****
Цитата под портретом над столом Марка Антоновича гласила:
«Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует конкретному несчастью каждого отдельного человека»
Рецепта народного счастья подопечные так и не придумали, чем необычайно расстроили шефа. Следует признаться, что в душе Марк Антонович был готов к такому варианту. Зато было подготовлено достаточно фактуры по американскому случаю.
Смирнов делал доклад о Болодине-старшем. Рассказывать было о чем. Подчиненный подробно расписывал роль Болодина в организации залоговых аукционов и приватизации нефтяных активов Колыванского региона в 90-х, говорил об оффшорных счетах и подставных фирмах, приводил схемы вывода и легализации капиталов. По мере того, как Марк Антонович слушал, его лицо мрачнело, а глаза округлялись. Так с ним происходило часто, когда он выслушивал хорошо известную ему информацию.
Потом занялись Болодиным-младшим. Вместе читали интернет-переписку и стенограммы разговоров, прослушивали аудио и просматривали видеоматериалы. По ходу просмотра переглядывались, кивали, обменивались репликами. Единодушно одобрили вкус Миши в отношении слабого пола. Отметили неискушенность в сексуальных вопросах темноволосой девушки в зеленом платье. Некоторые видео- и аудиозаписи Марк Антонович прослушивал по нескольку раз и был при этом необычайно сосредоточен.
– Есть что-то в этом ма́лом, – говорил старый генерал. – Симпатичен он мне, близок по духу, что ли, – его глаза при этом излучали теплоту и задумчивость.
*****
После получения известия о намерении Болодина-младшего лететь в Россию генерал необычайно оживился.
– Ну наконец-то! Надо же, сам дошел. А я уж заждался, все думал – ну, когда, когда? – радостно посматривал он на подчиненных, и его усталые добрые глаза казались моложе. – Я уже прикидывал, как бы ему эту идейку подкинуть аккуратненько, ненавязчиво, чтобы у него это как бы от себя получилось. А оно вон как – сам. Наш человек! Не ошибся я в нем. Как же все пока хорошо складывается.
Птенцы кивали, улыбались, хотя задумка шефа была им еще не вполне понятна.
– Ну что, товарищи, все еще видите в нашем герое зажравшегося мажора? – обратился Марк Антонович к орлятам. В его взгляде читалась укоризна и легкое торжество. – А я вижу перед собой ребенка. Брошенного родителями, но доброго и вопреки всему сохранившего веру в людей и тягу к прекрасному. И он, хочу заметить, намного чище и благороднее наших отечественных богатых отбросов, которые гоняют по Москве на папиных тачках, сбивая людей.
Лица полковников были суровыми и слегка опешившими. Они осмысливали неожиданную для себя интерпретацию личности объекта. Потом генерал прослушал видеообращение Болодина-старшего, где тот отговаривал сына от возвращения, беспрестанно унижая и угрожая ссылкой на Таймыр.
– Отправить сына лопатой нефть убирать – это само по себе неплохо. Физический труд облагораживает. Но говорить в такой ужасной манере, в таком уничижительном тоне совсем никуда не годится.
Шеф смотрел на присутствующих, словно ожидая поддержки.
– Неприемлемо.
– Непедагогично, – соглашались подчиненные.
– Феликс Эдмундович учил нас, что задача родителя – воспитать в детях любовь к людям, а для этого самим родителям надо любить людей. А здесь совершенно очевидно, что этот олигарх – человек черствый и жестокосердный и определенно не любит людей.
Подчиненные кивали. Их, по-видимому, тоже возмущало жестокосердие олигарха.
– Удивительные люди эти наши олигархи, – продолжал Марк Антонович свои размышления вслух. – Как непростительно наивно они возомнили себя собственниками того, что им было вверено Родиной во временное управление, пока страна находилась в бедственном положении и переживала последствия катастрофы. Не понимают, что все, что находится на или внутри земли русской: люди, леса, поля, камни, песок, нефть и сами эти олигархи с их яхтами и силиконовыми бабами – все является собственностью государства. И если кто-то из них еще не сидит или не висит на собственном галстуке – это вовсе не их заслуга, а наше на то позволение.
Некоторое время в воздухе висела тишина.
– Надобно бы нам с этим Болодиным-старшим повстречаться. Сначала я на него посмотрю. А потом вы пообщаетесь, – слова генерала звучали сосредоточенно и размеренно. – Раскройте человеку глаза (не оскорбляя достоинства) на его историческую ничтожность. Объясните, что сын его теперь – актив государства. Ему как хозяйственнику в таких терминах, наверняка, будет понятнее. Любой несанкционированный контакт с активом является нарушением гостайны с вытекающими последствиями.
Птенцы переглянулись, их лица несколько потеплели. По-видимому, они были очень довольны отвлечься от рутины.
– Не сумел он дать сыну любви и должной заботы – теперь о сыне государство заботиться будет. А он пусть сосредоточится на воспитании младших детей, восполнит то, что недоработал при первой попытке. И от себя по-человечески посоветуйте пройти курсы кройки и шитья. Жизнь непредсказуема, лишняя профессия никогда не повредит. А на зоне умение шить – навык нужный и уважаемый.
После этих слов генерал вызвал секретаря и попросил в кратчайший срок пригласить к нему Болодина-старшего и, если понадобится, предоставить ему ведомственный транспорт и охрану.
– Ладно, товарищи, до завтра. Засиделись мы с вами, – генерал встал из-за стола. – Всем желаю выспаться и хорошо отдохнуть. А завтра нас ждет очередной приятный и необычайно интересный день.
Марк Антонович был очень жизнелюбив по своей натуре и старался делиться этим с окружающими. Он провел гостей к выходу и крепко пожал руки.
– Эх, хотел я вас домашней колбаской угостить, родственники из деревни передали, да расстроили вы меня, рецепта счастья для страны не придумали. Так что нет, не угощу, – сказал генерал и захлопнул дверь.
Офицеры попрощались с секретарем и покинули приемную. Они нисколько не обиделись на шефа за то, что он не угостил их домашней колбаской. И дело не в том, что они чувствовали вину за непридуманный рецепт счастья для русского народа. Чутье подсказывало, что намечается что-то интересное и масштабное, а чутье никогда не подводит чекистов.
*******
– Здравствуйте, товарищи гоблины! – обратился Марк Антонович к сидящим за круглым столом двум мужчинам примерно одного с ним возраста.
– Почему «гоблины», а не «серые кардиналы?» – возразил один, с выраженной лысиной.
– Для меня как идейного большевика-атеиста от слова «кардинал» веет поповщиной, а «гоблины» – звучит современно, молодежно. Сразу представляется, что сидим мы этакие с вами три старых колдуна и завариваем свое волшебное снадобье, которое потом пьют наши бравые орки и преисполняются духовной энергией.
– Вот так, полюбуйтесь, товарищи. Боремся-боремся мы за сохранность культурного ядра. От других требуем ориентации на все местное, родное, а сами же подхватываем и привносим в наше пространство чуждые смысловые элементы.
– А «кардиналы» – это что же, наше исконно русское? – парировал Марк Антонович. – Мифотворчество – это ведь Ваша зона ответственности, Николай Игнатьевич. Что же нам остается делать, если Вы не удосужились создать достойных отечественных аналогов? Вот и приходится заимствовать у идейных оппонентов.
– А вообще неплохое сравнение с гоблинами и зельем, – лысый улыбался. – Надо будет нашим спустить, чтоб обыграли, аутентировали, так сказать, эту орко-гоблинскую тематику на отечественный манер.
– А что, всем известно, что первые гоблины жили на Урале, а потом оттуда их вытеснила чудь белоглазая. Часть переселилась в Европу в Скандинавию, а часть ушла на Алтай, – подхватил разговор третий, худощавый с крючковатым носом.
Посмеялись. Атмосфера была благодушная, творческая, совершенно не мрачная. Было видно, что работа, которую делали «гоблины», им нравилась.
– Ну что ж, товарищи, предлагаю перейти к вопросу, ради которого мы все здесь сегодня собрались, и обсудить экзотический фрукт, который отыскал для нас в Америке Марк Антонович, – предложил худощавый.
Все дальнейшее напоминало лицедейство. Марк Антонович встал, его взгляд устремился вдаль. Одной рукой он взялся за лацкан пиджака, вторая находилась в свободном полете.
– Мало что могу я добавить, товарищи, к тому материалу, что был вам представлен накануне нашей встречи. Все вы знаете о том критическом, плачевном состоянии, в котором находится ментальное здоровье нашего общества. Народ в отчаянии, он готов на смерть, на распад, на ядерный коллапс. Спасти его от неминуемой гибели может только чудо. И народ ждет, кто же даст ему чудо? Но мы с вами знаем – если не мы – то, кто же? – кто же, если не мы? Мы! Мы, чекисты, дадим народу чудо! И это чудо – наш золотой, наш светлый добрый мальчик по имени Миша. И я считаю, я совершенно уверен, что именно этот малыш-беспризорник, этот социальный сирота и есть наш ангел-хранитель, наш Мессия. Именно ему предстоит стать спасителем нашей многострадальной страны!
Выражение лица Марка Антоновича менялась попеременно: от торжественного к вопрошающему, от величественного – к трагичному.
– И я обращаюсь к вам, моим коллегам, моим старым верным товарищам, рыцарям священного кинжала: готовы ли вы усыновить этого малыша, взять его под свою опеку, сопровождать, раскрыть ему его великое предназначение?
Ладонь Марка Антоновича картинно взвилась вверх. Во взгляде была мольба и смирение.
– Но мы должны помнить, – продолжил оратор, и его голос стал суровым. – Решаясь на этот шаг, важную и ответственную задачу ставим мы перед собой. Воспитание и формирование души ребенка, обеспечение его заботой и любовью станет отныне нашим родительским долгом. Мы должны будем дать ему то, что не дали ему его биологические родители. Так завещали нам наши великие учителя, великие гуманисты и рыцари – основатели нашего ордена. Будем же зорки. Ибо вина или заслуга нашего детища ляжет на голову и совесть каждого из нас, его духовных отцов.
– Отличная речь, Марк Антонович, – заговорил лысый, выждав паузу и убедившись, что оратор закончил. – Я думаю, ее обязательно нужно включить в протокол в качестве преамбулы или морально-этического обоснования. И если на академика Семённого Ваши слова подействуют так же, как на нас, то, думаю, с активацией проекта «Мессия» проблем не будет. Что касается меня, то я – за.
– Присоединяюсь к вышесказанному, – подхватил худощавый. – Хочу отметить беспрецедентную амбициозность и смелость предложенного предприятия, которое превосходит по размаху, креативности и оригинальности все, что мы делали ранее. Особо хочу отметить оптимальность сочетания таких критериев, как: охват аудитории, организационные затраты и практическая реализуемость, а главное – потенциал и перспективы. Последнее слово, конечно, за академиком Семённым, но лично я – за активацию проекта. А теперь давайте обсудим детали, чтобы не налажать, как в прошлый раз.
Последняя фраза была произнесена более расслабленным тоном. Судя по всему, ритуальная часть на этом была закончена.
– М-да, – сидящие переглянулись. По самодовольным ухмылкам на лицах создавалось впечатление, что воспоминание о прошлом «лажании» вызывает у них скорее приятные, нежели негативные воспоминания.
– Следует отметить, – заговорил лысый, – что все сколь-либо масштабные предприятия такого рода, которые мы затевали в прошлом, с треском проваливались, создавая немало проблем и вызывая весьма сильный общественный резонанс. Сегодня худо-бедно существуют локальные экспериментальные микро-проекты типа местных ясновидящих, отшельников, старцев. Но они и существуют-то только потому, что сидят как мыши в глубинках. И как только выходят на более-менее приличный уровень – моментально сдуваются.
– Что поделать, народ стал ушлым, – усмехнулся худощавый носач. – Чудесами его уже не надуришь. Как только пытаешься что-нибудь впарить – тут же набегает целый хор знаек и разоблачает все через физику-химию. Выводишь в свет харизматика или ведуна – тотчас подноготную пробивают и в сеть сливают. Причем все грешки выведывают: от судимостей до сексуальных пристрастий. Хотя пророки эти наши и сами сыплются по-черному. Чушь иногда такую начинают нести, что вся работа коту под хвост.
– Да, уж… – понимающе переглянулись.
– Общество усложняется, дифференцируется, – заговорил лысый. – Публика становится все более разнородной. Для каждой аудитории приходится своих святых придумывать. Только успевай подстраиваться под новые запросы. На монахов-старцев или вангующих матронушек – только православные воцерковленыши клюют. На язычников-волхвов – антисемиты и фашиствующие славянофилы. Шаманы – для маргиналов и нацменьшинств. Молодежь вообще проблемный сектор. Для нее специально всяких фриков-блогеров наплодили. Но молодежь у нас переборчива, чуть что не так – бан и отписка. Для особо продвинутых – своего Цукерберга сваяли – Башу Дулова, но и в него не особо верят – нос воротят. А такого, чтобы сразу всех покрыл, чтоб был и вашим, и нашим – с такими швах. Так что мальчонка этот очень кстати подвернулся.
– Давайте признаем, – вступил худощавый, – все пророки, которых мы периодически создаем, выходят у нас из ряда вон плохо. Все они с гнильцой, с душком, с сомнительным прошлым, потому что все они, как ни крути – фальшивые, не настоящие. И народ это чувствует. К тому же, все, кого мы выводим в информационное пространство, оказываются очень ограниченного срока действия. Рано или поздно они прокалываются или слетают с катушек. Сначала их приходится тянуть за уши, постоянно подчищать косяки, а потом быстро куда-то прятать, чтобы они сами себя и систему с потрохами не сдали. И содержать их потом годами на казенные деньги, потому что Марк Антонович наш – гуманист и против утилизации отработанного материала без крайней необходимости.
– Лучшим из прошлых проектов был Порфирий Громовой, пока не возомнил себя Христом и не начал чудить с воскрешением мертвых, – вставил реплику Марк Антонович. – А лажа с ним вышла, потому что мы с Вашей подачи, Николай Игнатьевич, перекачали наш опытный образец коктейлем из эзотерики и парапсихологии, искалечили человеку психику. Он до сих пор сидит в воображариуме и не одупляется, что происходит.
– Согласен – сработали тогда топорно, – нисколько не смутившись, кивнул лысый. – Но ведь это был наш первый опыт такого типа. Это не бабушке Ванге в микрофон нашептывать. Мы были первопроходцами, все для нас было ново. В этот раз уроки извлечены – никакой эзотерики, никаких контактов с духами или инопланетянами, никаких воскрешений мертвых. По крайней мере на первом этапе.
– Абсолютно согласен. Этот парень – настоящий подарок, уникум. Надо, чтобы он таким и оставался, – худощавый как бы продолжал мысль коллеги. – Так что минимум индукционной прокачки и жестких воздействий, минимум вмешательства в когнитивные процессы. Работаем тонко и аккуратно. Объект выбирает информацию сам и действует по своему усмотрению. Мы лишь подстраиваемся под него и, возможно, изредка корректируем ситуацию.
– Именно так, – вступил Марк Антонович. – Задействовать придется все ресурсы. Софинансировать будет отец нашего героя, он уже согласился. Народ получит реалити-шоу типа «Шоу Трумана», только на порядок грандиознее. В той истории зрители знали, что все это фейк, а в нашем случае – нет. Там в объективе был обычный обыватель, а у нас – Мессия. Мы сами в деталях не будем знать, что произойдет в следующий момент. Импровизировать придется по ходу пьесы, а ареной действий станет вся Россия.
Регистрация и посадка в самолет прошли спокойно. Миша с интересом вслушивался в русскую речь, которая перемежалась с дрянной английской с ужасным русским акцентом. Он украдкой всматривался в лица соотечественников, не проявлявших к нему никакого интереса.
До отлета оставалось еще полчаса. Пассажиры неспешно устраивались, располагались. Кто-то кому-то культурно объяснял, что это не его место, кто-то просил убрать свои вещи и тело с прохода. Миша задумчиво смотрел в окошко иллюминатора. Лететь предстояло около семнадцати часов с учетом дозаправки.
– Здравствуйте. Вы позволите? – хорошо поставленный женский голос прозвучал довольно неожиданно. – Мое место у окошка.
Миша развернулся и поднял глаза. В проходе стояла пожилая женщина с квадратной сумкой ручной клади.
– Да, конечно, – ответил Миша, высвобождая пространство для прохода.
Женщина была стройна и подчеркнуто опрятна, как английская или голландская старушка с рекламного плаката. В ней угадывалась порода, внутренняя собранность и незаурядность ума. Очки в дорогой оправе добавляли ее лицу строгости. Плечи обтягивала легкая широкая шаль. Седые некрашеные волосы были собраны в клубок. Чувствовалось, что она совершенно не стеснялась ни седины, ни возраста. Попутчица устроилась в своем кресле, укуталась поуютнее и устало прикрыла глаза.
Посадка подходила к концу, когда к сиденьям, где находился Миша, подошла женщина средних лет, ведя за собой девочку лет шести.
– Извините, пожалуйста, – с вежливой улыбкой обратилась она через Мишино плечо к пожилой соседке.
– Да-да, – отвлеклась от релакса попутчица.
– Вы знаете, моя дочка очень любит смотреть в окошко во время полета. Вы не против поменяться местами?
– Против. Не обижайтесь. Каждый должен сидеть на своем месте. Таков порядок. К тому же, если мы разобьемся и сгорим, спасателям будет легче опознать наши тела.
Слова были произнесены со спокойной уверенностью и абсолютно беззлобно. Мамаша на секунду зависла с округленными глазами, потом исчезла без слов, уволакивая за собой ребенка.
«Ничего себе бабуля», – подумал про себя Миша.
В следующий момент на телефон дамы позвонили. Она вымученно взяла трубку, но, увидев на экране имя звонившего, по ее лицу пробежала легкая теплая улыбка:
– Да, Ричард, – она говорила на идеальном английском, на том, которым говорили учителя из школы при посольстве и педагоги в университете. – Да-да, все хорошо… Села… Еще раз большое спасибо за прием, за возможность пообщаться и выступить… Обязательно… Я буду очень рада, если монография выйдет в соавторстве с таким человеком, как ты, Ричард… Ричард, я же не робот, не искусственный интеллект, я не могу работать в круглосуточном режиме… Дай мне пару дней в себя прийти, я все отредактирую и пришлю…
«Какая-то непростая бабушка попалась мне в попутчицы», – снова проскользнуло в голове у парня. Голос женщины был уставшим, но очень приятным, четким и невероятно душевным. Миша даже заслушался. Он давно не слышал таких голосов. Особенно приятными были ее усмешки.
«Представляю, как же красива она была в молодости, скольким мужчинам вскружила голову», – ловил себя на мысли Миша, невольно любуясь на эту увядшую, но при этом невероятно привлекательную женщину.
Самолет поднялся в воздух. Попутчица дремала, надев миниатюрные наушники. Миша сам на некоторое время погрузился в сон. Все-таки загульная ночь перед вылетом изрядно вымотала. Когда он проснулся, соседка увлеченно работала на компьютере, печатала какие-то тексты, прослушивала видео, делала шариковой ручкой пометки в бумажном блокноте. Миша с интересом наблюдал за ее действиями. Он раньше никогда не видел, чтобы люди работали так увлеченно. Казалось, она находилась в каком-то своем, необычайно интересном мире.
– Что? – голос женщины прозвучал как будто в тумане.
– А-а? – Мишин ответ был на автомате.
– Все в порядке? – попутчица смотрела сквозь очки в упор удивительно глубоким и мудрым взглядом, в котором не было ни злости, ни высокомерия. Миша догадался, что своим неосторожным созерцанием оторвал ее от творческого процесса.
– Да-да, конечно, все в порядке. Извините. Я просто засмотрелся на то, как Вы работаете.
– И как?
– Знаете, необычно, я раньше такого не видел.
– Ну что ж, все когда-то происходит впервые. Значит не зря прожит Ваш день. Вы познали что-то новое, с чем я Вас и поздравляю.
– А Вы из России?
– Как Вы это узнали? По кокошнику, который на мне?
На ней не было кокошника. Женщина весело засмеялась, видя смятение парня.
– Извините, я плохо шучу в самолетах. Так и есть, я из России. А с кем имею честь, разрешите полюбопытствовать?
– Майкл, то есть, Миша, Михаил.
– Так Миша, Майкл или все-таки Михаил? – ее глаза улыбались. – Извините, Михаил, я опять неудачно шучу. Это от усталости. Я – Оксана.
– Очень приятно. А по отчеству? – Миша помнил, что взрослых людей в России следует называть по отчеству.
– По отчеству – Вадимовна, но, пожалуйста, давайте без отчества. Не то, чтобы я стеснялась своего возраста, просто не хочу себя совсем уж бабушкой чувствовать.
– Хорошо. Можете ко мне на «ты», я ведь тоже не старик.
– Нет-нет! На «ты» не могу, извините. И дело тут не в Вашем возрасте. Не поймите неправильно. Чтобы перейти на «ты», нужна определенная степень близости. Спишите это на воспитание или привычку. Так что, нет. Пока нет. Давайте не будем торопить события.
– А Вы живете в Америке? Просто так хорошо английским владеете.
– Живу в России. Английским меня с детского садика родители пичкали, а потом он был моим профильным в лингвистическом на первом высшем. Но все не прекращаю учиться, оттачивать.
– Вы так увлеченно что-то делали на компьютере, я, честно говоря, не ожидал, что работа может так затягивать.
– Знаете, Михаил, я тружусь в сфере науки, в сфере созидания. Сам процесс творческой деятельности доставляет мне просто физическое удовольствие. С точки зрения биологии я сижу на естественных наркотиках – эндорфинах, которые выделяет мой мозг во время работы. И за этот наркотик мне еще и приплачивают, – добавила она с улыбкой.
«Эх, была бы она лет на двадцать моложе, я бы точно за ней приударил», – подумал Миша, слушая ее голос и наблюдая за мимикой.
– Когда-то в СССР нас учили марксизму. Далеко не глупое, скажу я Вам, учение. Там говорилось, что труд в обществе будущего станет разновидностью творческой деятельности. В этом смысле мы, ученые, достигли коммунизма, наш труд и есть разновидность творчества. Осталось нам только деньги перестать платить – и тогда наступит для нас полный коммунизм.
Оксана рассмеялась собственной шутке. Миша тоже улыбался.
– А что Вы делали в Штатах, если не секрет?
– Не секрет. Но боюсь, что вас это может утомить.
Миша смотрел на собеседницу многозначительным взглядом, который был истолкован как сигнал к продолжению беседы.
– Была на семинаре семиотического общества университета в Беркли. Обсуждали некоторые проблемные вопросы искусственного интеллекта, точнее особенности взаимосвязи различных языков и систем мышления, и как может отразиться разница восприятия языковой информации на функционировании искусственного интеллекта. Ну да ладно, пожалуй, пощажу Вас, не буду грузить своей ерундой. Просто, когда человек увлечен, ему кажется, что всем его тема интересна так же сильно, как и ему. Такие вот профессиональные особенности. Извините.
– Нет-нет, мне очень даже интересно, продолжайте, пожалуйста, – Мише было действительно интересно, но еще больше хотелось продолжить общение.
– Давайте договоримся, если я Вас утомлю, Вы дадите мне знать, и я замолчу, либо мы сменим тему.
Миша не возражал.
– Можно вопросик? Этот ответ мамочке, пожелавшей поменяться местами, был довольно неожиданным.
– Ах, это, – Оксана махнула рукой. – Нечто подобное я где-то в интернете подсмотрела и взяла себе на вооружение. Очень интересно наблюдать за реакцией собеседников на такую фразочку. Честно говоря, выбешивают люди, ставящие желания своих чад выше заведенных правил и интересов других людей. Я считаю такие предложения в принципе неуважительными к окружающим и развращающими по отношению к ребенку. И, конечно же, не отказываю себе в удовольствии щелкнуть таким наглецам по носу.
– А что насчет искусственного интеллекта? Захватит он мир или нет?
– Лично я в этом вопросе придерживаюсь мнения академика Семённого, назвавшего искусственный интеллект палкой-копалкой современного человека. Оригинально, не правда ли? Смысл сравнения в том, что, как палка-копалка служила орудием, облегчающим жизнь древнему человеку, так сегодняшний искусственный интеллект служит целям человека современного, дает ему возможность высвободить время на творчество и саморазвитие. А вот с искусственным разумом возникает серьезная проблемка, с которой еще предстоит столкнуться человечеству…
Она снова улыбнулась, только как-то грустно. Стюарды раздали кофе с бисквитами, и это оживило беседу.
– Академик Семённый рассматривает разум как субстанцию, способную на собственную эволюцию, а это значит, что мы, люди, можем оказаться всего лишь промежуточным звеном его развития. Так сказать, биологическим носителем. А следующим видом носителя станет как раз глобальная компьютерная нейросеть. И этот компьютерный разум когда-нибудь превзойдет весь совокупный разум человечества.
Оксана Вадимовна сделала паузу, посмотрела куда-то вдаль.
– Возможно, искусственный разум уже правит планетой, а мы, люди, сами не понимая того, находимся у него в услужении. Весь этот блокчейн и майнинговые фермы, на которых, казалось бы, впустую сжигается энергия, ни что иное, как инфраструктура искусственного разума, которую обслуживают люди, получая от него зарплату в виде криптовалюты.
На некоторое время Оксана затихла, как бы обдумывая собственную речь.
– Печально все как-то, – произнес Миша, чтобы поддержать разговор.
– Я считаю, что единственная наша надежда – это область чувств, искусство и теплота человеческих отношений. Мир спасет красота и любовь, то, в чем нас никогда не победит ни один искусственный разум.
«Это ж надо, какие умнейшие, какие замечательнейшие люди живут в нашей стране, – думал Миша, вслушиваясь в слова этой необычной женщины. – Как же хорошо, что я ее встретил».
– Ну что это я все о себе, да о себе. Теперь, Михаил, Ваша очередь раскрыть свои секреты.
И она выжидающе обратила на Мишу свой глубокий умный взгляд. Миша решил, что настало его время удивлять, и начал рассказывать все то, что Вы, дорогой Читатель, уже знаете из предыдущих глав этой книги.
Женщина слушала очень внимательно. Ее лицо становилось то хмурым, то необычайно светлым, она то закрывала лицо руками, то всматривалась в глаза Миши настолько пристально, что, казалось, будто заглядывает ему в самую душу.
– И вот я здесь с Вами в этом самолете… – закончил Миша свое повествование.
Некоторое время она молчала, как бы выжидая, не добавит ли рассказчик еще чего-нибудь, потом наконец начала:
– Вы очень интересный и неординарный человек, Миша. Вы не против, если я Вас буду звать Миша? – Миша не возражал. – И интересны Вы мне как с профессиональной, так и с человеческой стороны.
Женщина взглянула на парня слегка поверх очков.
– Знаете, если бы мне кто-то другой такое рассказал, я бы подумала, что надо мной решили подшутить, что это какой-то розыгрыш, что вы подсадной и нас снимает скрытая камера.
На этих словах она посмотрела по сторонам, словно высматривая скрытые камеры. Миша невольно сделал то же самое.
– Я лжецов различаю на уровне интуиции, как опытный врач, который без всяких анализов и томограмм видит диагноз больного. В Вас я вижу честного и чистого человека. Кроме того, я чувствую в Вас мощный потенциал личности, верящей в идею и свое предназначение.
Мише было очень приятно выслушивать о себе такие лестные отзывы, но из вежливости он сохранял слегка потупившееся выражение лица.
– Человек должен иметь смысл жизни или хотя бы задумываться об этом. И этот смысл не должен сводиться к гамбургерам, танцулькам или залипанию в мемасах (простите за сленг). Я у студентов, с которыми общаюсь, в первую очередь спрашиваю о смысле их жизни, и, исходя из ответов, складывается мое к ним отношение. В Вашем случае я снимаю шляпу и нисколько не подвергаю критике Ваше решение.
– Эндрю говорит… – начал было Миша, но был прерван.
– Ваш Эндрю – хороший, судя по всему, парень. Переживает за Вас. Любой сказал бы Вам о куче ограничений, которые не дадут реализовать задуманное. Но знаете, ограничения зачастую находятся только в наших головах, а в реальности их может просто и не быть. И Вам самому предстоит проверить, какие из них реальны, какие нет. Не знаю, что у Вас выйдет, но внимание Вы мое к себе привлекли и уважение заслужили.
Она посмотрела на собеседника серьезно, без улыбки.
– Я сейчас пытаюсь объяснить себе психические механизмы произошедших с Вами трансформаций, хотя это и не совсем мой профиль. У каждого в голове существует своя вселенная. Она в общих чертах у всех сходная, типовая, полученная извне. Она результат воспитания и обучения. Наш мозг – сложная система. Иногда он решает, что пришло время для реорганизации сети и создания в голове собственной вселенной, значительно отличной от типовой. Новые знания и представления она начинает продуцировать самостоятельно, а получаемую извне информацию интерпретировать на свой манер. Людей, чья вселенная слишком отлична от типовой, называют либо сумасшедшими, либо гениями, граница здесь весьма условна. Именно это и произошло с Вами. Что-то запустило в Вашем мозгу когнитивные процессы, приведшие к созданию своей собственной, очень необычной вселенной. И она не то, что не хуже, скажу больше: на мой взгляд, она намного лучше и интереснее той, в которой живет абсолютное большинство людей.
– Но получается, что мой мир нереален. Реальность иная…
– Скажите, а я реальная или искусственная?
– Ну конечно, реальная, – Миша слегка смутился такому вопросу.
– А с чего Вы это взяли? Технологии ушли вперед, ощущения можно подделать или внушить. А может, я – плод Вашего воображения и Вы сейчас у себя на яхте в состоянии алкогольного транса общаетесь с одной из своих субличностей в моем обличье?
– Да нет, но…
Она прервала невнятные Мишины возражения.
– Ответ прост: какая разница, реальная я или искусственная, если Вы, Миша, получаете от этого пользу, удовольствие, сублимируете знания. Как говорится, наслаждайтесь моментом и бойтесь, чтобы эта галлюцинация не исчезла. Заметили, какого я о себе мнения?
На последних словах женщина кокетливо рассмеялась и продолжила:
– А как отличить реальную и виртуальную реальность? Ответ тот же: а так ли нужно нам ее отличать? Если та реальность, что есть, тебе нравится, если она способствует личностному развитию и хорошему самочувствию, то какая разница, насколько сильна в ней виртуальная составляющая? И вообще, мы вольны сами выбирать себе подходящую реальность, сами решать, какая из них наша, а какая – нет. Границы между реальностями могут оказаться намного тоньше, чем кажутся. Кто-то выбирает, что все люди козлы и сволочи, а все женщины – предательницы, и его реальность становится именно такой. А кто-то решает, что мир состоит из прекрасного, и, вуаля, его начинают окружать благородные и порядочные люди, а любимая девушка ставит в духовку пирог к его приходу с работы.