Олег Валерьевич Куратов
Спонтаноиды
*
Во времена перестройки всё же была на виду в России личность, столь же беспредельно пошлая, как сам Горбачёв, – его жена.
*
Самая продуктивная пора моей жизни – прикладные исследования, связанные с анализом работы физических устройств или с их совершенствованием. Постижение физических закономерностей в конкретных условиях давало мне настоящее эстетическое наслаждение, особенно тогда, когда параметры реальных конструкций и их математических моделей совпадали. Это очень похоже на ликование души, когда вдохновение создаёт, наконец, точный творческий образ.
Иногда сами условия исследований (например, опыты со вспышками в темноте) создавали и вовсе романтический настрой, способствующий появлению догадки.
*
Встречаются люди, скромность которых – изощрённая форма тщеславия.
*
Где бы я ни пригубил красное вино – в гостях, на банкете, в постели, дома, – мне всегда вспоминается вкус земли при детской игре в «зубари». После нехитрых соревнований-манипуляций с перочинным ножиком в сырую, поросшую травою землю, ручкой этого ножа забивался деревянный клинышек, а проигравший должен был извлечь его зубами, без помощи рук. Вкус настоящего, благородного красного вина отдаёт вкусом сырой матушки-земли.
*
Согласно Священному Писанию измена – это страшный грех. Но герои библии часто впадают в этот грех. А если читать всё остальное: художественную литературу, народные предания, историю, психологию, получается, что измена – это первое, неотъемлемое, непременное свойство брака.
*
Один мой друг, ныне почивший, выразил такое мнение о принуждении "неподдающейся", давно знакомой женщины к интимной близости, то есть, по существу, об изнасиловании:
─ Убёждён, что каждая женщина тайно мечтает об этом, что это – их древнейший инстинкт. Тех из них, кто не может скрыть этих грёз, надо чуять. Поэтому ничего в этом плохого нет, ведь ты исполняешь её же мечту. И никому она никогда не пожалуется, если ты после всего искренне, горько и горячо поплачешь вместе с ней. Между прочим, такой совместный плач – прибавочное наслаждение, уже другого, духовного рода.
*
Из великосветских сплетен золотого XIX века: "Каждому – своё!" – промурлыкал М.Пруст, запивая тонким вином трюфели, сервированные для него и его Свана на животе голой, лежащей перед ним девушки.
*
В России с незапамятных времён порядочные люди сторонились власти. Во власть рвались и будут рваться те, для кого нет ничего святого. Глубоко, истинно верующие во власти – это редкие исторические вспышки.
*
Покаяние. Никогда не забуду о жутком хрусте выстрелянного мною жакана в костях огромного лося. Я явственно услышал этот хруст «внутри» грохота своего выстрела, который сделал в пятнадцати шагах от красивейшего зверя. Стрелял из-за густого молодого ельника, сбоку, точно в лопатку. Как ему было больно! Через год, убив брюхатую самку марала, навсегда бросил охоту.
*
Замечено, что повышенная брезгливость – часто верный признак духовного невежества и душевной скудости.
*
Древние греки постигли вершины юмора и не оставили нам (даже О.Уайльду) никаких надежд на пальму первенства. Кто-то из них сказал:
─ Ненавижу тех, кто прежде меня высказал мои сокровенные мысли!
*
Псевдокомфортные, тупые жернова правил современного общежития неумолимо заталкивают человека в камеру тревожного одиночества – собственную квартиру. А там его поджидает горькая выпивка и неодушевлённый сокамерник-провокатор, всегда готовый к общению – телевизор. По всему миру власти подставили вместо себя в каждый дом этот плутовской ящик и спрятались за ним от своих народов, чтобы без лишних помех творить свои воровские дела и править по своему усмотрению. В той или иной мере эта уловка удалась повсеместно, но нигде этот трюк не сработал так полноценно, как в России.
По мере общения ящик и заболевший этим ящиком русский человек образуют абсолютно самодостаточную смычку. В этой замкнутой на квартирный замок системе даются заранее заготовленные ответы на любые вопросы, удовлетворяются столь необходимые для обывателя грёзы разоблачения и возмездия, возникает масса поводов для сладостного обвинения во лжи и обмане. В ней раскаляется и доводится до критического напряжение личных и семейных отношений, обнажаются противоречия политических и социальных страстей. Здесь же, в запертой от других квартире, происходит сброс пара в виде абсолютно свободного, но непубличного поношения всех и вся; а следом всё начинается вновь. Несогласие с властью и с её политикой не выходит даже за порог дома.
*
Русская лень заставляет нас полагать, что наша реакция на сообщения СМИ и на призывы политиков, будь то протест или поддержка, каким-то самим собой разумеющимся образом пробьётся через запертые двери во всемирный эфир и отразится на ходе событий, повлияет на него. И посему, оторвавшись от телевизора, мы принимаемся за текущие дела с чувством исполненного гражданского долга.
*
Проявляя чудовищное гостеприимство, руководство корпорации «Полароид» (уж очень им нужно было особо чистое, добываемое Минсредмашем серебро!) устроило оригинальный банкет. В просторном холле для аперитива было пустынно, как в открытом море; лишь изредка по мраморным полам бесшумно проплывали два-три странных ковчега, искушающие утончённым запахом специй. Мы заглянули за дверцы этих самоходных печей-холодильников, и обнаружили там миниатюрные закуски: изящные шашлычки-ассорти (оливки, грибы и фрикадельки на одном шампуре), подрумяненные хлебцы, впитывающие оплавленные на них сыры, различные мясные и рыбные копчёности, наборы всевозможных сыров на шпажках… Соблюдая добрые русские традиции порядка потребления, мы не прикоснулись к этим деликатесам и, наконец, обнаружили барную стойку. Ковчеги, каким-то образом улавливая негромкие голоса, сами подплыли к нам, когда мы были уже со стаканами в руках.
– Не увлекайтесь, коллеги! – сказал нам один из гостеприимных хозяев, и тут же поправился, – я имею в виду закуску. Основная еда будет там!
И он указал нам на двери в банкетный зал, которые распахнулась изнутри, приглашая гостей в тёмное помещение. Неторопливо следуя один за другим, мы поочерёдно пропадали в темноте дверного проёма.
Слабо освещённая сверху небольшая зала была идеально круглой формы; посреди её располагался большой круглый стол, накрытый для торжества. От тёмных кресел, окружающих стол, до задрапированных тяжёлой чёрной материей стен было около трёх метров; пол залы и её потолок также были совершенно чёрными, как и скатерть, покрывающая стол. Хозяева рассадили всех по местам.
Распорядитель голосом бывалого конферансье дал пояснения:
– Дорогие гости! Оглянитесь – один только раз! – и вы увидите своего персонального официанта. В дальнейшем, чтобы подозвать его, вам будет достаточно только слегка поднять свою руку.
Оглянувшись, гости едва разглядели стоящего у чёрной стены напротив каждого кресла официанта в чёрной, до пят, накидке с капюшоном с прорезями для глаз, в чёрных перчатках и чёрной обуви. Распорядитель продолжал:
– Друг друга, свои блюда и бокалы вы увидите при свечах. Растворённые в чёрном окружении официанты для вас как бы исчезнут. Но они будут готовы выполнить любой ваш каприз. Приятного вам аппетита и дружеского общения!
Из-за плеча каждого вдруг выдвинулись чёрные руки в чёрных перчатках с зажжёнными зажигалками: это бесшумно приблизившиеся официанты зажгли перед каждым свечи. Верхний свет медленно угас, и всё окружающее погрузилось в темноту. Однако через мгновение сервировка стола и лица собеседников стали видны в свете свечей. Ужин продолжился в интригующе приятной темноте: безмолвные и невидимые официанты наполняли бокалы, меняли приборы, с почтительным шёпотом подавали заявленные блюда.
