Олег Кравцов
Проект «Мессия»

Самолет начало слегка потрясывать. Вероятно, он входил в зону турбулентности.

– Ой, я Вас кажется немного подгрузила, Миша, – собеседница улыбнулась. Это было правдой, Миша действительно немного поплыл. – Но мы ведь договаривались, что Вы меня будете останавливать.

В это время проходящая по салону девушка внезапно остановилась и, виновато извиняясь, обратилась к Мишиной попутчице:

– Извините, пожалуйста, а Вы случайно не Оксана Вадимовна Златопольская? Я с удовольствием смотрю Ваши выступления в ютьюбе…

После небольшого диалога, благодарностей и селфи девушка удалилась, предварительно спросив разрешение на размещение фото на личной странице в соцсетях.

– Ох уж эта известность, – усмехнулась Оксана Вадимовна, когда они снова остались одни. – Я ведь ученый, а не поп-звезда. Для нас важнее, чтобы плоды нашего труда приносили реальную пользу и двигали человечество вперед. Можно было бы, конечно, сказать: «нет», «Вы ошиблись», «я не она», – но это был бы обман. А знаете, Миша, нет ничего хуже обмана. Не завидую я лжецам. Их мозг перегружен ложью, которую они плодят и накапливают в непомерных объемах. Эффективность лживого мозга на порядок хуже мозга честного человека. Ведь ложь нужно учитывать, хранить, чтобы не быть пойманным и разоблаченным. А если ее количество становится слишком велико, мозг не справляется с нагрузкой, человек теряет контроль над ситуацией и сыплется на очередном вранье. К тому же сознательно или подсознательно человек, добившийся результата с помощью жульничества, чувствует, что победа досталась ему несправедливо. А это сильно портит качество жизни, не позволяет полноценно насладиться триумфом. В общем, незавидна жизнь лжеца.

По салону разнесся аппетитный запах. Стюарды начали развозить еду, интересуясь, курицу, свинину или рыбу желают пассажиры. Оксана взяла овощи и стейк из лосося («для желудка полегче будет»), а Миша выбрал свинину с картофелем фри. Ему нужно было восполнять потраченные за ночь калории.

– Знаете, Миша, к информации, которую мы потребляем, нужно относиться не менее скрупулезно, чем к пище, которую мы едим, – говорила женщина, распаковывая контейнер с горячей авиационной едой. – И наше тело, и наше сознание состоит из того, что мы пускаем внутрь себя.

Миша отметил, что прием пищи и разговор сочетались в ее исполнении очень органично. Как будто два процесса происходили совершенно независимо. Никакого чавканья, падающей еды изо рта.

– Не общайтесь с неприятными Вам людьми. Они неприятны не просто так. Ваше сознание провело закулисную работу и отбраковало их как ненужных, вредных или опасных. Продолжать общаться с неприятными людьми – это все равно, что заставлять себя есть то, что Вы не любите.

«Как хорошо, что нелюбимая еда встречается намного реже, чем стремные челы», – подумал про себя Миша, распиливая одноразовым ножичком кусок свиного стейка.

– Получайте информацию только из источников, которым доверяете, от компетентных людей, – (ох, как же она любила поболтать). – Если у вас недомогание, Вы ведь пойдете к дипломированному врачу, а не к соседям по лестничной площадке или к прохожим на улице.

С этим Миша тоже был согласен, хотя смутно представлял, что такое общая с кем-то лестничная площадка.

– Если информацию нельзя проверить, относитесь к ней критически. Лучше отвергнуть сомнительную информацию, чем напичкать себя всяким мусором. Полагайтесь на свое чутье и интеллект, не игнорируйте принцип достаточности информации. Не всегда для принятия правильных решений нужно слишком много исходных данных. Не обязательно очень долго копаться в навозе, чтобы понять, что это навоз. Извините за такие сравнения за столом.

Под приятный голос Оксаны Вадимовны елось очень хорошо. «Как все-таки здо́рово поесть вкусняшки в компании с приятным человеком», – ловил себя на мысли Миша, тщательно пережевывая пищу и запивая кока-колой.

– Извините, Вы будете это доедать? – поинтересовался парень, глядя, что собеседница съела совсем немного и накрыла остатки трапезы крышкой.

– Что? Ах, нет-нет, пожалуйста, возьмите, – протянула женщина свой контейнер. – В следующий раз я возьму что-нибудь посущественнее, чтобы Вас подкормить.

Миша с удовольствием подчистил все, что не доела Оксана Вадимовна, но не отказался бы еще от одной порции. После еды захотелось поспать. Расположившись поудобнее и укрывшись пледами, попутчики расслаблялись.

– Мне кажется, стремиться построить рай на земле, пытаться создать некое идеальное общество – это естественное стремление ответственного и развитого человека-творца. Многие животные живут в раю: муравьи, пчелы, шимпанзе-бонобо. Они построили свое идеальное общество, а нам, людям это еще только предстоит. Может быть, Вы, Миша, один из таких идеалистов-криэйтеров, предназначение которых – двигать прогресс и нашу социальную эволюцию.

Это было последнее, что услышал Миша, погружаясь в сон.

*

Миша спал долго. Его разбудили стюарды. Настало время очередной кормежки пассажиров. На телеэкранах показывали какой-то фильм советской эпохи, в котором женатый деревенский мужчина, очень любивший голубей, замутил курортную интрижку со столичной холостой красоткой.

На этот раз из еды давали липкие макароны с тефтелями и картофельное пюре с кругляшами вареной колбасы. «Россия все ближе», – с теплотой подумал Миша.

– Вы не представляете, как я благодарен случаю за нашу встречу, – говорил парень, принюхиваясь к стакану с лимонадом «Буратино». Вкус напитка возвращал в далекое детство у бабушки в деревне.

– А с чего Вы взяли, что наша встреча была случайной? Если мы с Вами ее не планировали, это не значит, что ее не спланировал кто-то за нас. И это не метафора. Отнеситесь к нашей встрече очень серьезно. У меня слишком большой жизненный опыт, чтобы поверить в такие совпадения. Истинные причины и механизмы происходящего могут быть укрыты от нашего понимания.

Взгляд старушки был таинственным и многозначительным.

– Я иногда думаю, что наш мозг как часть единого общего интеллекта планеты излучает некий волновой спектр и обладает способностью притягивать события и людей, самостоятельно изменять линию судьбы. Если принять такие допущения, то и тот парень, мойщик яхт, и наша встреча были отнюдь не случайны, а спланированы высшими силами. Это знаки, которые нужно уметь разглядеть.

– Я думал, Вы атеистка.

– Была. Очень долго была атеисткой. Но с возрастом начала понимать, что не все, далеко не все можно объяснить с помощью науки. Особенно то, что касается мозга и человеческих отношений. А теперь расскажите, если не секрет, что вы собираетесь делать в первую очередь? Каков Ваш план?

– Не знаю, честно говоря, нет никакого плана. Думаю поехать на Красную площадь, прислониться к белым березкам в Зарядье и попытаться, как Вы говорите, услышать или увидеть знаки.

– У-угу, – задумчиво произнесла женщина. – А деньги Вы с собой брали?

– Ни копейки. Я принципиально отказался от всего, что связывает меня с прошлым. К тому же американские карты не действуют в России.

– Ну да, не действуют…

Свои слова соседка произносила протяжно, задумчиво, словно ее мысли витали где-то далеко, а в сознании происходила глубокая аналитическая работа.

– А спать Вы, простите, где собираетесь?

– Пока не знаю.

– Березки подскажут?

– Ну, наверно. Или куранты на Спасской башне.

– Та-ак, знаете, я думаю, что Вам, как русскому человеку, долго не бывавшему на родине, первым делом нужно поехать в храм. Не в какой-то конкретный, а в первый попавшийся, куда таксист отвезет.

– Но Вы же знаете, как я отношусь к попам и религии, – начал было Миша.

– Знаю. Но я сейчас не об этом. В русском храме заключена мощная национальная эстетика, он занимает важное место в русском символическом пространстве. Знак – предмет символического поля. Вы ждете знаков от русской земли, и самое богатое знаковое место – это именно храм. И уж если в храме знака не отыщете, то и в объятьях березок его вряд ли найдете.

Парень хлопал глазами.

– Ой, ну и вымотали Вы меня, Миша. Мне нужно отдохнуть и собраться с мыслями. На этих словах она укуталась в плед и погрузилась в дрему.

Миша думал насчет идеи с храмом. Слова женщины звучали весьма разумно. Действительно, храм, иконы, сводчатые потолки, ладан и песнопения – возможно, это как раз то, что нужно, чтобы сосредоточиться и услышать голос матери-земли. На этой мысли Миша погрузился в сон. Стюарды собирали пустые контейнеры. А на экранах в салоне шел фильм про незадачливого офисного клерка в роговых очках, который подвергся харасменту со стороны шефини – угрюмой асексуальной женщины в безвкусном мешковатом костюме.

**

Самолет приземлялся на дозаправку. На экранах шел очередной фильм, в котором актер, тот самый, который недавно подвергался домогательствам директрисы, теперь играл алкоголика, которого собутыльники по ошибке отправили из Москвы в Ленинград. Фильм отключили как раз на том моменте, когда смекалистая хозяйка питерской квартиры решила поменять местного женатого любовника-журавля на столичную холостую синицу.

– Столько мы с Вами времени вместе провели, столько всего друг другу раскрыли. Мне кажется, что Вы, Миша, близки мне, словно родственная душа, – заговорила попутчица. – Давно у меня такого не было.

Она была задумчива, но казалось, что ее что-то тревожит, какая-то невысказанность.

– Когда-то я выбрала для себя научную стезю. Всю себя посвятила науке, а на личную жизнь как-то времени и не хватило… а может желания… не знаю. И не потому, что возможностей не было. Наоборот, – она махнула рукой с усмешкой. – В молодости я была ого-го, много мужчин за мной ухлестывало и богатых, и влиятельных. И замуж предлагали, и Луну к ногам. Но у меня тогда были иные планы.

Оксана смотрела вдаль с легкой грустинкой. И Миша был абсолютно уверен, что она нисколько не преувеличивает насчет своей молодости и мужчин.

– Даже не знаю, сложись все иначе, выбрала ли бы я для себя иную жизнь? – продолжила она после небольшой паузы. – В начале нашей беседы я ловила себя на мысли, что будь я помоложе лет на двадцать, то с удовольствием закрутила бы с Вами роман. Но теперь все иначе. Может от нереализованности материнской, может еще от чего, но симпатию я к вам испытываю, словно к сыну, которого у меня никогда не было.

Сняв очки, она взглянула на Мишу своими большими светлыми глазами так прямо, тепло и спокойно, как смотрят только на очень близких и дорогих людей.

– И знаете, мне кажется, если бы у меня был сын, он был бы таким, как Вы. Так что теперь считайте меня своей кармической матерью (уж простите меня за антинаучные фривольности).

– Вы знаете, Оксана, а я в общем-то и не против быть Вашим кармическим сыном и очень благодарен судьбе за такую кармическую мать, – он был искренне обрадован своему чудесному усыновлению.

– Ну вот и ладушки, – удовлетворенно кивнула новая мама. – А значит, мальчик мой, я беру тебя под свою опеку. Даже не спорь! Я же не могу тебя вот так просто бросить. Но и вмешиваться активно в твою жизнь не имею права.

Глаза старушки светились добротой и заботой. И Мише под этим взглядом было тепло и уютно.

***

Дозаправка была завершена. Авиалайнер готовили к вылету. Пассажирам разрешили наконец-то встать и походить по салону, чтобы размяться.

– Знаете, Оксана, – говорил Миша, приседая и делая наклоны туловищем в проходе, – я решил, что первым делом по прилету в Москву, поеду в храм. Самый обычный, первый попавшийся, чтобы без всякого пафоса и людей было поменьше. Думаю, там будет нужная атмосфера, чтобы сосредоточиться и услышать внутренний голос. К тому же прилетим мы довольно поздно, а по ночи болтаться по Москве, наверное, не лучшая идея.

До Москвы оставалось три часа лету. Пассажиры смотрели очередной советский фильм, в котором три молоденькие провинциалки при помощи секса и обмана пытались подцепить москвичей побогаче.

«Бедные, несчастные девушки, на какие ухищрения и унижения им приходится идти, чтобы уладить личную жизнь и построить семейный уют», – думал про себя Миша, покачивая головой на моменте, где главная героиня, выдавая себя за статусную москвичку, заманила в постель и забеременела от невзрачного телевизионщика из Останкино. «Дай бог им счастья», – почти вслух выдыхал он на эпизоде, когда прилично повзрослевшая одинокая мать, отчаявшись найти выгодную партию, бросалась в объятия запойного слесаря Гоши.

****

Диспетчер больше чем на полчаса задержал посадку. Зато паспортный контроль был пройден без проволочек. «Добро пожаловать в Москву!» – прочитал Миша приветствие над входом в терминал. «Приезжий, не мусори в столице!» – гласила надпись на плакате в зале прилета под изображением строгого мужчины южного типа с тюбетейкой на голове, направлявшего указательный палец на входящих.

Миша заметно оживился, увидев группу внимательных угрюмых мужчин с бейджиками «ТАКСИ «Золотая антилопа». Оксана Вадимовна сжала его локоть:

– Не вздумайте подходить к местным аэропортовским таксистам. Это особая порода грабителей. Обдерут и глазом не моргнут.

Она снова перешла на «Вы». Видать момент слабости был пройден и воспитание в ней снова взяло верх.

– Я Вам вызову авто по мобильному приложению. У нашего института договор с одной из служб. Машины приезжают быстро, тарифы вполне лояльные. К тому же платить не придется, у меня много неиспользованных бонусных баллов. Так что и здесь Вам со мной повезло.

– А как же Вы?

– За меня не волнуйтесь. Меня вызвалась встретить коллега из института. Она пока в пробке задерживается. Я бы, конечно, и сама без проблем добралась, вещей у меня немного. Но ей уж очень хотелось первой со мной пошушукаться.

Желтая машинка с шашечками подъехала через пару минут. Услужливый водитель выскочил помочь разместить вещи, но, увидев, что Миша один и у него одна-единственная небольшая сумка, ловко запрыгнул обратно.

– К сожалению, здесь наши пути расходятся. Давайте договоримся, что Вы мне позвоните, как только устроитесь или если совсем плохо будет. Отпускаю Вас, Миша, как будто от сердца отрываю.

«Какая потрясающая, добрая женщина», – думал про себя парнишка, глядя на исчезающий вдали силуэт.

Глава 2. Нежные объятья Родины

Машина подъехала к шлагбауму. Таксист через открытое окно проделал какие-то манипуляции, после чего полосатая перекладина поехала вверх, открыв свободу для проезда.

– Куда едем? – задал резонный вопрос водитель, когда машина покинула территорию аэропорта.

– Туда, куда поехал бы любой русский человек, много лет не бывавший на Родине своей любимой.

Миша почему-то решил, что именно в такой манере должен говорить настоящий русский человек, вернувшийся домой после долгой разлуки.

– А поточнее? – таксист бросил слегка удивленный взгляд на пассажира.

– В храм православный.

– Куда? В смысле, в какой конкретно храм?

– В православный, – Мишу слегка удивила непонятливость водителя.

– Они здесь все православные.

Настало время смутиться Мише.

– Тот, что поближе. Самый первый попавшийся, неприглядный. Мне не нужна показуха и пафос. Я хочу остаться один на один с самим собой.

Таксист удивленно задумался, вероятно, подбирая в голове варианты ближайших неприглядных храмов.

– Вот Вы в какой храм ходите? – решил выручить его Миша.

– Я – ни в какой.

– Вы атеист?

– Ну не то чтобы совсем атеист. Православный как бы. Но только в храм не хожу.

– Так куда же мы с Вами поедем? – пришло время Мише задавать вопросы.

– Не знаю, куда скажете.

– В храм православный.

– Это понятно. А в какой конкретно?

– В православный. Что-то мы с Вами, по-моему, на второй круг пошли. Давайте так, найдите в навигаторе любой ближайший храм и завезите меня туда.

– Знаете, мне кажется, поздновато уже для храмов. В области они по-любому все закрыты. В Москве может быть какие-то еще открыты.

– А Вы знаете какой-нибудь хороший храм, куда мог бы поехать русский человек, чтобы спокойно посидеть да с мыслями собраться?

– Ну в общем-то знаю один относительно недалеко отсюда. Бабульку, постоянную клиентку, туда вожу иногда от грехов очищаться. Он как раз небольшой, невзрачный, как бы на отшибе стоит, людей там почти не бывает, и батюшка, весь такой отданный богу, подолгу там засиживается.

– Это то, что нужно! – обрадовался Миша.

Таксист забил в навигаторе искомый адрес. До пункта назначения было чуть больше двадцати минут.

– Если в пробке не залипнем, то за полчасика доберемся, – сообщил водитель.

Ехали довольно резво. Таксист плавно маневрировал, умело обгоняя попутные машины.

– Погоди, не гони лошадей, останови, товарищ, где-нибудь, где пространства русского побольше, да где березки белые растут.

– Чего? Где-где остановить? – водитель явно не понял желания пассажира.

– Хочу земле родной я поклониться да сладкий запах Родины вдохнуть, – пояснил Миша свою просьбу.

Таксист сохранял спокойствие, но был задумчив.

– Не удивляйтесь, я просто так давно не был на Родине, что неожиданно для себя заговорил стихами от счастья.

Таксист промычал что-то неопределенное.

– Да что же Вы не останавливаете, вон же березки.

– Вы серьезно? Я просто не понял, что нужно остановиться.

– А разве я не этого попросил?

– Ну так-то да…

– Тогда почему же Вы не остановили? Что-то не так?

– Да нет, все так. Извините. Я подумал, что Вы стихи читаете. Сейчас остановлю.

Водитель явно не хотел конфликта со странным пассажиром. Он начал притормаживать на обочине и включил аварийный сигнал.

– Я бы не советовал Вам этого делать, клещей можно нацеплять. Они сейчас очень активны, – бросил водитель через плечо.

– Нет того клеща, которого не вырвет со своего тела русский человек, и горе тому клещу, который попадется под его давящие пальцы.

Водитель внимательно всматривался через зеркало в лицо необычного парня.

– А придет время, – продолжил пассажир, – мы изгоним из матушки-России всех клещей-кровопийц, а потом и всю планету очистим.

На последней фразе пассажир вышел наружу и пошел обнимать березки и трогать землю.

Через минут десять он вернулся.

– Ну что же, теперь – в храм.

– А-а, – лицо водителя осветилось догадкой. – Я, кажется, понял, Вы – актер, верно?

– Нет, ни разу. С чего Вы взяли?

– Просто Вы говорите как-то чудно, будто в роль какую-то театральную вживаетесь и на мне обкатываете.

– Странно. Неужели так не мог бы говорить русский человек, истосковавшийся по Родине?

– Нет. Думаю, нет. Но я не считаю, что это как-то отвратительно или неприятно, нет. Скорее интересно. И хочется еще послушать.

Миша был слегка разочарован. Он был уверен, что именно так должен говорить русский человек, ностальгирующий по отчизне.

– То есть Вы не актер? – продолжил таксист.

– Нет.

– А кто вы по профессии, если не секрет?

– Я безработный и бездомный пролетарий духа. Прилетел на Родину спустя много лет, отказался от помощи и денег родителей. И знаете, пока мне все очень даже нравится.

Дальше некоторое время ехали молча.

– Расскажите, товарищ, как сильно на Вас давит царящая вокруг власть капитала? – решил нарушить молчание Миша.

– Чего?

– Я говорю, расскажите, как тяжко живется русскому трудовому люду под удушающим гнетом капитализма?

Миша пытался нащупать некую общую тему и был уверен, что вопрос попадет в точку. Водитель молчал.

– Не считаете ли Вы, что настало время проснуться трудовому человеку и сбросить с себя ярмо буржуазного рабства?

– А-а? – водитель как будто отвлекся от размышлений. Но на вопросы Миши не отвечал. – Пристегнитесь, пожалуйста, а то ДПС может остановить. Штраф будет и с меня, и с Вас.

– И здесь, как и везде, полиция – прислужник класса угнетателей, плетью и штыком удерживающая в повиновении трудовой народ.

Таксист не отвечал. Он сосредоточенно вел машину.

– Вам, наверное, интересно, почему я – идейный марксист, прогрессивный пролетарий еду в церковь, в цитадель лжи и порока, где попы-прихлебатели у власть имущих забалтывают нас, призывают подчиняться несправедливости, культивируют невежество и паразитируют на ней?

Водитель молчал. Миша понял, что опять не угадал и решил больше пока вообще ничего не говорить, чтобы не наломать раньше времени дров.

Такси остановилось на небольшой парковке. Храм виднелся впереди. Он был не таким уж и маленьким, вполне себе средних размеров. Миша поблагодарил и собрался покинуть машину.

– Вы спрашиваете, как нам живется под властью капитала? – внезапно с жаром заговорил таксист. – Хреново живется. Задушили нас налогами, поборами. Зарплаты платят хер да ни хера. Нет ни денег, ни времени на жизнь. Жену с детьми видишь только спящими. Ипотека как рабство крепостное до конца жизни. Чувствуешь себя не человеком, а скотом в родной стране. Родился, поработал, размножился и умер. Иногда поспал. Пару раз на море съездил. И все. Вот такая сказочная жизнь.

Миша замер. Вернулся на место и прикрыл дверь. Потом пристально посмотрел в глаза водителю и сказал спокойно и уверенно:

– Они видят в нас обслуживающий персонал, который должен работать, как батарейка, а в конце срока службы утилизироваться за ненадобностью. Однако мир меняется. Недолго пировать врагу, настает наше время. Мы, трудовые русские люди, скинем позорное ярмо рабства в своей стране, и весь мир последует за нами. Всего доброго, товарищ!

На последней фразе странный пассажир выставил таксисту раскрытую ладонь. Водитель протянул в ответ свою, и после крепкого рукопожатия наш герой вышел из машины, аккуратно захлопнув за собой дверь.

*

На улице было темно, но территория вокруг храма освещалась фонарями. Приглушенный свет в окошках говорил о присутствии внутри людей. На небольшой площадке, расположенной по пути, в свете фонаря на инвалидном кресле сидел одинокий мужчина в тельняшке. В зубах у него тлела сигарета, в руках он держал банку из-под кофе, в которую он, по-видимому, складывал вырученные подаянием деньги. Увидав приближающегося прохожего, мужчина оживился и отшвырнул в траву окурок.

– Подайте на храмушек и на покушать несчастному страдальцу-инвалиду, ветерану трех мировых войн и множества локальных конфликтов, бывшему криптоинвестору, жертве финансовых репрессий и антиковидных ограничений, – обратился мужчина к идущему навстречу парню, когда тот почти поравнялся с коляской.

Его голос был бодрым и настойчивым. Судя по всему, попрошайка, как опытный продажник, издалека оценил нетипичного посетителя и с учетом отсутствия посторонних ушей решил применить именно такую клиент-ориентированную стратегию привлечения внимания. Слова были полной белибердой, но цели своей достигли. Прохожий замедлил шаг.

Изначально Миша вообще не собирался останавливаться. Он принципиально не подавал профессиональным нищим, к тому же у него не было с собой денег. Однако, оригинальность подхода привлекла внимание. Он сбавил темп и взглянул на говорившего. Инвалид мгновенно среагировал на зрительный контакт и направил коляску к центру прохода, перегораживая собой дорогу.

– Можно в юанях или тенге или в биткойнах на холодный кошелек, – в той же манере продолжил попрошайка. Его взгляд был наглым и уверенным.

Миша понял, что сделал ошибку. Он судорожно прикидывал варианты действий – убежать и подождать пару часиков где-нибудь поблизости, пока рэкетир не уедет, или оббежать наглеца и попасть все-таки в храм. А вдруг он будет стоять здесь до самого закрытия? А если этот пройдоха прицепится и последует за ним внутрь? Миша склонялся ко второму варианту. В любом случае продолжать бессмысленную коммуникацию у него не было никакого желания.

Вдруг, лицо нищего перекосило, он начал многократно креститься и шептать странные фразы. Мише удалось расслышать только отдельные слова: «антихрист», «архангел», «помазанник», «спаситель», «изыди».

Он решил воспользоваться замешательством инвалида и попробовал проскочить между ним и кустами живой изгороди, но нищий внезапно пришел в себя и обратился к Мише совсем другим тоном:

– Архангел! Постой, архангел! – на его глазах блестели слезы, в его голосе больше не было вызова и надменности. Он плакал. – Прости и исцели меня.

– Извините, я Вас не понимаю, – Миша слегка опешил. И дело было не только в перемене, произошедшей с мужчиной. Архангелом его в детстве называла набожная бабушка, иногда так к нему обращалась мама. – И у меня нет с собой денег, честно.

На этих словах он снова попытался ретироваться. «Надо было линять, а не в обход идти», – мелькнула у него запоздалая мысль.

– Не нужны мне от тебя деньги. Помоги мне, прошу, исцели, архангел!

– Вы ошиблись. Я не архангел.

– Вижу! Вижу архангела в тебе. Пожалуйста, помоги. Я устал тебя ждать.

– Меня…?

– Да, да! Ты мне приснился, архангел. Ты сказал, чтобы я ждал тебя на этом месте. Именно таким ты был в моем сне. Помоги, я двадцать лет прикован к креслу.

Миша был ошарашен и тронут. Он допускал, что бедный инвалид действительно мог себе чего-нибудь навоображать от безысходности и горя. Но помочь несчастному он определенно не мог, однако и сбежать теперь было как-то неловко.

– И как же я могу Вам помочь? Дать денег на операцию? Но их у меня нет.

– Нет, деньги не нужны, и врачи бессильны. Умоляю, сделай как в моем сне – возложи руку мне на чело.

– Что?

– Умоляю, одно прикосновение. Возложи руку мне на чело! Это все, чего я прошу.

Нищий смотрел умоляюще, его взгляд был полон отчаяния.

– Ладно-ладно, только, пожалуйста, тише.

Миша, желая покончить с происходящим, положил раскрытую ладонь на голову калеки. В тот же момент инвалид начал биться в конвульсиях, из его рта пошла пена. Миша попытался отдернуть кисть, но она была крепко зафиксирована обеими руками на голове сумасшедшего. Внезапно инвалид затих и отпустил Мишину руку. Его лицо стало спокойным, а взгляд умиротворенным. Он осторожно вставал с кресла.

– Вы что…?! Упадете!? – Миша попытался его удержать и помочь.

– Нет-нет, я сам… – мужчина сделал препятствующий жест.

Он аккуратно выставил сначала одну, потом другую ногу на землю. После чего несмело оторвался от коляски и, балансируя в воздухе двумя руками, сделал несколько неуверенных шагов.

– Боже, это чудо. Спасибо тебе, Спаситель! – взгляд мужчины обратился к Мише. После чего он развернулся и, слегка покачиваясь, но с каждым шагом все более твердо зашагал по дороге прочь. Спустя несколько секунд его силуэт скрылся в темноте и лишь брошенное инвалидное кресло да кофейная банка, лежащая на тротуаре, свидетельствовали, что все происходящее не было плодом воображения.

«Чертовщина какая-то», – подумал Миша, приходя в себя, развернулся и направился к храму.

– Свят-свят! – услышал он чей-то взволнованный голос.

Неподалеку стояла женщина средних лет, по-видимому, случайная прохожая, которую Миша не заметил в ходе общения со странным инвалидом. Женщина энергично крестилась правой рукой, держа в левой ладони мобильник с включенной видеокамерой. Встретившись взглядом, она испуганно вздрогнула и попятилась в темноту.

**

Стучаться не пришлось. Дверь храма оказалась открытой. Миша вошел внутрь, стараясь не вызывать шума. В храме было пусто и тихо. Слабый приглушенный свет освещал лики икон. Запах ладана был непривычным, но терпимым. Миша направился в правый угол. Его внимание привлек крупный деревянный крест с висящей на нем фигурой Христа. У основания креста стоял небольшой столик с догорающими огарками восковых свечей. Парень с интересом всматривался в ногу, пробитую гвоздем: «Интересно, из чего он сделан? – Миша негромко постучал указательным пальцем по искусственной стопе Иисуса. – Походу гипс или пенопласт». Сконцентрироваться не получалось. Из головы не шел странный исцеленный инвалид.

Грузный поп появился внезапно. Он, вероятно, не ожидал кого-то увидеть в это время и секунду удивленно всматривался в посетителя.

– Вечерняя служба закончена. Храм закрыт.

Священник выглядел недовольным. Из-за пухлых щек глазки казались совсем маленькими. «Крашеная», – подумал Миша, глядя на невероятно черную бороду, ниспадавшую на пузо.

– Да нет, он был открыт. Иначе как бы я вошел? – Миша старался говорить спокойно.

– Приходите завтра, – казалось, что уверенность гостя несколько насторожила хозяина храма.

– Но я еще не получил ответы.

– Какие ответы?

– Ответы свыше. Что мне делать, куда идти, где я буду спать. К тому же я голоден и хочу есть.

– Бог подаст.

– А я и не против, чтобы он подал. Точнее выдал мне причитающееся, то, что принес ему в храм русский народ специально для страждущих и нуждающихся вроде меня.

Поп медлил, видимо, прикидывал, как реагировать на такие заявления.

– Как тебя зовут, сын мой?

– Зовут меня Миша, и я Вам не сын, так же, как и Вы мне не отец.

– Вы впервые у нас? Я Вас раньше не видел.

– Так и есть, впервые. Именно поэтому Вы и не видели меня раньше. Я прилетел в Россию несколько часов назад.

– Прилетели? Откуда?

– Вылетал с запада, а прилетел с востока, – Миша ни разу не лукавил. Он вылетел из Западного полушария. Но из-за ограничений с воздушными коридорами, часть маршрута пролегала через Азию.

– А как Вы попали в этот храм? До аэропорта не так близко.

– Меня привез сюда русский православный таксист.

– Меня зовут отец Онуфрий. Понимаю, что обращение «отец» вам, судя по всему, претит, но таковы церковные правила, которые в ее стенах все-таки нужно выполнять. Сегодня уже поздно. Я должен закрывать храм. Вы придете завтра, и мы с Вами обо всем поговорим.

Миша ухмыльнулся. Его лицо выражало слабо скрываемое презрение.

– Один вопрос. Что за странный такой инвалид на коляске у Вас возле церкви околачивается? Это Ваш подопечный?

– А-а, Витюша. Ну да, есть такой. Только что же в нем странного?

– Да в общем-то ничего странного, – усмехнулся Миша, – кроме того, что инвалид этот поддельный.

– А здесь Вы ошибаетесь, – по спокойному лицу священника пробежало легкое недоумение. – Витюшу мы знаем уже несколько лет, и он самый что ни на есть настоящий инвалид. Он состоит в городском обществе инвалидов-колясочников, и конкретная точка, где он просит милостыню, у нас с этим обществом согласована.

– Но этого не может быть. А давно он инвалид?

– Давно. Лет двадцать, наверное, я точно не знаю. Он вроде бывший десантник, после службы занимался промышленным альпинизмом, спортсменом был, рукопашником, а потом несчастный случай и инвалидность. Года три назад он явился к нам. Говорит, будто сон ему приснился, в котором архангел Михаил приказал ему здесь стоять и ждать пришествия. Архангел то ли сам прибудет, то ли пришлет кого-то его исцелить.

На этих словах священник усмехнулся, но быстро спохватился и снова стал серьезным.

– С тех пор он здесь постоянно сидит, подаяние просит. Все своего архангела ждет. Несчастный человек. Вечерами в основном приходит. Говорит, что в его сне ангел сказал, что ночью явится. А чего Вы о нем спросили? Он, наверное, нахамил Вам? Он может…