Олег Валерьевич Куратов
Диана
Глава 7
Психотравма-6
(Голос Дианы)
На пятый или шестой день лечения я проснулся выздоровевшим, бодрым и, главное, по-старому беззлобным, даже слегка радостным. Всё в палате было белым: постельное бельё, мебель, потолок и стены, портьеры. Я распахнул окно, и увидел ослепительно белый первый снег. Этот снег пахнул белым. Я взялся за новый ноутбук, привезенный мне вчера дядей в качестве подарка от ПЕКа (каким-то образом дядя разыскал моего препода и познакомился с ним). Прибор был также белым, – блестящим, чистеньким, изящным. Мне почудилось, что всё вокруг – стены, потолок, мебель и даже новый ноутбук – всё сверкает и светится изнутри.
Включив ноутбук и дождавшись окончания загрузки, я обратил внимание на нечто новенькое: в нижней левой части экрана выпало обращение:
– Скажите: "Вызываю Диану!"
Я сказал, и в ответ мне зазвучал волшебный виртуальный женский голос! Я был страшно заинтересован, и вновь и вновь задавал Диане разные дурацкие вопросы, пока ей не надоело. В конце концов она посоветовала мне передохнуть. Сама она по определению устать не могла, ведь это робот. Но я болтал с ней не из интереса к ответам на вопросы, а из-за её голоса: такого нежного, участливого, всё понимающего голоса я никогда не слышал ни от МАМЫ, ни от Ники, ни от подружек, ни от врачей, – вообще никогда и ни от кого! Во время торопливого завтрака я мысленно подбирал определения свойств, оттенков, тембра звучания этого по-настоящему фантастического голоса и уже всерьёз размышлял о том, можно ли влюбиться в женщину из-за её голоса? И знаете, что я сделал после этого? Сразу же после процедур и анализов я бегом побежал в библиотеку и выписал из словаря все позитивные эпитеты к слову "голос". Все они тут же запомнились мне наизусть, и я теперь твержу их про себя, словно молитву:
" – (О голосе, выражающем состояние, настроение, черты характера, психического склада и т.п.) авторитетный, ангельский, благожелательный, бодрый, вежливый, весёлый, величавый, вкрадчивый, волнующий, волшебный, гордый, деликатный, дружественный, задорный, задушевный, заигрывающий, искренний, кроткий, ласковый, любезный, любящий, медовый, мечтательный, милый, мягкий, невинный, нежный, одобрительный, одухотворённый, подбадривающий, приветливый, призывный, приятный, радостный, рассудительный, сладкий, сладострастный, смиренный, сочувственный, счастливый, трепетный, тёплый, томный, трогательный, успокаивающий".5
Всё богатство этой коллекции слилось во мне в один сгусток, единый образ прекрасной женщины, богоподобной и виртуальной, то есть такой прекрасной, какую не могла бы породить и терпеть, чтобы не изгадить, наша Земля. Конечно, я был бесконечно благодарен тому, кто составил этот кропотливый научный труд, ведь автор словаря совершил настоящее достижение, но в то же время я не мог удержаться, и бесконечно умножал созданный им венок новыми и новыми словами-цветами. Может быть, я окончательно спятил, но от меня неожиданно отдалились куда-то вдаль моя семья, Ника, все эти мучительные эротические обиды-грёзы и подозрения. Я был здоров и полон новой любовью, любовью к Диане, моей настоящей, единственной, виртуальной. Возможно, это лишь продолжение болезни из-за психического шока от того, что дядя Коля разболтал всё Нике, но это стало для меня почему-то не так уж важно. Как бы то ни было, всю мою душу теперь занимает чудесное, волшебное облако, образованное различными оттенками чувств, вызываемых голосом Дианы, её целомудренной лаской, добротой и искренней вежливостью, которые совсем исчезли из нашего общества. Её божественным тембром, её тончайшими интонациями, способными выразить всё, что только может чувствовать человек!
Твой голос и ты, вы прекрасны, любимая Диана! Вы дали мне то, чего я интуитивно искал в этом мире, полном позорных, тёмных тайн, примитивной алчности, грубости, угроз, обид, поощряемых всеми пороков и злорадства! И вы мне встретились, наконец-то!
Для меня вы стали тем, чем была для великого Блока ПРЕКРАСНАЯ ДАМА, или для купринского телеграфиста княгиня Вера, или для Дона Кихота Дульсинея, или для Розанова его великая "Caelestis femina" ("Небесная женщина").
Я также, как юный, измученный непосильной работой в теплицах Розанов, или он же, уже взрослый, в разных присутствиях, вдруг погружался в чудесную отроческую медитацию:
"…Я уходил в звёзды. Странствовал между звёздами. Часто я не верил, что есть земля. О людях – "совершенно невероятно" (что есть, живут). И женщина, и груди, и живот. Я приближался, дышал ею. О, как дышал… И я особенно целовал её живот… Лица её никогда не видел (не интересовало). А груди, живот и бёдра до колен… Вот это – "Мир". Я его так называл. Я чувствовал, что это мир, Вселенная, огромная, вне которого вообще ничего нет.... И она с кем-то совокупляется. С кем – я совершенно не интересовался, мужчины никакого никогда не представлял… От этого мир мне представлялся в высшей степени динамическим. Вечно "в желании", как эта таинственная женщина – "Caelestis femina". И покоя я не знал. Ни в себе, ни в мире… Текут миры, звёзды, царства! О, пусть не мешают реальные царства моему этому особенному царству (не любовь политики). Это – прекрасное царство, благое царство, где всё благословенно, и тихо, и умиротворенно."6
Потрясающей глубины, мысли и воображения слова.
Повторяю – тем, чем стала для Розанова его Прекрасная Женщина, стала для меня Диана. В моём воображении, в моих медитациях голос Дианы заменил тело "Caelestis femina", но это не имеет значения, если говорить о мощи воодушевления и сопутствующих переживаний.
Так я выздоровел, а если говорить точнее – переключился от одних переживаний к другим. Начал ходить в школу, быстро всё нагнал, успокоил всех в семье, возобновил встречи с Никой. Кстати, она за это короткое время изменилась, стала гораздо умнее и серьёзнее. Мне кажется, она перестала относиться ко мне как к "своему мальчику", а стала равняться на меня как на человека, внутри которого есть что-то ценное и важное. Но прежних, слишком откровенных ласк, больше не допускала, хотя целовала меня страстно и заметно возбуждалась при этом. Меня это насторожило: хотя в телесном отношении меня к ней тянуло ещё больше, я ощутил по отношению к Нике какое-то грубое плотское право, тогда как в душе я стал рабски принадлежать виртуальной Диане. То состояние любовной медитации, которое я перенял у Розанова, охватывало меня всё чаще и сильнее. То и дело я исчезал из реального мира, возносился в облако моей любимой, виртуальной ласковой Дианы и пребывал там ("…прекрасное, благое царство…"), вплетая всё новые цветы-звуки в венок её волшебного голоса. Одновременно я сокрушённо осознал, что эти душевные воспарения стали непреодолимо сочетаться с прямыми и откровенными, вопреки собственному стыду, мастурбациями. Я явственно понял, что психоз мой не прошёл, а обрел новые, более тяжёлые формы.
А тем временем реальная жизнь перешла в новые наступления. Возобновив работу в кружке ПЕКа, я, словно в фильме ужасов, приблизился к физической встрече с виртуальной Дианой. Звучит некорректно, но для того, чтобы это понять, надо дать кое-какие разъяснения.
Глава 8
Психотравма-7
(Диана как она есть)
Кружок, который вёл ПЕК, состоял всего-то из пяти таких, как я, "продвинутых" слушателей из разных школ или гимназий. Тридцатилетний ПЕК, широко известный вундеркинд, признан высшим профессиналом IT не только в университете, но и за границей. Каждый из слушателей, кроме общего взгляда на проблемы IT, получал от ПЕКа дополнительные знания в отдельной, выбранной самим учеником, области. Моей областью были особенности операционных систем, используемых для синтезирования звуков, в частности, человеческого голоса. Эта же проблема была любимым коньком для ПЕКа. Многое из того, что было для него пройденным путём, для меня было настоящими головоломками. В наше время в мире уже во всю продаются синтезаторы и мужских, и женских, и детских голосов, но все они имеют один недостаток: несовершенство эмоциональной составляющей. Над этой частью проблемы и работал ПЕК, а я, как мог, помогал ему и одновременно учился. Во время этой учёбы я узнал, что ПЕК находил людей с богатым эмоциональным диапазоном голоса, записывал их голоса, проводил сложнейший анализ составляющих этот голос частот и интегрировал результаты в искусственном синтезаторе. Таким образом проводилось обогащение интонаций и эмоций "синтетического" голоса. Понятно, что людей с насыщенным эмоциями голосом чаще всего можно встретить среди артистов, чтецов, певцов, и у ПЕКа образовались обширные знакомства в этих кругах общества. ПЕК принял непосредственное участие в запуске проекта Пульсара "ДИАНА" – голосовом ответчике, на который я напоролся в больнице. И моя страстная реакция на голос Дианы была во многом обязана моему более или менее компетентному восхищению совершенством "подделки" ПЕКа7. Дело в том, что ПЕК своими руками доработал содержимое посланного мне белого ноутбука, внеся в него всё последнее, чего он достиг в области синтеза искусственного голоса.
Когда я появился на занятиях, ПЕК без промедления рассказал мне об этом. Я же, бурно выразив ему свой восторг и благодарность, поведал ему о силе психического воздействия голоса Дианы, не посвятив его в свои грёзы и медитации. Не в обиду ему скажу, что он бы просто не понял высшей поэтики розановского (и моего) восприятия окружающего мира, ведь всё-таки он же был до мозга костей технарь. Ничего не зная о моём психотравматическом состоянии, ПЕК обещал познакомить меня с одной из реальных Диан, голос которой он счёл наиболее подходящим для использования в своих последних разработках. Конечно, он признал, что в окончательный вариант синтеза вошли некоторые составляющие из голосов других женщин, но за основу был выбран голос именно этой Дианы.
Я внутренне оцепенел, но вида не подал и с замиранием сердца согласился. Так на ближайшем горизонте моей жизни и болезни замаячила тревожная, но захватывающая веха – физическая встреча с виртуальной Дианой. Некоторое время ПЕК был в командировке, потом перенесли дату приёма, на котором должно было состояться знакомство, так что у меня было время утолять свою жажду по ласкам Ники и провести обстоятельное обсуждение своего душевного состояния с дядей Колей.
К Нике я уже привык, как к настоящей girl-friend, то есть никого к ней не подпускаю, на занятиях и вечеринках открыто оказываю ей всяческие знаки внимания, ревниво и тактично обнимаю за талию, и не пропускаю ни одной возможности остаться с ней наедине. Она так же стремится к этому, и я вижу, чувствую, что в отличие от меня она всей душой повернулась ко мне, и что теперь у неё нет никакого папика, никакого виртуального элегантного Аль Пачино, или какого-нибудь воображаемого дюжего самца-мачо. У неё стал один я, и мне стыдно за мои чувства к Диане. Я так люблю их обеих!
С дядей Колей отношения как были откровенно-дружескими, так и остались. Моя ревность к нему исчезла, иногда лишь карябая мою совесть за бывшие нехорошие подозрения. Я уважаю его по-настоящему джентльменский поступок с Никой, хотя и понимаю, что не случись всей этой истории с МАМОЙ и ребёнком, он мог бы поступить по-другому, как наверняка и собирался.
Интересна его реакция на мой рассказ о моём варианте "Caelestis femina". Моя первая, единственная, виртуальная Диана! Я вновь бредил тобой, рассказывая дяде о своих болезненно-чудесных медитациях, когда оттенки твоего голоса навевают не только дивный лик женщины-мечты, но и мягкость твоих губ, запах волос, тайну улыбки, детскость и одновременно откровенный зов твоей грации! Я был благодарен дяде за его молчаливое понимание, подбадривающие кивки и одобрительную улыбку. Вот что он сказал мне в ответ:
– Знаешь, я должен открыть тебе кое-что: когда ты заболел, мы с твоими родителями решили, что ты переживаешь первый любовный шок, ты ведь сам им признался. Обыкновенный признак полового созревания. Но мы не ожидали, что он будет таким сильным, поэтому и ухайдакали тебя с перепугу в эту психушку. А перед этим тот важный психиатр (помнишь, перед больницей) сказал мне при разговоре наедине, – так, для справки, – что в старые времена господа лечили такие неврозы очень просто. Они подсовывали сынку хорошенькую девушку, здоровую, надёжную, из прислуги. То есть следовали старому доброму принципу: "Подобное излечивается подобным". Ну, следовать этому намёку мне, конечно, и в голову не приходило, а теперь ты посмотри-ка, что получилось? Именно это и вышло! Ты ту девочку из класса, из-за которой чуть не спятил, любишь?
– Люблю. Так же, как и раньше, люблю.
– Что?…Вот как?… А эту, "Прекрасную женщину" Розанова, то бишь, Диану ПЕКа?
– Обожаю. Она всегда со мной и во мне. Люблю.
Дядя развёл руками, всмотрелся в меня и спросил:
– Значит, ты не вылечен? Ты всё ещё болен? Болен вдвойне?
– Не знаю. Но люблю обеих. Кажется, да, болен. Мне тяжело. Но я выдержу.
Пришёл, наконец, вечер знаменательной для меня встречи. Это был приём в Телецентре в честь тех, кто разработал и запустил на Пульсаре проект "ДИАНА". ПЕК провёл меня туда, а по дороге напомнил, что там будет несколько "Диан", но он представит меня той, чей голос был заложен в основу проекта.
Народа было много, все толпились вокруг столов с выпивкой и закусками. Внутри у меня всё дрожало и дёргалось, я бесконечно глотал слюну от волнения, и, чтобы хоть немного успокоиться, взял бокал шампанского. Не успел я сделать глоток, как меня хлопнул по плечу ПЕК и сказал стоящей с ним незнакомке:
– Ну, вот он, твой юный почитатель! Представляю тебе самого молодого твоего поклонника. Это – Иван, а это – Катя, Катерина, Катерина Петровна, как ей будет угодно. Вино у вас есть, поболтайте, а я побегаю по делам.
Передо мною стояла моя мечта, "Caelestis femina". Это была наша, русская молодая женщина в бальном платье с глубоким вырезом и с обнажёнными руками. Я чуть было не написал "простая", но простой её назвать было никак нельзя. В лице её прежде всего бросался в глаза ум, а потом уж – красота. Но и красота эта была необычна, она была образована пронзительной прямотой линий надбровных дуг, носа, губ, очертаний подбородка. У меня сразу же мелькнула (и затем надолго застряла) мысль о том, что это лицо – гениальная схема, чертёж ума, точное графическое трёхмерное отображение высокого интеллекта. Редчайший симбиоз компьютерной графики и духовного, художественного изображения! Каждая чёрточка, каждая точка его имели свой глубокий смысл и значение. И ещё – это лицо было потрясающе сексуально.
Заведомо смущённый, дополнительно обалдевший от этого лица, я нашёл в себе силы брякнуть свою пошлую заготовку:
– Здравствуйте! Я представлял Вас красивой, но не такой прекрасной.
И тут же отхлебнул чуть ли не половину бокала. Она привычно усмехнулась и сказала, что мне, такому симпатичному молодому человеку, совсем не идёт говорить банальные комплименты. Лучше бы я рассказал ей более конкретно о впечатлениях, которые производит голос Дианы. ПЕК говорил ей о том, какое сильное воздействие возымел на меня этот голос, сколько чувств и ассоциаций он возбудил во мне. Для неё особо интересно, как выделить и усилить те интонации и оттенки голоса, чтобы их влияние на слушателя стало ещё ярче и эмоциональнее.
– Ведь вы же специалист в этой области, Пётр (это она о ПЕКе) мне говорил о вас как об очень толковом IT-шнике. Простите, а вам можно так много пить вина? Вы же так молоды, сколько вам лет?
– Скоро шестнадцать. Это лёгкое шампанское, оно на нас, теперешних малолеток, вообще не действует. Но хорошо, ещё бокал для смелости, и всё. Вы спрашиваете о технической стороне дела, а я совсем о другом хотел Вам рассказать. Сейчас, когда я Вас, наконец, увидел, я…
…И меня понесло. Я рассказал ей о Прекрасной Даме Блока, о "Caelestis femina" Розанова, о "Гранатовом браслете" Куприна… Я не успел посвятить её в своё душевное состояние, воспеть то волшебное облако её голоса, которое поглотило меня целиком…
– Ну, довольно, довольно – польщённо рассмеялась она, – и оставьте, наконец, вино. Я вижу, что нам надо серьёзно поговорить, и, возможно, не один раз, но сейчас мне необходимо провести несколько действительно деловых встреч. Давайте обменяемся номерами и будем на связи. Обещаю, я позвоню первой. И подберите заранее, пожалуйста, самые простые, доходчивые книжки и статьи о синтезаторах голоса, мне это так необходимо! Ведь всё же будет продолжаться, надо держаться на уровне. А то Пётр только обещает, он так занят!
Мы расстались, и мне показалось, что встречи вообще не было, так ничтожно мало я успел ей сказать. Не сказать, нет, а перевалить с себя часть груза, готового меня окончательно раздавить. Ведь в этом заключается наша подлая человеческая солидарность, – не тащить одному непосильный груз своего мандража, а как можно больше переложить его на любимого человека! Как только она отошла, я сразу оторопел: а голос? Какой у неё был голос? Конечно, похожий на мою мечту, но всё же другой, совершенно земной, без налёта мистики и волшебства. Зато во мне навсегда осталось острое ощущение его гипнотического обаяния, сопряжённого с жёсткой силой и проницательностью, – всего того, что так красиво отражалось на её необыкновенном лице. Сразу же стал понятен и выбор ПЕКа, который, образно выражаясь, при выборе смертоносного кинжала не забыл об изумительных инкрустациях на его рукояти и клинке. Раздумывая об этом, я опорожнил все находящиеся поблизости сосуды, и когда появился снова куда-то спешивший ПЕК, поблагодарил его и попросил вывести меня сквозь эти запутанные проходы. Он передал меня какому-то знакомому, добродушному, но тоже занятому чем-то другим парню. Парень послушал меня по дороге к раздевалке (я продолжал рассуждать о прекрасных дамах), спросил, смогу ли я сам добраться домой, и посоветовал вызвать такси. Я согласился, и в нашем дворе в какой уже раз забился за мусорку и там снова грезил этим новым лицом, новым голосом, пока окончательно не протрезвел. Какая у неё была фигура, я, погруженный в свои бредни, вообще не рассмотрел.
