Какое у меня чудесное настроение! Сейчас последний урок – и на улицу, а там такая погода шикарная, листья золотые лежат…
– Угу, – незатейливо отреагировала Маша, семеня за мной, и мне стало даже жаль ее – бедная, замкнута в своем мирке и думает, наверное, о каких-нибудь будничных вещах, а я – влюблена и счастлива!
«Влюблена и счастлива», – несколько раз повторила я про себя, уже не стесняясь собственных чувств, и это было так ново и так как-то легко, что на душе стало еще светлее.
Маленькая спонтанная самостоятельная по химии ничего не испортила: нам с Машей удалось списать, а сопряженные с этим препятствия веселили меня как никогда. Изворачиваясь, чтобы как бы невзначай заглянуть в очередной раз в сумку, где лежал учебник с заложенным между нужными страницами карандашом, я смеялась так, что строчки по всему листу ползли то вверх, то вниз, но за урок мне не сделали ни одного замечания. Повезло, в общем. Снова.
Вечер, как я и предсказывала, был замечательным: ни дождя, ни ветра, ни холода – комфортная, уютная осенняя погода, которой только придавали романтический оттенок собравшиеся тут и там серые тучи. Я улыбнулась и приготовилась к полной приятных мыслей прогулке – на маршрутке в такой вечер ехать не хотелось.
– Ладно, пойду я, – сказала я Маше, собиравшейся идти домой – в другую сторону.
– Ага. – Она повернула голову и, глядя вправо, произнесла:
– О, я и не знала.
– О чем? – заинтересовалась я и, посмотрев в ту же сторону, оторопела.
Неподалеку от крыльца стояли Лина и Коля – классические влюбленные: рука в руке, глаза в глаза, ее сумка (я помнила ее еще с прошлого года) – на его плече…
– Я так поняла, ты опять не с нами? – весело крикнула Лине нарисовавшаяся на ступеньках Настя.
– Да, идите без меня, – едва повернувшись, отозвалась та.
– Ладно, голубки. – Настя проскочила мимо, не заметив меня, и присоединилась к хохочущей стайке подружек.
В этот момент Коля погладил Лину по щеке и что было совсем невыносимо, потянулся к ее губам. Я силилась отвернуться, но почему-то не могла отвести полный неожиданного, острого отчаяния взгляд от этой парочки. А они, насладившись довольно долгим поцелуем, повернулись ко мне спиной и, увлеченные болтовней, стали удаляться в светлое будущее.
– Я тоже не знала, – прошептала я.
***
– Дочка! До-очка! На тебе лица нет! Что случилось? – Мама бросилась за мной в ванную.
Я включила воду и, наклонившись к раковине, принялась протирать покрасневшие от слез глаза.
– Кто тебя обидел? – вопрошала она, встав надо мной.
– Никто. Все хорошо, – выдавила из себя я.
– Это называется «хорошо»? Ты плакала?
– Чуть-чуть.
– Правда? А выглядишь так, будто прорыдала по меньшей мере всю дорогу из школы.
– Да все очень плохо, мам! – вырвалось у меня. – Лучше бы у меня никогда не было подруги! Ведь не было же раньше, и все замечательно было, я отлично чувствовала себя одна, а теперь вот мучаюсь! Будь это кто-то другой, а не Лина, я бы пережила, но она!.. – Вряд ли мама поняла значение последней фразы (тем более что я назвала Анфису Линой), но эта фраза почти полностью потонула в рыданиях, так что, возможно, она вовсе ее не разобрала.
– Дочка, – повторила мама ласково, – умойся, вот полотенце, и сядь – поговорим.
Я брызнула себе в лицо холодной водой, размазала по щекам слезы протянутым ей полотенцем и присела прямо на край ванны. И мы разговаривали, пока не постучался папа с телефоном в руке:
– Не знаю, чем вы тут заняты, но вынужден вас прервать: Роза звонит, а сейчас очередь кого-то из вас, я в прошлый раз с ней говорил. Эх, а так хорошо задремал…
***
Мама заставила меня задуматься над тем, что до этого ускользало от моего внимания.
Да, до Лины я толком ни с кем не дружила, и, честно говоря, мне это было не нужно. Конечно, я общалась с некоторыми девчонками, но по большому счету мне было комфортно и одной. Я умела находить особую прелесть в том, чтобы летним вечером пройтись вокруг дома и насладиться щебетом возвращающихся в свои гнезда птиц, посидеть с книгой в скверике неподалеку от дома или просто подумать о разном. Для этого мне не были нужны другие – они бы даже испортили хрупкость таких моментов.
А люди, особенно совсем молодые, интуитивно не лезут к тем, кто в них не нуждается – боятся отказа. Потому ко мне никто в друзья и не набивался. Но потом пришла Лина и – неважно уж, по какой причине – просто выбрала меня, не спросив, нужно ли мне это. Влезла в мою жизнь, и мне ничего не оставалось, кроме как перенести на отношение к ней все свои идеалы, касавшиеся дружбы – во многом призрачные, во многом почти рыцарские. А потом оказалось, что все было зря… но! Я не могла обвинить себя в том, что сделала неверный выбор, потому что я не делала его вовсе. Теперь я должна сама выбрать себе человека, который, по моему мнению, достоин моей дружбы.
Стараясь отвлечься от мыслей о Коле (о нем-то я маме так и не рассказала!), я сосредоточилась на проблеме Лины и, вдохновленная разговором с мамой, сделала очередную попытку начать роман. На этот раз вышло еще более пространно, чем раньше, зато как солидно и глубокомысленно!
«Когда тебе тринадцать, внезапный разрыв с подругой – трагедия вселенского масштаба». В этом месте я погрызла ручку, задумавшись, не заменить ли «тринадцать» на «двенадцать»: тринадцать мне стукнуло только в августе, а с Линой мы рассорились еще весной. В конце концов решила оставить все как есть: не хотелось ни портить лист зачеркиваниями, ни вырывать его из без того уже похудевшей тетради для романа.
«В пятьдесят лет этот разрыв тоже вряд ли проходит незамеченным, но к этому времени человек уже обрастает проблемами, детьми, социальными связями – в этом круговороте потеря одного из друзей может быть болезненна, но фактически она ничего не изменит. В тринадцать же ты максималист, и друг у тебя, скорее всего, один и, как правило, школьный – следовательно, ты видишь его каждый день и он огромная часть твоей жизни. Любовных отношений в этом возрасте у тебя, скорее всего, нет, поэтому друг заменяет тебе все и всех. У девочки дружба в тринадцать – почти любовь: с душераздирающими скандалами, смертельными обидами и даже сценами ревности. Таким образом, теряя подругу, девочка-подросток лишается сразу всего…».
Здесь я снова остановилась: «девочка-подросток» – слишком казенно, напоминает лексику детских энциклопедий. Да и тавтология: слово «девочка» уже было в предыдущем предложении. Вычеркнула. Подумав, вырвала лист вовсе.
Вот мне делать нечего – писать о какой-то Лине целый роман! Она совершенно того не стоит. Я найду себе настоящую Лучшую Подругу и ей уж, так и быть, возможно, что-нибудь да посвящу. А пока – буду-ка я писать о любви! Счастливой, несчастной – все равно…
Часть 3
«Если друг причинит тебе зло, скажи так:
«Я прощаю тебе то, что сделал ты мне,
Но как простить то зло, которое этим
Поступком ты причинил себе?»»
(Ф. Ницше)
«Хватит, хватит уже биологии». Я захлопнула учебник и посмотрела на часы. Шесть вечера – самое время немного прогуляться… по пустому городу. В этом что-то есть.
Пустым город казался из-за майских праздников: погода установилась на редкость жаркая, и все, кому было куда уехать, сделали это без колебаний. Но мы с родителями не собрались по ряду мелких причин – скорее даже поводов: мама предпочла вымыть окна и перестирать скопившееся грязное белье, папу пригласил на праздник коллега, а я… мне вроде как надо было учить биологию, по которой я умудрилась схватить пару трояков. Из нас троих мне легче всего было перенести свое неотложное дело за город и читать себе учебник в шезлонге под пение птиц, но не могла же я поехать на дачу одна. В итоге мы все остались.
Подозреваю, истинная причина решения родителей заключалась в том, что это был бы наш первый выезд – значит, пришлось бы приводить дом в порядок после зимы, а это обычно надолго. Лучше уж мирно намыливать стекла окон у себя дома, чем ехать за тридевять земель и делать то же самое в затхлой пыльной комнате, где полгода никто не проветривал (так рассудила я, которая на тот момент ни разу в жизни не мыла окна). Хорошо еще, что мы почти ничего не сажали на огороде – не так часто и не так долго жили на даче, чтобы ухаживать за посадками, – а то бы работы оказалось раз в десять больше.
Конечно, приготовлений к новому сезону было все равно не избежать, но родители упорно оттягивали их каждый год.
(Как же долго я кручусь вокруг момента, что на праздники мы остались в городе! Наверное, вычеркну половину при редактуре.)
– Мам, я погуляю, – выйдя из комнаты, произнесла я.
– Смотри, недолго. – Вопрос «с кем» не возникал – одна, разумеется. Всегда одна.
Ладно, не всегда, еще была Маша, но ей, как правило, было лень выходить из дома.
– Тебе чем-нибудь помочь? – участливо предложила я, наблюдая, как мама яростно драит пол в том месте, где он не закрыт ковром.
– О нет, дорогая. Я уже заканчиваю.
В чем же все-таки смысл – остаться дома, чтобы отдохнуть, и все равно наработаться до седьмого пота?
Когда я натягивала сарафан в своей комнате, из кухни послышался пробивающийся сквозь журчание воды (мама решила заодно помыть посуду) звонок. Я направилась туда и обнаружила ее гремящей тарелками и что-то напевающей, в то время как телефон разрывался в паре метров от нее.
– Звонят! – крикнула я почти маме в ухо.
– А? О! – отозвалась она. – Если это Роза, возьми. Я планирую в этот раз пропустить свою очередь.
– Как и в прошлый, – отметила я и подняла трубку, уже зная, что это, конечно, не тетя Роза, иначе телефон звонил бы куда натужнее. – Алло!
– Алло… привет, Оль.
В первый момент из-за шума воды я не разобрала, чей голос, и пришлось переспрашивать, войдя в комнату:
– Простите, кто говорит?
– Ты меня не узнаешь, Делия?
– Ох. – Я чуть было не осела на пол. – Ты!
– Знаю, ты на меня злишься, и у тебя есть на то масса причин, но сейчас ты просто не можешь меня не выручить. Пожалуйста.
Голос Лины еще никогда не звучал так сбивчиво и взволнованно, и, придя в себя от изумления, я подумала, что она, вероятно, дико боится моего отказа. Это мне понравилось. Значит, она в моей власти. Я потяну время, заставлю ее поволноваться… и – эх – не смогу отказать, как обычно. Но хоть немного поиграю на ее нервах.
– Что стряслось? – холодно проговорила я, присев на диван.
– Моей бабушке плохо. Я с ней одна. И мне страшно!
Так-так, а это уже серьезно. О таком обычно не врут. Хотя… это же Лина! Хм…
– А что с ней? Скорую помощь вызывала? И где родители?
– Родители уехали к родственникам в деревню – я с ними отказалась, думала, там скукотища будет, лучше здесь погуляю. Они не захотели оставлять меня одну и отправили на выходные к бабушке. А ей вдруг стало плохо! Врачей я вызывала, они сказали, у нее проблемы с давлением из-за жары. Дали таблетку и уехали… а я все никак в себя не приду! Вдруг она умрет?!
Тут я с изумлением поняла, что Лина плачет, и окончательно осознала: даже если она такая хорошая актриса и такой ужасный человек, что может шутить этими вещами, все равно я слишком добра, чтобы не купиться на это.
– Чем я могу помочь?
– Побудешь со мной, пока ей не станет лучше? Пожалуйста, – повторила Лина умоляюще. – Знаю, с таким я могу обратиться только к тебе.
– Ладно. Говори, где живет твоя бабушка, – потребовала я.
– Через два дома от меня…
– К сожалению, я не очень хорошо знаю, где ты живешь. – Надеюсь, я сказала это достаточно ядовито.
– Ой, прости! Сейчас объясню.
***
Уходя, я ничего не сказала маме. Не представляла, как отвечать на многочисленные вопросы, которые бы обязательно последовали. «Ты ей веришь?!», «А если она соврала?», «А ты точно дорогу найдешь?», «Может, мне с тобой?», «Когда вернешься?» Так я бы только потеряла время и, возможно, уверенность в том, что мне действительно стоит ехать.
До нужной остановки я решила добраться на маршрутке, дом нашла довольно быстро, за что мысленно себя похвалила. Уже через полчаса после выхода я стояла на пороге квартиры Лининой бабушки.
В глубине души я была все еще готова к тому, что с криком «повелась, дурочка!» мне откроет дверь хохочущая компания во главе с Колей. Но либо спектакль продолжался, либо его и не было – встретила меня бледная и какая-то измученная Лина. Одна.
– Знала, что на тебя можно рассчитывать! – шепнула она и потянулась обнять меня, но я отстранилась. – Прости, забыла, что ты этого не выносишь. Проходи… она спит. Я прислушивалась – дышит, но тяжело. Может, чаю выпьешь? Или жарковато для чая?
Судя по тому, как Лина тараторила – такое было впервые на моей памяти, – переволновалась она не на шутку. И все же сомнения у меня остались.
– Почему ты позвонила именно мне? – строго спросила я. – Неужели все разъехались?
– Нет, Соня, кажется, в городе.
– А Коля?
– Точно в городе, но… у нас с ним все не так серьезно, чтобы я могла положиться на него в трудный момент. Да и с остальными… одно дело – погулять, посмеяться вместе, в кафе сходить, другое – позвать на помощь в тяжелую минуту. Даже Настя, хотя она наиболее ответственная, – все равно не то, понимаешь? Я сразу о тебе подумала.
– Ну да, такую дурочку, как я, можно использовать в любой момент и по любому назначению.
– Молчи! Это я была полной дурой, что потеряла единственную близкую мне подругу, – горячечно заявила Лина – прямо как в моих мечтах – которые я, правда, оставила больше полугода назад. – Я должна сказать тебе одну вещь. Я была дико тронута, когда ты пришла поздравить меня после экзамена… дождалась меня… Это был такой поступок! Мне тогда стыдно стало… поэтому я и говорить с тобой не хотела… поэтому по телефону потом так резка была… Защитная реакция. Хотела доказать себе, что уверена в том, что делаю.
Не зная, что на это ответить, я равнодушно пожала плечами.
– Что же мы в коридоре стоим? Проходи на кухню, это вон в той стороне, а я посмотрю еще раз, как там бабушка, – произнесла Лина.
– Я пойду с тобой.
– А, понимаю. Не веришь, что бабушка вообще существует?
– Раскусила, – призналась я без улыбки.
– Не доверяешь мне.
– Для этого есть основания.
– А я тебе доверяю. Вот ты пришла – и сразу спокойнее стало… Ладно, давай вместе посмотрим.
Бабушка несомненно существовала и определенно спала. Правда, по ее лицу сложно было определить, действительно ли ей недавно было плохо, но этому, пожалуй, можно было только порадоваться.
– Посидишь со мной, пока она не проснется и мы не убедимся, что все в норме? – еще раз попросила Лина.
– Куда ж я денусь, раз пришла. – Мне показалось, что безразличный, даже слегка грубоватый тон будет как раз к месту.
– Ты чудо, – прошептала она и снова попыталась меня обнять, но я увернулась, пробормотав:
– Раньше ты была оригинальнее, что ли, в выражении эмоций.
– А, это все девчонки. В нашей компании принято постоянно обниматься, громко хохотать, визжать – в общем, бурно на все реагировать, – немного свысока пояснила Лина, когда мы вышли из комнаты бабушки.
– А ты, кажется, в любой компании умеешь стать своей.
– Они хорошие. С ними легко… Если не хочешь чай, можно выпить сок с печеньями.
– Не откажусь.
Мы разместились на небольшой, довольно уютной кухне. Я отметила, что хотя на вид она вроде бы не отличалась от сотен других кухонь (шкаф для посуды скучного серого цвета, выцветшая скатерть, не ахти какая чистая плита и всяческие фартуки и прихватки тут и там), в ней все же было что-то особенное, что-то очень личное.
– Это бабушкино самое любимое место во всем доме, – подтвердила мою догадку Лина, наливая мне сок. – Она проводит здесь кучу времени. Читает, пасьянсы раскладывает, чай все время пьет…
– Часто ты у нее бываешь? – спросила я, все еще соблюдая правило неизменно холодного тона.
– Раз в неделю точно. А то и чаще. Мне здесь очень хорошо. – Это прозвучало искренне, не в духе Лины. Хотя что я могла о ней знать, если она никогда не бывала со мной самой собой?
– Ну вот. А я даже не знала, что у тебя есть бабушка. Ты о ней ни разу не упоминала.
Никакой обиды. Никакой тоски. Помнить о «правиле».
– К слову не приходилось.
– Ты не хотела впускать меня в свою жизнь.
– Кто старое помянет, тому глаз вон, Делия.
– Прекрати меня так называть. Это… из прошлого. – Я сама почувствовала, как глупо и сентиментально прозвучала последняя фраза, и тут же пожалела о том, что в последнее время смотрела так много мелодрам.
– Ладно… я понимаю, все это сложно… но я рада тебя видеть, – сказала Лина, опять подозрительно искренне. – Может, просто поговорим… ну, как старые знакомые? Как учеба?
– Хорошо. Заканчиваю вроде без троек, надо только биологию подтянуть, – соблаговолила ответить я.
– У меня будет всего три четверки. – Лина заботливо подвинула ко мне печенья. – Ты угощайся.
– Спасибо. Ну, с точными науками ясно – в этом ты сильна. А как тебе удалось справиться с гуманитарными предметами?
– У нас на них обращают не очень много внимания. Что с нас взять – мы же «физики», а не «лирики». В прошлом году сложнее было.
– В прошлом году у тебя была я. А в этом кто? – без обиняков осведомилась я.
– Не-е, на сей раз не то… все мои подруги в этом приблизительно одинаково соображают. Учиться чуть легче, потому что у нас другие требования… – снова начала объяснять Лина.
– А как там Зойка? – язвительно перебила ее я.
И тут она рассмеялась – сначала весело, а потом как-то смущенно.
– Ой, да… видишь ли… нет никакой Зойки.
– Переехала? Не общаетесь?
– Нет, я ее выдумала.
Я чуть не подавилась печеньем.
– Что?! Зачем?! – мгновенно стряхнув с себя напускное безразличие, воскликнула я.
– Теперь уже сама не знаю. Хотелось казаться круче, наверное, – призналась Лина с такой милой улыбкой, что будь я парнем – тут же простила бы ей любой обман.
– Значит, ты сама делала все рефераты?
– Конечно. И даже удовольствие от этого получала иногда.
– Отлично! О чем еще ты врала мне ради создания имиджа супергерл?
– Я и не помню.
– Хоть что-нибудь вспомни, а. Интересно.
Судя по тому, что Лина снова смущенно захихикала, что-то все же пришло ей на ум.
– Говори – не отстану, – грозно предупредила я.
– Если честно, когда в прошлом году я говорила тебе, что уже с кем-то целовалась… ну, понимаешь.
– А-а, ясно. Но теперь-то ты исправила этот досадный промах.
– Да, с Колей, – подтвердила Лина и вдохновенно произнесла:
– Рассказать тебе про наш первый поцелуй? Это было…
– Не надо! – вырвалось у меня, прежде чем я успела себя остановить.
– О-о, ну да, прости. Я забыла. Он тебе все еще нравится? – Сочувствие в голосе – ужасно, этого я и боялась.
– Нет-нет, просто не слишком интересуюсь чужой личной жизнью. А то ты сейчас еще что-нибудь захочешь рассказать…
– Что? – не поняла Лина.
– Кто-то там мне говорил, что намерен подождать всего год с сексом. Год прошел, – ядовито напомнила я.
Эта тема давалась мне уже чуть легче, чем раньше: взросление и пагубное влияние пресловутых мелодрам с обязательными постельными сценами.
– Мы об этом говорили, – без тени смущения сообщила моя бывшая подруга. – Он хочет, но я… понимаешь, мне кажется, у нас все не всерьез, а занятие «этим» – все-таки признак доверия. Так что, наверное, это будет кто-то другой. Хотя… я еще подумаю.
– Если не всерьез, почему не бросишь его?
– Он мне нравится.
– С самого начала, да? Признайся уж, – вздохнула я, чувствуя себя как никогда уязвимой.
Мне казалось, я успокоилась насчет Коли – избегала ходить по коридору мимо кабинетов, где шли уроки его класса (расписание я так и не смотрела, просто постепенно выучила, где и когда он появляется), резко отворачивалась и заставляла себя думать о другом, когда видела его в обнимку с Линой, запрещала себе мечтать о нем перед сном… А вот теперь на секунду представила, как они… да просто, без подробностей – как они лежат в одной постели… и все. Замутило, все сжалось внутри…
Казалось, забыла об обиде, которую мне нанесла Лина, и теперь мне все равно, – а оказывается, совсем даже нет. Но как я ни стараюсь разжечь в себе желание оттолкнуть ее, сделать побольнее, чтобы она все поняла, – мне нравится сидеть с ней рядом, пить этот сок… Еще чуть-чуть, и я вообще брошусь ее обнимать, просто потому что она снова рядом.
А она? Наверняка задумала какую-нибудь пакость – держи ухо востро, Оля.
– Отметила я Колю с самого начала, – согласилась Лина, – но встречаться с ним захотела ближе к концу учебного года.
– Ты еще думала, кого выбрать: его или Журавлева, – напомнила я, и вдруг Лина изменилась в лице – по нему будто пробежала легкая судорога, пусть всего на секунду, но не заметить этого я не могла.
– Ох, Оля, – пробормотала она, – как же хорошо, что ты снова со мной.
– Я не…
– Наконец-то мне есть с кем поделиться! Кроме тебя, мне некому такое рассказать. Оль, я с ума схожу. Я любуюсь его профилем, когда он пишет что-то в своей тетради… я наслаждаюсь звуками его голоса, когда он выходит к доске отвечать… я помню все, что когда-либо было на нем надето. Я сохранила записку, которую он мне написал, хотя в ней было всего лишь «подскажи решение третьей задачи»…
– Стой-стой! Ты ведь не о Коле, да?!
– Конечно, нет. Я о… о нем.
– О Журавлеве?! Ты влюбилась в Пашку?!
– Я не то что влюбилась, я обожаю его. Я осознала это где-то в начале весны – тогда-то я и стала понимать, насколько все по-другому с Колей. Да, мне приятно быть с ним рядом, держать его за руку, целовать, но… да я даже не помню, куда засунула открытку, которую он мне подарил на Восьмое марта, а ведь в ней он, между прочим, в любви мне признался!
«Как у нас с ней все похоже… но вот мне не пишет о любви не только тот, кто мне нужен, но и… вообще никто», – обожгла меня горестная мысль.
– Послушай, а он, Журавлев? Он проявляет к тебе знаки внимания? – почему-то взволнованно спросила я. – Ты вроде бы говорила, что нравишься ему.
– Боюсь, ошибалась, – невесело улыбнулась Лина. – Либо уже разонравилась. В общем, он со мной общается так же, как со всеми… О, послушай, это не голос моей бабушки?!
– Не знаю, как звучит голос твоей бабушки, но мне тоже показалось, что кто-то что-то сказал.
– Скорее! Надо узнать, как она. – Лина вскочила и ринулась в комнату – мне пришлось последовать за ней.
***
– Где ты была?! Ты что, с ума сошла?! – с возмущением встретила меня мама.
– Ну не так уж и поздно, всего девять вечера, – слабо защищалась я.
– Но ушла-то ты в шесть, причем одна! Обычно такие прогулки занимают у тебя не больше часа, а тут… что, по-твоему, я должна думать?! Все-таки надо купить тебе мобильный телефон…
– Ужас, я же говорила, не надо мне этого мобильника. Кошмарно всегда быть в зоне доступа, – поморщилась я. – У некоторых моих одноклассников тоже есть телефоны, и они…
– Не отклоняйся от темы! – эмоционально перебила мама. – Я спросила, где ты была так долго!
– У Лины, – выдохнула я.
Она широко раскрыла глаза, как делала всегда, когда изумлялась.
– Вы помирились?! И ты ходила к ней домой?!
– Она позвала меня, потому что ей нужна была помощь – ее бабушка плохо себя чувствовала, – затараторила я, понимая, как вся моя история прозвучит со стороны.
После всего, что Лина мне сделала, после всех слез, что я пролила, я не только прибежала к ней по первому зову, но вместо того, чтобы потом сразу уйти, болтала с ней на кухне еще часа два. Выложила ей кучу очень личных вещей, договорилась о встрече на следующий день, а напоследок еще и сериал посмотрела вместе с ней и ее бабушкой. Идиотизм, не так ли?
– Конечно, выяснилось, что у нее вообще нет бабушки и просто нужно написать сочинение к четвергу? – проворчала мама.
– Нет. Все было правдой. И…
– …она попросила тебя о примирении, а после как бы невзначай упомянула о том, что четверг – крайний срок сдачи сочинения?
– Да ма-ам, перестань, – только и сказала я.
– Я бы на твоем месте не давала ей шансов. Но ты как знаешь, – отрезала мама. – Я помыла все окна в квартире, хочешь полюбоваться?
– Она моя единственная подруга. Помнишь, что я тебе говорила, мам? Дружба – это любовь. А любовь – это когда человек остается для тебя лучшим, что бы он ни делал. А еще это прощение. Вот я и простила.
Повисла короткая, но значительная пауза, во время которой мама смотрела на меня не то понимающе, не то сочувственно. Потом произнесла:
– Так ты полюбуешься результатами моей работы? Я и ужин приготовила, между прочим, – твои любимые блинчики. Как насчет того, чтобы подкрепиться?
***
« – Я ждала тебя, – прошептала она дрожащими губами.
– Я примчался, как только смог, – жарко заверил он и подарил ей нежный поцелуй, после которого земля ушла у нее из-под ног…»
– Не годится, – прокомментировала Лина.
– Черт, ты опять смотришь через плечо?! – Я подскочила от неожиданности.
– Должна же я как-то убивать время, когда ты уткнулась в свой роман и ничего вокруг не замечаешь, а Коля болтается невесть где.
– Почему же невесть где – он переодевается перед физкультурой.
– А, у него сегодня физкультура?
– Да, среда, третий урок.
– Я и забыла. Не хочешь еще сока или булочку?
– Лин…
– Поняла. Вдохновение. Не отвлекаю.
– И не заглядывай больше в мою тетрадь! Обещаю дать тебе этот роман, как только закончу.
– Да не стоит, я и так подозреваю, что в финале будет пышная свадьба и, может быть, рождение двойни, но тут я не уверена на сто процентов…
– Думаешь, все слишком банально, да? – вздохнула я.
Лина печально покивала.
– Что ж, значит, писателя из меня не выйдет. Пойду встану в очередь за очередной булочкой.
– Эй, не горячись. Просто надо переписать сцену у озера. И, если можно, добавить немного трагизма в третью главу – ну, в которой Камелия уезжает навсегда. А то суховато вышло. Но вообще ты молодец. Тридцать четыре страницы – и ведь наверняка без единой грамматической ошибки!
– Сейчас же прекрати издеваться!
– Что ты, я без шуток!.. Кстати, забыла сказать – бабушка приглашала на обед перед школой. Завтра. Нас обеих.
– Чудесно, спасибо…
– Гляди! Он зашел. Слава богу, я уже заждалась.
– Коля?
– Да при чем тут Коля? Пашка! Он сегодня в моей любимой синей футболке… о боже!
– Отвлекись, отвлекись!
– Что, заметно, как я на него смотрю?
– Пялишься, дорогая, пялишься. Лучше скажи, ты в субботу едешь ко мне на дачу?
– Вы же там еще не убрали.
– Ты что, мы в прошлые выходные ездили. Я настояла. Сил нет в субботу-воскресенье в городской духоте торчать.
– А, точно… так значит, к тебе на дачу… я согласна.
– Отлично. Кого еще пригласим? Учти только: если нас будет больше десяти человек, мы не рассядемся за столиком на веранде.
– Э… что?
– Как что? Ты разве еще не поняла, что в субботу мы отмечаем твой день рождения?
– Мой… что, правда? Ты серьезно?!
– Ну конечно. Не оставлять же праздник без внимания только из-за того, что у тебя сейчас нет возможности пригласить всех в кафе.
– Да, с деньгами не очень… дома продолжается ремонт… бабушка вызывалась помочь все устроить у нее, но не хотелось напрягать… я уже и смирилась, что в этом году не выйдет. Оль, ты такое чудо!
– Прекрати меня так называть – слащаво.
– Прости, у компании понабралась… стой, а расходы я тебе как возмещу?
– С тебя фрукты. Соня приносит конфеты, Настя покупает…
– Ты договорилась со всей компанией?!
– Да, и с родителями – о том, что они с нами не поедут. Поставили единственное условие: дачный домик не должен сгореть, потонуть и развалиться.
– О… а с Колей ты говорила?
– Нет. Я не знала – вдруг ты захочешь девичник. – На самом деле я, конечно, просто не смогла заставить себя к нему подойти.
– Да нет, неудобно его не позвать.
– Я тоже так решила. Поэтому он приглашен. Но разговаривала с ним не я, а Пашка.
– Что?!
– Я ему поручила. А его я пригласила сама.
– И он…
– …с удовольствием приедет. Компания соберется та же, что и на прошлый твой день рождения, только буду я. Если решишь пригласить еще пару человек…
– Господи! Оля! Ты лучше всех на свете!
– Не надо меня обнимать! Я не люблю, когда меня… о, черт. Поздно. Да все, хватит! Идем уже, тебе нельзя опаздывать на геометрию, а меня обязательно спросят по английскому, я еще последнюю тему не отвечала…
Я и не подозревала, как это приятно – видеть восхищенные, счастливые глаза подруги. Раньше только ей удавалось меня поразить своими экстравагантными заявлениями и поступками.
Иногда мне казалось, что теперь она навсегда сделала выбор в пользу естественности – как в поведении, так и во внешнем виде, – даже стала краситься чуть меньше (у некоторых моих одноклассниц макияж был ярче раза в два). Но вскоре мне предстояло убедиться, что когда Лине нужно произвести на кого-то впечатление, она все еще не знает рамок и запретов.
***
На пару долгих секунд на веранде воцарилась полная тишина, после чего заговорили одновременно Настя и Лиза:
– Ты решила переодеться?
– А что ж ты нас не предупредила, чтоб мы захватили купальники?
Я не сказала ничего, поскольку у меня буквально отвисла челюсть – примерно так выглядел Коля, когда впервые увидел Лину. Кстати, он выглядел так и сейчас, только еще немного побледнел и зачем-то вцепился в столик.
Оставив нас в разгаре праздника «на пару минут», Лина зашла в дом и переоделась из довольно короткого голубого сарафана в наряд куртизанки – иначе я бы это не назвала. По идее это был купальник. Алого цвета. Практически не прикрывающий ее довольно полную грудь и еще меньше скрывающий снизу – узенькая полосочка ткани спереди и тоненькая ниточка сзади. Стринги.
И она явно заранее готовилась к этому представлению, потому что и ноги, и зона бикини были абсолютно гладкими, ни волоска, как в рекламе. Я уныло вспомнила, как мама неделю назад отговорила меня брить ноги, заявив, что на месте светлых тонких волосков появится темная щетина. Что-то у подруги я никакой щетины не наблюдала.
– Мне стало жарко. – Она как ни в чем не бывало проследовала к своему месту – справа от меня и слева от Коли – и села. – Я и не предполагала, что солнце будет так палить. Захватила это в последний момент на всякий случай. Мне идет, а?
Девочки механически закивали, а Коля сдавленно добавил:
– Очень.
Я бросила взгляд в сторону Пашки Журавлева и убедилась в том, что Лина старалась не зря: внимание он на нее обратил точно.
– Именинница шикарна, – с улыбкой резюмировала Настя. – За такую роскошную девушку и выпить не грех. Что же мы не открываем вино, которое привез Паша? Паш, ты сказал, оно у тебя в пакете и ты потом достанешь.
Он моргнул.
– Э-э… тут такая ситуация…
– Забыл?!
– Ну, я вспомнил, но утром, когда надо было уже собираться… и… в общем, для экономии времени я взял то, что стояло у отца в баре. Он все равно туда не заглядывает – там хранится только то, что ему дарят, а так он почти не пьет. Но… – Пашка снова замялся. – Вина не было. Только коньяк.
– Ого! – одобрительно присвистнул Коля.