямо в лицо. Николай молча выслушивал и гасил в себе порывы ярости. И виной тому искренняя любовь к жене Иришке, которую он боготворил с первых дней знакомства, пока в их дом не переехали тёща и тесть.
Но через два года жизнь семьи Фроловых круто изменилась, и не в лучшую сторону.
