Олег Колмаков
Злая память
Очевидно, не зря говорят о том, что война заканчивается лишь тогда, когда будет похоронен последний её солдат. Несколько перефразируя данную истину, следует напомнить, что Валерий был всё ещё жив. А потому и война его была вовсе не окончена. При этом сам Князев уж вовсе не жалел о своей новой командировке. Ну, скажите: кому же ещё, как не ему, здоровому и крепкому мужику, офицеру с многолетним опытом боевых действий, противостоять хорошо обученным и отменно вооружённым паскудам, попутно возвращая тем гадам долги за своих потерянных друзей и товарищей.
Невольно Князев припомнил и то, как в своей пост армейской жизни, следуя по мирным улицам родного города, он частенько ловил себя на том, что беспрерывно ищет в плотном людском потоке, среди многочисленных незнакомых ему людей, лица парней, служивших с ним когда-то, и не вернувшихся с той войны. И самое главное (а может, и самое страшное), что он их иногда находил…
– Иришка, ведь я вовсе не ожидал тебя здесь встретить! Дай-ка я получше тебя рассмотрю. Как-никак, а целых два года мы с тобой не виделись!.. – отступив на пару шагов, Валерий продолжил выражать вслух свои искренние восхищения. – …Эх, как подросла!.. Как похорошела!… Ну, прям фотомодель с обложки военного журнала!
– Между прочим, я и раньше была вовсе не уродина! – пробурчала девчушка. При этом её щеки несколько порозовели.
– От мужиков отбоя, наверняка, нет! Поди, и замуж успела выскочить?
– Опять смеётесь? За кого ж здесь выскочишь?.. – дама изобразила на своём лице нечто похожее на брезгливую гримасу. – …Это в вашем отряде, бойцы были, как на подбор! К тому же вежливы, обходительны, тактичны, в общении интересны. А тут… Одно слово: пехота. Мотострелки хреновы. Наглые, да прилипчивые!.. – Ирина вновь улыбнулась, лишь после короткой паузы. – …Шучу я, Князев, шучу! Нормальные ребята, как и везде. Правда, звёзд с неба не хватают. И всё же с вами… Ну, с теми… Ни в какое сравнение.
Девушка отвернулась, пряча навернувшиеся на глаза слезы.
– Иришка, ведь ты была тогда, ещё девочкой, почти ребёнком! Потому и казались мы тебе большими, сильными и благородными дядьками! – усмехнулся Валерий, пытаясь отодвинуть воспоминания собеседницы на задний план.
– Ага!.. Девочкой!.. К вашему сведению: два года назад, мне было почти восемнадцать.
– Извини. Как-то не заметил!.. – неопределённо повёл плечами Валера. – …Ну, ничего, служить мы теперь будем рядом, потому и постараюсь, как можно скорее искупить свою вину за прежнюю невнимательность!
– Уж вы постарайтесь! – улыбнулась Ирина.
– Приложу все усилия!.. – Валерий поддержал игривый настрой юного создания.
– Выходит, это правда!..
– Ты о чем? – Князев успел уловить печальные нотки в её голосе.
– О том, что Лютый отрядил вас на дальние склады!
– Так точно! А, собственно, почему в столь трагичных тонах?
– Валера, попрошу тебя быть там поосторожней!.. – будто подчёркивая исключительность момента, а так же искреннее неравнодушие к судьбе своего боевого товарища, дама вдруг перешла на «ты». – …В штабе о дальнем объекте ходит самая дурная слава. Здесь о нём говорят, не иначе, как о «голгофе», как о «выжженной земле». Ведь там собран весь армейский сброд!.. И «наши», и чужие. Из тех солдат, многих я знаю лично. Возможно, каждый из них в отдельности (то есть, вне общей массы) и неплохой парень. Когда же они вместе – туши свет! Ещё никому из офицеров не удавалось добиться на складах хоть какого-то прогресса. Тогда как свой былой авторитет многие командиры на «дальнем», безусловно, подорвали. Сломал их тот объект.
Понимаешь?.. Поздравлять тебя (вовсе не чужого мне человека) с новым назначением, считаю нечестно. Но и сочувствовать, было бы сейчас так же неуместно. Потому что мне очень-очень хочется, чтобы именно у тебя, майор Князев, вопреки всему, это получилось! Чтоб подольше ты здесь задержался. А заодно и утёр кое-кому нос!..
Скоро дембель!
Первые тёплые лучи апрельского солнышка, едва успели прогреть уставшую от холодной зимы землю, а четверо военнослужащих, раздевшись буквально до трусов, уже развалились на широких скамейках «курилки». Солдаты спешили получить от весеннего небесного светила первые, потому и избыточные дозы ультрафиолета. Через месяц-полтора они рассчитывали появиться в родных краях тёмными от загара. Как, собственно, и должны были выглядеть люди, действительно, побывавшие на Кавказе.
– Слушай, Сом!.. У вас в Челябинске, «тёлки» красивые? – обращаясь к соседу по лавке, поинтересовался один из «отдыхающих».
– Да уж, наверняка покруче, чем в вашем Кызыле!.. – под усмешки сослуживцев и почти не открывая глаз, ответил Игорь. – …А ты, Литвин, никак за невестой в наш город собираешься заскочить?
Прозвище Сом, Игорь получил ещё на призывном пункте. Как производное от его фамилии: Самолюк. К предстоящему дембелю Игорь подготовился, пожалуй, одним из первых. Оставалось лишь дождаться того самого желанного часа, когда будет зачитан приказ и он, с лёгким сердцем отправиться домой, на Южный Урал. Засыпая, Игорь частенько представлял себе ту самую картину, когда он, совсем неожиданно, без каких-либо предварительных телеграмм, вдруг предстанет перед родными и знакомыми в отглаженной парадной форме, увешанной медалями и двумя орденами, наградами за боевые заслуги.
– Нет, Сом!.. В Челябинск я вовсе не собираюсь. И вообще, не за себя спрашиваю!.. – неуклюже ответил Литвиненко, достаточно добродушный и невозмутимый здоровяк, под два метра ростом. – …Значит, ты утверждаешь, будто бы девки у вас красивые!.. В таком случае, забери с собой Яшку. Жаловался он мне давеча, мол, всё девчонки из его деревни подалось в город. Дескать, одни бабки старые на завалинках остались.
– Литвин, ты чего это вдруг, взялся за меня хлопотать? Разве я просил тебя об этом?.. – недовольно приподнялся со скамейки худощавый Сергей Якушев (среди друзей, просто Яшка). Он никогда не упускал случая хоть чем-то зацепить или уколоть острым словцом кого-то из более крепких парней. – …К тому же, я вовсе не из деревни. Сколько можно повторять, у нас не деревня или посёлок, а центральная усадьба, почти райцентр! Ну, и самое главное, я вовсе не нуждаюсь, в чьей либо помощи. И вообще, ты Саня, в каждой бочке затычка. Повсюду свой нос суёшь!..
– Да ведь ты сам!.. Буквально вчера, все уши мне проел своими стонами: мол, где бабу найти? – доселе добродушный Литвиненко, на сей раз вскипел.
– Санёк, кончай верещать, как резаная свинья!.. – на правах негласного авторитета, Самолюк оборвал бессмысленный и пустой трёп своих сослуживцев. – …И ты, Яшка, лучше заткнись! Гляди, достанешь Кызыла… Ох, и огребёшь ты от него, по самое не хочу! Голова у Литвина дурная, а кулачищи пудовые. Зацепит разок, лишь в госпитале очухаешься!
– В конце-то концов, вы дадите мне подремать? – вдруг зарычал, до сего момента, мирно и молча отдыхавший Валера Рудяев.
– О-о-о!.. Смотрите-ка, Рудяй проснулся! Что, дружище, совсем не спиться? – с наигранным удивлением обратился к Валерию, Самолюк.
– Ага, с вами, с бакланами, только и кимарить!.. – вздохнув, Рудяев встал. – …Ну? Закурить что ли, дайте!
– Рудяй, ведь ты вчерашний день провёл при штабе! Так рассказывай, какие там новости?.. – Якушев протянул проснувшемуся парню уже раскуренную сигарету. – …Может, чего интересного узнал?
– Да, какие в этой дыре могут быть новости? А впрочем, постой!.. – сонный Рудяев вдруг оживился. – …Был там один чертила. Часа два, без перерыва анекдоты травил. Я так ржал, что едва не обоссался. Вот только мало, чего я сумел запомнить… – уже с грустью добавил Валерка.
– Так давай выкладывай, что запомнил, что в башке твоей осталось. Ни то, мы с тоски тут передохнем! – навострил уши Литвиненко.
– Рассказать именно так, как тот чёрт!.. То есть, с его выражениями, ужимками и прочим, у меня вряд ли получиться!.. – заранее принялся оправдываться Рудяев.
Однако его тотчас оборвал на полуслове Самолюк.
– Давай уже, начинай! Не тяни кота за хвост!
– Ну, короче так!.. – чуть собравшись с мыслями, величественно и многообещающе начал Рудяев. – …Только-только закончился жесточайший бой. Трупов с обеих сторон, просто немерено. Земля ещё дымиться. Солдатик, один из немногих, оставшихся в живых, уставший и измождённый возвращается к своим. Выжат и измотан он до предела, ели ноги свои волочит. Автомат на плече, гимнастёрка до пупа расстёгнута. Ковыляет тот солдат через небольшой пролесок. И вдруг слышит, как в кустах кто-то стонет: дескать, помоги братишка. Мол, боль до того невыносима, что терпеть её нет больше мочи. При этом просит, типа, будь другом, добей.
Наш солдатик остановился, огляделся. Быстро сообразил, что смертельно раненый военнослужащий где-то совсем рядом, буквально в ближайшем кустарнике… А сообразив, отвечает: «Ты что?.. Забудь о смерти, потерпи ещё чуток!.. Сейчас я в госпиталь тебя оттащу!..»
«Братишка, уже поздно! Рана смертельная! Половину тела, взрывом разнесло, кишки на траву вывалились!.. Нет более сил, терпеть… Помоги, братишка!.. Избавь от ненужных страданий!..»
Понимает наш солдатик, что дело, действительно, серьёзное. И решает выручить соотечественнику. Вскидывает автомат, передёргивает затвор. Перекрестившись и закрыв глаза, выпускает полный «рожок» в тот самый куст. Для верности, стреляет туда же из «подствольника». Когда завеса пороховых газов рассеивается, с чувством выполненного долга, он идёт дальше.
И тут, вновь слышит он за своей спиной, всё тот же голос: «Спасибо тебе, братишка!»
Дикий гогот взорвал тишину складских территорий.
– Молоток, Рудяй! Повеселил!.. – не в силах сдержать смех, кое-как прохрипел Самолюк. – …Давай ещё что-нибудь!
– Мужики, атас! – внезапно выкрикнул подскочивший со скамейки Якушев. Его примеру интуитивно последовали и остальные. Кое-кто даже схватился за лежавшую рядом форму.
– Яшка, а чё за шухер? – ничего не понимая, дембеля крутили по сторонам своими стрижеными головами.
– Только что, через КПП проследовал командирский БМД!.. – пояснил Якушев.
– Тьфу, ты! Нашёл, чего пугаться!.. – облегчённо вздохнул Литвиненко. – …Я-то, грешным делом решил, будто бы «чехи»!.. Подумаешь, командирский БМД!.. Наверняка, Макс за почтой или ещё за чем-то в штаб гонял! Наш командир, объект нынче не покидал. С самого утра на «медицинском» с прапором воюет. Всё чего-то считает, проверяет, ищет!..
– Да, если бы и лейтенант?.. – равнодушно, продолжил Рудяев. – …Чтоб изменилось? Что он, вообще, может нам сделать? В лучшем случае, прочитать очередную нотацию!.. Ни рявкнуть; ни приказать; ни вздрючить, как следует! Наш Побилат, как офицер и как командир – вообще, ни о чём!.. Плюшевый! И если честно, то за такого командира, мне перед чужими солдатами даже стрёмно.
– Мужики, вы вообще о чем?.. – вмешался в разговор Самолюк. – …Нам вечером в ночной наряд заступать. Потому и положен нам полноценный дневной отдых. А посему: что Побилат, что сервелат – нам всё по хрену!
Немного успокоившись, четвёрка «старослужащих» вновь развалилась на лавках.
– Может, кому-то и стрёмно!.. – первым затянувшееся молчание нарушил Рудяев. – …А по мне, так на нашего лейтенанта, всем нам молиться нужно. Дай ему Бог, до самого дембеля здесь остаться. С этаким командиром, нам гарантирован полный расслабон! Последние недельки хотелось бы дослужить без каких-либо излишних напрягов!..
– Сом!.. – тихо произнёс Якушев. – …Если Побилат с прапором вдруг обнаружат на «медицинском» пропажу канистры? Ну, той самой, что со спиртом, которую мы нынешним утром подрезали. Чую, будет нам тогда долгожданный дембель!..
Самолюк промолчал. Ответил за него Литвиненко.
– Ты б поменьше о той канистре вспоминал, да попусту языком молол! Даже если и обнаружат… Разве мы здесь одни? Каждый день по два-три грузовика на склады приезжают, разгружаются, загружаются!.. Попробуй за всеми уследить? – предельно просто и доступно объяснил Александр.
– Эх, а я бы той спиртяги, прямо сейчас дёрнул!.. – вспомнив об украденной накануне канистре, грустно вздохнул Рудяев. – …Достали меня эти склады и эта долбаная Чечня! Домой хочу!
– Валера, я и сам на «измене»! Однако до вечера, всё же придётся потерпеть! Иначе, как пить дать, спалимся!.. – обращаясь к Рудяеву, как к брату, Самолюк несколько урезонил последнего. – …Вот заступим в караул, дождёмся отбоя, тогда как положено и оторвёмся!
– Служить нам осталось вместе, совсем ничего!.. – задумав что-то, начал издалека Серёга Якушев. – …Вот-вот разъедемся!..
– Да, уж!.. Пять-шесть караульных нарядов и по домам! – поддержал его Литвиненко.
– Сом, быть может, ты всё-таки расскажешь нам о том, как попал сюда, на склады?.. – тут-то и вставил свой вопрос Яшка. – …Поведай напоследок о той чеченской снайперше. Как вычислил её, и как за ребят, погибших, с ней рассчитался? Или, ты предпочтёшь так и уехать на Родину со своей тайной?
– Так и уеду! – рявкнул Игорь, явно задетый за нечто живое.
– Мужики, слушайте ещё одну фишку!.. – воодушевлённый своим прошлым успехом (как рассказчик анекдотов), Рудяев уселся поудобнее. – …Следующий прикол, просто отлично впишется в данную тему.
– Давай-давай!.. – вынув из пачки очередную сигарету, Самолюк поторопил товарища. – …Ни то Яшка весь мой мозг съест!
– Короче так!.. В центре Грозного громыхают уличные бои. Один из пехотинцев-новобранцев забился от страха под бетонную плиту и сидит там, словно таракан за печкой. Слегка попривыкнув и немного освоившись в новой для себя обстановки, тот пехотинец начинает вертеть по сторонам башкой, подмечая кое-какие детали. Тут-то и обращает он своё внимание на подвал одного из соседних полуразрушенных домов. Дело в том, что туда, то и дело шныряют наши бойцы. Причём выходят они оттуда какими-то радостными и улыбчивыми.
Любопытство нашего солдатика, в конце концов, пересилило все страхи и он, улучив минуту временного затишья, чесанул-таки к тому самому подвальчику. Залетает солдатик в приоткрытую дверь и видит толпу военнослужащих, выстроившихся друг за другом в длиннющую очередь. Причём солдатская вереница, начинавшаяся у самых дверей, уходила неизвестно куда, в темноту подземных катакомб.
Спрашивает первогодок: зачем, дескать, стоите?
Крайний из очереди ему и отвечает.
– Понимаешь, братишка!.. Наши разведчики накрыли чеченскую снайпершу! Вот и решили они наказать её, как говориться по заслугам. Потому и удовлетворяет она сейчас всех желающих!
Тут первогодок и сам замечает, что у всех подвальных военнослужащих, ширинки заранее уж расстёгнуты. А заметив, вновь интересуется.
– Так она, что же?.. Всем даёт?
– Ща узнаем!.. – отвечает всё тот же крайний и немедленно осведомляется у предыдущего. – …Братишка, очередь-то можно занимать? Она всем даст?
Вопрос быстро пробегает по живой цепочке: «Она всем даст?.. Она всем даст?.. Она всем даст?.. Она всем даст?..» – и теряется где-то там, в темноте подвала.
Ответ приходит, тем же «макаром».
«Всем!.. Всем!.. Всем!.. Всем!.. Всем!..»
– Ну, слыхал?.. Можешь спокойно ожидать своей очереди! – подтверждает крайний.
Обрадованный новобранец уж совсем осмелел и вновь интересуется.
– А как, насчёт нестандартного секса? Ну, там… К примеру, в зад?
– Да ты совсем, парень, оборзел!.. – усмехается крайний и тотчас добавляет. – …А впрочем, мы и об этом сейчас узнаем!
«В зад даёт?.. В зад даёт?.. В зад даёт?..» – уносится в темноту.
«Даёт!.. Даёт!.. Даёт!..» – чуть позже вторит ему очередь.
Тут молодой и вовсе погружается в мир своих довоенных грёз и фантазий.
– А в рот берет?
«В рот берет?.. В рот берет?.. В рот берет?..» – вопрос солдатика передаётся по цепочке.
«Нет!.. Нет!.. Нет!..» – отвечает очередь.
– А почему? – удивляется салага.
«Почему?.. Почему?.. Почему?..» – негодуют солдаты.
«Голову ещё не нашли!.. Голову ещё не нашли!..»
Такого фурора, Рудяев вовсе не ожидал. Истеричный хохот, в буквальном смысле, посбрасывал солдат с лавок.
– Ну, ты Рудяй, красава!.. – откашлявшись после минутного безумия, кое-как сумел выдавить из себя Самолюк. Будто бы Рудяев лично участвовал в той вакханалии. – …Так этой суке и надо!..
Если кто-то сейчас скажет о некоем психическом отклонении, или того хуже, о сумасшествии бывшего десантника, сразу поспешу успокоить. «Крыша» у Самолюка не поехала, и рассказанный анекдот он вовсе не принял за реальную историю. Просто в жизни старшего сержанта была своя, роковая чеченская снайперша, расспросами о которой, время от времени и донимал его Якушев, и которую сам Самолюк, наверняка, запомнит до гробовой доски.
Около года назад, близ полевого лагеря десантно-штурмового батальона (в котором на тот момент служил Самолюк) объявился вражеский «стрелок». Умело и грамотно меняя свои позиции, он планомерно принялся отстреливать десантуру. При этом сам оставался, на редкость неуязвим.
Когда же, очередной жертвой снайпера стал земляк и лучший друг Самолюка, выдержка Игоря кончилась. Словно одержимый, втайне от командиров и сослуживцев, он устроил настоящую охоту на злополучного снайпера. Как-то не по-пацански было спускать подобную дерзость.
На исходе третьей недели, Самолюк его всё же «накрыл». Какого же было удивление десантника, когда вместо ожидаемого матёрого боевика, он вдруг застал на подготовленной для стрельбы позиции, местную девку, на пару лет младше его самого. Чеченка оказалась вооружена снайперской винтовкой, на прикладе которой было сделано около двадцати зазубрин. О том, что было после, знали лишь двое: сам Игорь и уже мёртвая снайперша…
Ну, а позже, старшего сержанта Самолюка обвинили в зверском убийстве несовершеннолетней мирной девочки. Разжаловали в рядовые и взяли под арест. И только хлопоты Лютого спасли парня от военной прокуратуры и уголовного преследования.
– Пацаны! Вы, случаем не знаете, где можно разжиться мешком сахара, парой пачек дрожжей? – будто что-то припомнив, невпопад поинтересовался Литвиненко.
– Кызыл, своей тупостью ты начинаешь меня пугать!.. – не сдержавшись, выкрикнул Якушев. – …Вот скажи: к чему, ты сейчас об этом спросил? А впрочем, сперва ответь мне на иной вопрос. Там, под Ханкалой!.. Ты, наверное, получил вовсе не лёгкую, а самую тяжёлую контузию? Причём, во всю голову, коль вопросы твои, день ото дня, всё дурнее и дурнее!
– А зачем тебе сахар? Да ещё и в таком количестве?.. – перебил Якушева Рудяев. – …На сладенькое к дембелю потянуло?
– Ни в этом дело!.. – быстро осознав неуклюжесть и несвоевременность своего вопроса, Литвиненко поспешил с пояснениями. – …В одной из складских подсобок я давеча приметил авиационный подвесной бак. Не меньше четырёх сот литров. Прапорщик Михайленко сказал, дескать, он дырявый и кроме, как на металлолом, ни на что более негоден. Однако я тщательным образом обследовал ту конструкцию и пришёл к однозначному выводу, что прапор врёт. Отличный и целый бак, да ещё и с герметичной крышкой! Потому и решил я его потихоньку дюзнуть, чтоб замутить в том баке брагу. Прикиньте, сколько пойла с него выйдет! Я, между прочим, обо всём нашем взводе тогда подумал, а ты, Яшка!.. Ещё раз вякнешь, я тебя так вломлю!..
– Литвин, оставь данную затею!.. – глядя на слегка придурковатое выражение лица сослуживца, при этом едва-едва сдерживая смех, Самолюк всё же нашёл в себе силы ответить вполне серьёзно. – …Склады у нас далеко не продовольственные. А в чеченское село за сахарком ходить не советую. Так что, обойдёмся мы, как-нибудь без твоей браги. Нам и канистры спирта, если пить будем аккуратно, до самого дембеля хватит!..
Хитрый прапор
Уж кто-кто, а прапорщик Михайленко на дальнем объекте был, пожалуй, единственным военнослужащим, ощущавшим себя на складах, словно рыба в воде. Всё и вся ему было тут до боли знакомо. В полной мере он владел ситуацией и был в курсе: как громких, так и малозначимых событий. Более того… По мнению самого прапорщика, он даже мог запросто предвосхитить кое-какое ближайшее будущее.
За сравнительно короткий промежуток времени Михайленко умудрился пережить на стратегическом объекте с десяток своих коллег по интендантскому ремеслу. Точнее, он их просто-напросто подсидел или выжил. В конечном итоге, прапорщик остался на армейских складах единственным, кто имел неограниченный доступ ко всем ангарам и хранилищам. Как это не парадоксально сейчас прозвучит, но именно от Михайленко, от обычного прапорщика, во многих подразделениях, дислоцированных на южных территориях Чечни, зависело очень и очень многое. Аккуратно и незаметно прапорщик сосредоточил в своих руках кое-какие негласные (от того, не менее значимые) рычаги управления. Став основным распорядителем армейского «арсенала», начиная от занюханных портянок и заканчивая современными переносными зенитно-ракетными комплексами, он приобрёл не только некоторое влияние, но и вполне конкретную власть. Потому как на поклон к Михайленко приходили все: от обычного лейтенанта, до полковника. Отказать кому-либо (тем более, не обоснованно) прапорщик, конечно же, не мог. В зоне боевых действий шутки с поставками оружия были чреваты трибуналом или, того хуже, самосудом. А вот придержать отгрузку, сославшись на какую-либо вескую причину; выдать совсем не то, что требовалось или отправить груз не по адресу назначению, якобы, случайно напутав – наш прапорщик мог запросто. Ну, а когда речь шла о каких-либо сверх лимитах, уж тут Михайленко мог и вовсе позволить себе поизгаляться над тем или иным незадачливым офицером.
Сложившееся на складах и вокруг них положение вещей, когда обычного каптёрщика величают не иначе, как «чёрным кардиналом», а кое-кто из командиров так и вовсе всерьёз побаивается Михайленко – Лютого, как командира достаточно крупного военного подразделения, естественно, никоим образом не устраивало. Не устраивало подполковника и кое-что иное…
С определённой степенью вероятности, Лютый предполагал или догадывался о том, что кроме мудрёных манипуляций со складским имуществом, прапорщик ещё и успевает «крутить» какие-то свои, более серьёзные тёмные делишки. Аргументировалось данное предположение следующим посылом. Невзирая на то, что в караульном подразделении дальнего объекта на протяжении последних полутора лет напрочь отсутствовала серьёзная дисциплина, тем не менее, регулярные плановые и внеплановые проверки, периодически проводимые всевозможными комиссиями различных военных ведомств, так и не смогли выявить ни единого, даже самого маломальского недочёта. Михайленко неизменно оставался чист и неуязвим.
Однажды подполковник предпринял и вовсе отчаянную попытку. Он попытался избавиться от Михайленко вполне гуманным способом. Лютый оформил последнему перевод на «большую землю», и даже прислал за ним свою машину. О подобном «счастье» выбраться из зоны боевых действий, мечтал любой из военных, находившихся в то время на Кавказе. Любой, но только не прапорщик. Вопреки самому элементарному инстинкту самосохранения, прапорщик вдруг заартачился. Более того, у Михайленко тотчас объявились серьёзные покровители: то ли из штаба южной группы войск, то ли ещё откуда повыше…
Короче, Лютому в вежливо-угрожающей форме ненавязчиво намекнули оставить прапорщика в покое. И уже через сутки, как ни в чем, ни бывало, Михайленко вернулся на свои склады, приступив к исполнению своих прежних служебных обязанностей.
Именно тогда, пожалуй, впервые в своей многолетней карьере, подполковник и соприкоснулся с таким понятием, как коррупции в высших армейских эшелонах. Об отмывании денег, бесконтрольно выделяемых на Чечню, он, конечно, читал, слышал и знал. Однако не предполагал подполковник, что может она быть так от него близка. Ну, совсем рядом. Сам того не ведая, Лютый зацепил лишь «мелкий винтик» в грандиозном механизме воровства и взяточничества, которым, по сути, и был Михайленко. Через его склады, наверняка перетекали огромные бюджетные деньги. Потому и реакция того самого «механизма» была столь внушительной и молниеносной.
Впрочем, в тот период беспокоило подполковника вовсе не это. В первую очередь, он переживал за своих подчинённых. Ведь случайно выявившиеся связи прапорщика с армейской верхушкой, как для самого Лютого, так и для его офицеров ничего хорошего не предвещали. При определённом стечении обстоятельств, та круговая порука могла запросто стать чересчур опасной, а для кое-кого и вовсе роковой. Реальность подсказывала следующее. Выглядевший инертным и простодушным Михайленко, в критические для него минуты, мог запросто переродиться в активного, мстительного и злопамятного пакостника. Затаив на кого-либо зуб, прапорщик непременно находил возможность расквитаться, подставив своего обидчика под полную раздачу. А ведь Лютый, и без того уже сбился со счёту скольких добротных офицеров, тем или иным образом, прапор умудрился «сплавить» со своего объекта, а то и вовсе, из вооружённых сил.
Заочный конфликт между подполковником и прапорщиком начал приобретать всё больший и больший размах. А учитывая упёртость в характерах обеих участников той конфронтации, в скором времени, он непременно обещал вылиться в реальную войну. Справедливости ради, стоит отметить, что Михайленко ещё ни разу, в открытую не перешёл Лютому дороги. Прапорщик ограничивался лишь мелкими гадостями, кляузами, да, пущенными «в народ» слухами. И, тем не менее, подполковник (мужик опытный и предусмотрительный) заранее предполагал, что рано или поздно, это обязательно произойдёт. Потому и предпочёл он нанести упреждающий удар первым. Принимая во внимание свой предыдущий, не совсем удачный опыт по выдавливанию Михайленко с армейских складов, на сей раз, Лютый действовал с предельной расчётливостью, осмотрительностью и осторожностью.
Дабы наверняка завалить непотопляемого каптёрщика, подполковником была придумана достаточно мудрёная схема. И далеко не последние роли, в том хитроумном сценарии отводились, как лейтенанту Побилату, уже служившему на дальнем объекте, так и только-только прибывшему майору Князеву. Ни тот, ни другой о действительных намерениях своего командира, естественно, не догадывался. До поры, до времени, Лютый предпочёл использовать офицеров, что называется, «втёмную». Да собственно, и вводить подчинённых в курс дела, особой необходимости пока что не было. И без того, каждый из них, лишь исключительным исполнением своих служебных обязанностей, по разумению подполковника и должен был довести прапорщика до «белого колена». Чего собственно, Лютый на своём начальном этапе и добивался. Ведь всем известно, что взбешённый и выведенный из себя человек, склонен к совершению необдуманных поступков и, соответственно, неоправданных ошибок. Этими-то самыми срывами, и рассчитывал воспользоваться Лютый в дальнейшем.
С данной точки зрения, Князев виделся подполковнику лицом вовсе не предвзятым, не погруженным во внутреннюю кухню его армейского подразделения. А самое главное, Лютый был уверен в неподкупности данного офицера, в своё время имевшего непосредственное отношение к органам госбезопасности. Майор должен был довлеть над Михайленко, что называется: «извне». Тогда как лейтенанту Побилату, по молодости лет принципиальному и въедливому, вменялось оказывать давление на прапорщика изнутри. Для этого, по личному приказу подполковника, Побилату и предписывалась организация тщательной и глубокой ревизии на подотчётных Михайленко складах.
На какой-либо успех вышеуказанной проверки, Лютый, конечно же, не рассчитывал. Цель ревизии была абсолютно иной. Повторюсь, доставить прапорщику, как можно больше хлопот и заставить последнего хорошенько понервничать.
– Лейтенант! Шприцы будем пересчитывать? Или ограничимся подсчётом коробок? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Михайленко. Он был полностью уверен в том, что на беглый подсчёт коробок со шприцами у них уйдёт не более часа.
– Конечно, будем! – сухо ответил Побилат, чётко следовавший инструкциям подполковника Лютого.
– Да ты с ума сошёл! Парень, опомнись!.. – не сдержавшись, взвыл до сего момента спокойный и уравновешенный прапорщик. – …Здесь их сотни тысяч!.. Мы, скорее сдохнем на этих коробках, чем их перелопатим!
– По времени, нас никто не ограничивает! Если потребуется, будем считать: хоть неделю, хоть две!.. – пробурчал Побилат, снимая со стеллажа первую, попавшуюся ему под руку упаковку. – …Так или иначе, но я должен вскрыть и проверить каждую упаковку!
– Стой, лейтенант!.. Не спеши!.. – Михайленко вдруг решил зайти с иного боку. – …Поставь коробку и дай мне минут пять, дабы я сумел тебе кое-что объяснить!.. – подсев рядом с Побилатом, прапорщик вновь перешёл на привычный разговорный тон. – …По возрасту ты годишься мне в сыновья. Кроме того, мы здесь одни. Потому, позволь обращаться к тебе по-простецки? Считай, по-отечески, без званий, субординации и прочего официоза… Саня, скажи мне честно, оно тебе надо? Имею в виду, сутки напролёт копаться в чужом дерьме. Уясни, милок, главное! Командиры приходят и уходят, тогда как прапорщик Михайленко незаменим. Считай, вечен! Знал бы ты, сколько до тебя перебывало здесь офицеров. Сколько сменилось солдат. Из всех остался лишь я один.
Ты сам посуди, куда ж без меня тому же Лютому? Да, и тебе, дружище, ещё не раз придется ко мне обратиться с той или иной просьбой. Так что, сынок!.. Давай-ка, мы с самого начала будем друзьями. Отложим на неопределённый срок это неблагодарное занятие, бесполезное пересчитывание сотню раз пересчитанного. Посидим за столом; выпьем и поговорим по душам. Уж будь уверен, у нас найдётся масса общих, интересных тем. Именно так мы и скоротаем недельку другую. Солдат спит – служба идёт.
Эх, Сашка-Сашка! Ты что ж, и впрямь думаешь, будто бы удастся тебе найти здесь то, чего не смогла отыскать московская комиссия, собранная из сплошь прожжённых волчар своего дела?.. Имею в виду комиссию, приезжавшую к нам на объект лишь пару месяцев назад и пробывших тут без малого две недели. Мальчик, советую тебе не быть столь наивным!..
– Кто знает!.. – лукаво подмигнул прапору Побилат. – …Быть может, вы и с ними… Взяли, да и бросили «копание в чужом дерьме». Тогда как отпущенные им две недели, вы лишь говорили с проверяющими «по душам».
– Но-но, пацан!.. – огрызнулся Михайленко. – …Не нарывайся! Ведь я могу поговорить с тобой и по-иному!.. Мало того, что скрипя сердцем, я терпел тебя последние восемь дней. Как распоследний бобик выполнял любой твой каприз!.. – и тут, видимо сообразив, что понесло его вовсе не туда, прапорщик вдруг осёкся. – …Хотя, ладно!.. Забудь! Будем считать, что последних слов ты мне не говорил, и я их не слышал. Ты пойми, терпение моё вовсе не безгранично, да и негоже мне, сорокалетнему мужику, словно обезьяна, прыгать по этим чёртовым стеллажам. Устал я!.. Влом мне, бестолково тягать эти пудовые кубы!..
