Олег Кравцов
Проект «Мессия»
– Никакой он не инвалид. Он сегодня при мне встал и пошел. И кресло свое оставил на улице.
– Это невозможно. Я же Вам сказал…
– Значит, разрешите представиться – архангел Михаил, он же – Спаситель. Как конкретно меня величать – это Вы с вашим Витюшей разберитесь, – Миша говорил выдержанно, с усмешкой, но без злобы.
– Он сейчас там, на улице? Он обычно в это время там, – было видно, что поп несколько смущен.
– Я же говорю, он ушел. Очень натурально разыграл комедию, типа я его исцелил. Потом встал и ушел, даже кресло свое не забрал.
Поп недоверчиво смотрел на гостя.
– Чудо батюшка! Чудо! – Миша картинно воздел руки к небу. – Я исцелил его. Даже не пришлось говорить: «Встань и иди!»
Миша улыбался, а священник нет.
– Вы что же, батюшка, в чудеса не верите? – парень, усмехаясь, издал хрюкающий звук (это у него вышло неспециально).
– Прошу Вас, перестаньте ерничать, – батюшка, по-видимому, не разделял веселья. – Мы можем с Вами выйти на улицу к тому месту?
– Да пожалуйста, – Мише определенно нравился разворачивающийся вокруг него водевиль.
Парень со священником вышли на улицу и направились в сторону видневшейся неподалеку инвалидной коляски без пассажира. Потоптались, походили. Священник недоверчиво и серьезно смотрел то на коляску, то на Мишу.
– У меня нет слов, – наконец произнес батюшка. – Но самое главное, я чувствую, что все, что Вы говорите, – истинная правда. Коляску нужно забрать. Ее нужно будет отдать обществу инвалидов. Давайте пройдем в трапезную. Вы для начала перекусите, и мы вместе подумаем, что нам с Вами делать дальше.
Миша был не против подкрепиться. Они снова направились в церковь. Отец Онуфрий катил впереди себя коляску, которую оставил внутри возле двери.
В трапезной нашлось довольно много разнообразной еды («прихожане жертвуют»), часть из которой хозяин подогрел в микроволновке. Миша не отказался от стакана красного вина. Оно было чрезмерно сладким (Миша любил сухач), но выбирать не приходилось.
– Вы не возражаете, если я наберу Витюше? У меня где-то был его номер.
Миша не возражал. Отец Онуфрий звонил по видеосвязи. Абонент долго не брал трубку. В тишине храма гудки звучали невероятно громко. Дозвониться удалось с третьей попытки. В ухо ударила народная военная песня про батяню-комбата, не бросавшего ребят. Потом наконец показалось очень пьяное лицо того самого попрошайки.
– Витя! Витюша, ты меня слышишь? – обратился к лицу священнослужитель, стараясь перекричать музыку.
– Йо-хо-хо, какие люди! – зашамкал мужчина заплетающимся языком. – Как там отроковица Ольга с берегов Онежского озера?
Священник поморщился, из чего Миша допустил, что за батюшкой водится некий грешок сексуального плана, напоминание о котором доставляет ему дискомфорт.
– Витюша, где ты и что с тобой?
– Где я? С друзьями! Бухаю! Что со мной? А вот что со мной!
С этими словами мужчина встал из-за стола и продемонстрировал свои ноги.
– Йо-хо! Йо-хо-хо!
Мужчина несколько раз встал-присел, выразительно отводя ноги и руки в стороны, словно исполнял пьяный матросский танец. Он был дерзок и доволен собой.
– Ну что, батюшка святой, кто теперь из нас святой? К кому архангел прилетел? К тебе? Хрена с два! К Витюше прилетел! А кому вещий сон приснился? А? Мне приснился! Тебе за всю твою жизнь поповскую такого сна не приснилось, а Витюше ра-аз и приснился! А ведь ты стебался надо мной и над сном моим. Стеба-ался! Так что я святой, а не ты, понял, мля. Витюша в авторитете у небесной братвы. А ты здесь на земле только перед бабушками святой, а там, на небесах, чмо печальное. И не я, а ты мне кланяться должен и ручки целовать! По-ял, мля! Это тебе не отрочицу Ольгу обманом к сексу склонять.
«Таки была греховная связь у нашего батюшки», – заключил про себя Миша.
– Витя! Витюша, успокойся, послушай меня…
– Это ты послушай меня. А лучше… – икнул, – а лучше – поцелуй меня в зад. Вот прям в зад, – хулиган определенно входил в раж.
– Витя, возьми себя в руки…
– Вот сюда, – дебошир развернулся и похлопал себя по ягодице.
– Витя, перестань!
– Погодь, ща покажу, куда конкретно поцеловать! Сёма, подержи-ка аппарат…
Миша успел разглядеть неприглядное помещение с ободранными обоями, несколько омерзительных гогочущих рож, стол с нехитрой закуской и грязные пальцы, заслонившие камеру.
– Сюда снимай, Сема, крупным планом, камеру не закрывай.
– Витя, не надо! Побойся бога! – в голосе священника звучали умоляющие нотки, но это как будто только распаляло пьяного хама.
– Прям туда поцелуй, батюшка, в уста шоколадные!
В следующий момент в камере крупным планом появилась оголенная промежность с коричневым анусом, обрамленным редкими волосами.
– Фу, какая мерзость! Витя, прекрати сейчас же!! – отец Онуфрий почти кричал в динамик, морщась и отворачивая глаза от экрана.
– Простите меня, простите его, – виноватым шепотом обратился он к Мише. – Витюша парень хороший, добрый, просто грубиянистый и выпить любит. К тому же, сами понимаете, какое потрясение пережил.
Миша понимающе молчал.
– Витя, остановись, послушай! Я тут не один, – священник снова обратился к дебоширу.
В камере появилась довольная харя Витюши. Все это время Миша находился за пределами видимости. Теперь он взял трубку.
– Привет, криптоинвестор! – помахал Миша рукой в камеру.
– Оп-паньки! Фига-се! Пацаны, это он, мой архангел-спаситель, тот, что мне ноги исцелил.
На экране появились кривые лица Витюшиных дружков, потом снова Витя.
– Откуда ты и как тебя звать?
– Зовут меня Миша. Я сегодня прилетел…
– Все сходится, ёп-ти! Михаил-архангел прилетел меня спасти! Ясно, млин? Витя вам не конь в пальто! Витя там на небесах большой вес имеет. Потому что десантура рулит! Йо-ху!
В камере послышались одобрительные возгласы собутыльников. Миша понял, что продолжать разговор нет смысла, и передал трубку отцу Онуфрию.
– Постой! Миша! Онуфрий, сцуко жирная, отдай трубку ангелу! Миша, я Витюша-скороход. Это погоняло мое. Я за тебя любой гниде очко порву. Витя-скороход с тобой, Миша. Миша, найди меня! Миша, погоди…
Витюша со странным прозвищем «Скороход» начал плакать бессмысленными алкогольными слезами. На этом моменте отец Онуфрий отключился. Через секунду раздался звонок, это перезванивал Витюша. Батюшка покачал головой, нажал на отбой и выключил звук. Телефон завибрировал – Витюша не унимался. Спустя несколько попыток телефон, наконец, затих.
– Это ж надо, сколько неуважения к сану и к институту церкви… – щеки священника сосредоточенно раздувались.
– А с чего ему взяться, уважению? Здоровые взрослые мужики, образованные, неглупые, паразитируете на людском невежестве и страхе смерти, вместо того, чтобы развеивать эти страхи и просвещать людей.
– Все смерти боятся. Нормально это, – начал парировать поп. – Мы как народные психотерапевты успокаиваем, чтобы людям не так страшно было. Особенно бабушкам, – священник намазал на кусок багета масло, затем положил сверху толстый слой красной икры из зеленой жестянки и закинул в рот.
– Вот я и говорю, паразитируете на страхах, вместо того, чтобы их развеивать. Рассказываете сказки про рай и ад вместо того, чтобы говорить правду. Даете наркотик вместо того, чтобы лечить.
– Да как от страха смерти-то вылечишь? Что же им говорить-то?
– Да так и говорить: не знаем мы, что после смерти будет. Никто из живых там не был, никто из мертвых оттуда не возвращался.
– Слова хороши, только таким объяснением страх смерти не снимешь. Неужели Вы, Миша, не боитесь смерти?
– Нет, не боюсь.
– Ну понятно. Вам-то чего бояться, вы же архангел.
– Никакой я не архангел, а обычный человек.
– А почему же тогда смерти не боитесь?
– А чего ее бояться? Смерть – это то же, что и сон. Сон – то же, что и смерть, только короткая по времени. Мы ведь не боимся сна. Когда ты спишь, все вокруг есть, а тебя нет. Так же и при смерти: все вокруг будут, а тебя не будет. Чего же здесь страшного?
Батюшка что-то прикидывал, думал, жевал.
– А вдруг там, за чертогом, что-то все-таки есть? Вы ведь сами говорите, что мы не знаем, что там.
– Так и есть, не знаем. Но если предположить, что там что-то есть, то не в этом ли кайф – лично все узнать, когда тело выработает ресурс и придет в негодность? Это намного достойнее, чем дрожать и цепляться кривыми пальцами за жалкое существование.
– Но ведь религия помогает людям быть лучше, обуздывает пороки…
– Человек должен хотеть быть хорошим сам по себе, а не под страхом расправы после смерти. Вы будете еще вина?
Миша аккуратно разлил красную жидкость в опустевшие стаканы.
– Батюшка, давайте по совести, никто из вас не верит ни в какого бога, ни в рай, ни в ад. А занимаетесь вы этим, потому что сытно и выгодно у людей обманом деньги выманивать, а потом хоромы себе строить да тачки дорогие покупать. Не надо, пожалуйста, – Миша сделал выразительный жест рукой отцу Онуфрию, который собирался что-то возразить. – Я знаю, что вы умеете забалтывать, профессия такая, только суть от этого не меняется. Вы архаичный и совершенно вредоносный паразитический социальный институт – раковая опухоль на теле общества, торговцы опиумом для народа, как говорил о вас Маркс. И для меня это самоочевидная вещь.
Отец Онуфрий сопел, потом зацепил крупный кусок форели с тарелки и отправил в рот.
– Я вот думаю о Витюше-богохульнике, о том, что он готов за Вами идти. Мессия ведь тоже, когда явился, не среди церковников, а среди простых людей себе помощников выбирал.
– Так-так, батюшка, Вы меня в свои схемы, пожалуйста, не впутывайте. Никакой я не Мессия. Я атеист и во всю эту чушь не верю ни на йоту.
– Мессия – атеист. Это действительно что-то новенькое, – усмехнулся священнослужитель и глотнул из стакана с вином.
– Я не Мессия, – Миша тоже усмехнулся и зацепил из банки зеленую оливочку (с косточкой, как он любил).
– А я думаю иначе. И я, кажется, понял, почему ты, Миша, являешься настоящим Мессией, – священник перешел на «ты», но это было совершенно органично и не вызвало в Мише никакого недовольства. – И дело не только в моем внутреннем ощущении и вере. Согласно писанию, лжепророки и лжехристы будут всем говорить, что они единственно верные, настоящие, будут демонстрировать чудеса, чтобы прельстить людей. А ты вообще неверующий и в принципе отвергаешь свою божественную сущность.
– Так и есть, отвергаю, – Миша сплюнул в пальцы обгрызенную косточку и положил на край тарелки рядом с другими. – Ладно, батюшка, засиделся я у Вас. Спасибо за хлеб, за соль, за вино и икорку. Пора мне.
– Ну пора, значит пора. А есть куда ехать, где ночевать?
– Нет. Некуда ехать и негде ночевать.
– Знаешь, Миша, все в жизни происходит не просто так. Не случайно ты сел в тот самолет и неспроста приехал в этот храм. Значит и на меня какие-то виды на небесах имеются. Ты можешь остановиться у нас в церковном приюте. А завтра решишь, куда двигать дальше.
– Спасибо, но у меня другие планы.
– Ну что ж, твоя воля. Но я не могу отпустить тебя вот так просто. Это было бы не по-христиански, не по-человечески.
Они прошли в кабинет отца Онуфрия. Священник покопался в шкафу и достал оттуда новый смартфон.
– Это от жертвователей. Сим-карта уже подключена. Номер телефона в памяти записан. Сейчас я еще свой добавлю. Номер на корпоративном церковно-приходском тарифе. Так что в минуса не уйдешь.
Священник протянул Мише телефон.
– Теперь о насущном, – батюшка достал из сейфа несколько брикетов аккуратно упакованных, перетянутых канцелярскими резинками российских денег бледно-красного цвета. – Деньги народа – деньги от бога. Считай, что русский народ через меня выдает их тебе как страждущему и нуждающемуся, тем более, что это так и есть.
– Деньги до копейки я обязательно верну, когда заработаю их честным трудом.
Отец Онуфрий не возражал. Миша уложил все в висящую на поясе барсетку Louis Vuitton.
– На этом я готов с тобой проститься. Будь на связи, звони в любое время, если возникнут проблемы. И знай, что двери храма всегда открыты, если понадобится материальная или духовная поддержка.
Отец Онуфрий проводил Мишу до дверей и горячо обнял его на прощание:
– Вижу в тебе свет и силу великую, которой не видывал доселе. Не знаю, что ты за человек и человек ли ты вообще, но надеюсь, что ты пришел не на погибель, а во спасение.
– Спасибо, батюшка. А можно вопрос напоследок? Что за история у Вас произошла с Ольгой?
– Какой Ольгой?
– Ну той, с берегов Онежского озера.
Священник вымученно дышал, глядя на Мишу.
– Давай не сейчас, потом как-нибудь расскажу…
***
Миша вышел за ворота и направился по той же дороге, по которой пару часов назад пришел в церковь. Подходя к парковке, он услышал резкий звук автомобильного сигнала. Повернувшись, Миша встретился взглядом с таксистом, тем самым, который его привез. Мужчина выскочил и открыл перед Мишей пассажирскую дверь.
– Что Вы здесь делаете? Вы что, все это время не уезжали?
Миша уселся на переднее сиденье рядом с водителем.
– Я видел… Я все видел… – таксист говорил так, будто узнал военную тайну. Его глаза не отрываясь смотрели на Мишу. – Я задержался. Все о Ваших словах думал насчет власти капитала и рабства, в котором мы живем. А тут такое…
– И что же Вы видели?
– Все! Как Вы инвалида на ноги поставили.
На этих словах мужчина включил видеозапись в телефоне, на которой оказался запечатлен эпизод с исцелением колясочника, включая момент со случайной прохожей и выходом Миши с отцом Онуфрием на место происшествия. Видео было в хорошем качестве.
– Я сразу понял, что с Вами что-то не так. Прямо почувствовал! С того момента, как вы с березками и с землей пообщаться вышли. Что происходит? Кто Вы?
– Брат, как тебя зовут? – Миша перешел на «ты».
– Федор.
– Миша.
Мужчины пожали руки.
– Федор, я не понимаю, что здесь произошло, честно. Я просто шел в храм, в который ты меня привез. Я сам не знаю, что думать.
Миша вкратце рассказал таксисту о себе, о беседе со священником и сольном номере Витюши по видеосвязи.
– Ну вот, собственно, и все. Теперь отвезите меня в центр. Мне еще походить-побродить нужно, да ночлег найти. Не в богадельне же в самом деле ночевать.
– Миша, уже поздно. Я думаю, что и я не случайно попал в этот переплет. И речь твоя неспроста искру во мне выбила, и завис я тут не случайно, и чудо увидел. Кем я буду, если брошу такого человека на произвол судьбы. Я потом сам себя не прощу, если с тобой что-то произойдет или даже если ты просто исчезнешь. Рядом с тобой задышалось по-иному и надежда на лучшее появилась. Может, это мой шанс поменять жизнь?
Таксист Федор предложил остановиться в квартире знакомых, которые переехали жить в другую страну, оставив ему ключи. Миша согласился. Квартира оказалась в добротной сталинке в центре Москвы.
– Недурно, оч-чень недурно, – говорил парень, прохаживаясь по широченным коридорам и вглядываясь через витражные окна в огни ночного мегаполиса.
Чувствовалось, что в ремонт и обстановку было вложено немало материальных и творческих ресурсов.
– Ну да, – соглашался Федор. – Хозяева – люди состоятельные и со вкусом, они еще с моими родителями дружили. Ключи мне доверили. И хоть за уборку и присмотр они платят консьержу, все равно просят, чтобы я тут периодически появлялся.
– Ого, и холодильник затарен, – удивлялся Миша изобилию.
– Тут еще и бар есть. Это я все покупаю для себя любимого. Квартира, можно сказать, – моя личная резиденция. Я тут иногда от семьи отдыхаю, стресс снимаю. Могу родственников или знакомых на время приютить. Хозяева не против. Доверяют.
Вот так чудесным образом в первый день приезда Миша решил финансовый и жилищный вопрос. Теперь у него была связь, деньги на первое время и уютная достойная квартира в центре Москвы.
Оставшись один, он записал для Эндрю длинное видеообращение (они об этом договорились при расставании), в котором поведал товарищу о невероятных знакомствах и приключениях, произошедших с ним в дороге и по прилету в столицу. «Кто его знает, может во мне действительно дар какой-то открылся на родной земле?» – шутил Миша, посмеиваясь в камеру.
Закончив запись, он сладко уснул, укутавшись в легкое летнее одеяло. Ему снились белые березки, купола православного храма, размашистый танец матросов под русскую песню и ласковая улыбка бабушки Даши в очках Оксаны Вадимовны Златопольской.
Глава 3. Разбор полета
За круглым столом сидело двое гоблинов: Марк Антонович и лысый. Третье кресло было пустым.
– Гогозин в своем репертуаре, опять опаздывает, – произнес лысый, посматривая на часы.
– Ну да, любит он это дело…
– И так, сколько я себя помню, еще с учебки. Сейчас опять скажет, что в пробке застрял.
Лысый выглядел недовольным. Но было видно, что недовольство это деланное и мужчины совершенно не сердятся на своего коллегу.
– Ну что ж, ему же хуже. Начнем без него. Чего там у Вас интересненького, Николай Игнатьевич?
– Да так, есть кое-чего забавного по мелочи.
Он протянул собеседнику листок А4. Марк Антонович пробежал глазами по тексту, напечатанному замысловатым шрифтом под русскую буквицу:
«Концепция «Скрепа». №2247/147. Семейный вождь.
Вы спросите, кто для нас Казимир Казимирович? И я отвечу: Казимир Казимирович для нас то же самое, что для наших советских предков Владимир Ильич – верховный вождь и духовный предводитель. Только наш вождь намного круче советского. Наш вождь – улучшенная модель. Советского вождя называли живым, но он был мертвым и лежал в мавзолее на поверхности земли. Наш вождь – жив и сидит в мавзолее под землей.
Но нет предела совершенству, и прогресс не стоит на месте. Наш вождь непременно будет модернизирован. Благодаря технологии искусственного интеллекта, вскоре он станет буквально членом каждой семьи. Его можно будет потрогать, с ним можно будет поговорить, его можно будет обнять. Он будет мягким и теплым. Он будет неотличим от живого человека. Естественно, чем состоятельнее гражданин, тем более качественного вождя он сможет себе позволить. Гражданам победнее будет предложен бюджетный вариант, который можно будет приобрести в рассрочку или ипотеку».
Марк Антонович оторвал глаза от текста.
– Суйков? – спросил он.
– Суйков, – подтвердил лысый.
– Бедолага. Видно, что переживает.
– Ну да. Никак не смирится с опалой. Сидит у себя в каморке в «Неброской тишине» и строчит от скуки подобную галиматью по пятнадцать-двадцать листов в неделю. Но что делать, приходится читать. А вот еще.
Лысый перекинул изображение со смартфона на большой экран на стене. На танцплощадке какой-то коллектив исполнял песню и плясал с зажатыми носами.
– Чего это они с зажатыми носами? – поинтересовался Марк Антонович.
– Это попытка нащупать нью-рашн-стайл в музыке и танцах. Ну не все же нам с Запада тырить. Нужно что-то свое придумывать, оригинальное, самобытное, чтобы ни у кого такого не было. А танец этот, между прочим, народ подхватил – его теперь даже на дискотеках молодежь танцует.
На следующем кадре пожилой чернокожий мужчина в форме казачьего есаула пел заунывную песню про прогулку с конем по полю.
– Ну как? – поинтересовался лысый.
– Никак, – спокойно ответил Марк Антонович.
– А это – наша работа над новым национальным брендом продуктов питания.
На экране включился ролик. На зеленом лугу мирно паслись коровы. Молодой чернокожий парень с дредами в белой косоворотке размашисто косил траву. К нему подходила голубоглазая блондинка с заплетенными в косу волосами и протягивала глиняный кувшин. Молоко двумя струями стекало по щекам и бороде на косоворотку. «Не пей заморское, пей свое!» – говорил бодрый голос за кадром. Веселый парнишка ставил пальчиками лайк, подмигивал и широко улыбался в камеру. Рядом подмигивала рябая корова, на которой был венок из полевых цветов.
– А чего это такой акцент на чернокожих образах, мы же вроде как национальный бренд создаем?
– Ну, здесь сразу тройная подоплека. Во-первых, мы показываем всему миру, что, несмотря на всю нашу политическую закрытость, мы остаемся толерантным продвинутым обществом, готовым на культурные взаимодействия. Во-вторых, это наш реверанс чернокожим братьям в рамках нового политического курса на сближение с африканским миром. И в-третьих, наши отечественные археологи нашли доказательства, что первые люди зародились не в Африке, а в России, а уже оттуда пришли в Африку. Так что, африканцы – это темнокожая разновидность русских.
Марк Антонович понимающе покачал головой.
– А вот смотрите, что в тираж запустили.
Лысый достал из сумки коричневую статуэтку и поставил на середину стола.
– Что-то знакомое, это кажется…
– Петух из говна. Да-да, тот самый, – утвердительно выпалил лысый, глядя в недоуменное лицо собеседника. – Точнее уменьшенная копия из глины. Теперь это нематериальный духовный актив, новый национальный символ. Новая скрепа, так сказать. Статуэтки эти на ура разлетаются. Там вон дырочки под хвостом, в них свистеть можно. Свист такой забавный выходит. Можете попробовать, Марк Антонович.
– Спасибо, поверю на слово.
– Не бойтесь, петух из глины. Смотрите, – лысый взял статуэтку и приложился губами к хвосту.
Некоторое время из статуэтки вылетал протяжный переливистый свист.
– Так-то, – лысый вернул статуэтку в центр стола. – Таких петухов теперь в каждом городе на почетных местах устанавливают в натуральную величину. Ну, не из говна, конечно, – лысый среагировал на вопросительный взгляд Марка Антоновича, – из цемента, но красят под говно.
– Боже, неужели это говнище людям нравится?
– Хо-хо! Еще как, пипл хавает за милую душу. Не было бы спроса, мы бы не напирали на эту консистенцию. Но если есть народная потребность – нужно удовлетворять. Против желаний народа идти себе дороже. А вот и научное обоснование – наши мудрецы-культурологи из Академии наук навояли.
Перед глазами Марка Антоновича очутился очередной листок А4 с текстом под буквицу:
«Концепция «Скрепа». №2267/225. Петух как утраченный символ счастья.
Петух – старый забытый символ и священное тотемное животное Древней Руси. С дохристианских времен у славян-русичей петух олицетворял лучшие человеческие и воинские качества: независимость, свободу, смелость. Именно таким петух предстает в русских сказках: спасает слабых (зайчиков), дает отпор хитрецам и насильникам (лисам и волкам). Сакральная генеалогия фольклорного «петуха» восходит от мифической жар-птицы (птицы счастья), которая изображается в виде петуха с необычно ярким оперением. Петух своим криком подымает солнце. «Красный петух» – символ стихии огня. От славян-русичей этот символ переняли иные народы Европы, в частности французы, у которых петух на протяжении столетий является негласным символом страны.
В устоявшейся российской практике слово петух содержит ярко выраженный негативный контекст. На наш взгляд, древний символ русичей был сознательно осквернен, зафоршмачен и опущен врагами России, чтобы вместе с символом отнять у русского народа счастье, которое этот символ олицетворял.
Но пришла пора возродить наш гордый символ! И мы видим, как на наших глазах чудо жар-птица, птица счастья нашего народа восстает, нет, не из пепла! Это было бы слишком просто и ненатурально. Она возрождается из самого что ни на есть русского продукта, из биоматериала, выходящего из самых глубин русских людей. И никакой не пепел, а говно, и никакой не орел, а петух становятся новыми символами русского возрождения! И если мы говорим, что народ наш живет в говне, значит возрождение близко! Значит вот-вот воспрянет гордый русский петух и расправит свои грозные крылья над Россией, а потом и над всем миром!»
– Хренота какая-то, честное слово. Читаю и омерзение берет.
– Это потому, что Вы, Марк Антонович, не почвенник, а интернационалист. Все о мировом коммунизме думаете, о счастье для всего человечества, а конкретно русский народ и его духовная жизнь Вам не особо интересны. Потому-то и проиграло ваше интернационально-ориентированное дзержинско-троцкистское крыло, а победило наше – сталинское, почвенническое. Потому что от корней русских вы оторвались, а мы, сталинисты, наоборот, держимся за свои традиции.
– Хорошо, согласен, написано довольно интересно.
– Это резюме. Там еще научного обоснования на семь томов. Ученые не зря свой хлеб едят.
– Ну вы его, петуха этого, еще в список наследия ЮНЕСКО внесите.
– Отличная мысль, спасибо, Марк Антонович. Вот видите, сколько замечательных почвеннических идей таит Ваше подсознание. Если бы Вы больше о духовном возрождении нашего народа думали, мы бы с Вами давно Россию-матушку с колен подняли.
Было непонятно, шутит собеседник или благодарит всерьез.
– Что касается народной духовности и традиций – в этой области мне с Вами, Николай Игнатьевич, не тягаться. Меня интересует вопрос диалектической первичности: это народ наш тяготеет к говну, а мы просто потакаем ему в его, так сказать, безвкусице, или это мы воспитываем и формируем в нашем народе такие необычные пристрастия?
– Ну, Марк Антонович, это зависит от изначальной позиции, с которой вы подходите к осмыслению своего вопроса. Правота зависит от видения себя, своей роли и функции. Вы ведь изначально уверены, что это мы воспитали и взрастили в народе все его пороки и слабости, а я мыслю по-иному. И в защиту своих представлений каждый из нас может подобрать достаточное количество весомых аргументов. Так что оно и так, и этак. И каждый из нас прав.
Внезапно дверь распахнулась и в кабинет ворвался веселый пожилой носач в щеголеватом костюме-троечке. Из рукавов пиджака выступали манжеты светло-голубой рубашки с запонками.
– Извините за опоздание – пробки, – кокетливо бросил он, усаживаясь в кресло.
– Полюбуйтесь на него, Марк Антонович, наш ловелас опять со свидания сбежал.
«Ловелас» лучезарно улыбнулся и поправил воротничок рубашки с выглядывающим темно-красным нашейным платком.
– О-го, а это что такое? – рука опоздавшего потянулась к коричневой статуэтке, стоящей на середине стола. – Ой, это кажется…
– Петух из говна, – подтвердил лысый мысли щеголя, – можете взять, Алексей Георгиевич, подарите какой-нибудь красотке на память.
– Спасибо, у меня уже есть такой, внук привез с экскурсии по Золотому кольцу.
– Ну что, все в сборе. Давайте перейдем к Мессии, – предложил лысый, выждав пару секунд.
– Должен отметить блистательность первой партии нашего марлезонского балета, – с ходу выпалил носатый. – Начать бой сразу с большой артиллерии оказалось очень выигрышной и продуктивной идеей. Браво, Марк Антонович.
– Ну так играем ведь по-крупному. К тому же засиделась наша Оксана Вадимовна, заскучала. Эх, Оксана, Оксанчик, Оксаночка, – имя женщины старый генерал произнес нежно и мечтательно, словно погружаясь в какое-то приятное воспоминание. – Скольким мужчинам в свое время она вскружила голову…
– М-да, – так же мечтательно поддержал коллегу носач и тоже погрузился в какое-то воспоминание.
– Хе-кхе, – хмуро прокаркал лысый.
Он, по-видимому, не мог похвастать подобного типа воспоминаниями, потому и не разделял эмоций товарищей.
– И как ее счетовод курчавый отпустил? – продолжал носатый (речь, вероятно, шла о формальном начальнике Оксаны Вадимовны – председателе Сметной палаты России – Гераклиде Пифагоровиче Кучерявкине – одном из ключевых государственных чиновников в области финансов). – И баб у него каких хочешь и советников хоть отбавляй, а без нее и шагу ступить не может. Умела она на себя подсадить в молодости, умеет и в старости.
– М-да, отточила таланты за жизнь, – согласился Марк Антонович.
– Телом увяла, зато в интеллекте расцвела настолько, что теперь любого уболтает-охмурит. Кажется, если бы захотела, она бы и мальца нашего за хоботок увела.
Двое весело переглядывались, кивали.
– Давайте, товарищи, вернемся к работе, – наконец предложил лысый.
– Да-да, точно, спасибо, Николай Игнатьевич, – поблагодарил Марк Антонович. – Надо отметить, что все задействованные лица отлично справились со своими ролями. Однако хочу обратить внимание собравшихся на некоторые детали.
Генерал щелкнул по экрану смартфона и на большом экране появилось видео, на котором таксист Федор жалуется Мише на жизнь под властью капитала.
– Так вот, этой реплики с жалобами предусмотрено не было. И вообще, по ходу действий она была совершенно не обязательна. Это была личная импровизация нашего Федора.
– Ну и ладно. Прозвучало неплохо, правдоподобно. Федор – молодец.
– В импровизации, конечно, ничего плохого нет, – согласился Марк Антонович, – Только вот Федя наш, в отличие от Скорохода, импровизирует в минимум, не заносится, всегда старается держаться утвержденной линии. А тут его вдруг закоротило. С чего бы это? Ведь ни ипотеки, ни финансовых трудностей у него нет. Налогами его никто не душит.
На этом месте лысый с носатым посмеялись.
– Живется ему вполне комфортно, – продолжал генерал. – Видеться с семьей нет никаких препятствий и никакой он не работяга ни разу. С какого перепугу он вдруг речь такую страстную выдал?
Генерал внимательно посмотрел на собеседников, как бы ожидая от них ответа.
– Ну и что, какие соображения? – не выдержал носач.
– Запросили мы с него пояснения и знаете, что он говорит?
Собеседники смотрели с интересом.
– Говорит, что в общении с Мишей, как будто всю боль и отчаяние русского народа на себе прочувствовал. Говорит, что в тот момент ощутил себя обобранным трудягой с ипотекой и голодными детьми.
Генерал бросил взгляд на собеседников, словно проверяя реакцию.
– Чушь, конечно, полная, – продолжил он. – Но случай имеет место быть. Соответствующие беседы с Федором провели, чтобы не расчувствовался без команды.
– Я это к тому, – добавил он спустя паузу, – что Миша наш далеко не бесталанный в плане воздействия на аудиторию. Если наши кадровые офицеры срываются, представьте, что он может с обычной, неподготовленной публикой учудить.
– Ну, для того-то мы и окружаем его правильными людьми, чтобы он силушкой своей идейной впустую не размахивал, – заметил лысый.
– А Витюша наш – Скороход – огонек! И заметьте, все что ни делал – все шло от души, – продолжал Марк Антонович.
– О да, мы все имели счастье лицезреть, в каком именно месте сосредоточена его душа, – носатый широко улыбался, подмигивая хохотнувшему лысому.
– Ну да, анусом светить, это, конечно, перебор, но в общем было забавно и жизненно.
– И весьма эффектно, – снова вставил носач.
– Ну что ж, таков наш Витюша, творческая натура. Когда он в ударе, он искрит, как бенгальский огонь. И в этот раз его можно понять на все сто. Двадцать лет инвалидности, тайные занятия в спортзалах, чтобы форму поддерживать. И заметьте: ни разу явно не спалился. Молодец! Героический человек. Так что Миша наш для него действительно в каком-то смысле Мессия-избавитель, и радость Витюши вполне уместна.
