Олег Панкевич
Глазами улитки
Правда открылась внезапно, когда я просто шла по улице и слышала разговор двух девочек передо мной – учениц того же класса, в котором училась дочь. Они обсуждали, как Кире не повезло, как старая грымза вцепилась в нее и издевается постоянно. Из разговора было понятно, что дочь регулярно подвергается буллингу со стороны классной руководительница, эта «милая старушка» также отчаянно пытается вовлечь в травлю детей.
Старая школа – выделить в классе одну «паршивую овцу» и научить других детей стараться, учиться, хорошо себя вести – лишь бы не попасть в список «плохих» учеников. Знакомая схема? Учитель «гнобит» одного ребенка, выбранную «жертву», чтобы на фоне постоянных унижений держать других детей в страхе. И этот страх должен подтолкнуть учеников к другому поведению, более послушному и управляемому. Почему она выбрала мою дочь? Предыдущую «жертву» забрали родители в другую школу, подальше от этого хваленого лучшего учителя школы. А в списке новичков была тихая Кира, тихая настолько, что от нее никто не ждал сопротивления. Тем более вечно работающая мать -одиночка, находящаяся в вечной позиции жертвы, явно не побежит лишний раз в школу. Наверное, она думала так. И не просчиталась. Моя дочь любила меня до такой степени, что не хотела расстраивать никак и ничем. Молча сносила все издевательские поддевки своей классной руководительницы. Дети с синдромом часто становятся жертвами буллинга. Это я узнала гораздо позже. А сейчас…
Сначала был разговор с Кирой. Я предложила ей поменять школу. Но Кира отказалась. Ей была важна поддержка ее школьных друзей, подруг, которые были рядом и встали на сторону Киры в противостоянии учительнице. Есть в детях чистое, не расчетливое, настоящее. И ситуация в классе позволила подругам Киры проявить свои лучшие человеческие качества, поддержать подругу значило сделать выбор – на какой стороне ты. И Кира дорожила этой настоящей детской сплоченностью. Поэтому мы решили бороться. До окончания четвертого класса оставалось ровно полгода. Эти две четверти я превратила для классной руководительницы в ад. Подготовившись основательно, скачав из интернета все требования к работе учителя начальных классов, выписав статьи законов, я приходила в школу и грозила всем чем можно. При мне она аттестовывала Киру по урокам, за которые не было оценок за четверть. Я общалась сухо, без эмоций, открыто говоря о ее заинтересованности в психологическом давлении на мою дочь. Открыто говоря о ситуации в классе с директором (которая, конечно, посоветовала мне поменять школу), открыто обсуждая ситуацию на родительских собраниях.
Я пыталась вовлечь в проблему и школьного психолога. Помню, как эта молодая девчушка распахнула глаза и с дрожью в голосе рассказала мне, что не может ничем помочь в этой ситуации. Я всего лишь рассказала о наших проблемах с учительницей. Но услышав фамилию учителя она сразу стушевалась и стала отводить глаза. Не знаю, чем там занимаются школьные психологи, но явно ничем не полезным. Мой приход привел только к тому, что Киру в старших классах записали в группу психологической поддержки, где дети рисовали рисунки, отвечали на бесконечные вопросы в тестах. Где моя дочь постоянно слышала, что с ней, что-то не так. Почему меня никто не ставил в известность о том, что что-то не так? Почему всем было все равно? Может они решили, что у меня тоже что-то не так и это семейное? В любом случае попытка помочь ребенку с помощью школьного психолога провалилась, и я отметила это в своей голове.
Ровно через полгода закончился четвертый класс. Этот учитель покинула стены школы. Мы выстояли.
Тогда я еще не понимала, что эта история очень сильно повлияет на развитие Киры. Настолько сильно, что я буду долго жалеть, что не перевела ее тогда в другую школу. Не вырвала из круга жалеющих подруг. Не увидела самого главного – Кира выбирала с кем ей удобно в этой ситуации. С кем проще и легче в общении, с кем не надо расти над собой, делая усилие. С кем просто. С подругами. Так она вошла в переходный возраст.
Со школой все пошло наперекосяк. Да, она осталась в этой школе, училась вполне сносно, была тихой на уроках, незаметной. Но интереса к учебе уже не было. Образ школьного учителя, как наставника, как человека заслуживающего уважения – был разрушен навсегда. Не только у Киры – у всего класса. Класс был разобщён на мелкие группы по интересам. Схема выстроилась еще в начальной школе, и никакой другой классный руководитель так и не задался целью сделать из этих детей настоящий коллектив, подарив чувство сплоченности, единения перед общими задачами взросления. Зачем? Сейчас так уже не модно. Так и Кира осталась замкнута в круге своих подружек, которые полюбили свою роль – поддерживающих помощников по жизни. Интересно, насколько дети сами понимают последствия своих выборов в этом возрасте.
Дома Кира была спокойной, отстраненной и чужой. Выросла.
Психолог №2
Тут все просто. Когда Кира была во втором классе и проблемы в школе еще не навалились тяжелым камнем на ее плечики, пока она еще была относительно весела и расслаблена, тогда и внезапно в нашей жизни появилась психолог № 2. Подружка. У меня случилась дружба с молодой и красивой и умной и конечно приятной в общении женщиной. Женщина оказалась психологом центра, в котором учились дети с аутизмом и ДЦП. И вот мы общались. На свои отвлеченные темы, обсуждая семейные дела, просто дела, жизненные ситуации и работы. Помню, что интерес к нашей семье проявила именно она. И была достаточно настойчива в построении наших доверительных отношений. И еще помню, что я казалась себе букашкой, которую пристально изучают. Такое чувство часто посещало меня в нашем общении. Ну и конечно сблизившись с течением времени мы обсудили с моей новой подругой заключение психолога №1. Дело в том, что в возрасте 7-9 лет Кира было совсем нормальным ребенком. Все странности ее детского возраста казались позади. Ничто не омрачало нашу жизнь. Она научилась справляться с истериками и рисование превратилось просто в удовольствие. Мы приятно проводили с дочерью время, она стала послушной и ласковой, в нашей маленькой семье царили мир и взаимопонимание. Вот в это приятное время психолог №2 немного позанималась с Кирой. Просто так. Дружески. И ее вердикт был не плох.
– Все у нас хорошо. И у Киры хорошо. И да, умна не по годам. Но психика стабильна, самооценка не страдает, отношения в семье хорошие.
В общем я успокоилась. Есть ли сейчас у меня хоть одна претензия к этой милой женщине, что не углядела, не рассмотрела, не поняла? Не поняла, что к своим семи-восьми годам моя дочь настолько научилась притворяться и выдавать НОРМУ, что могла обвести вокруг пальца любого вокруг себя, даже меня. Пряча внутри свой хрупкий мир, она просто мимикрировала, одевала маску, как наряд, придумывая себе себя новую, «нормальную», как все. В попытке встроится в этот мир, стать своей. Разве мы все вокруг так не поступаем?
Психолог №3
Это были тяжелые времена. Даже сейчас, по прошествии времени я вспоминаю о них с содроганием. Кирины 13-14 лет были адом для нашей маленькой семьи. Ее 15-16 слабая попытка перемирия, на фоне поступления в художественное училище. Но обо всем по порядку..
После истории в начальных классах Кирины подруги стали ей очень близки. К пятому классу Кира ходила в художественную школу и все ее свободное время и все интересы сводились лишь к рисованию и общению с подругами. Я не могла пробиться сквозь ее холодный, отсутствующий взгляд и полную отчужденность. И это было мукой. Наши отношения не просто испортились, они перестали существовать. Вмиг я растеряла весь свой родительский авторитет и уважение, оставшись с бунтующим подростком один на один. Иногда мне казалось, что дочь меня ненавидит. Ненавидит за все: за неудачную жизнь, за не полную семью, за невозможность содержать ее в благополучии. Было еще тяжело и финансово. Времена в стране опять поменялись, кризис за кризисом вгонял в безденежье и тоску. Кира проводила все свое свободное время или рисуя у себя в комнате или гуляя с подругами. Все подростковые закидоны в виде неприятия своей внешности, неприятия свое жизни, неприятия изменений вокруг и внутри нее она выкрикивала мне криком, хлопаньем дверей, истериками, выводившими из себя на дни, недели. Я помню свое состояние в эти годы: трясущиеся руки, расшатанные нервы, полная раздавленность. В моей материнской копилке комплексов не осталось места – она была доверху полна. Я сама считала себя неудачницей, сама отгородилась от мира, полностью посвятив себя зарабатыванию средств на существование и домашними делами. Я не была живой – была роботом, исполняющим функции, опустошенной и разбитой внутри. Все мои мысли занимала дочь и ее отвратительное ко мне отношение и поиск выхода из сложившейся ситуации. В полном отчаянии, сдавшись, признавшись себе в слабости и невозможности решить проблему в одиночку я записала нас на прием к психологу в хороший (самый хороший) медицинский центр. Менее всего в тот момент я хотела попасть к непрофессионалу. Мы ждали с Кирой чуда. Поддержки и грамотного наставления. Мы надеялись на то, что незнакомый нам человек сможет дать ту ниточку, цепляясь за которую мы сможем найти дорогу друг к другу.
