Олег Кравцов
Проект «Мессия»
– М-да, долго он ждал своего спасителя и, наконец, дождался…
В глазах присутствующих читались умиление и радость за Витю-скорохода.
– Что касается отца Онуфрия, – продолжал Марк Антонович, – скажем сразу, агент Борода – человек проверенный, надежный, и мы ему, конечно же, доверяем. Но в тот день я лично решил поучаствовать, принять на себя роль Иоанна-крестителя для нашего Мессии. Результаты вы видели. Батюшке, кстати, парень тоже понравился. Так что Борода теперь плотненько в нашем проекте. Стонет он, конечно, от дополнительной нагрузки, избыточная масса тела дает о себе знать. Но мы с него часть церковной работы сняли.
– Получается, что батюшка наш теперь на трех фронтах службу служит? – пошутил щеголь, поблескивая запонками.
Посмеялись.
– Кажется, свежеиспеченный Мессия до конца не верит в свои магические способности? – заметил лысый.
– Ну подождите, товарищи, дайте парню раскрыться, – вступился носатый, картинно разводя руками. – Все только начинается. Что ж вы хотели, чтобы он вот так вот сразу все за чистую монету? Всему свое время. Парень только прилетел.
– Но с другой стороны, так ли это важно, поверил он или не поверил? – подхватил Марк Антонович. – Необходимые контакты состоялись. Эмоциональный фон и одиозность события помогли возникнуть устойчивой психологической связи между участниками. К тому же мы получили отличную видеофактуру, в подлинности которой не усомнится ни один эксперт.
Присутствующие включили видео, записанное той самой случайной прохожей, оказавшейся возле храма в момент исцеления. Все трое весело смеялись, обмениваясь остроумными репликами.
– Смотри, как наш Мессия пытается улизнуть от инвалида, – говорил один.
– Неверующий, а руку на лоб возложил, – вставлял другой.
Но мы не можем, дорогой Читатель, обвинять этих людей в циничности. Видео было действительно забавным, и каждый из нас на их месте вел бы себя примерно так же.
– Кстати, как там Болодин-старший поживает? Говорят, похудел, осунулся, – задал вопрос лысый, когда тема с просмотром оказалась исчерпана.
– Ну да. Есть такое. Человек оказался впечатлительным, слабым, потому что идеи за ним нет. Теперь он много чего переосмыслил. На курсы кройки и шитья записался.
– Ну, это неплохо. Периодическая смена деятельности – отличная штука.
– Он делает успехи, старается. Несколько комплектов носовых платочков и постельного белья лично сшил для детского дома в Колыванске. Ну, а Вы, Алексей Георгиевич, что нам расскажете? Как там царь?
– Как царь? Ну как сказать? Не очень наш царь, – лицо носатого стало хмурым. – Хандрит, расклеивается.
– Ну так вы его подклеивайте.
– Подклеиваем, а он все равно расклеивается.
– А что с двойниками? Надо же разгружать человека. Не все ж ему одному лямку тянуть.
– Пытаемся. Только с двойниками свои проблемы. Чересчур болезненно он на них реагирует, ревнует. Боится, что заменим мы его на двойника, а самого его усыпим или в бункере закроем. Ну, мы, конечно, поддерживаем его как можем, разубеждаем. Только он не верит, плачет. Да и палятся они сильно, двойники эти. Народ у нас внимательный, дотошный. Подмечает фуфло по форме черепа, по мочкам ушей, по чему угодно. Пластикой всего не исправишь. Люди даже имена двойникам дают: «Болтун», «Бурят», «Шмыга». Так что приходится работать с оригиналом. А здесь новые проблемы повылазили: нервный он стал ужасно, психика ни к черту. Руками постоянно елозит.
На этих словах носатый забегал пальцами, как бы изображая, как именно «царь» елозит своими руками.
– На стол ничего не положи – все швыряет… Боимся, что повредит себе чего-нибудь, лицо поцарапает или глаз выколет. Ими, руками его, как будто кто-то извне управляет.
– А может и управляет? – вставил Марк Антонович.
– Может и управляет. Мы их иногда скотчем к телу во время съемок приматываем, а из рукавов латексные конечности продеваем и на стол кладем. В кадре-то оно не видно, где свое, где чужое. Зато руки спокойно на столе лежат.
– Это хорошо. Эффект выдержки и контроля эмоций. А как цифровая модель?
– Работаем, испытываем, но и тут не все просто. Технология пока не совершенна: то голова в кадре отдельно от тела, то речь с мимикой лица не совпадает.
– А как там со здоровьем, с психикой?
– Тут тоже проблемы. В режиме активации он пока работает неплохо, речи говорит, по бумажкам читает, шутит. А вот в режиме отдыха совсем плох. С медицинской диагностикой сложности. На вопросы о самочувствии либо не отвечает, либо темнит.
– Ну это профессиональное: никому не доверять, молчать либо дезинформировать. Старая школа.
– Это понятно, а как узнать, болит у него чего или нет? Как с таким медицинские процедуры проводить? Он уколов как огня боится. Прививку не поставить. Шприц увидит – скандал закатывает, кричит, вырывается, под стол прячется.
– Ну и правильно, что боится. Мало ли что вы ему там вколете. Я бы тоже боялся. А вообще ничего удивительного. Человек столько лет под неимовернейшим стрессом. Такие психологические перегрузки не каждый вынесет.
Понимающе покивали головами.
– А что с клонированием?
– Работаем, отслеживаем американские и японские наработки. Только от них пока мало толку. Они там все шифруют, биоэтикой прикрываются, а у нас со своей базой слабовато.
Еще некоторое время гоблины сидели, ухмылялись, обменивались репликами, пили кофе.
– Ну что, друзья, подведем итог и по коням? – предложил, наконец, лысый.
– Ну да, – подхватил носатый, – Итак, прилет и встреча на родной земле прошли по плану. Настало время выпускать Кракенов.
Посмеялись. На внутреннем сленге «выпустить Кракена» означало ввести в действие какого-нибудь медийного тяжеловеса, но также и сходить в туалет по большому.
– Даю отмашку Глушко, пусть включается по полной в режиссуру и впрягает своих фриков.
*
Тучки на небе появились внезапно, и было непонятно, быть дождю или нет. В дверь постучали, в следующий момент в проеме показалась растрепанная голова.
– А-а, Глушко, заходи! Молодец, по тебе часы сверять можно. Садись. Будешь чаек со смородиновым листом? Мне тут родственники из деревни передали. Аромат сказочный.
В кабинет вошел полноватый взрослый мужчина за пятьдесят. Лицо посетителя было как будто бы заспанным. Такой вид ему придавала взъерошенная шевелюра и ярко выраженные мешки под глазами.
На стене под портретом Дзержинского красовался лозунг:
«Счастье – это не жизнь без забот и печалей,
счастье – это состояние души»
За столом кроме генерала сидело двое его орлят. На середине стола стоял большой алюминиевый чайник на подставке, блюдце с кубиками сахара, печенье и три граненых стакана в металлических подстаканниках. В помещении витал влажный смородиновый запах.
– Спасибо, товарищ генерал, – сказал мужчина, усаживаясь на свободное место.
– Геннадий, принесите, пожалуйста, еще стаканчик для гостя, – обратился хозяин кабинета к заглянувшему в дверь секретарю.
Секретарь тут же поставил перед гостем пустой стакан и начал наливать в него чай.
– Сахар клади по вкусу. И печеньки бери. Небось там у себя на киностудиях такого не едите. Ну что, с материалом ознакомился? Концепция понятна?
– Так точно, товарищ генерал.
– Ой-ой, давай без солдафонщины. Без «так точно». Расслабься. Наслаждайся чайком. Ну что скажешь? Вопросы есть?
– Да вроде пока все ясно.
– Ну и отлично. Видео от каркуши церковной с чудо-исцелением получил? Запускай его теперь в эфир на все лады. Нагнетай побольше тайны, интриги. Творчески все обстряпай, как ты умеешь.
– Так точ… Все понятно, товарищ генерал. С Алексеем Георгиевичем мы предварительно уже обсудили. Работаем.
– Ну и отлично. И еще. У меня такое ощущение, что нам тут кое-чего не хватает для полного фарша, – генерал поднес к голове руку и начал щелкать пальцами возле лба, как бы помогая самому себе вспомнить, чего не хватает для полного фарша. – Подскажи, Глушко.
Глушко молчал, пару раз стрельнув глазами на двух орлят, которые спокойно сидели поодаль, не включаясь в беседу.
– Знаешь, чего не хватает? – Лицо Марка Антоновича озарилось внутренним светом. – Поэзии.
– Поэзии?
– Поэзии, – утвердительно повел бровью старый чекист. – Это там, где стихи.
– Так вроде не актуальна она уже – поэзия, выветрился жанр, товарищ генерал.
– Это для тебя выветрился, потому что ты по себе о мире судишь, а для людей тонкой душевной настройки поэзия еще ого-го как актуальна. Как говорил классик, «людям нужна поэзия на…»
– Сделаем, организуем.
– Сделай, организуй. Только, знаешь, поэт должен быть этаким кондовым, разлапистым, желательно откуда-нибудь из ебеней. Но в то же время типа продвинутым. Чтобы выглядело глубинно и скрепно. Чтобы была этакая глубинковая продвинутость, простоватая, но интуитивно понятная и идейно близкая среднему обывателю. Московские и питерские не подойдут: они прохвосты и снобы, и от провинции сильно оторваны. А мы нацелены на всероссийский охват. В общем, нужен гибрид Есенина с Маяковским или кем-нибудь еще, только на новый лад. А-а ю-ю ан-дер-стенд?
Слова на английском в русском произношении были сказаны в замедленном темпе, как будто генерал проверял умственные способности сидящего перед ним человека.
– Найдем, товарищ генерал. Отыщем.
– Ну и отлично. Очень рад был тебя увидеть.
Генерал привстал, как бы собираясь проводить посетителя.
– Как чаек? Понравился?
– Да, товарищ генерал, очень вкусно.
– Ну на, возьми, угостишь своих, – генерал достал из стола прозрачный целлофановый пакет, набитый зелено-коричневыми листьями, и протянул вставшему из-за стола гостю. – Это смородиновый лист из деревни, натуральный. Небось такого аромата в жизни не пробовали.
*
– Ну, что скажете, господа офицеры? – обратился Марк Антонович к оставшимся в кабинете подчиненным, когда гость с пакетом травы захлопнул дверь.
– Да вроде все пока норм. Объект прилетел. Необходимые контакты состоялись, отношения завязались. Все сработали, как надо. Федор слегка завибрировал, но в чувства вроде вернулся. Обещал впредь сдерживаться, – высказался тот, что был посветлее.
– Ну да. На начальном аккорде все прошло неплохо, – согласился шеф. – Посмотрим, что будет дальше. Бычок у нас, так сказать, на вольном выпасе, а значит, абсолютно непредсказуем. Черт знает, что ему придет в голову в следующий момент. Так что надо держать руку на пульсе, чтобы самим себе не усложнять жизнь. И так впопыхах придется работать. Он, как говорит Платонов, государственный сын, и нам следить за ним в оба, чтобы не дай бог не учудил чего без нашего ведома и проект не завалил. Ну и, конечно, все контакты и переписку контролировать, поведенческий анализ вести пошагово в круглосуточном режиме. Вопросы?
Марк Антонович выжидающе посмотрел на сидящих.
– Марк Антонович, а что это за выражение такое – «государственный сын»?
– Отличный вопрос, Смирнов, – (как Вы помните, дорогой Читатель, генерал любил вопросы от подчиненных). – Я уж думал пропустите фразу мимо ушей. Это Платоновская идейная инновация, он у нас главный по части культуры и символизма. Говорит, что сам придумал, но кто ж проверит. В общем, все мы знаем выражение «государственный муж», правильно?
По взглядам сидящих было понятно, что с этим выражением они знакомы.
– А что оно означает? – генерал смотрел на подопечных, ожидая живого участия.
– Ну, понятно, «государственный муж» – это чиновник, политик, человек на службе государства.
– Это версия старая, и от нее надлежит избавляться. Она неконструктивна, расплывчата и противоречит культурным установкам нашего народа. По этой логике получается, что у страны нашей, у России-матушки целая орава мужей. А разве может быть у порядочной женщины одновременно несколько мужей? Нет, не может. Потому что многомужество – это блядство. Родина-мать наша не распутная баба, а порядочная женщина, хранительница очага, и у нее не может быть нескольких мужей, а может быть только один-единственный, богом данный. И этим мужем является наш любимый и уважаемый Казимир Казимирович, который давно и официально женат на стране. И в этом ключе выражение «государственный муж» и «отец нации» обретает вполне конкретное и понятное содержание. Культурная традиция нашего народа не подразумевает разводов, и муж иногда побивает жену – это нормально. И выборы, которые мы проводим раз в пятилетку, – это вовсе не выборы, а празднование очередной годовщины брака. И на носу у нас великий юбилей – «серебряная свадьба» страны и правителя. И только смерть разлучит этот священный союз. Ну или какое-либо из ряда вон выходящее обстоятельство. И вот по этой логике наш Миша – государственный сын: сидит на всем готовом, подает надежды и радует родителей. А потом, когда подрастет и созреет, займет место отца. Только народ пока в эти дебри посвящать не следует. Пусть забавляется и отдыхает душой вместе с нашим Мессией.
Генерал испытующе смотрел на своих орлят, как бы проверяя реакцию. Через мгновенье лицо его погрустнело, а взгляд стал серьезным и сосредоточенным.
– Старый я стал, – неожиданно выпалил он. – Здоровье уже не то, силы не те. В сон постоянно клонит. Хорошо хоть кушетка есть. Разрешаю себе иногда прикорнуть. Только отдохнуть стало хотеться все чаще. И еще… страхи у меня появились. Не за жизнь свою, нет. А за то, что умру внезапно и не успею чего-нибудь важного сделать, опыт передать, увидеть победу России и торжество коммунизма.
Генерал взялся за ручку подстаканника и сделал пару глотков деревенского чая.
– Вы у меня, ребята, молодцы. Работаете четко, оперативно. Действуете, конечно, пока локально. Но это нормально. Вам по должности и званию пока слишком масштабно мыслить не положено.
Старик поелозил во рту языком и сплюнул в пальцы кусочек смородинового листочка.
– Но моя задача смотреть в будущее и готовить из вас новую смену. Передать опыт, знания, умения, вложить правильное видение мира, развить в вас высокую нравственность и гуманизм, без которых нельзя в нашем деле. По правилам нашего ордена перед тем как уйти на покой или, если повезет, в «бессмертный полк», мне надлежит выбрать кого-то одного из вас себе в преемники. Выбор, признаюсь, непростой. Вас обоих, моих орлят, я ращу много лет, люблю и воспитываю, как собственных детей, даже более скрупулезно и трепетно. Ведь кому-то из вас в свое время придется занять ключевую позицию на самом высшем – концептуальном уровне управления страной, получить доступ к закрытым знаниям и технологиям, о которых в настоящий момент вы даже не догадываетесь.
Марк Антонович щелчком пальцев отправил извлеченный изо рта и скрученный в шарик смородиновый листок в направление выхода.
– Так что приближается время сложного решения. Срок, в котором я должен его сделать, не ограничен ничем, кроме моей собственной смерти. Но мой возраст таков, что шутить и затягивать с этим мне, конечно, не стоит. Вы оба – достойные офицеры, чекисты. Вы умны, проницательны, бдительны. У вас отличная выучка, боевая подготовка и физическая форма. Вы высокообразованны, любознательны, постоянно работаете над собой, совершенствуете и расширяете свои знания и кругозор. Так что основной критерий, которым я буду руководствоваться, лежит в первую очередь в плоскости морально-этических качеств и интуиции… Да, Дима? – генерал увидел вопрос в глазах одного из подчиненных, того, что был посветлее.
– Марк Антонович, вы часто говорите о «бессмертных», о «бессмертном полке». Что это такое?
– Отличный вопрос. Бессмертные – это те, кто состоит в бессмертном полку. Как вы понимаете, бессмертный полк – это не бо́шки дедов на палках носить. Жаль, что такое святое для нас, чекистов, понятие утекло в массы и оказалось извращено и опошлено. На самом деле его смысл намного глубже. Пока все. Большего я вам сказать не могу. Вы это узнаете на более высоком уровне доступа к информации. Добавлю лишь, что стать «бессмертным» – мечта каждого высокопосвященного чекиста.
Марк Антонович задумчиво и грустно посмотрел вдаль, по-видимому, представляя себя в рядах «бессмертных».
– Я часто думаю, рассуждаю о нашей роли и сущности: кто же мы, чекисты, есть на самом деле?
Генерал вопросительно взглянул на подопечных, как бы ожидая от них каких-либо соображений. Они молчали, понимали, что тягаться с генералом по части глубины рассуждений нет никакого смысла.
– Мы, чекисты – это ангелы. Да-да, ангелы. И я вам сейчас это диалектически обосную. Вот смотрите: вы видели когда-нибудь чекиста с пузом? То-то. У чекистов не бывает пуза. И ведь в спортзалах не сидим: работы много. А вы видели когда-нибудь жирных ангелов? – нет. Потому что животы растут от распущенности и порока. У ангелов и чекистов нет ни того, ни другого. Нет животов, потому что нет пороков, нет пороков, потому и нет животов. Смотрите: ни у меня, ни у Гогозина, ни у Платонова (хотя он склонен) животов нет. Ну, у Платонова появился малехонький и то ближе к семидесяти, но тут уж ничего не поделаешь – возраст. И вот, поняв эту простую мысль, меня осенило: потому мы, чекисты, без животов, потому что мы и есть ангелы. Не бывает жирных ангелов, как не бывает пузатых чекистов.
На последних словах один из птенцов, тот, что задавал вопрос про бессмертный полк, незаметно втянул живот. У него намечалось небольшое пузико и росли отложения на боках. Ему это не нравилось, но организм с его мнением не считался.
– Мы, чекисты – серые ангелы, задача которых рулить тут, на земле. Но есть белые ангелы, они нас круче и сильнее. Они не часто приходят на землю. С виду они слабые и беззащитные, как дети. Но, когда они приходят, мы должны им подчиняться и служить. И мне сдается, наш Миша – один из них. Он белый ангел, Мессия. Наша задача, чтобы с голов белых ангелов даже волоса не упало. И не дай бог не уследить, обидеть или прогневать белого ангела.
– И что будет? – задал вопрос темный птенец.
– Тогда, Сережа, вместо белых на землю придут черные ангелы, и всем нам придется несладко.
На улице пошел дождь. Секретарь Геннадий вошел в кабинет, направился к окну и прикрыл оконную фрамугу.
– Заметили? – обратился генерал к сидящим за столом. – Вот как с такими жить и работать?
Подчиненные смотрели на шефа, пытаясь уловить, что он имеет в виду.
– И ведь даже не поинтересовался – нужно мне это или нет. А может я хочу свежесть улицы почувствовать. Дождик послушать. Так нет же, пришел, сделал, что хотел, и ушел.
Генерал недовольно косился на секретаря, который невозмутимо вытирал с подоконника дождевые капли.
– Совершенно не слушает старика. Не считается с моими желаниями. Никуда не выпускает. Приходится, как школьнику, прошмыгивать в дверь, пока он куда-нибудь отойдет или отвлечется.
Подопечные смотрели на секретаря, который никак не реагировал на стариковские ворчания.
– Просишь кофе – заварит чай. Просишь чай – заварит кофе. Вот и что прикажете делать? – отец выжидающе смотрел на орлят. Секретарь тоже взглянул, но быстро отвел глаза.
Пауза затягивалась. Орлятам нужно было что-то отвечать.
– Так Вы бы приказывали… – предложил темный.
– Пробовал, не помогает. Угрожал увольнением – смеется. Мне кажется: замышляют что-то против меня.
– Кто?
– Пока не знаю. Вот он, например, – генерал указал на своего секретаря. – Он у них самый главный. Видите, как смотрит своими глазищами?
Секретарь забрал со стола стакан, из которого пил Глушко, и направился к выходу.
– О, видали, как зыркнул? Страшный человек. Мне кажется, отравить меня хотят.
– Кто?
– Да они все. С Геннадием во главе, – сделал неопределенный жест. – Надоел я им, вот и хотят от меня избавиться. Заговор плетут.
Подчиненные молчали. Геннадий вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь.
– Знаете, что? Вы бы проверили их как-нибудь. Чует мое сердце измену. Не дайте им меня убить…
– Марк Антонович, проверим, – сказал темный.
– Спасибо, Сережа. Я вам верю.
Глаза генерала слегка увлажнились, и он вытер их тыльной стороной ладони.
– Вы, ребята – отличные чекисты. Мне не стыдно было бы представить вас ни академику Семённому, ни даже самому Феликсу Эдмундовичу, если бы он был жив. Знаете, это очень важно – беречь в себе внутреннего чекиста! Но не менее важен и внешний чекист. Внешность – это отражение внутреннего содержания. Внутренне красивый человек не может быть уродливым внешне. Даже если его не наградила природа, он найдет, как придать себе внешнюю привлекательность. Но уродливый внутренне никогда не сможет сделать внешнюю красоту своим естественным состоянием, не сможет быть красивым легко и непринужденно. Он обязательно выдаст себя, проявит свое внутреннее уродство: в словах, в действиях. То же самое с жиробасами. Самый простой способ отличить настоящего чекиста от ненастоящего – узнать по внешности, посмотреть на его тело. Если жиробас, значит ненастоящий чекист.
Светлый снова подобрался, в его планы не входило потерять в себе ни внешнего, ни внутреннего чекиста.
– Так что берегите, берегите в себе чекиста! Любите его, лелейте его…
На этих словах хозяин кабинета прикрыл лицо руками и всхлипнул. Некоторое время он так и сидел, потом рука, прикрывающая лицо, плавно опустилась на колено. Глаза генерала были закрыты. Он спал. Его тело неспешно растеклось по креслу. Голова склонилась на грудь, из-за чего из горла начало доноситься негромкое похрапывание. Орлята сидели молча. Изредка переглядывались. Через двадцать минут один из них посмотрел на часы. Минут через сорок Марк Антонович зашевелился, закрякал, прочищая горло, вытер с бороды подтекшую слюну. Несколько секунд он протирал глаза, делал жевательно-глотательные движения ртом. Потом с удивлением уставился на присутствующих.
– Чего это вы здесь делаете? – наконец произнес он слегка заплетающимся языком.
Генерал быстро взял себя в руки и выровнялся в кресле.
– Ну и уморили же вы меня, старика. Идите, товарищи, работайте.
Мужчины встали из-за стола, и направились к выходу.
– Хотел я вас смородиновым листом угостить, да извиняйте, все Глушко-прохвосту отдал. Жду вас сегодня в семнадцать часов на богослужении у отца Онуфрия, там же, на Третьей Забоевской, – бросил он на прощанье.
