Олег Борисович Антонов
День Мечты
Я провел принудительное обследование всех поголовно. Всех прогнал через сканеры, мужчин на «Снегире», а женщин на «Воробье». И, к счастью своему, ничего плохого не обнаружил. Прекрасная физическая форма, несколько старых переломов и шрамов не в счет. А женская половина меня очень порадовала и обеспокоила: население острова через несколько месяцев собиралось увеличиться на две души. Конечно, с Витальдом, врачом колонистов, я поговорил серьезно и потребовал пройти в ближайший месяц курс переподготовки у нас, в Новограде. Да и оборудование можно будет им подкинуть, то, что у них есть порядком устарело. Если все сложится благоприятно…
В том, что колонисты примут предложение СОЧ, у меня сомнений не было, как и у начальника. И очень было приятно узнать, что «Воробья» на время оставляют в распоряжении колонистов. Научники первой экспедиции быстро перегрузились к нам. Потом два специалиста решили задержаться на острове, наш физик и биолог из первой. А за час до отлета и меня удивила моя воспитанница, Аля, тоже решившая остаться. Но тут дело, как я догадался, было в том, что ей приглянулся пилот «Воробья», Алишер. Что ж, дело молодое, и я шутливо благословил ее, выразив надежду, что мы еще свидимся.
Наступило время расставания, и я совсем не удивился, когда начальник наш, прощаясь с колонистами, назвал их детьми и пожелал успеха. Мне оставалось только повторить его слова.
Подарок
Два часа он ползал между грядками, собирая поспевшие ягоды в плетеный туесок, придирчиво осматривая каждый кустик: не появилась ли плесень, и нет ли следов слизняка. Солнце уже хорошо припекало, когда от калитки послышался звон колокольчика, кто-то знакомый вошел, иначе запищал бы брелок-охранник, висящий на поясе вытертых джинсов. Поднявшись в три приема и растирая поясницу, он направился к домику, скрытому за деревьями сада
По мощеной кирпичом дорожке к крыльцу подходили сын с женой и внучкой, которая, заметив деда, появившегося из-за высоких кустов облепихи, радостно вскрикнула и, широко раскинув руки, как птаха, бросилась навстречу.
– Деда, лови меня!
– Ух ты! Здравствуй, радость моя, – подхватив шестилетнюю девчушку в нарядном голубом сарафанчике с вышивкой, дед качнулся и закрутил её, радостно взвизгнувшую, вокруг себя. После третьего оборота он поставил ее на ноги, переводя дух и борясь с головокружением. Показал на стоящий рядом туесок: – Вот, Леночка, угощайся. Самая лучшая ягода с утра собирается.
– Ленуся, подожди, – остановил потянувшуюся за душистой красной ягодой дочь крик невестки. – Надо руки помыть, да и ягоды тоже.
Внучка с удивлением повертела ладошки перед собой и повернулась к родителям: – Но они у меня чистые, мам! Мы же в машине ехали!
– Это ты так думаешь, – подходя вместе с неловко улыбавшимся мужем, строго сказала дочери Анна. – Здравствуйте, Семен Михайлович. С днем рождения вас! – Она улыбнулась, обнажая ровные белые зубы, и протянула руку. Семен Михайлович легонько пожал её и склонил голову в поклоне, ощутив резкий, раздражающий запах косметики. Ногти у Анны были длинные, коричнево-розовые, с рельефным рисунком на каждом.
– Спасибо, Анечка, что приехали и Леночку привезли. Сейчас самая ягода пошла, можно и в бор сходить, грибы уже появились, – скрывая досаду на то, что внучке не дали попробовать ягоду, ответил Семен Михайлович. Вечно невестка озабочена чистотой, прямо мания какая-то у нее, а ведь ничего чистого в природе не бывает. Это только искусственно можно чистоту создавать. Чистые металлы или чистый вакуум, например, это понятно. А вот чистые руки – это нереально, даже у хирурга в операционной на руках стерильные перчатки.
– Привет пап! С днем рождения! – обнял отца Валера и похлопал по спине. – Мы тебе подарки привезли. От родичей, от Савичевых, они завтра приедут… Только надо вытащить из машины. Как ты тут, не скучаешь в одиночестве? Мама позже подъедет, она ещё готовится. Решила нас побаловать своими рецептами. Её Димка привезет, к обеду.
– Спасибо, спасибо сынок… Ну, пойдем в дом или помочь с разгрузкой? – улыбаясь, спросил Семен Михайлович и тут же засуетился, вспомнив, что он в рабочей одежде гостей встречает.
– Вот черт, я ведь еще и не переоделся. Леночка, идите с мамой в дом, умойтесь. А мы пока пойдем к машине…
– Да ладно, пап, не суетись. Мы ведь знаем, что ты у нас труженик сада и огорода, – со смехом остановил его сын и, приобняв за плечи, повел в дом. – Сейчас переоденешься, умоешься и проведешь экскурсию для Ленки по своему саду. А машину есть кому разгрузить.
– Это как же, ты на служебной? – удивился Семен Михайлович, поднимаясь по ступенькам. Анна с внучкой уже зашла в дом и теперь командовала в ванной: – Так, теперь лицо сполосни…
– Да нет, пап, на своей. Просто знакомого попросил, чтобы покатал сегодня, – немного замявшись, сказал сын, придерживая дверь и пропуская отца вперед. – Скоро сам всё узнаешь, пойдем.
Стол, после недолгих споров с Аней, закончившихся неожиданной поддержкой сына, решили накрыть с южной стороны дома, под решеткой навеса, оплетенного хмелем и дающего прохладную тень. Да и мошка здесь не помешает, она хмель не любит. Пока выносили из дома стол, какой-то парень, молодой еще, лет семнадцати, мелькнул на дорожке с большой картонной коробкой. Семен Михайлович дернулся было познакомиться, но когда с мебелью управились, парень как сквозь землю провалился. В доме его не было, в саду тоже. Скорее всего, в машину ушел, радио послушать или с компьютером возится. Нет, так не годится. Что же он там будет один сидеть, не по-людски это, надо его позвать. Пусть в саду погуляет, или в доме ТВ посмотрит.
Валера, услыхав эти рассуждения, расхохотался и махнул рукой: – Погоди, пап! Он уже уехал, вернется скоро. Мама с Димкой приедут, тогда и познакомишься.
Леночка-белочка, внучка его единственная, уже пыталась забраться на ствол яблони, пыхтя и пачкая ладони. Хорошо, что мамочка не смотрит в её сторону. Лучше всего бывает, когда сын привозит внучку одну, тогда они все вместе делают что хотят, не обращая внимания на чистоту своих рук: и на деревья лазают за яблоками, и ягоды едят немытые, и в огороде вместе копаются. Ребенок должен с природой общаться напрямую, без компьютеров и телевизоров, всё должен потрогать своими руками, чтобы знать в каком мире живет. Жаль только, что редко они приезжают. Аня считает, что ее дочь должна быть цивилизованной, больше времени проводить за изучением этикета и английского, вместо того, чтобы без толку носиться по лесу или ковыряться с дедом в саду. Валера же ей не перечит, считает, что жена лучше знает, что нужно для дочери. Вот если бы был сын, тогда, его воспитанием занялся он сам. Так кто ж мешает завести второго ребенка, усмехался дед. Ох уж эта занятость, собой меньше бы занимались, тогда и на детей время бы нашлось.
– Что ж, дорогой, позволь мне начать, – стоя с бокалом шампанского, обвела взглядом собравшихся за столом гостей жена, Лидия Матвеевна. – Вот и стукнуло тебе пятьдесят восемь, через два года будет круглая дата. Прожили мы с тобой уже тридцать три года, вырастили сына и дождались внучку. Исполнил все, что положено сделать: ты вырастил этот сад, – тут она повела рукой и пролила немного из бокала на сидевшего рядом племянника Димку, но не заметила, тот вежливо промолчал, прижав салфетку к плечу,– построил этот дом и вырастил сына.. И не его одного, ещё тысячи детей, в своей школе. Живи ещё столько же, родной мой Сеня, сто лет ещё…
Лидия Матвеевна шмыгнула носом и прижалась к груди Семена Михайловича, вставшего рядом. Остальные одобрительно зашумели, поддерживая здравицу, зазвенел хрусталь, возвещая начало праздника.
– Спасибо, родная моя! – Поцеловав жену в затылок, Семен Михайлович звякнул своим бокалом о её и залпом выпил шампанское. – Давайте начнем гулять, как полагается. Меньше слов, больше пищи, друзья!
– Ура! – вскрикнул Димка, хватаясь за бутылку, чтобы долить имениннику, но Семен Михайлович сделал протестующий жест и, усадив жену, сел сам и потянулся к графинчику с собственноручно приготовленной наливкой из вишни. Не уважает он всю эту заводскую синтетику, неизвестно из чего ее готовят, лучше свое, домашнее.
Валера обслуживал дочь и жену, раскладывая по тарелкам изумительные салаты, которые так замечательно готовила мама. Виктория, сестра Лидии Матвеевны расхваливала салаты и требовала от мужа, полковника приехавшего в форме, чтобы он обязательно все попробовал, грозила пальцем сыну Димке, старательно наливавшего напитки в опустевшие бокалы и фужеры. Все было замечательно. Негромко играла музыка, это Валера постарался: выставил на подоконники колонки звуковой системы и поставил специально подобранный диск с любимыми мелодиями отца. Изредка налетавший ветерок шелестел листвой и световые зайчики, пробившись сквозь нее, прыгали по богато уставленному столу, посверкивая на хрустале и мельхиоре, вызывая восторг Леночки.
После третьего тоста прибыл старый друг Степан Гаврилович с супругой, даже в субботний день не сумевший вырваться из своего института пораньше. Семен Михайлович сам налил ему штрафную, заставил выпить сразу, потом усадил напротив себя и с удовольствием осмотрел стол и дорогих гостей. Теперь совсем хорошо, все дорогие ему люди собрались.
– …Восьмой случай уже и никаких следов, – развел руками полковник. – Собак привозили, так они только скулят да фыркают. А у меня комиссия за комиссией, проверяют так, что только пыль стоит столбом.
– Говорила тебе, это полтергейст, – авторитетно заметила его жена и рассмеялась, вызвав сотрясение своего полного тела, затянутого в красное платье с широким декольте.– Я же тебе говорила…
– Нет, Вика, это не то совсем, – с досадой сказал полковник. – Я в «барабашек» всяких не верю, это кто-то другой.
– Может быть, медведь или рысь, была? – вставил раскрасневшийся от шампанского Димка, полковник сразу повернулся к нему всем телом, будто шея у него окостенела под кителем. – В тайге ведь они могут и зимовье разграбить, так и тут. Хотя, если собаки след не берут, значит, это другое…
– Скорее всего, это ваши же люди и делают, – вмешалась Лидия Матвеевна и усмехнулась сестре, посмотревшей на нее с удивлением. – У нас тоже было несколько таких случаев. Воровали запасные части для техники охранники, а для отвода глаз под забором лаз прокопали и даже следов наделали, чтобы от себя подозрения отвести. Но их с поличным поймали, когда камеры установили, которые в темноте видят. Вот и вам надо такие же поставить, Егор.
– Где деньги на это взять? – горестно закатил глаза полковник и залпом осушил рюмку с водкой. – Еще один офицерский комплект пропадет, и меня точно посадят, он ведь не три рубля, а тридцать тысяч стоит.
– Ничего, разберетесь, – вновь колыхнулась всем телом супруга полковника. – Правильно Лидочка говорит, свои воруют…
– Деда, смотри, что я тебе подарила, – отвлекла Семена Михайловича, предположившего про себя, что шурин его сам же и подворовывает со своего склада, вместе со своими друзьями-однополчанами, внучка. Она принесла из дома коробку в яркой цветной обертке и перевязанную синей лентой. В коробке оказалась книга, о которой он знал, но в руках держал впервые: подарочное издание «Мастер и Маргарита» Булгакова. Семен Михайлович сухо сглотнул и укоризненно посмотрел на сына: такие расходы! Но тот только плечами пожал и улыбнулся.
– Боже мой, какая прелесть! – тут же восхитилась Лидия Матвеевна, сестра ее глянула на книгу и недоуменно пожала плечами: тоже мне, подарок, и деловито поправила крупный перстень на левой руке. Полковник скользнул безразличным взглядом по книге и потянулся к графинчику с грушевой водочкой, а вот у Димки книга вызвала интерес, он вытянул шею, разглядывая обложку. Гаврилыч удивленно покачал головой, глядя на подарок с завистью, и подмигнул имениннику: мол, каков сынок, а?! Ну, а Светлана Акимовна, жена его, поцокала язычком, словно белка, в знак восхищения подарком и одобрительно кивнула Валере и Ане. Аня тут же расцвела, довольная произведенным эффектом, подарок был действительно дорогой.
– А мы тебе, деда, еще один сюрприз приготовили! – радостно заявила внучка и обернулась к родителям. Валера с улыбкой кивнул дочери, Аня нахмурила брови, давая понять, что дочь ведет себя неправильно, но тут же улыбнулась, заметив любопытные взгляды гостей.
– Да, пап, мы со Степаном Гаврилычем, Светланой Акимовной и Анечкой, решили тебе преподнести еще один подарок, совместный, – сын легко поднялся и протянул отцу конверт. Семен Михайлович взял конверт, повертел его в руках и хотел отложить в сторону, но друг Гаврилыч остановил его, подняв руку: – Нет, ты уж посмотри друг мой, посмотри.
– Да ладно, Гаврилыч, потом, – протянул смущенно Семен Михайлович.
– Сеня, посмотри, будь ласков, – подошедшая сзади Светлана Акимовна положила ему руки на плечи.
– Да как-то неудобно, Светочка, – начал было оправдываться именинник.
– А почему бы и нет? – вскинула брови Виктория Матвеевна, словно задетая за живое. – Все свои кругом, чего стесняться?.
Полковник потянулся за рюмкой, но она оказалась пустой.
– Действительно, – пробурчал полковник, наливая себе сам и не обращая внимания на предостерегающий взгляд жены. – Поч-чему бы и не посмотреть? Эт-то всем интересно.
– Валера, поставь-ка ты нашу любимую, – обратилась к сыну Лидия Матвеевна, нарушая тишину и спасая покрасневшего от всеобщего внимания мужа, вынувшего из конверта лист плотной бумаги и золотистую пластиковую карточку.
– Белый танец! – объявила она, вставая, и протянула руку Гаврилычу. Леночка захлопала в ладошки и подскочила к Димке, который тут же подхватил ее на руки и под нарастающие звуки вальса, закружил, отходя от стола по дорожке в сад, где можно было покружиться без опасения задеть что-нибудь. Через минуту за столом остался только Семен Михайлович, изучающий содержимое конверта.
– Ну и как тебе, пап? – весело спросил сын, усаживая супругу за стол.
– И кто это придумал? – спросил помрачневший Семен Михайлович, бросая недовольный взгляд на старого друга. Улыбка сменилась озабоченным выражением на лице сына, Гаврилыч удивленно приподнял брови.
– А что такое? – настороженно спросила жена и потянулась к нему, Семен Михайлович похлопал ладонью по конверту, не отводя взгляда от лица сына.
– Пап, ты чего? Тебе не нравится подарок? – с обидой в голосе спросил Валерий и недоуменно посмотрел на мать.
– Ну чем ты опять недоволен? – поинтересовался добродушно Гаврилыч. – Давай лучше выпьем за то, чтобы тебе это понадобилось не скоро. И вообще, я не понимаю, зачем нам сейчас говорить об этом.
– В том-то и дело, – сердито вскинул голову именинник, лицо его побледнело. – Как можно такое дарить?! Это же чужая жизнь, понимаешь?
– Пап, ты не переживай, не хочешь и не надо, – хотел успокоить отца Валерий, но тот отмахнулся от него и ткнул пальцем в Гаврилыча.
– Нельзя распоряжаться чужой жизнью так… легко и бездушно. Ладно, когда врачи выращивают какие-то органы для пересадки, это понятно, но тело выращивать, словно футляр… Это уж слишком! – закончил уже вполголоса Семен Михайлыч, и замолчал, опустив голову. Гости непонимающе переводили взгляды с него на Гаврилыча, который только усмехнулся.
– Ну вот, на тебя не угодишь. После 50-ти лет человек из одних болячек состоит, то отказывает, это перестает работать… Не жизнь это, я тебе уже говорил, а одно расстройство, – спокойно ответил Гаврилыч и поднял рюмку. – Брось ворчать, давай лучше за твое здоровье выпьем. Пусть этот подарок не скоро понадобится, но в будущем пригодится. Вика, Костя, Света… Димка, посмотри, у всех налито?
– Точ-чно в цель, давайте за именинника! – радостно поднял рюмку полковник. – Чего там мудрить, дареному коню в зубы не смотрят!
Все за столом оживились, потянулись к имениннику рюмки и фужеры, но он сердито засопел и отвернулся. Жена ласково похлопала его по плечу и извинительно улыбнулась гостям: – Сеня, так нельзя… Ты не пей, но гостей уважь.
Именинник дернул плечом, потом с хмурым лицом все-таки взял рюмку с наливкой и нехотя поднял. Выпили, снова заиграла музыка и Леночка, спрыгнув со стула, потащила Димку в сад. Ей захотелось посмотреть крыжовник, поспел уже или нет.
– Слушай, Сеня, а чего ты взбеленился-то? – поинтересовалась сестра жены, когда Лидия Матвеевна отправилась за горячим, захватив с собой сына. – Подарок не по вкусу пришелся? Что там такое?
– А, это неважно, – пробурчал с недовольным лицом Семен Михайлович, бросив быстрый взгляд на Гаврилыча, негромко обсуждавшего что-то с полковником, которому очень понравились наливки.
– Ну вот, и спросить нельзя, – поджала губы Виктория Матвеевна, но ей ответила Аня, которой очень не понравилось, как отреагировал на подарок именинник.
– Да сущий пустячок – разрешение на клонирование, со страховкой. Жаль только, что не угодили Семен Михалычу… А вот Лидия Матвеевна очень обрадовалась.
– Ого! – только и смогла выдохнуть Виктория Матвеевна, она посмотрела круглыми глазами на именинника. – Это же столько стоит…
– Да, стоит дорого! – тут же вскинулся Семен Михайлович, слышавший слова Ани очень хорошо, да она и сказала так, чтобы он услышал. – Только вот принять такой подарок для меня невозможно!
– Почему это? – громко спросила Аня, привлекая общее внимание. – Неужто вам это не надо, Семен Михалыч? С вашим-то здоровьем… Или для вас это недостаточно щедрый подарок?!
– Как ты можешь так говорить? – укоризненно посмотрела на невестку Виктория Матвеевна.
– Аня! Прекрати пустую болтовню! – встрепенулся Степан Гаврилович и начал вставать, но ему не дал подняться полковник, которому очень хотелось досказать свою мысль.
– Не, Гаврилыч, погоди… Получается, что это уже не демократия, а фигура из трех пальцев… Ты мне… меня перебил. Пусть они сами р-разберутся, не мешай им, – но Гаврилыч оторвал его пальцы от своей руки и двинулся к дочери, натыкаясь на стулья. Аня, откинувшись на спинку стула, в запале бросала слова в тестя, сидевшего с опущенной головой.
– Конечно, это ведь так легко – зарабатывать деньги! А какой риск, вы знаете? Сколько Валерке стоит весь этот бизнес, как ему достается наше благополучие, знаете? Тогда и не говорите, что имеете право отказываться! Он для вас готов последнее отдать…
– Прекрати! – прорычал Гаврилыч и влепил дочери пощечину. Аня потрясенно уставилась на него с открытым ртом, потом глаза ее наполнились слезами, она вскочила и бросилась в сад, закрыв лицо руками.
Гаврилыч с досадой хлопнул себя по бокам руками: – Простите, простите друзья… Это недоразумение, сейчас я все улажу…
Он бросил озабоченный взгляд на оторопевшего именинника и торопливо пошел следом за дочерью. Светлана Алексеевна прижав руки к груди, поглядела вслед мужу, перевела взгляд на именинника, который виновато развел руками. Полковник недоумевающее вертел головой, супруга его с приоткрытым ртом смотрела вслед ушедшим. Семен Михайлович, вдруг слабо усмехнулся и полез в карман. Вытащив трясущимися руками стеклянный цилиндрик, он с трудом вытряхнул красный шарик и сунул в рот.
Подошедшие с тарелками и кастрюльками Лидия Матвеевна и Валера, весело болтающие о полезности свежего воздуха для пищеварения, заметили неладное и замолчали.
Валера поставил кастрюльки на стол и хрипло спросил: – Что тут произошло?
Лидия Матвеевна со звоном поставила стопку тарелок на стол и озабоченно схватила мужа за руку: – Что случилось, Сеня? Опять сердце?
– Да-а, тут такое было, – пробормотала вполголоса сестра и хлопнула ладонью по столу, заметив, что полковник уже опрокинул в рот очередную рюмку. – Ну как ты можешь, Костя!
– А чего, – вздернул подбородок полковник. – Все куда-то разбежались, а именинник здесь… Правда Сень? Давай за твое здоровье выпьем, а?
– Давай, – усмехнулся Семен Михайлович, лицо которого порозовело, и похлопал по руке жены, склонившейся над ним. – Все хорошо, родная.
– А где Аня… и остальные? – кашлянув, поинтересовался Валера, вертя головой.
– Да все нормально, – уже обычным голосом сказала Виктория Матвеевна и небрежно махнула рукой в сторону сада. – Димка с Леночкой гуляют в саду, а Аня… тоже решила прогуляться.
– Точ-чно, Степан тоже пошел в сад. Что-то они тут н-не поделили, – изрек полковник, сосредоточенно тыкая вилкой и никак не попадая в скользкий гриб на своей тарелке.– Кричать не кричали, но вроде как поссорились.
– Вот болтун, не знает ничего, а болтает, – осадила своего мужа Виктория Матвеевна, презрительно махну на него рукой.
Валера бросил на отца озабоченный взгляд, заметил успокаивающий кивок матери и бросился в сад.
– … И ничего плохого в этом нет. Конечно, было бы удобнее обеспечивать всех желающих отдельными органами, но это нерентабельно. – Помахивая зажатой в руке салфеткой, говорил увлеченно друг Гаврилыч, оглядывая успокоившихся и вновь собравшихся за столом гостей. Он всегда после третьей рюмки садился на своего любимого конька – медицину и мог говорить долго. Слушали его внимательно и с интересом, только полковник больше интересовался графинчиком с густой оранжевой жидкостью, стоящим перед его супругой и до которого он еще не добрался. Аня сидела, поджав губы, и следила за дочерью, беззаботно размазывающей по щекам торт.
– Гораздо дешевле выращивать сразу целое тело, теперь это узаконено и фермеры быстро переключились на новое производство. Если раньше все боялись Гэ-эМ- продуктов, то теперь только такие старомодные люди, как наш именинник, продолжают упорно возиться с натуральными растениями. Вот посмотрите, – повел Гаврилыч рукой вокруг, не замечая недовольства на лице друга, – все соседи вокруг выращивают модифицированные растения. Поливай два раза в неделю и собирай урожай ведрами… Клубника – с кулак, яблоки – без единого червячка, хочешь дыни – пожалуйста, все теперь у нас можно вырастить. Только посади, а уж дерево или там куст сами вырастут, надо только правильно семена заказывать, чтобы на нашу климатическую зону были рассчитаны. А Михалыч вот, упрямо возится с парниками, над каждым деревом трясется – вдруг померзнет зимой, или тля какая поест летом… В ногу со временем надо шагать, друг мой, использовать достижения науки.
– Вот пусть соседи и кормят своих детей всякой дрянью, – отозвался без улыбки Семен Михайлович, – а я свою внучку лучше настоящими ягодами побалую. Никто ведь не проводит испытаний с модифицированными продуктами, болтовня только идет, что от них вреда нет…
– Зря вы так, дядя Семен, – деловито сказал Димка. – У нас вон, в универе, на кафедре биологии всякие опыты проводят, даже целое хозяйство на них работает. И каждый результат многократно проверяется, сертификаты на каждый продукт делают.
– Чепуха, мы вот их только пробовать начали, и неизвестно, как это отразится на вас и на них, – кивнул на внучку Семен Михайлович. – Проверить последствия таких модификаций сложно, слишком много времени для этого нужно, несколько поколений, по крайней мере. Этого никто не изучает, так было с радиацией, пока воздействия незаметны, все думают – нормально, а потом становится поздно. Рак, лейкемия, физические отклонения… Так ведь уже было не только с радиацией, с удобрениями и лекарствами тоже обжигались. Нам все мало примеров, мы смело бросаемся вперед, по пути прогресса, оставляя за собой миллионы калек …
– Правильно, Димка, – воодушевленно поднял вилку Гаврилыч, будто и не слышал своего друга. – У меня в хирургии экспериментов не ставят, только по отработанным методикам действуем. И нечего нос воротить, Михалыч, многие только мечтают о том, чтобы к нам попасть, сбросить отработанное тело… Как ракеты, – оживился удачной аналогии Гаврилыч, – отработала первая ступень – сбросил, отработала вторая – тоже долой… Так и у нас теперь: прожил полста лет – меняй основные механизмы, и еще полста лет живи без проблем.
– Да я не против замены… ступеней, – усмехнулся вяло Семен Михайлович и успокаивающе похлопал по руке жены. – Я против того, что вы так … бездумно и бездушно подходите к этим вещам. Нельзя так делать, не по-человечески это, не по-людски. Может, кто-то к вам попадет в тяжелом состоянии, на грани жизни и смерти, а вы со мной в это время возиться будете. Сколько сейчас людей гибнет на дорогах, сколько детей ждут очереди на операцию по замене сердца, почек или печени…
– Ну, брат, ты даешь! – вспыхнул друг Гаврилыч. – Не я же это придумал, может с позиции нравственности это выглядит не очень привлекательно, но сколько жизней спасено, сколько людей удалось вернуть к полноценной жизни. Не будем говорить о том, кто достоин обновления больше – политики или бизнесмены, у которых деньги всегда находятся… Но ведь каждую секунду в мире миллионы гибнут. Вот, месяц назад мы Тюнникова на ноги поставили, после той аварии, в когда самолет в воздухе развалился. Он ведь теперь свою теорию психокосмоса закончить сможет, это, брат тебе не гибридная картошка. Разве такие люди не заслуживают жизни?
– Как ты не поймешь, Гаврилыч, что не об этом я. Как на отдельном человеке такие замены и обновления сказываются, вам медикам, виднее. Но то, что спасаете только избранных, как это на обществе скажется – вот мой вопрос. С моралью играть нельзя, тут стоит только оступиться раз и все, общество потом не вытащишь из пропасти, – тоже начал раздражаться именинник, но его перебила бесцеремонная Виктория Матвеевна, о мировых проблемах никогда не задумывающаяся, но сильно интересующаяся более приземленными вещами.
– Так сколько же такое удовольствие стоит, Степан Гаврилович? – спросила она и в ожидании ответа навалилась грудью на стол. Гаврилыч, сбитый с толку, собрал морщины на лбу: – Какое еще удовольствие?
– Ну это, клонирование. Как я понимаю, можно ведь не отдельную часть заменить, а человека целиком, так?
– А, – протянул недовольно Гаврилыч, не любил он, когда его перебивают, да еще начинают интересоваться вещами, в которых мало разбираются. – Порядка тридцати- пятидесяти тысяч, это если полное клонирование делать. Но тут есть свои тонкости, все зависит от возраста, состояния и других… причин.
– Рублей? Или валютой? – снова поставила его в тупик настойчивая Виктория Савельевна. Гаврилыч под насмешливым взглядом Семена Михайловича буркнул: – Да, в евро, но, как я уже сказал…
– А как это все происходит, клонирование? – не обращая внимания на недовольный вид Гаврилыча, продолжала допытываться Виктория Матвеевна, не замечая, как супруг прямо у нее из-под носа всё-таки забрал графинчик с облепиховой настойкой. Гаврилыч обвел взглядом сидящих за столом, встретился взглядом с женой, улыбнувшейся ему ободряюще и обреченно развел руками. Семен Михайлыч усмехнулся: придется теперь другу рассказывать, да только зря он руками разводит, любит о своей работе поговорить, видно, в институте так свободно не поболтаешь. А Светка им гордится, ей приятно, когда на него с открытым ртом смотрят и слушают завороженно.
– Трансплантация выращенных органов это только часть работы. Потом в дело вступают специалисты по генетике, они регулируют работу организма, изменяют структуру ДНК, убирают выявленные дефекты… Через пару месяцев человек обретает вторую молодость, если можно так выразиться, даже внешне это бывает заметно. Особенно у женщин…
– Так, так, – вполголоса пробормотала Виктория Матвеевна с затуманившимся взглядом. Теперь ей будет чем заняться, решил с неприязнью Семен Михайлович, представляя, как она насядет на бедного полковника, беззаботно продолжавшего наполнять свою рюмку. Бедный полковник, придется ему свои склады тщательно проинспектировать на предмет излишков.
– Вот видишь, Сеня, – ласково сказала жена, прервавшая разглагольствования Гаврилыча своими тортами, которые он теперь с большим удовольствием пробовал, закатывая глаза и восхищенно мыча. – Незачем тебе было вставать в позу, Аню вот зря обидели.
– Нет, Лида, все равно не могу, – упрямо сказал Семен Михайлович, тихо, чтобы только она услышала. Жена сокрушенно вздохнула, но спорить не стала. Приветливо улыбнулась сестре, доедающей третий кусок «Наполеона» и кивнула внучке, помахавшей через стол измазанной в креме ручкой. Но от Гаврилыча, вроде бы занятого едой, не ускользнул их обмен репликами. Промокнув рот салфеткой, он поднял фужер с шампанским.
– Давай именинник, за твое здоровье! Чтобы оно стало лучше с нашей помощью!
Семен Михайлович отрицательно покачал головой, на что Гаврилыч внимания не стал обращать и, чокнувшись со всеми, заявил: – Я ведь тоже собрался такую… процедуру пройти. Возраст-то уже не тот, чтобы петушиться. Да и в институте не на последнем счету числюсь.
Именинник вскинул на него пронзительный взгляд и спросил язвительно: – И когда ж ты, милый, собрался молодеть? Вроде бы на здоровье не жалуешься.
– Скоро, – беззаботно махнул рукой Гаврилыч и тут же заулыбался, глядя поверх головы Семена Михайловича. – А вот и ты, Андрей! Лёгок на помине, вот, познакомься с именининком.
Семен Михайлович с застывшей усмешкой повернул голову, пытаясь разглядеть того, кто подошел сзади, но не получилось. Голова не хотела поворачиваться и он начал разворачиваться всем телом. Развернувшись, он увидел смущенно улыбавшегося молодого человека, которого заметил утром с коробкой в руках. Как сквозь вату слышал бодрый голос Гаврилыча: – Это племянник мой, Андрей…
Семен Михайлович хотел облегченно перевести дух, но вздохнуть уже не смог, правая рука упала плетью, боль рванула под сердцем и он начал медленно валиться со стула.
Потом он оказался в темноте, где ничего не было кроме далеких отголосков, которые он не мог различить и тогда, преодолевая вялость, сковавшую его, заволакивающую черным туманом мысли, он вспомнил. Друг Гаврилыч ведь рассказывал ему, как выращивают клонов, за полгода всего. Доказывал, что никакого человека при этом нет, только тело. Не может выращенное тело иметь сознания, а уж тем более, души. Что это как на птицеферме, где за полгода птиц доводят до кондиции, как только положенный вес наберут, так в пакеты их, на заморозку. Просто кусок мяса, полный комплект запасных деталей, одним словом…
А ему так хотелось объяснить Гаврилычу свой отказ! Чтобы понял и не настаивал. Тридцать пять лет он работал в школе, старался, как мог сохранить в душе каждого своего ученика то, что считал главным – уважение и любовь к себе подобным. Может быть и не получалось у него со всеми, но пусть хоть сотня из тех пяти тысяч, что через него прошли… Он ведь знает себе цену, не великий он педагог. Но честно работал, бывали у него и срывы и конфликты, больше с учителями, да родителями, всякое в школе бывает. Но ведь детей он учил жить по совести, равняться с другими не по одежке или игрушкам, которых у кого густо, а у кого – пусто. Только как же теперь дети жить будут? Если решать, кто достоин новой жизни, а кто нет, будут не люди, а деньги? Среди них были разные, и хорошие и плохие. Но теперь еще больше пропасть между бедными и богатыми, а новые возможности открыты только для тех, кто и так считает себя владеющим вседозволенностью. И как теперь быть с уважением и любовью, если на глазах ребенка будет умирать его отец или мать, хорошие, но бедные люди и он ничего не сможет сделать. А рядом будут продлевать жизни явные подонки, разливая вокруг, как черный яд, презрение к бедным и ненависть к тем, кто отличается от них лишь толщиной кошелька. Кто сможет потом учить любви и уважению к себе подобным, если жизнь человека станут измерять не смыслом прожитого, а временем между заменой тела?
