Оксана Заугольная
Сердце самой темной чащи
Василиса даже есть перестала.
– Я сама сюда пришла, – рассудительно произнесла она. – Чего мне сбегать до поры? А хозяина обокрасть, что под крышу дома завел и хлеб-соль предложил… Ну и девицы у вас тут бывают, как я погляжу!
Голос молчал так долго, что Василиса решила, что он и вовсе ушел. Съела все до крошечки, ложку в чугунок положила да руками всплеснула.
– Убрать бы со стола, да не знаю куда. И водицы студеной бы напиться, – вздохнула она.
И тотчас исчез чугунок, а появился ковш. Вода в нем была чистая-чистая и студеная – зубы заломило. Но Василиса только обрадовалась. Напилась, куколку свою умыла да оглядела, ладно ли все у нее? А у куколки и кокошник сбился, и кончик косы растрепался!
Снова поклонилась она столу, и исчез ковш, а сама Василиса села кукольный наряд поправить да кончик косы переплести.
– Зачем ты скатерке кланяешься? Она самобранка, что ты скажешь, то и приготовит, – раздался тот же голос из-за спины. – А ты и разносолов никаких не попросила, и сбитней ягодных, и квасов хмельных.
В этот раз Василиса не вздрогнула, не обернулась, только плечами пожала.
– Мне доброго слова никому не жаль, – пояснила она. – А разносолы мне да квасы хмельные без надобности. Накормили, напоили – и спасибо.
Снова замолчал голос.
– И уйти не хочешь? – спросил, когда она уже куколке косу доплетала.
– Хочу, чего мне не хотеть, да только с огоньком и с разрешения хозяина. – Василиса расправила тоненькую ленту и ниже голову опустила, чтоб не увидел невидимый Кощеев слуга, как глаза ее блестят. Непривычна она лгать была, а солгала так, словно масло по сковородке горячей прокатилось.
Может, и сбежала бы она, Кощея увидав, да только чуяла проверку во всем этом, и вспомнилась матушка, которая всегда говорила: «Проверять твою кротость люди будут, не поверят с первого раза. А ты им и не мешай. Ты лучше других себя знаешь».
– Василиса, – голос теперь прямо за спиной раздался, даже затылок защекотало, словно глядел туда кто не отрываясь, – дозволь твою косу переплести, как ты свою куколку обиходила. Устала ты уже, самой сил не достанет.
Хотела возмутиться Василиса, как же так, чтобы незнакомец какой ее волос касался, но после еды в сон клонить начало, и Василиса, снова куколку к себе прижав, кивнула. Дозволила.
Споро чужие ловкие пальцы косу ее расплели, от мусора, листочков и веточек избавили, гребнем сперва редким, потом частым от кончиков сначала, а потом и от темени прошлись. С каждым взмахом гребня сильнее слипались глаза Василисы, как она не силилась сидеть прямо, а клонилась к столу.
Пальцы уже за плетение принялись, а Василисе снилось, что ходит она по хоромам Кощеевым, да не одна, а с самим хозяином. И не боится его нисколечко: ни глаз разноцветных, ни ногтей, на когти похожих, ни паутинки на висках. Да и Кощей во сне ведет себя иначе. Под руку ее берет, свои хоромы показывает. Каждую светелку, каждую башенку, терем светлый, клети темные.
– А здесь царевны томятся, когда у меня гостят, – показывал Кощей светелку. – Наряды смотри какие, Василиса. Камнями убранные, золотом и серебром расшитые. Хочешь в светелке… потомиться? Как царевна жить будешь, с золота есть, в золоте купаться. А всего делов – в окошко смотреть да царевича поджидать.
Засмеялась Василиса. Во сне легко быть смелой!
– Не по чину мне томиться: со скуки умру, – ответила она Кощею. – А платья небось тяжелые, то-то царевны и томятся. Прости, Кощей, не по нраву мне.
И в другую светелку повел ее Кощей, крепче локоток сжимал, ниже к ушку наклонялся.
– А здесь у меня богатырки сил набирались, – зашептал он ей на ухо, так щекотно и боязно и в то же время приятно, так бы стояла и слушала, что он шепчет. – Каждая смерть мою искала, каждая на равных сразиться желала. Хочешь тут жить? На железе есть, в лучшие кольчуги рядиться?
Покачала головой Василиса. Страшно ей до того сделалось, что вцепилась она в руку Кощея да лицо на груди его спрятала. Во сне и не такое случается!
– Нет, Кощей, – помотала она головой, – не хочу. И меч я не подниму, да ты и дурного мне ничего не сделал, чтобы смерти твоей желать.
Приобнял Кощей ее за плечи – ох уж эти сны в костяных хоромах! – да и повел дальше.
– А тут у меня колдуньи останавливаются. Приходят за своим, уходят с чужим. Платья на любой вкус выбирают, украшения волшебные носят, едят с чего хотят, ходят где вздумается. Хочешь тут жить?
Вздохнула Василиса. Это же какой Кощей хозяин хлебосольный: всех он в дом пускает! Девицы как к себе домой к нему шастают, а все потому, что хозяйки в доме нет. Была бы хозяйка, хоть богатырка, хоть колдунья, хоть царевна, а ворота бы кому попало не отворялись!
– Я не колдунья, – призналась она со вздохом. – Вот мачеха моя точно ведьма. А я обычная. Мне бы платье простое чистое да постелить на лавке в клети. Мне и хватит.
Развернул ее к себе Кощей, обеими руками за запястья ухватил больно да к себе притянул. Прямо в глаза смотрит, не отрывается, и Василиса сама как мышка замерла, пошевелиться боится.
– А глаза у тебя колдовские, Василиса, – наклонился Кощей так близко, что шептал прямо в губы, и вовсе от него никакой падалью не пахло! – Не мог я ошибиться. Сердцем чую.
«Сейчас поцелует!» – Василиса даже дышать перестала и зажмурилась поскорее. А когда снова распахнула глаза, то поняла, что лежит на лавке, недалеко от печи. И надето на ней платье точь-в-точь ее собственное, только чистое и поновее, да еще цвет другой. А так даже вышивки по вороту такие же – Василиса на ощупь определила. И куколка рядом у изголовья сидит. И нет никакого Кощея поблизости.
– Я, что же, за столом уснула? – пробормотала Василиса, снова закрывая глаза и поудобнее устраивая голову на руке. – Приснится же такое! И это еще я после каши, что после разносолов и квасов хмельных приснилось бы, даже подумать стыдно!
Не ответил ей незримый помощник, словно и не было его, и Василиса уснула и проспала без снов до самого рассвета.
А едва посветлело небо, как за воротами раздалось ржание. Вскочила Василиса, выглянула во двор и успела вовремя, чтобы увидеть, как всадник белый на белом коне пересекает двор и исчезает в предрассветном тумане.
Утром двор выглядел словно иначе. Не пугали ни черепа на частоколе, ни лес мрачный за ним. Василиса и колодец нашла. Сама умылась, платье пригладила да воды в дом принесла. Уж пусть скатерть-самобранка что угодно приготовить могла, да только колодезная вода – особенная. Так за делами и не заметила, когда Кощей спустился, только и почувствовала на себе его взгляд, чуть ведро с водой не уронила.
Глава 4
– Василиса, рано встаешь да сразу за хлопоты, – голос Кощея был мягким, а вот лицо хмурым. И поди пойми, что ему не так. Разве что голодный спать лег или, наоборот, разносолов и квасу хмельного накушался, и сейчас голова болит. Василиса от такой беды почитала пуще прочего воду холодную, вот и кивнула на ведро.
– Налить испить воды колодезной? – со всем почтением спросила, а Кощей ну точно не с той ноги встал: скривился весь, даже паутинки-трещинки словно шире стали и ниже по щекам спустились.
– Отравить хочешь, Василиса? – полюбопытствовал только мрачно.
Василиса ведро поставила и руками всплеснула.
– Да зачем мне тебя травить, Кощей, ты же бессмертный! Хочешь, сама первая попью?
На скатерти-самобранке уже и ковш с резной ручкой появился, точно лебедушка из дерева вырезанная, глаз не отвести. Хотела Василиса зачерпнуть из ведра да сама выпить, но Кощей ее одним движением руки остановил.
– Поднеси, – не попросил – приказал словно! Снова Василиса потянулась к ковшу, но качнул головой Кощей, на ведро указал.
Василиса и спорить не стала. Откуда ей ведать, какие порядки у царей? Может, им, как обычному люду, ковши и не положены. Поднесла ведро полное. Кощей его взял легко, будто чарочку, и начал пить. Пил, пока досуха не осушил, и куда только поместилось?
– Хороша водица, – хрипло произнес он. – Я уж и забыл, как она хороша. Сразу сил прибавилось.
Василиса же только голову ниже опустила. Сил прибавилось! А ну как мысли будет видеть как на ладони! Узнает, что за сны ей снились, – так стыда не оберешься.
– Благодарю, Василиса, ловко просьбу мою выполнила. И сама приготовила, своими руками воду из колодца принесла, без скатерти-самобранки, и по сердцу мне это пришлось. – Вот теперь Василиса голову подняла да в глаза разноцветные взглянула. Неужто сейчас угольков ярких отвесит и домой отправит? И хочется Василисе скорее наказ мачехи выполнить, и домой торопиться не следует. Ну как батюшка не приехал еще?
– А теперь за службу берись, Василиса, – словно подслушал ее мысли Кощей. – Первая твоя служба будет такой: найди в себе то, что сама о себе не знаешь. Вечером вернусь – спрошу.
– В себе? – повторила Василиса испуганно. Да как же так! Это только первое задание, а уже такое сложное!
Но Кощей уже надел тяжелые перчатки и во двор вышел. Василиса за ним выскочила. Ворота стояли распахнуты, кости лошадиные так и лежали, как их царь навий оставил.
– А… – начала было Василиса, но спросить ничего не успела. С карканьем вороньим поднялся оборвавшийся вопрос, и из чащи на поляну выбралась девушка. Василиса ее не знала, не иначе как из другой деревни приблудилась.
Увидела та девушка Кощея и едва чувств не лишилась. Глаза выпучила, рот то откроет, то закроет, и не звука. То на него, то на черепа смотрит. А потом закричала, да так громко, что Василиса уши ладонями закрыла.
Девушка же от страха и вовсе на землю шлепнулась и отползти пыталась, а кричать и Кощея костерить все одно не переставала.
– Я умерла, умерла, умерла! – завыла она, когда до леса всего ничего оставалось. Уже убежала бы обратно в чащу, ее ведь никто не держал! Только Василиса хотела ее успокоить и в лес отправить тропку домой искать, как у Кощея терпение лопнуло.
Кончики губ его дрогнули и вниз пошли, совсем немного, но Василиса и того напугалась, а глаза засверкали. Белесо-голубой потемнел почти до иссиня-черного, а кошачий зеленый сверкнул яростью. Щелкнул Кощей пальцами, раз – и заместо воющей красавицы лягушка скользкая сидит, квакнуть боится.
Шагнул к ней Кощей, занес ногу раздавить, а Василиса его за пояс обхватила и назад потянула.
– Не дави, Кощей, оставь ее! – жалобно попросила.
Замер Кощей, так ногу и не поставил, пока лягушка прочь не ускакала. А потом ладони в перчатках своих железных на ее руки положил, и Василиса вздрогнула, сообразив, что натворила. Царя навьего руками схватила и на полпути остановила! Не сносить ей головы и квакать вместе с той ревой на болоте! А то и расплющит сапогом – и поминай как звали. Не дождется батюшка Василисы из темной чащи.
А Кощей к ней лицом развернулся и за руки схватил.
– Пожалела дурочку? – обманчиво мягко спросил Кощей, сжимая запястья точь-в-точь как во сне, только руки его сейчас в перчатках были и больно царапали кожу. – Забыла, кто я такой, Василиса?
– Помню, Кощей, как тут забыть? – дрожащим голосом произнесла Василиса. Хоть и страшно ей было и тоже хотелось упасть и расплакаться, но уж очень лягушкой квакать не хотелось. – Только я не ее пожалела. Чай не прошу за ней по болотам бегать и расколдовывать. А вот сапоги у тебя ладные, кожа мягкая, подметки ровные. Жаль их лягушачьей кровью пачкать.
Она наконец осмелилась посмотреть на лицо Кощея и увидела, что снова один уголок губ вверх пополз. Неужто не злится?
А Кощей опустился на одно колено да ногу ее за щиколотку ухватил и на себя потянул, на колено себе поставил. Щекам Василисы так жарко стало, что она их ладонями накрыла, чтоб остудить. Ладно она ноги у колодца помыла, а то совсем бы со стыда под землю провалилась.
– А ты босая ходишь, – снова его голос звучал мягко, словно не было только-только в нем колючей вьюги, холодного льда. – Почему, Василиса? В сундуках и сапожки сафьяновые, хоть овечьи, хоть козьи, цвета любого, с каблучком или без. Почему не надела?
Дернула Василиса на себя ногу, но Кощей держал пусть нежно, но крепко и только острием большого пальца перчатки стопу поглаживал.
– А куда мне сапожки такие? – вздохнула Василиса, оставив попытки вырваться. Словно сон ее странный продолжался, что за напасть! – В коровнике убирать или в поле ходить? Зимой и то в деревне лучше валенки, вот от них я бы не отказалась. Мои прохудились совсем, а батюшка слушает мачеху и думает, что мне не надо ничего. Снова если заболею, как в прошлую зиму, могу до весны не дожить.
Василиса глаза зажмурила и только вздрагивала от ласки непривычной. Ждала, что Кощей скажет.
– Странная ты, Василиса. – Отпустил ее ногу наконец Кощей и сам поднялся. – Лето еще к закату только клонится, а ты уже про зиму думаешь!
– Не странная, обычная. – Василиса поспешно ногу убрала и на шаг отступила, пока Кощей ее не держит! – Готовь сани летом, а телегу зимой, слыхал, небось? Вот с валенками точно так же.
Удивился Кощей. Облизнул рассеянно тонкие бескровные губы, глаза его посветлели. Оба.
– Будут тебе валенки, Василиса, – наконец произнес он. – Выполнишь мои задания – и будут. А пока остаешься одна, не сожги мои хоромы, в остальном делай что хочешь, ходи, где любо будет. Только за ворота без меня идти не смей!
Кивнула Василиса и вернулась во двор. Оттуда смотрела, как щелкает Кощей пальцами и снова встает его конь вороной. Улетел Кощей вихрем черным, с карканьем последовал за ним огромный ворон. Без скрипа закрылись ворота – осталась Василиса одна.
