Олег Колмаков
Злая память
Тяжкий грех
Через мгновение от солдат, умчавшихся в казарму, уж и след простыл. Валерий остался один в пустой комнате. На уровне подсознательных размышлений, он всё ещё продолжал анализировать и прокручивать в памяти моменты завершившейся операции. Уж в который раз Князев стал свидетелем гибели военнослужащих по причине чьей-то преднамеренной халатности. А точнее, банальной измены. Причём, когда майор начинал размышлять по поводу вышеозначенного, он непременно припоминал девяносто шестой год. Быть может потому, что именно тогда, как никогда близко, он и соприкоснулся с некогда далёким от него понятием, как предательство. Более того, Валерий не просто соприкоснулся, Князев на своей собственной шкуре познал все его (возможные и невозможные) оттенки и проявления.
Летом того самого девяносто шестого обстановка в некогда мятежной республике внешне начала выглядеть вполне мирной. И хотя на юге и в горных районах Ичкерии всё ещё бесчинствовали группировки полевых командиров, крупные населённые пункты республики, как и её северная часть, всё же оставались под надёжным контролем федеральных сил. Потому и очередная командировка обещала быть самой, что ни есть рядовой и заурядной в череде бесконечных поездок на Кавказ. По той же самой причине, начавшийся в августе девяносто шестого массированный штурм Грозного, выглядел абсолютно нелогичным и отчасти вовсе неожиданным. Отменно вооружённые, свежие и сытые бандиты с зелёными повязками на головах и с безумными криками «Аллах Акбар!» на огромном количестве БТРов, с нескольких сторон почти беспрепятственно ворвались в Грозный. В город, в котором только-только затеплилась мирная жизнь, и началось хоть какое-то восстановление инфраструктуры.
Как и в первую, так и во вторую чеченскую компанию, сценарий развития событий повторялся, словно под копирку. После относительных побед «федералов», неизменно наступало затишье, во время которого из Чечни частично выводились российские подразделения. Из федерального бюджета в республику начинали поступать просто фантастические суммы, якобы, на восстановление. Однако, так и не успев что-либо восстановить, тотчас следовало очередное вторжение боевиков. При этом вышеозначенные «фантастические суммы», в буквальном смысле, растворялись в воздухе.
Потому и обвинять кого-либо в том августовском штурме, вешая на него ярмо предателя, было отчасти бессмысленно. Те события скорее следует отнести к обычному воровству госбюджета определённой группы официальных и около официальных лиц, цинично «пилившей» средства, щедро выделяемые: как на войну, так и на пост военное восстановление. Данная аритмия боевых действий, стабильная и бесконечная, очевидно, вполне устраивала причастных к тому дележу, как полевых командиров, так и высокопоставленных российских чиновников. Однако всё это было лишь цветочки. Подлинная измена поджидала федералов несколько позже…
Итак, в августе девяносто шестого, как всегда неподготовленные федералы были атакованы более организованными и мобильными чеченскими боевиками. Первый натиск противника россияне всё же сдержали. Вновь развернулись уличные бои, вновь колоссальные потери в живой силе и технике… Князев, непосредственно принимавший участие в обороне Грозного, мог воочию наблюдать за тем, как после многодневной кровопролитной обороны, инициатива постепенно начала переходить уже к российским подразделениям. Пусть и с большим числом погибших, но федеральные войска постепенно переходили в контрнаступление. Безусловно, это был далеко не девяносто пятый. Кое-чему российская армия всё же успела научиться. Медленно, но верно боевиков удалось оттеснить на самые окраины пылавшего огнём города. Пришло время для последнего, решающего удара по врагу. И сил, и желания, да и ресурсов – всего этого у федералов было на тот момент предостаточно. И в этот переломный для российских войск момент, когда полный разгром чеченских бандформирований уже виделся лишь делом времени (каких-то нескольких часов), генерал Лебедь вдруг подписывает в Хасавьюрте соглашение о полном выводе войск из Чечни! Идиотизм, абсурд, нож в спину, да всё что угодно, ведь те многочисленные жертвы и невероятные усилия, одним махом, одним небрежным росчерком пера были пущены генералом коту под хвост. Героизм и мужество, проявленные в боях за Грозный, оказались попросту не востребованы. «Генерал без армии», по сути, предал всех солдат и офицеров, воевавших в те дни на Кавказе. Назвать то бегство плановым выводом войск, честное слово, язык не поворачивается. Отряды боевиков входивших в город, буквально наступали на пятки спешно покидавшим республику российским подразделениям.
Через оптику армейского бинокля Князев мог видеть, как на многострадальную площадь «Минутка» вдруг закатились «люди с гор». Полтора года назад, эта площадь была усыпана телами российских солдат и офицеров, отдавших свою жизнь за освобождение от экстремистов Президентского Дворца. В буквальном смысле насквозь она была пропитана кровью молодых, крепких и преданных России мужчин. И на этом самом месте (считай, на костях тех самых ребят) боевики принялись отплясывать свой истеричный зикр.
Для тех, кто не в курсе, зикр – это чеченский танец, представляющий собой нечто среднее между ритмичным топотом и ускоряющимся бегом на месте. В общем, никакой красоты и уж тем более, ни о какой эстетики того дикого танца не может быть и речи.
Именно в те августовские дни многие российские офицеры (для которых честь и совесть, по-прежнему являлись не абстракцией или пустым звуком), пожалуй, впервые всерьёз задумались об увольнении с военной службы. Та же мысль посетила тогда и Князева. Чем он займётся на «гражданке» майор не имел ни малейшего преставления. Однако терпеть дальнейшие унижения, быть оловянным солдатиком или, того хуже, «пушечным мясом», Князев вовсе не жаждал…
В свой родной город, по вполне понятным причинам Валерий вернулся почти на месяц раньше установленного командировкой срока. По распоряжению Кремля, война в Чечне окончилась.
Словно испытывая личную вину за случившееся на Кавказе, Князев шёл по знакомым с детства улицам, прикрываясь сдвинутым на глаза козырьком армейской кепки. При этом, во взглядах прохожих он непременно читал немой упрёк именно в свой адрес: дескать, что же вы, военные, так бездарно просрали Афган, а теперь ещё и Чечню? Просто взяли, да и отдали победу выродкам-бандитам. Успокаивало лишь одно, очень скоро он встретится с семьёй. И хотя бы на время забудется весь былой позор и внутренние душевные терзания с ним связанные.
О своём досрочном возвращении Князев предпочёл не оповещать. Не хотелось Валерию, чтоб кто-то из друзей или знакомых, ни дай-то Бог, вдруг устроил ему нечто похожее на торжественную встречу. Ну, не было нынче повода, для какого-то веселья.
В его дорожной сумке, конечно же, болтались кое-какие заранее купленные подарки – определённая дань принятым в их семье традициям. Тогда как неожиданное возвращение и лишние тридцать дней, проведённых в кругу семьи, и должны были стать главным подарком. Впрочем, взаимоотношения с супругой у Князева были по-прежнему натянуты, потому и возвращался он, прежде всего к сыну. А там, глядишь, и с Лариской всё притрётся и образуется. Короче, Князев готовил сюрприз. Потому и замок квартиры он открыл своим ключом почти беззвучно. Вовнутрь вошёл на цыпочках. По коридору двигался тихо, ступал осторожно, заранее зная, какая из половиц может скрипнуть. Едва дыша, заглянул в дальнюю комнату, где горел свет. Именно оттуда и доносились звуки, обозначавшие чьё-то присутствие…
«Предательство» и «измена» – как известно, понятия одного порядка. По своей подлой сути, они являются практически синонимами. Ведь как одно, так и другое – выражают крайнюю степень попрания верности чему-либо или кому-либо.
«Уж лучше б я сдох в Чечне!..» – именно эта грешная мысль мелькнула в голове Князева, когда заглянув в комнату, он застал врасплох свою супругу в постели с мужчиной. И не просто с мужчиной. Когда-то Валерка считал его своим другом. Это был тот самый Сашка, неизменно флиртовавший с его Лариской на их дружеских вечеринках. Факт, как говориться: был на лицо.
Увидев в дверном проёме Князева, Лариска лишь вызывающе усмехнулась. Тогда как Сашка мигом вскочил на пол. Смущённо натягивая на себя плавки, он попытался хоть чем-то оправдаться перед нежданным гостем.
– Валера, ты только не подумай ничего плохого!.. Это получилось у нас впервые и чисто случайно! И вообще, мы лишь целовались!.. О том, чтобы согрешить, мы и вовсе не думали!..
Уж лучше б он помалкивал.
Отчаяние, бессилие, некая тоска и внутренняя боль – всё это и многое другое, накопившееся за последнее время, вдруг залпом выплеснулось из Князева наружу.
Бил больно… Нет, не бил. Скорее, он их молотил. Молотил больно, безжалостно и чрезмерно жестоко, невзирая на хруст костей, на крики и мольбы о пощаде. Словно расправлялся он сейчас вовсе не с теми, кто совсем недавно был ему дорог, а с самыми настоящими чеченскими отморозками, только-только отплясавшими на его кровати свой безумный зикр. Лариска, Сашка, чеченские боевики – все они нынче были для Князева врагами, без каких-либо отличий и разницы. Потому и не было в нём ни жалости, ни послаблений.
Когда же запал злости иссяк, вернувшийся с войны офицер сгрёб свои самые необходимые вещи и покинул, в прямом и переносном смысле, свой разбитый семейный очаг.
Всю свою сознательную жизнь майор был твёрдо убеждён в том, что поднять руку на женщину – самое последнее для мужика дело. Однако в тот пасмурный осенний вечер, Валерий вдруг понял, что и в этом, казалось бы, непререкаемом правиле, возможны свои исключения. Отчасти, он успокаивал себя ещё и тем обстоятельством, что руку он нынче поднял вовсе не на жену и не на женщину, а на последнюю тварь.
Остаток вечера Князев провёл в близлежащей дешёвой забегаловке, заглушая душевную боль изрядным количеством водки. Он коротал время в ожидании наряда милиции. Отчего-то, майор был абсолютно уверен в том, что за нанесение тяжких телесных повреждений, его обязательно «закроют».
«Как не крути, а обошёлся я с ними чересчур жестоко!.. Лариска, и без того баба мстительная… Кто-кто, а она уж точно не упустит шанса со мной поквитаться. Да, и плевать!..»
Свою жизнь, майор считал уже конченой. Сейчас он не видел в ней никакого смысла.
Потому, из чисто спортивного интереса, Валерий задавался в тот вечер несколько иным вопросом.
«Интересно, впрягутся за меня наши? Попытаются ли чем-то помочь? Возможно, ребята-сослуживцы ещё как-то подсуетятся… А вот начальство – нет! Эти наверняка предпочтут, остаться незапятнанными. Как говорится: вовсе ни «при делах». Они, скорее уволят меня задним числом и сдадут ментам со всеми потрохами. Уж слишком много врагов, я успел нажить за последнее время!..»
Тем не менее, ни в этот день, ни на следующий, майора так никто и не потревожил. Не было каких-либо повесток, арестов, задержаний. То ли Лариска побоялась «строчить» на него заявление, то ли Сашка, чувствуя за собой крайнюю степень вины, сумел-таки отговорить её от этой грязной затеи.
Примерно через месяц, Князев получил письмо от побитого любовника. Именно этим посланием майор и ставился в известность о том, что застигнутая на адюльтере парочка, прихватив с собой Валеркиного сына, выехала за пределы Российской Федерации. Квартиру они оставляли майору. Все хлопоты по оформлению развода и прочим мелочам, ему предлагалось решить самостоятельно, по его же личному усмотрению.
С тех самых пор, какая-либо связь с «бывшей», у майора окончательно оборвалась. Князев не знал ни города, ни страны, в которой нынче проживал его сын. Тогда как наводить справки, бегать по инстанциям или обращаться к кому-то с личной просьбой – Валерий посчитал ниже своего достоинства.
Сразу после тех «семейно-боевых» событий, Князев вернулся на «базу». Сами понимаете: досрочно. Выглядел он в тот период предельно подавленным и опустошённым. Словно робот (чисто механически, на полном «автомате») Валерий исполнял то, что от него требовалось – ни больше, ни меньше. Какому-либо общению предпочитал тихое уединение. И всё думал, думал и думал.
«А собственно, зачем обманывать самого себя? Мне уж давно следовало признать тот факт, что наш с Лариской брак никогда не был идеальным. Скандалили, неделями молчали, были и обиды, и временные разъезды!.. Ну, а в последнее время наши отношения и вовсе зашли в тупик. Вполне допускаю, что она держалась вовсе не за меня, а за мои «боевые». Потому и о разводе, речь так ни разу и не заводилась!.. – рассуждал про себя Князев. – …Всевозможные супружеские обострения, обычно воспринимались мною не иначе, как временные неурядицы. И уж тем более, не могли они послужить оправданием для откровенной измены… Кто ей мешал оформить наш разрыв официально? Коль не желаешь ты жить с данным мужчиной, так распрощайся с ним раз и навсегда! Допускаю, что хотелось ей и рыбку съесть и ещё, кое на что сесть… Но зачем же вот так? Ниже пояса…
Впрочем, может и к лучшему, что я застал их врасплох. Ведь не вернись я в тот вечер домой, так бы и ходил «рогоносцем», ни о чем не подозревая.
Интересно, когда у них это началось? Похоже, не зря я «втащил» Саньку ещё в девяносто пятом, коль Лариска так за него «впряглась». Ведь дыма без огня не бывает.
Эх! Уж в который раз, жизнь перетасовала карты моей судьбы. Как тяжело ощущение того, что всё мне теперь придётся начинать с «нуля». И это в тот самый момент, когда, казалось бы, всё уже определено и расписано на годы вперёд. И вообще, получиться ли мне начать всё с начала?..»
Примерно в те же самые дни и посетила Валерия неожиданная мысль: «а не найти ли мне эту самую смерть?» То есть, забыв о собственной безопасности, не ринуться ли ему очертя голову в бой. Возможно, так бы он и поступил, вот только война, как назло, временно окончилась; войска вывели; границу закрыли.
Да, и к чему было сгущать краски. Ведь майор не сломался, не расклеился, не потерялся. Ну, разве что, чуть надломился. Человек – существо живучее и достаточно гибкое; ко всему привыкает; со всем рано или поздно может свыкнуться. Вот и Князев, перестрадав в себе обиду и внезапную утрату, через какое-то время немного оттаял. Казалось, уж готов он был вернуться к прежнему, армейскому образу жизни, целиком и полностью посвятив свою жизнь службе. Но, не тут-то было. Беда, как известно, не приходит одна. Неприятности обычно следуют чередой, одна за другой. Причём оттуда, откуда их и вовсе не ждёшь.
На сей раз «подлянку» подкинуло своё же собственное командование. Валерий получил приказ, который и в самом страшном сне ему вряд ли мог присниться. Суть его заключалась в следующем. Князевскому подразделению предписывалось обеспечить безопасность (вы не поверите!) официальным лицам чеченской делегации, которая в самое ближайшее время должна была прибыть в Москву для оформления ряда межправительственных соглашений. Если ж кто-то не понял, в чем был «прикол»; из чего именно вытекала абсурдность данного приказа – попробую пояснить.
Та чеченская делегация сплошь состояла из полевых командиров. То есть, госпреступников, уж давно осуждённых по «расстрельным» статьям. По сути, князевским бойцам предстояло охранять своих самых злейших врагов. Тех самых, чьи «головы» были для них наипервейшими целями, с кем вели они самую кровопролитную и беспощадную войну. А ещё, это были, те самые головорезы, кто беспощадно убивал их друзей и сослуживцев. Ко всему прочему, «почётных гостей» принимали в Кремле. То есть, в самом сердце России. В тот самый период, когда федеральные войска уже покинули территорию Чечни. Когда в республике полным ходом шли шариатские суды и в массовом порядке гибли люди, хоть как-то сочувствовавшие федералам; когда вырезались последние русские, не успевшие покинуть Ичкерию.
В те дни мало кто знал, что в преддверии Президентских выборов московские политики, в буквальном смысле, готовы были вылизать зад самопровозглашённым руководителям мятежной автономии. Надеялись, что и те будут более покладисты и сговорчивы в отношениях с Москвой. Чеченские главари, быстренько прочувствовав подхалимские настроения Кремля, вели себя вполне адекватно. Развязность, наглость и бескультурье стали для них нормой. Везде и повсюду «люди с гор» диктовали свои, порой самые идиотские условия. Именно тогда чеченцы вдруг заявили о том, что без сопровождения российского спецназа, на московскую землю они не ступят. Быть может, кое-кто из тех отморозков, изрядно «пощипанный» офицерами спецподразделений, вот в такой, предельно извращённой форме (то есть, через откровенное унижение) решил отомстить своим былым обидчикам.
– Позвольте уточнить? От кого же нам следует оберегать этих выродков?.. – с ухмылкой поинтересовался тогда Валерий. – …От родителей пацанов, погибших в Чечне?.. От обычных людей, потерявших в терактах своих родных и близких?.. Или от ребят-инвалидов, оставивших своё здоровье и конечности на территории Северного Кавказа?..
В общем, жутко поссорился в тот вечер майор со своим непосредственным командиром. И, тем не менее, отрицательного ответа от Князева, пусть и всё понимающий генерал, так и не принял…
Эх, слышал бы кто, как скрежетали зубы офицеров спецназа, ставших невольными свидетелями ночных вакханалий тех полевых командиров от злости и своей беспомощности. Когда небритые, грязные и вонючие варвары (едва ли не в самом центре столицы) с проститутками, с изысканной выпивкой и жрачкой, совершенно не стесняясь, удовлетворяли свою похоть. Им было дозволено всё, исполнялся любой их каприз. Целую ночь бойцы спецподразделения выслушивали пьяный, циничный и отвязный трёп о боевых подвигах тех самых головорезов. «Люди с гор» наперебой бахвалились о жестокости, с которой они убивали и казнили российских военнослужащих, как устраивали они взрывы в российских городах и как легко уходили от ответственности за их совершение. Как тяжело было сдерживать себя от мысли о том, чтоб не перестрелять этих скотов прямо здесь и сейчас, ко всем чертям и ядрёной матери…
Покончив с тем отвратительным сопровождением (ещё, будучи в Москве) Князев вдруг куда-то исчез и вновь объявился лишь спустя двое суток. Своё отсутствие майор объяснил обычным загулом. Мол, душа требовала, вот и оторвался.
Сослуживцы Валерия поняли; начальство ему поверило. Тем более что случилось это с майором впервые за многие годы службы.
Где ж на самом деле болтался те два дня Валерий, никто и по сей день не знает. Фактом остается лишь то обстоятельство, что в «самоволку» ушёл озлобленный и нелюдимый Князев. Тогда как назад вернулся именно тот самый Князь, которого знали офицеры. То есть, с прежним чувством юмора, привычным взглядом, с открытым и каким-то окрылённым блеском глаз. Короче всем, без каких-либо слов было понятно: мужик отвёл душу. А где и с кем, не суть важно.
Правда, по странному (а может и вовсе не странному) стечению обстоятельств, в то же самое время, когда майор «куролесил», заливая былое унижение спиртным, в элитном районе Подмосковья был убит один из лидеров кавказской (читай: чеченской) организованной преступной группировки, обосновавшейся в столице и контролировавшей большую часть московских авторынков. Ближе к следующему вечеру средства массовой информации наперебой и во всех подробностях уже принялись освещать детали данного преступления. Большинство экспертов и сотрудников следственных органов склонялись во мнении о том, что убийство чеченца мог совершить лишь профессиональный киллер, в совершенстве владевший навыками спец подготовки разведчика-ликвидатора. Таких специалистов, способных в одиночку преодолеть несколько колец охраны, справиться с современными средствами безопасности, при этом, ещё и уйти абсолютно незамеченным – ещё следовало поискать.
Никто из сослуживцев майора и не помыслил каким-либо образом связать то преступление с неожиданным «загулом» Валерия. На вполне конкретные вопросы, возникшие в процессе расследования столь громкого убийства, уверенно и не задумываясь, отвечали: «Кто?.. Князев?.. Да вы с ума сошли!.. Кроме «подземки», он ничего в Москве и не знает! Чё вы вообще, к мужику пристали? Ну, забухал!.. Подумаешь! С кем не бывает?..»
Побилат
Каждый раз, отправляясь в штаб, Князев надеялся на то, что именно в этот день он окончательно прояснит ситуацию, связанную с присутствием на его объекте фактически гражданского лица. Речь, как вы и сами, наверняка успели догадаться, идёт о Побилате. Однако сесть с командиром за стол и предметно определиться с нынешним, неопределённым статусом лейтенанта, а так же, о его ближайшем будущем, майору до сих пор не удалось. Лютый непременно был чем-то очень занят, всегда решал более важные, либо более срочные вопросы. Так бы, наверное, данный вопрос ещё долго оставался открытым, если б накануне не изменились, кое-какие обстоятельства в отношении вышеозначенного лейтенанта. И уже сегодня, майор пообещал самому себе: без чёткого и однозначного ответа на склады не возвращаться. Как ни крути, а всё ж придётся подполковнику расставить все точки над «i».
– Майор, ты кого-то ждёшь? Уж ни меня ли?.. – закончив утреннюю «раздачу слонов» и распустив офицеров по своим подразделениям, Лютый обратил внимание на задержавшегося в коридоре Князева. Тот неопределённо переминался с ноги на ногу. –…Что там у тебя? Давай, по скорому!
– Так ведь я, товарищ подполковник, всё с тем же!.. С Побилатом!.. – ответил Валерий. – …Или я вновь некстати?
– Чёрт с тобой, заходи!.. – Лютый недовольно указал на свободный стул. – …Вот только не пойму я, чего же нам тут, прикажешь решать? Ты, Князев, лучше вслушайся в предложение. Молодой человек желает служить в Чечне! Что-то не припомню я среди своих подчинённых подобного рвения. Если ж ты считаешь лейтенанта чокнутым, то я попробую тебе кое-что разъяснить… С волеизъявлением служить на Кавказе я сталкивался лишь дважды. В случае с Побилатом!.. И с майором Князевым!.. Может, слыхал о таком?
– Подполковник, я бы попросил вас не путать «хрен» с пальцем!.. – огрызнулся Валерий. – …В отличие от этого «домашнего мальчика», я попал в действительно безвыходную ситуацию!..
– Надо полагать, что в вышеозначенном сравнении, «хреном» ты считаешь именно себя!.. – усмехнулся Лютый. – …А лейтенант, выходит, «палец». Наверно, это правильно. Ведь ты, товарищ майор, боевой офицер. А он, кто? Пацан, сбежавший из дома. Фанатик с идиотской идеей отомстить за своего погибшего брата!.. А теперь, «хрен»!.. Уж, коль ты сам себя, так обозвал! Скажи-ка мне, как офицер офицеру: разве поступок Побилата не достоин уважения? Майор, быть может, настало то самое время, когда нам следует кое-что пересмотреть, переосмыслить? Вполне допускаю мысль о том, что кое-чему мы можем поучиться даже у нашего нынешнего врага. Имею в виду кавказцев!..
Тебе не кажется, что русские стали излишне мягкотелы и либеральны? В нас плюют со всех сторон, а мы, знай себе, утираемся. Ты только представь, что бы здесь началось и что осталось бы от нынешних бандформирований, да полевых командиров, если бы, по примеру твоего лейтенанта, сюда, на Кавказ, нагрянули бы братья, сыновья и отцы погибших российских военнослужащих, за своей кровной местью!
Великую отечественную войну, к сожалению, я вовсе не застал. И, тем не менее, отношу себя к людям старой формации. По мне, Князев… Таким пацанам, как наш Побилат памятники нужно ставить и отправлять к их каменным изваяниям школьные экскурсии. Так сказать, для воспитания в нашей нынешней молодёжи военно-патриотического духа. А ты, майор, заладил: «забери, да отправь». Ни мне, ни ему житья не даёшь.
Я вот, что тебе скажу. Воинское звание Побилата, его ныне занимаемой должности вполне соответствует. Так какие проблемы? Поднатаскай парня в военном ремесле, и получишь себе отличного, башковитого зама.
– Одного лишь желания мстить, боюсь, тут будет недостаточно!.. – Валерий с сомнением покачал головой. – …И вообще, к чему мне офицер, которого и в бой-то не пошлёшь?
– Не беспокойся!.. – подполковник быстро сообразил, на что намекает сейчас майор. – …Документы и соответствующие запросы на Побилата я уже отправил. Уверен, что положительный ответ мы обязательно получим. Дай только срок!..
Несколько отвлекаясь от основной канвы повествования, стоит отметить, что именно сейчас Лютый несколько слукавил. В действительности, он лишь собирался разослать документы лейтенанта по соответствующим армейским инстанциям.
– Кстати, как он тебе? – поинтересовался вдруг подполковник.
– Побилат не девушка, чтоб нравиться или не нравиться!.. – ухмыльнулся Князев. – …Да собственно, я и общее мнения о нём вряд ли сейчас сформулирую. Потому как крайне редко я с ним вижусь. И, уж тем более, общаюсь. Он ведь по вашему приказу всё больше у Михайленко в складских ангарах торчит. Порой забываю, есть ли у меня такой офицер.
– Эх, чёрт! Моё упущение!.. – тяжело вздохнул подполковник. – …Парень на передовую рвался, а я запихнул его в глубокий тыл, барахло пересчитывать. Майор, не в службу, а в дружбу!.. Ты, при случае, объясни лейтенанту ситуацию с его документами. При этом намекни ему о том, что сейчас он занят крайне важным делом! Пообещай, что после складов, мы обязательно найдём ему более серьёзное занятие! Именно тебе он обязательно поверит. А толк из него будет! Уж поверь мне, наверняка будет!..
– Если раньше этого дня, Побилат не разочаруется в нашей армии!.. – тяжело вздохнул Валерий. – …Между прочим, вчера на нашем КПП вдруг объявилась целая делегация комитета «Солдатских матерей»!.. На объект их, естественно, не пропустили, вот и устроили они на мосту что-то вроде митинга. После чего официально передали мне письмо от родителей Побилата.
– И что ж было в том послание? – насторожился Лютый.
– Известно что!.. Родители считают, что мы насильно удерживаем здесь Побилата и, соответственно, вовсе незаконно. Требуют немедленно вернуть сына. Угрожают обращением в газеты, на телевидение, к Министру обороны, в военную прокуратуру! Учитывая смерть их старшего сына, понять стариков, конечно же, можно!..
– Эти, мля, бабы совсем охренели!.. – подполковник не удержался от резкого словца. Очевидно, наболело. – …Ни армия, а бедлам какой-то! Приезжают когда и куда хотят!.. Кого пожелают, того и забирают!.. Словно солдаты наши не службу несут, а в пионерском лагере отдыхают!.. Князев, ты можешь себе представить подобный идиотизм, скажем, в период Великой Отечественной войны?.. Ты только представь себе битву за Москву!.. На дворе лютая зима сорок первого. С тяжёлыми потерями наши войска держат оборону, где-нибудь под Ржевом. И тут, через сугробы, через заградотряды НКВД, по пояс в снегу, к передовой пробирается с десяток гражданских толстух. Этакие, чересчур умные мадамы!.. Спросишь: для чего они прутся к нашим окопам? Отвечу. Это комитет «Солдатских матерей». И несут они в ставку Жукова некие списки солдат, с немедленным требованием об отзыве тех парней с передовых позиций. Им абсолютно плевать на то, что враг в ста километрах от Красной Площади, что на фронте недостаток снарядов; техники; людей… У их ребятишек, видите ли, слабенькое здоровье. В то время как сволочи-командиры держат больных мальчиков в сырых, не отапливаемых землянках и блиндажах, нещадно муштруют и заставляют идти с винтовками наперевес, против бронированных немецких танков. Да ведь наших деток, наших кровиночек могут убить!..
Абсурд? Конечно, абсурд! А ныне, это суровая реальность.
Или скажешь: мол, времена уже не те, иная ситуация. Дескать, другая в стране власть, иной порядок. Соглашусь. Да только законы войны и правила побед, как были, так и остались прежними. А быть может, они стали ещё более суровее, ещё жёстче и беспощадней.
И после всего этого вертепа, который устроили власти с нашей армией, они ещё смеют с нас что-то спрашивать. Дескать, как это вы, военные, позволили какому-то Басаеву беспрепятственно войти и захватить мирное селение или почему упустили банду после их кровавых бесчинств и всевозможных терактов? Да потому, что вы!.. Вы сами и разложили армейскую дисциплину, своим долбаным либерализмом!.. Невозможно воспитать матёрого охотничьего пса, в квартирных условиях, а потом ещё и требовать от бедной животины поиска звериного следа!
Похоже, Князев и впрямь зацепил в душе Лютого нечто живое, давно наболевшее. Такого эмоционального и словоохотливого подполковника Валерий ещё не видел.
– Вот скажи мне, майор!.. На что живут эти «солдатские матери»?.. Имею в виду, на какие шиши существуют? Откуда они берут средства, чтобы мотаться за тридевять земель?.. – продолжал тем временем командир. Складывалось ощущение, что сегодня он решил высказаться до конца. Предпочёл выплеснуть всё, до последней капли. – …Возможно, квартиры свои продали или членские взносы у них такие щедрые?.. Чёрта-с два! Этих истеричных бабёшек, наверняка спонсируют всевозможные зарубежные фонды, как мухи на дерьмо налетевшие на тухлятину нашей внутренней войны!..
Ну, а деньги им дают вовсе не из благих намерений, не за здорово живёшь и не за красивые глазки. Тут намного глубже, гораздо серьёзней. Как говориться: кто платит, тот и музыку заказывает. А «музыка» та!.. По-моему примитивному разумению, нынче такова. Найти в зоне боевых действий любые возможности для вывода из строя, как можно большего числа наших с тобой бойцов. Ну и попутно, опять же по возможности, наковырять какие-то факты о бесчеловечном и жестоком обращении российских военнослужащих в отношении «тихого» и «кроткого» чеченского народа. Короче, тащи весь негатив своим «кормильцам», а уж они, там сами разберутся: чего та или иная информация стоит!
Им бы действительно помочь своим сыновьям!– выпустив пар, Лютый заговорил более спокойно. – …Ну, там, пленных на «халявные» доллары вызволять или заниматься поиском без вести пропавших военнослужащих. В конце концов, детей своих к серьёзным жизненным испытаниям готовить.!.. Взять, к примеру, твоего Цымбала. Ну, какой на хрен из него боец? Ханура ханурой – кожа, да кости. Его же лёгкий порыв ветра сдуть может. А парня на войну отправили! Где же были те бабы, когда этого пацана в армию призывали? И кстати!.. – вдруг спохватился Лютый. – …Ты чего этим матерям, мать их так, ответил?
– Ничего! Просто вызвал Побилата с вещами на КПП!.. Говорю им, дескать, хоть сейчас забирайте. Мол, мне он и даром здесь не нужен!
– И как же воспринял данные слова лейтенант?.. – то ли в удивлении, то ли в непонимании вдруг нахмурился Лютый. – …Не обиделся? Домой не запросился?
