bannerbannerbanner
полная версияИз серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

Олег Патров
Из серии «Зеркала». Книга 3. И посадил он дерево, или Век Астреи

Глава четвертая. Сговор

-1-

Жена Аэрона умерла, когда Майи было шесть лет. Девочка была слишком мала, чтобы подвергаться полной очистке. Но первые тревожные сигналы раздались уже тогда. Майи долго, слишком долго помнила то, что должна была забыть, и забывала то, что должна была помнить. А потом, когда она, как и положено, пошла в школу и подверглась стандартной вакцинации, стала помнить и то, что было, и то, чего не было. Аэрону пришлось серьезно поговорить с ней о правилах безопасности. Берри тщательно следили за подобными отклонениями и плохие показатели памяти могли негативно сказаться на судьбе дочери.

– Это пройдет, – утешал Аэрона знакомый врач, тайно осмотревший малютку. – У многих детей это проходит чуть раньше, у вас – чуть позже. Но ведь и родилась она слабенькой. Дай ей время. И научи не говорить никому. Я видел школы для таких малышей, я сам работал в одной из них. Поверь, тебе не захочется, чтобы Майи попала туда. Просто научи ее держать язык за зубами. И надейся. Не теряй надежду. Не может быть, чтобы судьба так жестоко обошлась с тобой второй раз.

Но доктор врал. Утешал его, как старого друга. Аэрон сразу почувствовал это по интонации, по манере слегка шевелить хвостом, когда тот нервничал, по общему, сложно уловимому чувству. Понял, смирился – и решил бороться до конца.

Если он не мог вылечить дочь, он мог попытаться научить ее жить в этом мире и по-своему сделать счастливой. Может быть, не так, как другие. Но кто сказал, что у других тоже все было хорошо?..

Во всей этой ситуации у него с Майи было одно преимущество: он досконально знал, с чем им придется столкнуться, что это такое, что будет мучить ее, что будет происходить. Он уже однажды прошел этот путь с женой.

Прошел неудачно, потому что ни у одного из них не было опыта и не с кем было посоветоваться. В такой ситуации привлекать посторонних было опасно, а лучшими друзьями рисковать не хотелось. Но теперь он был вооружен. Аэрон чувствовал себя хорошо подготовленным лазутчиком на вражеской территории и собирался вырастить достойную смену.

Он научит Майи жить так, как ей будет удобно, и никто не узнает правды. Берри не смогут добраться до них. А если и да, у него будет свой аргумент. За годы лесной разведки он накопил немало фактов, которые могут сыграть свою роль при правильной подаче. Нет, он не отдаст им ЗА ПРОСТО ТАК свою дочь. Какими бы героями они не были. Он тоже силен. И тоже имеет право жить на родной земле так, как ему хочется.

Аэрон грустно вздохнул, вспоминая те времена, когда подобные мысли легко и просто приходили ему в голову.

Каким наивным он был тогда!..

А теперь?.. А что теперь?.. Он не может справиться даже с незнакомцем, плюхнувшимся на его родную планету, точно подбитая муха.

Горько. Ему было горько осознавать свою зависимость от чужого человека. И все же… Кто знает… Может быть, незнакомец не откажет в маленькой помощи тому, кто спас ему жизнь… Без проводника летчик не продержался бы в лесу и пары часов. Он давно стал бы просто травой.

Однако тактику обращения с незнакомцев стоило сменить…

-2-

– Я слушаю, – непреклонным голосом повторил свое требование Мак. – И учтите, это должны быть внятные объяснения.

– Давай отойдем на безопасное расстояние, – миролюбиво и как-то подозрительно быстро согласился Аэрон.

– Хорошо. Только не далеко. И без шуток.

– Дай мне полчаса. Здесь рядом есть отличная безопасная полянка. Обещаю, ты там сможешь думать, о чем угодно. Она защищена камнями.

Они снова тронулись в путь.

– Что из всего этого было реальным? – спустя пару минут не удержался от вопроса Мак.

– Трудно сказать. Каждый из нас скорее всего видел что-то свое. Но сильные эмоции сохраняются надолго. Им МОЖНО верить. Давай дойдем до места. Здесь опасно вспоминать прошлое. Почва еще нестабильна.

-3-

Отдых. Приятная истома и мягкий ковер из цветов, похожих то ли на клевер, то ли на одуванчики. Мак вытянулся на земле, распрямляя отекшие ноги. Чуть большая сила тяжести на планете, чем та, к которой он привык на корабле, начинала давать о себе знать. И спина. На этой шёлковой ароматной подстилке спина просто блаженствовала. Хотелось закрыть глаза и подремать пару часов. Жаль, что он не мог позволить себе этого. Надо было дожать Аэрона, пока тот до конца не пришел в себя. Иначе весь этот цирк с ультиматумом будет бесполезен.

Мак повернулся на бок и выжидательно посмотрел на «тигра». Тот приводил в порядок свою шерсть и хвост.

– Итак?

– Думаю, ты понял, что наша планета пропитана телепатией? – вопросом на вопрос отозвался лесничий.

– Вполне. Но что это за ямы воспоминаний и чего ты хочешь от меня?

Аэрон наконец нашел удобное место своему многострадальному хвосту на травяной подстилке рядом с Маком.

– Не возражаешь, если мы будем говорить не вслух? Моя пасть плохо приспособлена под ваш язык.

– Давай. Ты, по-моему, и без моего разрешения чувствуешь себя в моей голове, как у себя дома.

– Не совсем, но…

Аэрон с удовольствием перешел на мыслеречь.

«На нашей планете многие живые существа телепаты, а многие, например, деревья, цветы, некоторые растения и то, что сделано из земли, из ее недр, не просто читают мысли, они сохраняют то, что когда-то было. Это называется воспоминанием».

«Это я понял, хотя штука не очень приятная».

«Вот именно. Некоторые воспоминания опасны, поэтому они тщательно отслеживаются и, при необходимости, корректируются. Берри – наши старейшины, не могу объяснить точнее на твоем языке, – решают, ЧТО сохранить, а ЧТО вычеркнуть из коллективного сознания».

«Каждого?»

«В основном общего. Но кое-что корректируется и индивидуально. По мере необходимости. Например, вживляется какой-то навык или новая информация. Благодаря этому мы быстро учимся и никогда не теряем свои знания. Это очень удобно и безопасно».

«Наверное. Не знаю».

Аэрон сделал паузу, словно собираясь с силами.

«Есть подвох?» – попробовал помочь ему Мак.

«Что?»

«Ну, в моем мире говорят, что у каждой монеты две стороны – черная и белая. А в чем подвох у вас? И как это связано со мной?»

Их глаза встретились, и Мак почувствовал, что Аэрон словно пытался проникнуть дальше в его сознание, дальше слов. Он мысленно показал ему знак «СТОП».

«Извини. Я просто хотел…»

Похоже, Маку стоило набраться терпения. Просить явно не было сильным умением лесничего.

Прошло еще пару тревожных мгновений. В животе у Мака урчало от голода, но он терпеливо сглотнул слюну. Наконец Аэрон решился.

«Я хочу попросить тебя… Когда ты будешь улетать… Забери с собой мою дочь».

«Что?».

Мак ожидал чего-то в этом роде, контрабанда была обычным делом среди пилотов, но живое существо… Это было неприемлемо.

«А купить билет на космодром не проще?», – попытался он отговорить от глупой затеи нового приятеля.

«Ты не понимаешь. Я сказал, что Берри следят за тем, чтобы наши воспоминания соответствовали требованиям, но некоторые из нас, моя дочь, например, во время коррекции не забывает прошлое. Вернее, она забывает, но не то, что следует, зато очень восприимчива к шумам – остаткам стертых воспоминаний типа тех, в которые попал ты, но мягче, почти неслышимых для других. В результате она помнит то, что было до и после многочисленных чисток, и чем старше она становится, тем труднее выбирать между тем, ЧТО она знает, и тем, что ДОЛЖНА знать».

«Цензура», – мрачно выплюнул из себя Мак. Он так и знал, что на этой проклятой планете подпорчено нечто большее, чем пару деревьев.

Мак надолго задумался. Предложение Аэрона было посерьёзнее мелкой контрабанды. Несанкционированный вывоз живого существа – совсем другая статья межпланетного кодекса. Добиться разрешения? Что-то в голосе лесничего подсказывало Маку, что девушку так просто не отпустят. Он бы на месте правительства не отпустил.

«Откажитесь от коррекции, – наконец спустя четверть часа раздумий предложил он. – Пусть учит все по старинке».

«Нельзя. Поток протоколов такой, что обновления нужны каждый третий день. Те, кто не проходит процедуру… Им очень трудно».

«Процедуру? Не понимаю. Мне казалось, воспоминания не могут накапливаться так быстро. Что может измениться так сильно за три дня, чтобы нужно было что-то забыть?».

Опасность. В мозгу Мака красным цветом зажглась табличка опасности. Бизнес и политика – не для простых разведчиков. Ему стоит отказать Аэрону.

Лесничий намерено проигнорировал последнюю мысль.

«Протоколы, – как ни в чем не бывало продолжил Аэрон, почесав лапой старое, потрёпанное ухо. – Извини, я неправильно выразился. Это не только воспоминания. Это и правила поведения. Порядок работы. То, что ты должен знать и не должен. Каждый во своем статусе, разумеется. Не во всем, конечно, в общих местах, на работе, в целом, чтобы ты был в курсе… Протоколы обновляются каждые три дня. И у нас сильные ученые. Они многое что изобретают. Их знания распределяются по потоку и дозируются кусочками в общее сознание. Каждый может заниматься, чем хочет, и быть, кем хочет. Нужно только скачивать и обновлять соответствующие протоколы».

Роботы. Армия роботов. Мака бросило в дрожь, когда он представил себе в красках картинку, описанную Аэроном.

«Все не так страшно. Личная жизнь неприкосновенна».

Ага. Слышал он такое раз пятьдесят на планетах с диктаторскими режимами. Впрочем, не ему судить.

«Вот именно».

«Что же тогда тебе и твоей дочери не живется на родной планете?», – не удержался от сарказма разведчик.

 

«Я никуда не лечу», – едва сдерживая встречное раздражение, просопел вслух Аэрон. С незнакомцем приходилось разговаривать, как с ребенком.

«Он много не знает и не понимает», – напомнил Аэрон самому себе, и снова взмахнул хвостом, пытаясь справиться с охватившим его раздражением.

«Представь, что фантазии одного человека воплотились в реальность и двинулись на город. Вспомни ямы воспоминаний. В нашем мире мысли могут убить, воспоминания – тем более. В вашем мире этого нет. МЫ ПРОСТО ЗАЩИЩАЕМСЯ. Вот и все».

Он бессильно опустил голову на лапы, устало прикрыл глаза. Мыслеречь с чужеземцем утомила его больше, чем он рассчитывал. Приходилось все время преодолевать сопротивление. И быть очень осторожным, чтобы не сказать большего, чем требовалось.

«Папа, будь с ним добр».

При слабом звуке голоса дочери шерсть на холке Аэрона снова встала дыбом.

Мак поднял руку, успокаивая лесничего.

«Согласен. Это не мое дело. Но тогда почему ты хочешь вывезти свою дочь тайком? Только на чистоту. Для меня это риск. И риск немалый. Я не пойду на подобное из-за чьей-то прихоти или ерунды».

Аэрон явно ему что-то не договаривал.

«Те, кто помнят не так, как положено, не могут покинуть планету. ЭТО ЗАПРЕЩЕНО».

«А жить с тобой в лесу? Здесь вроде нет протоколов или я ошибаюсь?».

Аэрон грустно посмотрел на Мака.

«Ты прав. Но здесь есть ямы воспоминаний, и они могут вырываться наружу через сознание тех, кто не контролирует свою память. ЕЙ ЗАПРЕЩЕНЫ ЛЕСА».

«Похоже, ей запрещена жизнь», – неудачно пошутил Мак.

«ОН ПОНЯЛ. УБЕДИ ЕГО ПОМОЧЬ НАМ…».

«Ты прав. Поэтому я и привел тебя сюда».

Глава пятая. Есть ли, кому умирать?..

-1-

В эту ночь, несмотря на усталость, сон долго не шел к Маку. Лежа на спине, он смотрел на звезды и думал. Думал о том, как непохожи миры, в которых он побывал, и как похожи некоторые чувства – и как эти схожие чувства парадоксальным образом разъединяют, раскидывают людей по разные стороны баррикад. Только ли людей?..

Он повернулся на бок и попытался уснуть. Откинул ногой травяное одеяло, услужливо сплетенное подопечными Аэрона, мелкими насекомыми, чем-то напоминающими симбиоз мышей и муравьев.

Как следует растянулся на еще теплой после жаркого дня земле…

За шею что-то кольнуло.

Они все-таки попытались сделать так, как хотели. Для пробы он первый снял повязку, прополз через прорытую накануне яму под шторкой, но оружия в комнате не оказалось. Воспитатель, дежуривший в эту ночь, не отличался особенным рвением и тихо спал. Он убил его быстро, с размаху ударив головой о стену.

– Бежать!

Но остальные воспитанники, растерявшись, остались при столбе. Он не стал дожидаться их решения.

Бежать!

За ним снарядили погоню. Он слышал ее, чувствовал их мысли и убегал. Спустя сутки, наткнувшись на какую-то заброшенную нору, он без сил провалился туда и забылся сном.

Ему снилось, что его поймали еще в школе, привели к главному надзирателю. Было знакомое помещение, холодные стены, трубы, шланги и вода.

Он, свернувшийся калачиком в углу.

Его крик.

Наконец надзиратель отпустил его и повернулся к кому-то вошедшему, сказал: «Возможно, непредсказуемая реакция от переливаний. Но что нам с ним делать?».

Бойи не услышал ответа. Он проснулся. Похолодел от ужаса. Не от страха за свою жизнь. Ему было стыдно и противно: даже там, во сне, он пытался убедить в чем-то надзирателя. Как будто они были одной с ним крови… Как будто они были свои…

Когда его поймали…

Аймоди ситали, что в мыслеречи обмануть невозможно.

«Нет, невозможно, – согласился Бойи со своим учителем и тихо добавил, еще глубже про себя, повторяя давно ставшие привычными заклинания. – Если у тебя за спиной не стоят годы страха. Они или ломают тебя, или учат ставить пелену, чтобы сохранить хоть что-то. Ты отнял у меня ОДНО имя, данное мне родителями, но я оставил себе ДРУГОЕ – ТО, ЧТО ПРИНОСИТ УДАЧУ. И за это вы тоже заплатите. За все. За каждую потерянному им в борьбе частичку себя, потому что страх, соблазн новой жизни, необходимость и кажущаяся легкость подчинения уничтожали в нем фрейи. Они поглощали его прежнего, как поглотили уже многих. Гном не прошел испытания и Ланы – той, которую он знал, – больше не было с нами. С ним. Она ушла. Изменилась навсегда, став перерожденным Аймоди. НО ОБ ЭТОМ ОН ПОДУМАЕТ ПОЗЖЕ. Когда сможет позволить себе думать.

ЕСЛИ СМОЖЕТ ПОЗВОЛИТЬ…».

Горе. Маку было знакомо чувство горя. И ценность свободы мысли. Независимость Мак ценил больше всего на свете. Больше денег. Больше прошибающего до самых печенок риска.

Он на самом деле, искренне, без всяких прикрас дорожил только одним – свободой мысли и правом оставаться самим собой. Правом решать, КАКИМ ОСТАВАТЬСЯ. И если в этом деле он может помочь хоть кому-то – пусть мир со всеми правилами катиться к чертям.

Он сделает то, что считает нужным, а иначе перестанет себя уважать. Сломается, как тот парень из ямы-воспоминания. Конечно, бедняга говорил себе, что не сломан и силен, но Мак-то знал, как легко прикрываться красивыми словами.

Как порой хочется сделать это…

Он успел повидать на своем веку покореженных, смятых обстоятельствами живых существ, упрямо убеждавших себя в том, что все идет по плану, что все хорошо. И он НЕ ХОТЕЛ становиться одним из них.

Для этого он слишком любил себя. И уважал Аэрона, потому что не знал, смог ли бы на его месте попросить о подобной услуге незнакомца.

«Отчаяние рождает смелость, – мысленно отозвался ему лесничий. – Если кого-то сильно любишь… многое становится неважным. Даже ты сам…».

– Я согласен, – вслух сказал Мак.

Аэрон отвернулся, скрывая довольную ухмылку. Затянувшийся на три дня разговор закончился полной победой. Его план обработки пришельца оказался верным. Эти ямы никогда еще не подводили его. Они действовали даже на проверяющих, поэтому ему удавалось так долго сохранять эту часть леса.

Жаль, что сюда нельзя было привести Берри. Может быть, воспоминания разбудили бы их совесть…

«Совесть? А ты знаешь, что такое совесть, папа? Будь осторожен. Не буди зверя».

«Я помню, дочь. Помню, о чем ты говорила. Но ведь и ты неправа. У нашего народа не было другого выбора, ОНИ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПОНЯТЬ ЭТО».

«Они и поняли».

Аэрон огорченно сморщил нос.

«Не так».

«Мы не можем изменить мир. Ты не можешь изменить даже меня».

Горечь в словах дочери больно ранила Аэрона.

«Зачем ты так? У нас почти получилось».

«Извини. Я не хотела. Просто нервы. Расскажи мне о нем, папа. Я ХОЧУ УВИДЕТЬ ЕГО ТВОИМИ ГЛАЗАМИ».

«Мои глаза тоже могут подводить, ты сказала…».

«Не будем начинать…»

«Хорошо. Не будем».

«ОСТАВИМ ВСЕ, КАК ЕСТЬ. Скоро я отправлюсь в космос. Ты когда-нибудь мечтал о космосе? Мечтал летать?».

-2-

Мак деликатно отошел в сторону, давая возможность Аэрону обняться с дочерью. Тайными тропами за два часа они прошли то, что на карте растянулось в два дня.

Оценив вежливость гостя, Аэрон с дочерью в свою очередь тоже сделали своеобразный реверанс – разговаривали голосом, чем не мало смущали Мака. «Черт бы побрал эту звериную психологию,» – подумал он, делая вид, что не замечает ничего необычного в том, что вместо приветствия эти двое стали валяться на траве и тереться друг о друга носом и даже урчать. Последнее вызывало у Мака бурю неуместных на этой планете ассоциаций. Впрочем, к его счастью, внимание Аэрона было занято не им, а камней вокруг и вправду хватало…

– Привет, что-то ты какой-то шерстью оброс. Всего месяцок и не виделись, – приводя себя в порядок, шутливо заметила Майи.

– По утрам уже холодно, – устало ответил Аэрон. – Отведи его в город, проведи к ремонтникам, пусть оформит свое прибытие, а потом возвращайтесь сюда. Мы все обсудим.

– А ты?

– Нет. Я не пойду. Ты же знаешь, я не люблю стены. И лес… Нельзя оставлять лес надолго. Тем более сейчас…

Они помолчали.

– Ты будешь скучать, но ты справишься, папа. Ты у меня со всем справляешься, – попробовала утешить Аэрона дочь. – Все будет хорошо. Скоро у тебя будет другой лес, а там, кто знает, может быть, ты еще вернешься сюда.

– ТАКОГО уже не будет.

– Я знаю. И все же… Не падай духом. Держись. Хочешь, мы можем улететь вместе?

Вместо ответа он подтолкнул дочь лапой вперед, к Маку.

– Времени мало. О нем могут узнать.

-3-

Они с Майей не вошли, влетели в город. Если раньше Мак с трудом поспевал за Аэроном по лесу, то здесь, на просторе, угнаться за четвероногой молодой – кем? – львицей? – неважно, она не была похожа ни на льва, ни на тигра, ни на кого из них, какая-то странная смесь кошки с человеком, – в общем, это было неважно, особенно учитывая тот факт, что ему грозил сердечный приступ раньше, чем они доберутся до посольства и он сможет подать документы на ремонт в Общество взаимовыручки космонавтов.

– Подожди.

– Слишком быстро? – догадалась она. – Хорошо. Теперь мы можем пойти медленнее. Опасные кварталы позади.

– Опасные кварталы?

– Да, для меня. На границе города часто появляются патрули. Они ищут тех, кто не обновляет протоколы. В центре города обновление происходит автоматически, а здесь надо регулярно приходить на пункты допуска к корпоративной памяти.

– Чуть больше свободы? С чего бы это? Как я понял, ваш мир не любит свободу, – не удержался от едкого замечания Мак.

– Отдушина нужна всем. Тем более что в бедных кварталах нет нужны в строгом протоколе. Рано или поздно ты придешь за обновлением, когда захочешь получить зарплату или поесть, или покинуть город.

– Хорошая схема. Добротная.

– Не хуже, чем у вас. Ты ведь тоже связан многими обязательствами, космонавт.

Шагая вслед за Майей, Мак с любопытством оглядывался по сторонам, прислушивался к обрывкам мыслеголосов. Майя показала ему, как настроить мозг на общественный канал.

«Если ты потом все время будешь отжимать у меня эти три сотки, я даже связываться не хочу…».

Спор о земле и о деньгах. Мак это понимал.

«Мечтать не вредно. Вишь, чего захотел. За все надо платить…».

Это тоже было вполне доступно. Вообще, как давно понял Мак, жители разных планет не так уж сильно отличались друг от друга по базовым показателям: всем хотелось жить, жить хорошо и счастливо, оставлять потомство, немного мечтать. Остальное было нюансами.

На этой планете, похоже, мечтали о семье и лесе. Во всяком случае эти два понятные ему образа чаще других мелькали в речевых потоках. Вполне предсказуемо. Хотя Мак не хотел бы жить в лесу. Страшная штука эти ямы.

«Не бойся. ИХ СКОРО НЕ БУДЕТ. Лес уничтожат».

Майи, как и ее отец, не отличалась особой тактичностью в чтении чужих мыслей.

– Извини. Ты же не закрылся.

– Ладно. Но что значит уничтожат?

– Деревья помнят дольше, поэтому их приходится периодически уничтожать. Чтобы не допускать хранения лишней информации.

– Опасной, ты хотела сказать?

– Смотря для кого. Но не волнуйся. Природа быстро восстанавливается. Мы исправно сажаем деревья, назначаем лесников. Природа помнит себя. Она забывает только нас.

– Как ты?

– Как я…

На мгновение Маку стало страшно, едва он осознал, насколько открыт не только Майи, но всем… Патрули…

– Не бойся. Здесь этого не принято, – успокоила его молодая спутница. – В любом случае судить тебя будут по поступкам, а ты пока ничего не сделал.

– Но они могут узнать. Это незаконно.

– Просто не думай об этом, вот и все. В конце концов, ты можешь отказать мне. В любой момент. Ничего страшного. Мы привыкли к отказам. На этом построена вся наша система…

– Как это будет? – желая перевести разговор на другую тему, спросил Мак.

– Что? А… это… уничтожение леса? Горы сомкнутся.

– Не понял.

Объяснить Майи не успела. В голове у Мака раздался оглушительный визг, а потом он почувствовал удар, и тяжелый хвост, плотно обвивающий его шею.

– Беги! – хотел крикнуть он Майи.

Но та похоже успела сообразить первой.

-3-

«Не волнуйтесь. Мы просто поговорим еще кое с кем перед тем, как ты попадешь в посольство»

 

«С кем?»

«Не-друзья…».

Она не успела договорить. Ее прервали.

«Не стоит сгущать краски. Мы отвлечем вас ненадолго. Немного неудобств ради вашей же безопасности».

Где-то это он уже слышал…

Засунутый в какой-то мешок на колесиках, Мак успел подумать о правилах этики и гостеприимства, так не хватающих местным жителям, когда почувствовал легкий аромат свежей зелени.

«Газ, – догадался он. – А я говорил тебе: не стоило связываться. Теперь будешь объясняться с местной полицией. Вечно ты суешься, куда не надо».

«Мы не из полиции», – раздался мгновенный ответ.

«Еще лучше. Утешили».

«Не будем торопиться с выводами. Мы можем пригодиться друг другу».

«Как же…».

Последнее, что увидел перед глазами Мак перед тем, как окончательно потерять сознание, было поле, зеленое поле, и домик, и семеро козлят, играющих с волком в салочки…

-4-

Фрейи удивлялись, как быстро из их собственных детей Аймоди сумели воспитывать преданных себе бойцов, хитрых и безжалостных к своим бывшим сородичам, к своим родным братьям, матерям, отцам…

Но, во-первых, Аймоди оставляли себе не всех детей, а во-вторых – у них был кое-какой опыт в перевоспитании. Безжалостно уничтожая большую часть попавших им в руки малышей, оставшимся в живых они предлагали жестокую, унизительную, но четко определённую и задокументированную по всем правилам лестницу к успеху.

«Хочешь стать полноценным членом общества? – Живи по правилам, и мы тебя не бросим, – говорили они оставшимся на поверхности молодым фрейи. – Делай, что требуется, и живи свободно, долго и счастливо, или умри».

Категоричная, не знавшая отступлений система нашла своих последователей.

«Будь лучшим – и поднимайся наверх. Отступил от правил – терпи наказание и учись. Не можешь учиться на ошибках – умри», – вполне понятные и доходчивые даже для незрелого разума перспективы.

Но выжившие фрейи не были незрелыми. Они были молодыми, очень молодыми, но быстро повзрослевшими и хорошо учившимися на ошибках.

ДРУГИЕ НЕ ВЫЖИВАЛИ.

И еще – ОНИ ПОМНИЛИ…

О том, что именно СВОИ сородичи бросили их на оккупированной Аймоди территории…

Бросили, уйдя… Позорно сбежав в подполье… Взяв с собой только самых маленьких или достигших возраста половой зрелости.

А ИМ?..

Что досталось им – слишком большим для переноски на спине и слишком маленьким, чтобы, по мнению МУДРОГО РУКОВОДСТВА, принести реальную пользу, не проедая скудные запасы подземной пищи?..

Отвлекать внимание врага? Задерживать его мелкими, но докучными вылазками без всякой поддержки? Выживать?

КАК ВЫЖИВАТЬ?

ИМ НЕ ДАЛИ И ШАНСА.

БРОСИЛИ НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ И МИЛОСТЬ ПОБЕДИТЕЛЕЙ.

Их матери ушли, забрав с собой только самых маленьких – тех, кого не могли оставить, – А ИХ СМОГЛИ…

УМНЫЕ И ХИТРЫЕ…

ВЫЖИВШИЕ…

Освоившие чужую систему, а потому ставшие вдвойне опасными для всех – и чужих, и своих – такие как Первый, – они понимали ДЛЯ ЧЕГО И ПОЧЕМУ остались на поверхности, понимали – и не простили.

Лучшие из них, выдержавшие столкновение со «справедливой системой воспитания» Аймоди, ставшие бойцами невидимого фронта, научившиеся преодолевать страх и привязанность, сражались не за отцов и матерей, братьев и сестер – у них больше не было братьев! – они сражались ЗА СЕБЯ, за свое право быть тем, кем они есть.

Поэтому, КОГДА ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОБЕДЫ, бросившие их сородичи-фрейи ужаснулись, обнаружив, что эшафоты и корабли – НА ВЫБОР – были построены и для них…

Маленькие фрейи, ставшие большими учеными, военными, политиками, вежливо предложили Аймоди и своим сородичам «ликвидировать разногласия» или убираться с этой планеты ко всем чертям.

Придуманная Бойи и доведенная им до ума под руководством Борова система контроля сознания – официально «система оперативного оповещения населения» – обернулась против своих создателей, в смысле сородичей.

Но кого теперь он мог назвать сородичами?

Фрейи? Аймоди? Первый не знал.

В последнее время он даже стал путаться в своих именах, называя себя то так, то этак – наедине с самим собой, разумеется, но это и пугало. Пугало и отрезвляло, потому что в конце концов все сводилось к необходимости откровенного и прочного договора, который был бы ПРИНЯТ СОВЕСТЬЮ и МОГ БЫТЬ РЕАЛЬНО воплощен в жизнь.

«Мы будем делать, что должно, чтобы СОХРАНИТЬ МИР и не дать повториться случившемуся, – выступил он на первом собрании делегатов Освобождения и Победы. – Но мы должны быть ЕДИНЫ.

Отчаяние, обида, боль, страх и страсть могут разрушить наше единство.

Они уже разрушают его, разделяя фрейи на молодых и старых, на оставшихся на поверхности и выросших в темноте.

МЫ НЕ МОЖЕМ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ РАЗДЕЛИТЬСЯ.

Нас слишком мало.

А наша планета слишком притягательна для других народов. Сегодня мы прогнали Аймоди, но завтра могут прийти другие.

ЕСЛИ МЫ ХОТИМ СОХРАНИТЬ СВОЙ МИР, СВОЮ ПЛАНЕТУ, СЕБЯ, мы должны действовать, как единый организм, мы должны думать, как единый организм, мы должны жить, не вспоминая о прошлом, но СТРОЯ НАСТОЯЩЕЕ И ОБЕРЕГАЯ БУДУЩЕЕ».

«Они были мудры, наши предки, что сразу не согласились на это. Понадобилось два года, чтобы протолкнуть Всеобщий протокол. Но на большее их не хватило. Думающие и способные заглядывать в будущее фрейи остались в меньшинстве. Все были воодушевлены успехом, напуганы, огорошены мыслями и чувствами тех, кто открыл свой разум после долгих лет молчания. Бойи и такие как он заявляли, что пожертвовали собой, пожертвовали многим и знают, КАК УСТРОЕНА СИСТЕМА, как лучше защитить нас, а мы… Мы были слишком подавлены правдой.

Вы знаете… Когда мы уходили в подземелье, мы не надеялись на победу. Мы надеялись переждать, пока Аймоди не получат все, что хотят, и уйдут, как было на других планетах.

Мы струсили тогда и струсили потом. Мы так и не решились остановить разбушевавшихся деток, а те перестали быть детьми и стали играть во ВЗРОСЛЫЕ ИГРЫ…».

Пожилой собеседник Мака, скрывавший за ширмой большую часть туловища и голову, положил лапу на светящийся лист дерева и, осторожно подцепив тот когтем, убрал его в специальный футляр.

«Мы вынуждены быть очень бережными в отношении информации. Каждый раз, когда мы обновляем протоколы, приходится вспоминать заново. Общие протоколы удаляют память о ТОМ ВРЕМЕНИ».

Познакомившись поближе с историей, Мак согласился, что, пожалуй, в удалении было что-то разумное.

«Но как все-таки это стало возможным? Нельзя внедрить систему контроля сознания без поддержки большинства», – все же решил уточнить он. – И как вы выживаете? В смысле помните?».

Небольшая пауза на размышление с той стороны и вежливы ответ.

«Нам приходится составлять график перезагрузок, по очереди выходить на поверхность. Камни отлично глушат сигналы, любые сигналы, поэтому под землей безопасно».

«Хотя бы показал свое лицо. Или хвост», – подумал Мак, но вслух произнес: «И вас не ловят?».

«Зачем? Мы беззащитны. Впрочем, за нами следят и думаю…»

Старик явно уводил его прочь от неприятного разговора.

«Вы не ответили на вопрос», – настойчиво переспросил Мак.

«О чем вы?» – разыграл удивление старый фрейи.

«Как им это удалось? Я не верю, что можно просто повернуть рычаг и свести с ума ЦЕЛУЮ ПЛАНЕТУ. Пусть и запуганную захватчиками…».

Невидимый собеседник горько усмехнулся. Мак представил себе, как сморщилась кошачья морда, недовольной кучкой собрались вместе усы…

«У вас хорошее воображение, правда оторванное от реальности. Мы не морщимся, как люди. Но в остальном Вы правы. Мы сами попросили их сделать это. Видите ли, после того как прошла радость от победы, многие из тех, кто прятался под землей, столкнулись с серьезными проблемами. Депрессия, потеря контроля, телепатия. Вы уже поняли, как устроена наша планета. Здесь опасно давать волю чувствам. Пришлось строить города из камня. Вы знаете, раньше мы не жили в городах, только в лесу. ПРИШЛОСЬ КОНТРОЛИРОВАТЬ ЛЕС. Пришлось контролировать сознание. А были еще и те, кто выжил на поверхности, но не хотел или не умел жить в мире. НАМ ПРИШЛОСЬ ОБЕЗОПАСИТЬ СЕБЯ».

«Обезопасили?..».

«Стоит ли играть в судью, молодой человек?.. Вы не такой уж умный. Как и ваш род. Вы – люди – тоже совершали ошибки. И то, что мои товарищи привели вас сюда без вашей на то воли, не дает вам право на оскорбления».

Мак вынужден был согласиться.

«Хорошо. Но это ВЫ начали этот разговор. Чего вы хотите? Практически?».

Собеседник на мгновение замер, словно сомневаясь.

«Хорошо. Сосредоточимся на фактах, – наконец решил он. – Как я понимаю, Аэрон попросил вас о помощи его дочери? Отчаянный старик. Вы знаете, долгое время он был одним из нас, но потом ушел».

«Почему?» – искренне поинтересовался Мак.

«Он слишком любит свои деревья», – ответил старый фрейи.

«И?.. Я понял, что лесничие как санитары леса оторваны от общего информационного потока. Разве это не то, что нужно вам? Уйдите в леса».

«Вы в чем-то правы, но боюсь, не до конца понимаете…»

«Так объясните», – Мак порядком устла от загадок.

«Они свободны, но и они не помнят».

«Но Аэрон помнит».

«Потому что помнит ЕГО ЛЕС. Когда леса не станет, забудет и он».

Хитрая система. Вот почему лесничий так горевал по поводу уничтожения его делянки. Кто бы ни были эти Берри, вместе с лесом они собирались уничтожить и большую часть жизни Аэрона. По сути, лесничий не так уж сильно отличался от своей дочери. Можно сказать, они находились в равном положении.

«Да, только Аэрон забудет один раз и не вспомнит, а Майи обречена забывать и вспоминать… Беспорядочно».

«Так чего вы хотите от меня? Конкретн. Я не понял», – попытался приоткрыть Мак карты противника.

Рейтинг@Mail.ru