Оксана Кириллова
Делия
Пока я напряженно размышляла, меня заметила Соня.
– Ой, около Оли свободно! – воскликнула она.
– Наверняка она заняла место для Маши, – не оборачиваясь, сказала Лина – не так уж громко, но я услышала.
– Да, но она не придет, – произнесла я. – Садитесь, два человека тут точно поместятся, а третьего – третью – кто-нибудь посадит к себе на колени.
В этом предложении не было ничего необычного: во время большой перемены наплыв в буфет был такой, что люди чуть ли не на головах друг у друга сидели.
– А Маша точно не придет? – осведомилась Лина и, не дожидаясь ответа, присела рядом, а когда справа от нее приземлилась Соня, то получилось, что мы с Линой сидим почти вплотную.
Я вдыхала запах ее новых духов, слегка отдающих ванилью, и украдкой изучала ее лицо, словно ища в нем ответ на свой вопрос. Ее взгляд показался мне усталым и немного отсутствующим, будто она все время думала о чем-то неприятном и уже почти привыкла к этому, научилась не только скрывать, но и совмещать это с разговорами и делами.
Лиза была, похоже, единственной, кто на самом деле хотел есть – она готова была даже отстоять очередь, чтобы получить свою мини-пиццу. Лина с Соней обе заказали ей кофе с булочкой и, отдав ей мелочь, спокойно ожидали. Видимо, у них было принято ставить в очередь кого-то одного из компании. Действительно, к чему толпиться у буфета всем вместе, да и надо же кому-то держать место.
Сидя в самом углу со своим чаем (пирожок я уже доела, пока ждала Лину), я делала вид, что смотрю по сторонам и Лина меня вовсе не интересует, а сама думала о нескольких вещах сразу. Как мне остаться с ней наедине?.. Она говорила, у Лизы уже был секс, а по ней и не скажешь – интересно, это вообще можно определить на вид?.. Зачем Соня есть эти булочки, она и так набрала пару кило?.. Коля, вот бы увидеть тебя еще раз, ну хоть краем глаза…
Наконец Лиза вернулась со своей пиццей и заказами девчонок на большом подносе и присела к Соне на колени.
– Ну вот, все разместились, – удовлетворенно заметила та. – Спасибо, Оля. Как твоя учеба?
– Потихоньку, – отозвалась я. – А вы как?
– Да тоже хорошо.
– Нормально, только в сон клонит в такую хмурую погоду, – добавила Лиза с набитым ртом.
– Ноябрь все-таки, – пожала плечами я.
Лина рассеянно молчала, поглядывая на часы в телефоне – у нее, как и у меня, появился сотовый.
– Да, у нас контрольная, надо бы успеть, – поймав один из таких ее взглядов, вспомнила Соня. – Девочки, я не подготовилась.
– Ничего. Прорвемся, – произнесла Лина безучастно, и я укрепилась в мысли, что ее что-то гнетет – незаметно для всех, но только не для меня.
Я решилась дружелюбно обратиться к ней – надо было с чего-то начать непринужденную беседу:
– А ты-то, наверное, готовилась к контрольной?
– Да я и так в общем-то понимаю эту тему, – ответила она без всякого выражения.
– Да, Лина у нас алгебраический гений, – улыбнулась Соня, оторвавшись от своей булочки.
– Хватит тебе.
– Не надо ложной скромности! Я тебя не узнаю, Лина! Девочки, вы поглядите на нее, она вообще сама не своя. Таинственная какая-то ходит, задумчивая… уж не влюбилась ли?
Лина то ли неопределенно, то ли раздраженно повела плечом и промолчала.
– Видишь, Оль, какая она стала, – резюмировала Соня.
– Может, есть причины, – сказала я и, уже не таясь, заглянула в холодные глаза Лины, но она никак не отреагировала, поглощенная своими мыслями.
– Почему бы ей не влюбиться, – влезла Лиза. – Насколько я понимаю, она давно уже свободна и имеет на это право. Вот мой новый бойфренд…
Дальше я уже не слушала. Еще год назад я не представляла себе ситуацию, в которой обрадовалась бы отношениям Коли с Линой, и все же это была именно та ситуация. И радоваться оказалось нечему. Впрочем, оставалась призрачная надежда на то, что они остались друзьями и общаются. Это было бы даже лучше. Правда, не в духе Лины.
Девчонки тем временем переговаривались:
– Кажется, звонок был. У кого часы с собой?
– Я не слышала. У меня телефон в кабинете.
– Блин, и у меня. Ты же знаешь, отсюда звонок никогда не слышно.
– Лин, чего ты молчишь, который час? Вот же твой мобильник.
– Уже пора.
– Серьезно? И ничего не говорит, главное! Ладно…
Лиза одним глотком допила кофе и спрыгнула с колен Сони. И тут меня осенило, как использовать свой ускользающий шанс.
– Уже пора расходиться, – огорченно произнесла я. – Даже и не пообщались толком. У меня тоже появился мобильный, родители на день рождения подарили – давайте я оставлю вам свой номер.
– О, здорово, – с энтузиазмом отозвалась Соня. – Мой ты знаешь, записала его в телефонную книжку? Скинь мне сейчас вызов.
– Мне тоже скинь, у меня все равно сотовый там на беззвучном лежит, – подхватила Лиза, – если урок и начался, не страшно… ой, чертова контрольная!
– Ага. Ну, мы побежали, а ты пока нам звони. – Все трое направились к двери, а я растерянно проговорила:
– Стойте, а… Лин, у тебя ведь тоже есть телефон.
Она обернулась и одарила меня холодным изучающим взглядом.
– Да, – сказала она наконец и вместе с подружками скрылась за дверью.
План провалился.
***
«Ну ладно. Скорее всего, это никак бы мне не помогло. Судя по всему, Лина давно потеряла связь с Колей», – утешала я себя, сидя на английском.
Место рядом пустовало, но мне от этого было ни жарко ни холодно. Я вспомнила, как в конце седьмого класса поссорилась с Линой и отсела от нее и как тогда давило на меня это пустое место. Да уж, с тех пор я явно повзрослела и стала более самодостаточной – особенно за эту осень. Снова открыла для себя, что вполне могу обходиться без ежедневной болтовни по телефону, без обсуждения с кем-то каждого своего шага, придумывания общих шуток и прочих атрибутов дружбы. А ведь еще летом я так переживала, что Настя не звонит мне каждый вечер и не заявляется без звонка, как к себе домой, что у нас не появляется понятных только нам двоим знаков, слов, выражений… Какой глупой я была.
– And now open your book on page twenty one, – пропела англичанка, и по всему классу разнесся дружный шелест страниц.
Я со скучающим видом потянулась к учебнику, и тут на мой телефон пришло сообщение. Поскольку я забыла отключить звук, учительница, как и все остальные, это услышала.
– Please, switch off your mobile phones, – раздраженно произнесла она, и моя рука с сотовым нырнула под парту.
«Я знаю, чего ты от меня хочешь». Номер был мне не знаком, но я сразу же поняла, от кого СМС. Ну что ж, раз она так догадлива, слегка обескуражено подумала я, не буду отрицать и притворяться, что ничего не понимаю.
Я набрала: «Рада, что ты все-таки переписала мой номер у девчонок». Ответ все не приходил, и я решила, что Лина вернулась к контрольной и больше не напишет. Я отключила звук, как просила учительница, и поглядывала на телефон, но он молчал.
Мы с классом успели сделать пару упражнений, когда экран засветился, сигнализируя о новом сообщении: «Если хочешь выйти на Колю, лучше обратись к Брасовой».
К Брасовой?! Перед моим мысленным взором встала эта бледная тихая девушка, в которую, как утверждала Лина, Коля был влюблен до нее. Хотя я все-таки думала, что, впервые увидев Лину, он настолько попал под ее чары, что не замечал больше никого. Или он был увлечен одновременно двумя такими разными девушками? И почему в таком случае я не могла быть хотя бы третьей?!
Итак, Брасова, Брасова… в каком она классе, в физмате? Да, точно, она же с Линой учится. И что же, Брасова общается с Колей и рассказывает об этом Лине? Зачем?
Я послала Лине три вопросительных знака, и на этот раз она отозвалась быстро – видимо, уже заготовила ответ: «Полкласса знает, что они встречаются с начала осени. Один раз он за ней даже приходил».
Приходил к школе?! А где я была в тот момент, почему упустила шанс увидеть его?! Так-так… значит… он и Брасова?!
Эта новость не сразу навалилась на меня всей своей тяжестью, но безнадежные мысли медленно наползали со всех сторон и в конце концов заволокли все внутри. Он начал новую жизнь и, наверное, счастлив – какой смысл пытаться с ним увидеться? Если он и вспоминает меня, то только в связи с Линой, и это должно быть ему неприятно… Спрашивать Брасову, как он поживает? Зачем? Мы никогда не общались – этим я сразу выдам себя.
Нет, он уже подвел черту, распрощался с этой школой и не пожелал расстаться только с одним человеком из всех нас – с ней. Даже с Пашкой Журавлевым перестал видеться – разговорившись со мной в коридоре в первых числах октября, он сообщил, что вообще ничего не слышал о Коле, с тех пор как тот перевелся – слухи о Брасовой до него еще, видимо, не дошли. Нет, никакой надежды… если только… но я ведь не планирую набиваться в друзья к Брасовой?!
Не хочется даже описывать, как удивилась и почему-то обрадовалась Брасова, когда на следующий день, все взвесив и обдумав, я подошла к ней в коридоре. «Да все хорошо… а ты как поживаешь?» – бормотала она, краснея – я уже и забыла, что она настолько застенчива. Я что-то отвечала, старалась подбодрить ее улыбкой, задавала все новые вопросы, интересовалась ее жизнью… и была безумно противна сама себе. А когда мимо прошла Лина и, бросив на нас взгляд, усмехнулась, мне стало совсем мерзко. Я сказала Брасовой, что мне пора бежать на урок, но мы непременно еще поговорим, и поспешила ретироваться.
Стоило пройти пару шагов, на мой телефон пришла СМС, от которой я почти вросла в пол: «Так и знала, что ты поверишь». Лина меня обманула?! Хотела отомстить, посмотреть, как я буду лебезить перед человеком, который неприятен мне с седьмого класса?! Что ж, наверное, я получила по заслугам. За обиду, нанесенную Лине.
Ха, а она даже умнее, чем я думала.
Ненависти я почему-то не ощущала. Наоборот, в этой ситуации я была чуть ли не на стороне «врага». Так мне и надо, говорила я себе с упоением, идя по коридору. Потеряла всякие моральные принципы! Глупая влюбленная гусыня, ну как я могла поверить, что робкая Брасова, которая слова не скажет, не залившись краской, вообще с кем-то встречается?! А Лина молодец. Сделала меня. Жаль только, раскололась почти сразу – надо было выждать несколько дней, понаблюдать, как я «окучиваю» бедняжку Брасову… забавно было бы посмотреть, как она округляет удивленно глаза, когда я наконец задаю ей вопрос о Коле.
– Что? – спросила уже вышедшая в школу Маша, когда я присела за парту.
– А что?
– Ты смеялась.
– Да так, история прикольная вспомнилась.
– А-а.
– У нас физика?
– Ага.
– Чертова физика.
– Ты опять.
– Никак не могу забыть ту историю… ну все, все, успокоилась.
Посреди урока мне пришло еще одно сообщение: «Я правда ничего о нем не знаю». А затем следующее: «Если б можно было что-то узнать через Брасову, я сделала бы это первой». Я понимающе улыбнулась и набрала: «Скучаешь?» – и прямо почувствовала, что она ответила искренне: «Очень».
C тех пор мы стали здороваться гораздо дружелюбнее, хотя кроме приветствия не говорили друг другу ни слова и больше не переписывались. Лиза и Соня, разумеется, так ни разу и не позвонили, но улыбались при встрече. О Коле по-прежнему ничего не было слышно. Контакты с Настей сводились к минимуму.
Как и в прошлом году, единственным человеком из школы, получившим от меня подарок на Новый год, стала Маша. То же повторилось и с Восьмым марта. А ее день рождения – в середине марта – мы уже во второй раз отмечали вдвоем в кафе «Нептун», больше похожем на забегаловку. Выбор места объяснялся легко: любое другое кафе не было расположено в соседнем от Маши доме, а к себе она меня не звала, потому что лень было готовить и накрывать на стол.
А теперь, если позволите, я выброшу из своего повествования несколько страниц… вернее, несколько десятков страниц. Эх, если честно, целую тетрадь. Она написана и лежит у меня в верхнем ящике стола – кто захочет меня навестить, сможет в этом убедиться. Но после долгих сомнений я решила отложить ее. То, что в ней описано… да, мне оно было дорого. Могу пересказать вкратце.
Лето после девятого класса. Мы с родителями наконец едем на море. Теплое, соленое, ласковое, оно покоряет меня и не выпускает целыми днями – мама шутит, что ее удивляет, как у меня до сих пор не выросли жабры. Я почти счастлива. Море действует на меня успокаивающе, и на целых две недели я забываю обо всем: и о Коле, и о романе, который так и не удалось написать, и о своем одиночестве… Впрочем, одиночество иногда нравится мне, но бывают сентиментальные дни, когда я даже плачу. Особенно после просмотра очередной мелодрамы.
Десятый класс. О-о, самое интересное, господи, какой дурой я была. Познакомилась в интернете с парнем из своего города. Встретились, общение перетекло в дружбу, а потом вроде бы во что-то большее… До идеала ему было далеко – и внешне (невысокий, рыжий, вечно растрепанный, смешной), и по характеру (дико переменчив – то звонит, то не звонит, то заваливает подарками, то пропадает на неделю). И все же он мне нравился, даже сильно. Целых четыре месяца я вообще не вспоминала о Коле и тревожилась только о том, как бы новый бойфренд не потерял ко мне интерес.
Теперь уж я понимала, насколько опрометчиво было с моей стороны осуждать Лину за вечное стремление произвести впечатление. Я носила только те платья, которые ОН хоть раз похвалил, говорила с ним только на интересующие его темы и даже сама иногда покупала билеты в кино – разумеется, только на те премьеры, которых он особенно ждал. Я бросила все силы на то, чтобы нравиться одному-единственному человеку – не от большой любви, скорее от одиночества. По сути, я делала то же, что в период дружбы с Настей.
И все равно он бросил меня. Нет, не было никаких драматических речей и сцен, он просто постепенно ушел в тень. Сначала мы стали видеться реже – у него все время находились срочные дела, – потом общение свелось к телефонным звонкам и электронным письмам, но мои сообщения все чаще оставались без ответа, телефон неделями молчал… и, наконец, все затухло окончательно. Я потеряла смысл существования. Я была вырубленным лесом, одиноким путником в пустыне с внезапно пересохшим оазисом, коллекционером, потерявшим самый ценный экземпляр своей коллекции…
Именно в этот период я вдруг стала любить тактильные контакты, даже случайные: казалось, когда меня касаются, я убеждаюсь в своем существовании и чувствую себя не такой одинокой. Я как никогда нуждалась в поддержке и стала все чаще вспоминать Лину – единственную, кто хоть когда-то был со мной искренен. Конечно, думала я с тоской, Лина сейчас была бы рядом – и поговорила бы со мной, и отвлекла бы, и заставила даже, может быть, взглянуть на ситуацию под другим углом. Но я еще не сформулировала для себя одну простую истину: если бы Лина была рядом, меня никогда не переклинило бы на этом малосимпатичном субъекте. Я поняла это намного позже – наверное, года через два.
В мае вышла замуж тетя Роза, а я была так зла на весь мир, что не только не радовалась за нее, но и расстраивалась. Даже она больше не одинока, а я… Впрочем, плюс в ее браке для меня все же был: разговоры с тетей Розой по телефону стали не так обременительны. Она по-прежнему много болтала, но теперь все чаще говорила о том, как у нее все хорошо и как она счастлива.
Мучительное лето перед одиннадцатым классом. Родители расспрашивали, куда я хочу пойти учиться, уже начали копить деньги на курсы и репетиторов, но я была разбита, разочарована в жизни и не хотела ни слышать, ни думать о таких «пустяках». Снова зациклилась на том, чтобы найти подругу, сделала попытку сблизиться с одной девчонкой – тоже из интернета, – но ее жизнь была куда более насыщенной, чем моя, ей некогда было общаться в виртуальном пространстве. Она много времени посвящала учебе на фотографа, и, вдохновившись ее примером, я попыталась возродить в себе интерес к моему единственному стоящему хобби: начала новый роман. Как ни странно, что-то даже получалось.
Конец августа прошел на волне творчества. В городе было безумно жарко, и часть родительского отпуска мы провели на даче. В голове засела такая картинка: мама учит меня варить компот из сливы, показывает, сколько надо сыпать сахара, я киваю, а сама думаю о своих героях.
Потом – одиннадцатый класс. Я остановила выбор на филологическом факультете университета, и теперь уже времени на тоску не оставалось. Почти каждый день я ходила на какие-то курсы и усердно занималась в школе – надо же было получить хороший аттестат. Тетя Роза вновь начала всех напрягать – теперь, позвонив, она принималась подробно рассказывать, куда они ходили с мужем, что она готовила ему на завтрак и какие новости у него на работе. Мама с папой предполагали, что это еще цветочки – когда появится ребенок, придется разговаривать о детском питании и памперсах. Впервые услышав об этом, я засмеялась, но потом подумала: а почему бы ей не родить? Тетя Роза всегда казалось мне старой, но на самом деле ей было всего тридцать шесть. Не шестьдесят же.
Однажды на перемене я случайно столкнулась с Линой. Теперь она стала совсем взрослая и чужая, с короткой стрижкой, на каблуках, и мне даже легче было видеть ее такой и осознавать, что прежняя Лина в ней умерла, а значит, тянуться к этой не имеет смысла.
Подкрашивая губы перед зеркалом в женской уборной, она сообщила мне будничным тоном, что собирается поступать в Питере. Мол, папа, хоть и давно не живет с ними, все время помогает материально и обещает покрыть все расходы. И я сказала ей, что она удивительно отважная: ее не пугают чужой город, отсутствие близких рядом, новая жизнь… Лина пожала плечами: да ладно, ерунда. И я вдруг спросила, не передумала ли она в восемнадцать лет менять имя и выходить замуж.
Она обратила в мою сторону изумленный и, кажется, почти нежный взгляд: «А ты много чего помнишь… Делия». А я и не скрывала, что не страдаю склерозом. Мне захотелось даже обнять ее – не эту, а ту, прежнюю, и ей меня вроде бы тоже, но все это было как-то глупо, к тому же мы находились в не очень подходящем для этого месте, поэтому в итоге улыбнулись друг другу и, как всегда, разбежались.
Конец учебного года. Экзамены. Выпускной. Поступление и всякая бюрократическая мура, которой я не привыкла заниматься: сдать документы – забрать документы – расписаться здесь – получить эту бумажку, ту бумажку… Мне начало уже казаться, что мир вокруг состоит из людей, которые ждут от меня каких-то бумажек: в гастрономе и то нужны купюры.
Родители волновались зря: я поступила на филфак. Бесплатно. И почти сразу убедилась, что там безумно скучно: мы изучали мертвые языки, до неприличия глубоко вкапывались в литературу, а на семинарах обсуждали (утрирую, но не так уж сильно) уместность семикратного употребления буквы «л» в третьей строчке на семьдесят четвертой странице двадцать первого издания «Страданий юного Вертера». Не знаю, чего я ожидала, выбирая именно этот факультет, но итог меня разочаровал.
На нашем курсе из шестидесяти пяти человек было всего пять мальчиков. Один из них был ботаном, похожим на кролика из «Винни Пуха», второй – низеньким и толстым шестнадцатилетним (если не пятнадцатилетним) вундеркиндом, третий получал уже второе образование и почти не появлялся на парах из-за работы. Четвертый и пятый были лучшими друзьями, решившими откосить от армии на филфаке в компании кучи девчонок. Оба занимались исключительно коллекционированием девушек. Один из них мне немного нравился, но я совершенно не собиралась влюбляться, к тому же он не проявлял ко мне никакого интереса.
Но все это было в общем-то неважно, потому что я наконец-то нашла Идеальную Подругу.
Ее звали Аня, и это была дружба с первого взгляда.
На этой ноте заканчивается тетрадь, отложенная мной. В ней почти нет главных героев этой истории – Лины, Коли, Маши, – зато есть много-много меня: моих страданий, жалоб и слез. Поверьте, все это даже убежденного оптимиста выбило бы из колеи. А потом еще начинается подробное описание экзаменов и вообще процесса поступления… Нет, мой читатель, кем бы он ни был, заслуживает того, чтобы я сжалилась над ним и заботливо протянула ему руку, дабы он перешагнул через три года моей жизни и ступил на твердую почву моего семнадцатилетия. Итак…
Часть 5
«Дружба должна быть прочною штукой,
способной пережить все перемены температуры
и все толчки той ухабистой дороги, по которой
совершают свое жизненное путешествие люди».
(А. И. Герцен)
Это была дружба с первого взгляда. Ну, или почти.
– Привет. Ты не в курсе, где у нас сейчас пара?
Я окидываю ее взором. Миловидная, худенькая, улыбка слегка застенчивая. Несмотря на жару (второе сентября, практически лето), на девушке платье, закрывающее руки, колени и даже шею.
– Привет. Кажется, в сто первой.
– Извини, не представилась! Я тебя вчера мельком видела в большой аудитории, когда декан приветственную речь произносил. Я Аня.
– Оля.
На лекции мы сидим уже вместе. После двадцати минут пары я снимаю джинсовую куртку, надетую на легкую футболку.
– Душно? Мне тоже, – вздыхает Аня.
– Еще бы, ты так одета. – Почему-то я ощущаю, что вправе делать ей подобные замечания – между нами нет неловкости, обычной для общения почти незнакомых людей. И я точно знаю, что она чувствует то же самое.
– Я всегда так одеваюсь, – шепчет Аня. – Стесняюсь своей фигуры.
– Ты?! Но ты такая худая…
– Вот именно. Кожа да кости. Я вешу сорок два килограмма.
– О господи! Ты что, вообще ничего не ешь?
Она посмеивается и сообщает:
– У меня зверский аппетит. Перед выходом в универ я съела три больших бутерброда и кусок пирога, а сейчас опять хочу есть. Пойдем в столовую на перерыве?
– Конечно… Послушай…
– Нет, никакой булимии, глистов, страшных болезней и прочего. Я просто такая.
– Пф-ф, я бы не спросила!
– Но правда же подумала об этом?
– Да тьфу… если только на секундочку. Я хотела сказать другое: можно же как-то подобрать одежду – попробовать, например, свободную кофту с узкой юбкой… У тебя ведь отличные ноги!
– Ноги еще ничего, а вот сзади обтягивать нечего, так что узкие юбки мне противопоказаны.
– Так… по магазинам одна ходишь?
– В основном.
– Завтра идем вместе. А то ты, по-моему, чересчур самокритична. Со стороны-то виднее.
– Хм… почему бы и нет, давай.
Благодаря мне Аня стала носить кофточки с декольте. Признаюсь, уговорить ее на это удалось не в первый и даже не в пятый наш совместный поход за покупками, но все-таки я это сделала!
– Да, с бюстгальтером пуш-ап смотрится куда не шло, – согласилась она однажды, стоя в примерочной, и я мысленно отпраздновала победу. – А тебе не кажется, что у меня чересчур выпирают ключицы?
– Ни капли не выпирают, – заверила я. – Ты прекрасна. Если купишь это, от поклонников отбоя не будет.
– Сомневаюсь, – вздохнула Аня и, задернув занавеску, стала переодеваться. – Но это я возьму.
– Почему сомневаешься-то?
– Если честно, я не избалована мужским вниманием. Меня немного дразнили в школе за худобу. И я до сих пор ни с кем даже не целовалась.
– У меня с личной жизнью тоже все было не фонтан, – хмыкнула я.
– Но у тебя хотя бы был парень! – донеслось из-за занавески.
– Ага, вроде как мы встречались. Но у нас было от силы пять-семь поцелуев. И это было в десятом классе. А до него – вообще смех. – Я вспомнила Диму и свой первый поцелуй и действительно начала посмеиваться.
– Про курортный недороман ты рассказывала, – сообщила Аня и, выйдя из примерочной, вздохнула. – А мне и рассказать-то нечего.
– Просто у тебя все впереди, – с умным видом произнесла я, впервые чувствуя себя многоопытной в любовных делах.
Когда мы вышли из магазина, на меня напала сентиментальность, и я разоткровенничалась:
– Мне ведь даже не интересно, где они сейчас, чем занимаются… единственный, о ком бы я узнала – это…
– Коля, – подсказала моя лучшая подруга, надевая перчатки.
– Именно.
– Наверное, где-нибудь в физкультурном институте.
– Пожалуй. Встречается с однокурсницей…
– И я даже расскажу тебе, как он в нее влюбился. У них была новогодняя вечеринка, и там он впервые увидел ее не в спортивной одежде и с высоким хвостом, а в платье, с распущенными волосами…
– Ага, она сама подошла и спросила, не хочет ли он выпить с ней шампанского…
– …и тут он вдруг заметил, какие у нее бездонно-синие глаза…
– Ну как тут было не пропасть?!
– Я его понимаю!
Мы расхохотались над очередным продуктом совместного творчества. Аня тоже когда-то писала – правда, не романы, а стихи, но тяга к творчеству в ней была, так что истории подобные этой мы сочиняли на каждом шагу. Но на сей раз мне было не слишком весело, и, видя это, она быстро прекратила смеяться. Аня всегда тонко меня чувствовала.
– Слушай, Оль, я есть хочу.
– Кто бы сомневался, – ухмыльнулась я.
– Я хочу мороженого.
– Внезапно.
– И съесть его прямо на улице.
– Отличная идея, если учесть, что на дворе начало марта.
– Значит, ты не со мной?
– Я-то?! С тобой, разумеется!
Мы выскребли все, что у нас осталось (я забыла кошелек, а Аня потратила все на покупки) – я нашла под подкладкой пуховика три рубля, а у нее было пять. Купили один сливочный пломбир на двоих.
– Дурочка, ты что – такими большими кусками! – заорала я, когда Аня решительно сделала первый укус.
– Сама дурочка. Я же сказала, есть хочу. Перчатки надень, а то рука замерзнет. – Она протянула мне заледеневшее мороженое.
– Да ладно, стаканчик-то вафельный, – проворчала я. – Ай, холодный!
– Я же сказала, надень перчатку! Хоть одну!
– Ну ладно, ладно, уговорила…
Пять минут спустя.
– Ну как, не замерзла? – осведомилась Аня.
– Не-а, – весело соврала я.
– И я тоже, – так же радостно соврала она. – Но когда придем к тебе, надо все-таки выпить чаю.
– Горячего.
– Очень. И с теми божественными рогаликами…
– Ты вчера все доела.
– Так купим новые!
– Да?
– А, черт. Денег-то нет.
– Да ладно, я пошутила. Осталось несколько штук. Родители все равно их не едят.
– Тьфу, зачем пугала-то?!
– Да это так, чтобы в тонусе тебя держать.
– Ты отвратительна!
– Ты еще хуже!
Потом я вспоминала этот день как один из лучших в моей жизни. Хотя вечером произошло кое-что странное.
Аня ушла от меня в половине восьмого – темнело еще рано, а ехать ей было неблизко. Я одолжила ей деньги на проезд, закрыла за ней дверь и собралась посмотреть очередную мелодраму – меня опять на них потянуло. Теперь у меня в комнате появился свой телевизор, и я могла смотреть их, никому не мешая, прямо со своего дивана. Но на сей раз, стоило мне поставить диск, устроиться поудобнее и закутаться в плед, раздался телефонный звонок.
– Ма-ам, возьми! – крикнула я.
– Если это опять Роза, которая хочет рассказать, как у ее сынишки режутся зубки… – громко заворчала мама.
– Ладно, я знаю, сегодня моя очередь, так что если увидишь на дисплее ее номер…
– Нет, это не она. Ладно, возьму.
Через полминуты мама появилась на пороге с телефоном.
– Тебя.
Это было странно – мне давно уже никто не звонил на домашний. Даже с Аней мы в основном болтали по мобильнику. На секунду я почему-то вспомнила наши ежевечерние беседы с Линой. Но это уж точно никак не могла быть она.
И все-таки я испытала смутное разочарование, услышав в трубке не ее голос. Впрочем, уже в следующую секунду, опомнившись, ахнула:
– Маша!
– Привет. Я, – отозвалась она.
С тех пор как мы общались в последний раз, прошло месяцев семь, но за это время столько всего изменилось, что каждый месяц мог считаться за год.
– С ума сойти! Ты вспомнила обо мне! Как ты? Какие новости? Как факультет культурологии? Нравится? – Я засыпала ее вопросами, зная, что услышу односложные, общие ответы, но того ответа, который она дала, я ожидала меньше всего.
– Я замуж выхожу.
На несколько секунд я буквально потеряла дар речи. Маша – замуж?! Но ведь ей еще восемнадцать не исполнилось! У нее же, кажется, и парня никогда не было!
– Как?! – выдавила из себя я.
– Через неделю у меня день рождения. И сразу подаем заявление.
– К чему такая спешка?
– Я беременна.
Я вся похолодела, по телу пробежал озноб. Как такое могло случиться?! Парень принудил ее к близости?! Почему-то невозможно было поверить, что она была согласна. Если только ей лень было отказываться.
– Не пугайся и не жалей меня – хотя ребенка не планировалось, я ему даже рада, – произнесла Маша самую длинную за время нашего знакомства фразу, и я как-то сразу успокоилась.
Будто умение строить сложные предложения свидетельствовало о том, что она повзрослела и отвечает за свои поступки. Но кто бы мог подумать, что она хочет детей!
– И как давно вы вместе?
– На экзаменах познакомились. В июне.
– Он с твоего факультета?
– Нет, он не поступил. Пошел на другой. На филфак.
– Погоди, так я тоже на филфаке! Я же должна его знать!
– Ну да.
– Как его зовут?
– Эдик… – начала Маша, и я изумленно перебила ее:
– Покровский?!
– Да.
Я зажмурилась. Бедная, бедная Маша. Это ведь тот самый парень, который мне немного нравится и который на пару с лучшим другом коллекционирует девушек!
– Знаю, о чем ты думаешь, – снова удивила меня сложноподчиненным предложением Маша. – У него дурная слава, да?
– Ну… как тебе сказать… – промямлила я. – Он… в общем…
– Я в курсе, Оль. Он мне изменяет. С самого начала. Я вообще не думаю, что была для него чем-то серьезным. Так, встречи раз в неделю.
– Но на свадьбу он согласен?
– Он порядочный. К тому же его родители все знают и велят ему жениться. Особенно отец.
– Порядочный, значит, – повторила я.
Насколько я знала Эдика, если на него что-то и могло повлиять в этом вопросе, то только наказ отца, а уж никак не моральные принципы.
– А он точно женится?
– Через неделю подаем заявление, – снова сказала Маша.
– За неделю многое может случиться… Послушай, ты уверена, что тебе нужен такой муж?
– Я его люблю, – сообщила она, и я наконец поняла ее логику. Она думает, что брак и ребенок привяжут его к ней, потому и рада своей беременности.
– Кстати, я его о тебе спрашивала, – добавила Маша. – Он сказал, вы не общаетесь. Ему было неприятно, что у меня там подруга…
Еще бы, я ведь многое могла ей порассказать.
– …но я сказала, что мы с тобой давно не виделись, и он успокоился. Вообще, я и так много знаю. И чувствую.
Я вздохнула.
– Как отнеслись ко всему этому твои родители?
– Шок, – отозвалась Маша в своей обычной манере.
– Но они-то, конечно, хотят, чтобы ты вышла за него, раз уж так все сложилось?
– Естественно. Они-то и не догадываются.
– Что он бабник? – Я прикусила язык, но было поздно.
– Ага, – как ни в чем не бывало отреагировала она.
– Маш, мне так жаль…
– А мне ни капли. Может, все к лучшему. Неизвестно, когда ко мне придет такое чувство в следующий раз. По крайней мере, я попытаюсь создать семью с любимым человеком. Учиться меня никогда не тянуло, так что я не против посидеть дома с ребенком.
