– А давно Настя вернулась? – спросила я.
– Где-то полчаса как. Она думала, ты уже тут. Как получилось, что вы разделились?! – К счастью, мама, кажется, не ждала ответа – ведь я совершенно не представляла, что на это сказать. – Ох, пойду выпью воды. Как же ты меня напугала! – Она уже успокаивалась.
– Прости, мамочка. Этого не повторится. – Я обняла ее, чему она сильно удивилась и пробормотала: «Господи, что это с тобой?».
Тут пришел папа, и мне предстояло еще одно объяснение, занявшее куда больше времени: ему было недостаточно лицезреть меня живой и здоровой – еще нужно было знать, почему я так опоздала и почему Настя пришла раньше и сказала, что потеряла меня. Врать я ненавижу, особенно родителям, а в тот момент мне и в голову ничего не приходило, поэтому я сначала ответила, что очень хочу спать и расскажу все утром, но папу это не устроило.
Пришлось придумать жуткую небылицу: мы с Настей прогуливались вдвоем (новые знакомые были не с нами – их приплетать ни к чему) по нашей турбазе, мне захотелось сока, и я предложила ей не бежать со мной в магазин, а подождать меня. Но она, видимо, не поняла, потому что, вернувшись на то место, я ее не обнаружила. Я забеспокоилась и долго искала ее, а потом все же пошла домой.
Мне было безумно интересно, что сказала моим родителям Настя, и хотелось вместе с ней сочинить, куда она могла пропасть в моей истории. А еще, конечно, хотелось поделиться с ней тем, что произошло в лесу. Кому, как не лучшей подруге, рассказывать о первом поцелуе? Я уже представляла, как мы дождемся, пока уснут мои мама с папой, выйдем на крыльцо домика и будем шепотом обсуждать все это…
Однако ничего такого не произошло, потому что я обнаружила Настю крепко спящей. Не скажу, что мне это понравилось. И не только из-за того, что теперь я была вынуждена держать все в себе как минимум до утра – просто… я бы на ее месте никогда не уснула. Да если бы Настя вдруг исчезла вместе с каким-то парнем и долго не возвращалась, я с ума бы сошла от волнения! А она преспокойно спала, мерно дыша во сне и улыбаясь чему-то.
«Вот Лина бы так не поступила», – подумала я угрюмо, забираясь под одеяло. Впрочем, полной уверенности у меня не было – возможно, я и ее идеализировала.
***
– Не знаю! Не помню!
– Ну ты даешь, Оль. Не помнишь, значит, почему решила уйти с Димой. А почему позволила себя целовать? Вы же едва знакомы!
– Но ты же позволила Володе обнимать себя на лавочке!
– Это пустяк. Он тоже потом лез целоваться, когда вы ушли, но я увернулась и обратила все в шутку.
– Будем считать, что ты умеешь себя вовремя остановить, а я нет. Хотя бы мне есть у кого поучиться.
К счастью, мы с Настей обе проснулись раньше родителей и у нас было время до конца смоделировать для них ситуацию, неумело сочиненную мной накануне. И, конечно, обсудить все остальное. Но все-таки я представляла себе эту беседу на крыльце под звездами, а не в пижамах утром, и это все портило – как и то, что, вместо того чтобы разделить со мной волнительность столь важного события, Настя стала внушать мне, что я поступила неразумно. Это я и так знала, но раз уж все позади, могла бы и порадоваться за меня, расспросить обо всем в подробностях… которых я все равно не помнила.
– Что значит «вовремя остановиться»? Мне не нужно было себя останавливать. Потому что меня совершенно не тянуло к Володе, – сообщила Настя, почему-то с укором.
Можно подумать, я и в этом была виновата.
Теперь ее идеальность вызывала у меня раздражение: и общается она приветливо и легко, и почти не пьянеет, и все ситуации держит под контролем – да такое чудо надо в музей под стекло ставить!
– Послушай, а что же ты отпустила меня с Димой? – Очень хотелось добавить: «Раз ты такая умная».
– Я тебя потеряла! – воскликнула Настя. – Если помнишь…
– Не помню.
– …мы все время держались вчетвером, а потом Дима сказал, что отойдет покурить, ты решила отправиться с ним и исчезла!
– Я сама за ним пошла?
– Да, я уж подумала, что ты тоже хочешь покурить.
– Я даже не пробовала никогда.
– А я пробовала один раз – гадость жуткая.
«Все-то она пробовала, все-то она знает, и при этом вся такая правильная и рассудительная… Ну ладно, ладно, я злюсь вовсе не на Настю, а на себя – за то, что выпила лишнее и допустила, что мой первый поцелуй случился совершенно не тогда и не с тем, с кем я хотела», – сказала я себе. И заставила себя сердито прокрутить в голове собственные мысли по поводу гладких ног и прочего. Фи, как я вообще в голову взяла, что мне даже теоретически могло захотеться снять трусы перед незнакомым парнем!
Но все было бесполезно, потому что злилась я не на себя, а именно на Настю.
– Тогда ясно, почему Дима решил, что ему все можно, – резюмировала я с иронией. – Раз уж я сама за ним бегала…
– Он тебе сильно понравился? – сочувственно произнесла Настя – так, будто спрашивала, правда ли, что я сломала ногу в канун собственного дня рождения.
– Нет! Мне было просто приятно, когда он ко мне обращался.
Да, звучало абсурдно, но хорошо еще, что я не добавила «потому что в основном он говорил с тобой».
Что уж там, воспоминания о прошлом вечере оказались куда хуже, чем мое настроение в тот вечер. Теперь мне все виделось не так радужно: похоже, безудержное веселье, энергичные танцы и маленькое романтическое приключение существовали только в моем воображении. На самом деле были пьяный угар, неуклюжий пляс и вульгарное вешание на шею незнакомому парню, который тут же решил, что я не прочь переспать. А началось с чего? С того, что мне захотелось понравиться Диме и Володе так же, как Настя, которая в отличие от меня ничего особенного для этого не делала!
Я начинала понимать Лину. Как это сложно – все время стараться произвести впечатление – и сколько разных глупых ошибок можно при этом допустить! Я еще осуждала ее… А я ведь даже хуже нее. Она-то в мае на моей даче позволила лишнее своему парню от безысходности, из-за несчастной любви, а я разрешила снять с себя юбку едва знакомому человеку (хорошо, что об этом я Насте не сообщила) – и я бы соврала, сказав, что сделала это из-за Коли. И даже из любопытства или духа авантюризма. Да даже из-за алкоголя! Нет. То есть, наверное, все это в какой-то мере повлияло, особенно последнее, но на самом деле… так просто получилось.
И никогда у меня в жизни не будет ничего идеального, потому что я все время делаю то, что получается, а против течения поплыла только два раза – выбрав Настю (подруга из которой, похоже, никудышная) и Колю (который взаимностью мне не ответил).
– Очевидно, тебе вообще нельзя пить, – вздохнула Настя, вылезла из своей постели и стала причесываться.
Посмотрев на ее жиденькие волосики, я даже слегка смягчилась.
– Очевидно, – согласилась уже почти миролюбиво. – А может, ты тоже слегка забылась вчера? Мы ведь договорились, что уйдем около десяти, но ты почему-то не стала следить за временем. И когда я исчезла вместе с Димой, искать меня явно бросилась не сразу, иначе быстро догнала бы.
В ее глазах промелькнуло что-то похожее на досаду.
– Я тебе с самого начала сказала, что мы не уйдем с дискотеки так рано, это просто невозможно. А искать я, конечно, пошла не сразу – я ведь думала, ты с Димой поку… подождешь, пока он покурит, и вы вернетесь!
– И тебя не встревожило то, что я увязалась за малознакомым парнем? Это так на меня похоже? Может, тебе стоило остановить меня, раз на тебя коктейль подействовал меньше?
– О господи, перестань пытаться обвинить меня в том, в чем виновата ты одна, – раздраженно призвала меня Настя. – И скажи «спасибо», что поздним вечером в темном лесу с тобой не случилось ничего более серьезного, чем поцелуй! Давай-ка лучше еще раз сверим алиби для твоих родителей.
– Тише, они в соседней комнате и, может, уже просыпаются, – буркнула я.
– Ладно. – Она перешла на шепот. – Итак, ты убежала за соком…
– Ты часто врешь родителям? – перебила ее я.
– Не скажу, что часто, но иногда приходится, что делать. Это ложь во спасение.
Ну как всегда – «золотая середина». Чтобы стать для людей идеалом, надо быть чуточку неидеальной. Может, она тоже «для людей» старается? Любит производить впечатление? Или просто идет на компромиссы: они хотят, чтобы я вела себя так – ну что ж, можно и так…
«Надеюсь, у нее это не возведено в культ, как у Лины». На этом я закончила размышления о природе человеческой и снова переметнулась мыслями к своему первому поцелую.
Должна же я была припомнить какую-то особую деталь, хотя бы для того чтобы использовать в своем романе! Эх… увы. Хоть прямо еще раз иди целуйся.
***
Диму и Володю мы встретили на пляже. Я обнаружила их раньше Насти, но мне почему-то стало неловко, и я ничего ей не сказала, а пляж был полон людей, так что она их не заметила. Потом ей захотелось мороженого – еще вчера я предложила бы сбегать в магазинчик вместо нее, но теперь меня уже не тянуло выполнять каждую ее прихоть, и я только сказала, что тоже пойду, потому что как раз собиралась купить воды. Мне показалось, в ее взгляде мелькнуло удивление, и на сей раз его причиной было мое нестремление ей угодить.
Когда мы, с эскимо и бутылочкой «Нарзана», спускались с моста, Дима с Володей поднимались на него с вещами. Тут-то мы и столкнулись.
– О, вы! – воскликнул Володя обрадованно. – Ну вот, а мы уже уходим…
– Может, останетесь пока? До обеда еще час, – заулыбалась Настя.
– Вообще-то, мы тут уже давно… – Володя глянул на Диму, но тот молча пожал плечами. – Ладно, не будем возвращаться, давайте с вами лучше договоримся сразу после обеда встретиться здесь. Мы, скорее всего, будем в тени, под деревом, а то так нажарились – все тело болит.
– Договорились. Пока.
Ни я, ни Дима ни разу не вмешались в этот короткий диалог – я разглядывала свои ногти, а он – захватанные перила моста с давно облезшей краской. Я была скорее смущена, он – скорее раздражен. Наверное, из-за того, что у него со мной ничего не получилось – думаю, поцелуи для него не имели такого значения, как для меня.
Впрочем, может, он был просто голоден или действительно пережарился на солнце – по крайней мере, когда мы встретились полтора часа спустя, он оттаял и даже обратился ко мне пару раз, пока мы играли в карты.
Народу было теперь не много – семьи с маленькими детьми свято соблюдали тихий час. Мои родители тоже решили подремать, а нас отпустили без особого восторга – наверное, боялись, что мы опять каким-то образом потеряем друг друга. «Держитесь все время вместе, не купайтесь поодиночке и не лезьте в воду сразу после еды», – проинструктировала нас мама.
Когда мы пришли на пляж, Дима с Володей уже лежали на подстилке в тени раскидистого дерева и играли в «дурака». Они предложили нам присоединиться, мы согласились. Через час решили сделать перерыв и искупаться. Дима сразу же уплыл на глубину, а Володя начал с того, что обрызгал Настю, успевшую войти в воду только по щиколотку, и она, хохоча, окатила его в ответ. Володе явно нравилась эта игра – потому что ему, похоже, нравилась Настя. А она… наверное, решила подыграть ему, почему бы нет.
– Эх, как жалко, что мы завтра уезжаем, – вздохнул он, когда мы втроем стояли под солнцем, высыхая (Дима все еще плавал).
– Уезжаете? – переспросила Настя огорченно. – Как же так? Я думала, вы тут почти все лето.
– Это верно. Но Димон сказал, что хочет в город на недельку, тут ему надоело, а завтра как раз отсюда автобус идет. А мне, во-первых, тут особо делать без него нечего, молодежи нет почти, а во-вторых, у моей бабушки будет несколько выходных с завтрашнего дня, и она собирается съездить к врачу – у нее что-то совсем спина разболелась. Еще бы, целый день на кухне… Я, наверное, вместе с ней потом и вернусь. А может и позже – у моего друга день рождения, отметим там…
– Нам здесь еще шесть дней… значит, мы вас больше не увидим?
– Ну, меня – может быть, а Димона – вряд ли. Но мы же можем потом встречаться в городе! Обменяемся телефонами… – Володя многозначительно посмотрел на Настю.
– Да, конечно, – закивала она.
Тут, наконец, вышел из воды Дима.
– Ну что, хорошо поплавал, русалочка? – поддразнил его друг.
– Отлично, – усмехнулся тот. – Уже побил вчерашний рекорд.
– Просто купаться ему уже, видите ли, неинтересно, – пояснил нам Володя. – Он у нас теперь рекорды по нырянию ставит. Вчера перенырнул почти всю реку – только поперек, правда, еще есть куда стремиться.
– А сегодня – не почти, а всю, – без особой гордости сообщил Дима. – Так что, вечером потусим?
– Да, девчонки, какие у вас планы? – подхватил Володя.
– Боюсь, допоздна не получится – родители вчера сильно волновались, – подала голос я. – И на ту турбазу идти нет смысла, наверное, потому что сегодня надо вернуться в десять, чтобы их не раздражать.
– Не пойдете туда? – расстроился Володя. – А здесь-то что делать? Ну девчонки, имейте совесть, мы же завтра уезжаем! Мы хотим оттянуться как следует!
– Так оттягивайтесь, – пожала плечами я. – Лично я не смогу.
– А ты, Насть?
– Ну уж нет, я без Оли не пойду. Это будет нехорошо, – извиняющимся тоном произнесла моя подруга (это должно было означать «я бы с радостью, но чертовы приличия заставляют меня всюду мотаться с ней»). – Давайте лучше немного погуляем после ужина, потом вы пойдете, а мы… наверное, вернемся в домик и будем играть в настольные игры.
Дима не сдержал усмешки: да, отличная альтернатива танцам и веселью для подростков.
– Ладно. Тогда после ужина возле столовой, – назначил Володя.
– Давайте через полчаса после ужина. Нам же надо будет переодеться.
– А, сделать вечерний макияж, чтобы сразить нас наповал? Ну-ну. Давайте через полчаса… Я хочу пить. Никто со мной не пойдет? – Намек был уж чересчур прозрачным: смотрел он при этом только на Настю.
– Ладно, – согласилась она. – У меня с собой еще есть мелочь, куплю себе мороженого. Оль, тебе что-нибудь взять?
– Да. Пожалуйста, чипсы «Лэйс» с беконом, – нахально отозвалась я и насыпала монеты в ее раскрытую ладонь. Пусть хоть раз она что-то мне принесет.
Настя с Володей удалились, и тут только я сообразила, что осталась наедине с Димой. Он не спешил ретироваться, и мы все так же стояли рядом под солнцем.
– Смотри не сгори, – сказала я, просто чтобы показать, что заговорить с ним для меня пара пустяков.
– Я за это лето уже два раза «облезал», – ответил он хмуро.
– Едешь в город?
– Ага. Не могу тут больше. Надо сменить обстановку и дать печени отдохнуть. – Он ухмыльнулся.
– Каждый день пьете?
– А что еще делать.
– Смотри, народу вообще нет. Неужели все спать пошли?
– Не удивлюсь. А некоторые испугались тучи – вон, видишь, ползет фиолетовая. Эти семейки с маленькими детишками боятся каждого ветерка – не дай бог малыши простудятся. Ужасная штука – дети.
– Да ты пессимист, – заметила я. – То мобильник «ужасная штука», то дети…
– Да мне просто надоело все, вот и бешусь. Завтра в городе успокоюсь.
– Там друзья, девушка?
– Девушки нет. – Дима с интересом глянул на меня – наверное, утвердился в мысли, что я в него по уши влюбилась – ну и ладно, мне-то что? – А у тебя кто-то есть?
– Хм… да. – Он же не спросил, есть ли у меня парень, а человек, о котором я думала и в которого была влюблена, действительно был.
– Серьезно? – Мне показалось, что Дима слегка оживился. – Ну, тогда понятно.
– Что тебе понятно? – с вызовом произнесла я.
– Почему ты мне ничего не позволила.
– Я позволила достаточно. Между прочим, это был мой первый поцелуй. – Зачем я это ляпнула?
Тут он по-настоящему удивился.
– Он что, даже не целовал тебя?
Я помотала головой.
– А сколько ему лет?
– Четырнадцать.
– Вроде не маленький уже… погоди, а тебе?
– В августе будет четырнадцать.
– Тоже не дитя… поздновато для первого поцелуя. Ты бы лучше бросила его, а то вы так до секса только годам к восемнадцати доберетесь. – Дима засмеялся над собственной шуткой.
– Ну, как только влюблюсь в кого-то еще, так сразу, – пообещала я.
– А пока будешь целоваться с другими? Что ж, женскую логику я никогда особо не понимал. Слушай, а может, заставишь его ревновать?
– Как?
Дима взял меня за плечи горячими от солнца руками и сказал:
– Сейчас отрепетируем.
Он меня поцеловал, и уж на этот раз я попыталась запомнить все детали – поскольку чувств практически не было, я могла сосредоточиться на этом. Итак, мелодрамы врут: в жар не бросает, в глазах не темнеет, земля из-под ног не уходит – ну, разве что сердце бьется чуть чаще. Куда девать нос – не проблема, а вот руки – да, это вопрос. Если человек любимый, то, наверное, хочется обнять его покрепче – я же поколебалась и в конце концов обвила шею Димы одной рукой, а вторую положила на его плечо.
– Когда он увидит тебя с другим вот так, наверняка на что-то решится, – подытожил Дима, слегка отстранившись. – По крайней мере, проснется и начнет за тебя бороться. Думаю, ты того стоишь. – Это был не комплимент – скорее авторитетное мнение ценителя.
Скоро вернулись Настя с Володей, громко обсуждая нависшую над нами тучу, и в итоге пришли к выводу, что будет даже хорошо, если она на время закроет палящее солнце, а потом ее еще может унести ветром.
Мы снова стали играть в «дурака», и ветер, который должен был унести тучу, постепенно усиливался, пока не сделал игру совершенно невозможной: карты все время норовили улететь в сторону реки, да и песок в глазах не способствовал приятной партии. Володя предложил собрать подстилки и переместиться куда-нибудь в беседку, но Дима резонно заметил, что на этой турбазе нет беседок. «А, это там, на соседней, – с досадой вспомнил Володя. – Перепутал. Это бывает, когда все время живешь на два дома».
Все посмеялись и пришли к выводу, что пока лучше разойтись по домикам – вернее, по домикам и корпусам: Володе с Димой, как родственникам работников турбазы, посчастливилось занять единственный корпус, в котором даже была горячая вода. Я обрадовалась этому решению, потому что содрогалась при мысли о том, что выскажут мне родители, если придут забирать нас с пляжа и не найдут там. Наверное, после этого остаток отдыха они сопровождали бы меня даже в туалет.
Мы попрощались очень вовремя, потому что как только мы с Настей вернулись к себе, полил дождь – и не как-нибудь, а стеной. Родители еще не проснулись, и мы от нечего делать тоже легли подремать.
После ужина, на который все-таки пришлось выйти – иначе мы рисковали остаться голодными до утра – дождь не прекратился. Пока мои родители доедали жутко костистую рыбу, мы вчетвером, стоя на крыльце столовой и наблюдая за льющимися с неба потоками, обсуждали, как быть.
– Рано или поздно ливень должен кончиться. Вряд ли такой сильный может продолжаться до утра, – рассудил Володя.
– Кажется, он уже утихает, – добавила Настя.
– Если льет уже три часа, почему бы ему не идти и до утра, – пессимистично возразил Дима (надеюсь, в городе он все-таки повеселел). – Дискотеки уже так и так не будет: лужи на танцполе просто не успеют высохнуть.
– Думаешь, вам нет смысла идти на ту турбазу? – спросила Настя.
– Ну как нет смысла? Если дождя не будет, то есть – тут-то все равно делать нечего! – воскликнул Володя. – Там хотя бы есть кафе, кино… может, махнем в кино? Там сеанс без двадцати девять – как раз вернемся не поздно, Оль.
– А что за фильм идет? – осведомилась я.
– Да какая разница! Главное, что это под крышей, и она не протекает, насколько я помню. Правда, там почти все время показывают одно и то же.
– Сегодня «Троя», по-моему, – вспомнил Дима. – Мы ходили на нее уже два раза.
– Черт, да… девчонки, а вы смотрели?
– Нет, – хором отозвались мы с Настей.
– Ну, тогда можно и пойти в принципе… фильм зрелищный, батальные сцены великолепны.
– Но до кинотеатра еще нужно дойти, – снова вмешался Дима. – В лесу наверняка мокро и противно…
– Главное, чтобы дождь прекратился.
– А если не прекратится?
– Тогда не знаю. У меня бабушка в комнате будет. Она, скорее всего, скоро закончит работу. Так что никого пригласить не могу, – развел руками Володя.
– А у меня мама будет, – сообщил Дима. – Аналогично.
– И у нас – родители, – сказала я. – Вот они выходят, кстати – давайте решать скорее.
– Ну что… если ливень закончится, встречаемся через полчаса, как договорились, и сразу идем на ту турбазу в кино. Или в беседке с коктейлем там посидим…
– Лучше тогда с соком, – оборвала я Володю.
– Верно, – поддержала Настя. – Нечего пить каждый день.
Оба парня выглядели слегка разочарованными, хотя, помнится, кто-то собирался поберечь печень.
– Ладно, – все же согласился Володя. – Договорились. Будем исходить из того, что дождя не будет. Если будет накрапывать – можно, в конце концов, взять зонт.
Как только мы попрощались, дождь усилился так, что даже два зонта – один у родителей, другой у нас с Настей – ни капли не помогли: до домика мы добежали промокшими насквозь.
После этого уже и не хотелось никуда выходить – только залезть под одеяло с книгой и чашкой чая (к счастью, у нас был электрический чайник). Но даже если бы мы горячо возжелали встретиться с нашими друзьями, ничего хорошего из этого не вышло бы: ливень обернулся каким-то совсем жутким катаклизмом. По крыше будто барабанил целый рокерский коллектив, а от ветра в окнах звенели стекла. Мама даже испугалась, как бы наш ветхий домишко не постигла участь домика Элли из «Волшебника Изумрудного города».
– Ну что ж, – произнесла Настя перед сном (лишь к этому времени стихия начала успокаиваться), – может, мы еще увидим их за завтраком.
– Да. Хорошо, что этот ураган начался не после того, как мы ушли с ними, – заметила я.
– Представляю, как волновались бы твои родители – мы и так вчера заставили их понервничать.
Я виновато подумала, что в прошлом году им отдыхалось куда лучше. Позаботившись о том, чтобы мне не было скучно, они принесли в жертву свой покой. И я грустно заключила, что, пожалуй, поездка с Настей была не такой уж хорошей идеей: даже я уже не в таком восторге от происходящего, как в первые дни.
На завтрак Дима с Володей не пришли – может, уже уехали. Телефонами мы так и не обменялись.
В следующий раз я побывала на этой турбазе несколько лет спустя… но это уже другая история.
***
Сентябрь начался для меня с плохой новости: Коля перешел в другую школу. Решив не дожидаться конца девятого класса, когда ему пришлось бы определяться с профилем, родители выбрали ему более подходящую школу со спортивным уклоном. Скорее всего, годом позже произошло бы то же самое, ведь ни в гуманитарном, ни в математическом, ни в медицинском и физическом классах, которые только должны были сформировать, Коле было явно не место. Но так рано… я оказалась не готова к разлуке.
Удар оказался даже больнее, чем можно было ожидать, учитывая, что мы и так не общались. Видимо, мое чувство к нему особенно обострялось осенью: я снова стала мечтать о Коле, он начал мне сниться, и мои грезы приобрели еще более горький оттенок, потому что теперь у меня не было надежды не то что на его любовь – даже на встречу с ним. Мысль о том, что мы уже, возможно, никогда не увидимся, не то что расстраивала, а как-то обезоруживала меня: я не понимала, что же в таком случае делать дальше – ведь его место в моем сердце не мог занять никто. То, что мне теперь тоже было что рассказать о прошедшем лете (историю с Димой можно с большой натяжкой назвать курортным романом), дела не меняло.
Иногда в голове мелькало: «А вот если бы ты все еще дружила с Линой, шанс бы был…». Я понятия не имела, восстановили ли они отношения, но помнила, что он уговаривал ее начать сначала, а в тот момент она была так разбита – из-за размолвки родителей, из-за Пашки и, думаю, из-за меня, – что в конце концов могла махнуть рукой и уступить. Почему бы не согреться у знакомого огня, если все вокруг превратилось в лед.
Мне не очень хотелось думать, что я бросила Лину в самый тяжелый момент, но, по сути, так оно и было. Если бы я поставила себе целью отомстить ей – за то, что она сделала в седьмом классе или за то, как нелестно высказывалась о моем стиле жизни, – я могла бы гордиться собой. Но это вышло непреднамеренно.
Иногда мне было любопытно, что происходит с ней теперь (и не только в связи с Колей) – хотелось знать, не помирились ли ее родители, забыла ли она Пашку, чем живет, кого считает лучшим другом. В таком возрасте все может меняться стремительно, особенно за лето. Но ответы на эти вопросы невозможно было получить, ограничиваясь вежливыми приветствиями в коридоре. Если бы я попробовала навести справки через Cоню и Лизу, это выглядело бы странно, и они обязательно передали бы наш разговор Лине. А Настя, похоже, от них отделилась и теперь ходила всюду с новой подругой, кудрявой одноклассницей – кажется, Катей. Когда я спросила ее о Лине, она пожала плечами и сказала, что они почти не разговаривают в последнее время.
После турбазы мы с Настей две недели вообще не созванивались (видимо, нам обеим надо было отдохнуть), а потом встретились только два раза, один из них – ради обмена фотографиями. Все было как-то вяло. Едва начавшаяся дружба прекратилась, и я не уверена, что она вообще это заметила: похоже, для нее все люди были взаимозаменяемы. И, наверное, Настя никогда не особенно не привязывалась ко мне. Она ведь даже не говорила мне о себе ничего такого, о чем не рассказала бы остальным. Единственную более или менее секретную информацию о Насте – насчет ее возраста – я получила когда-то от Лины. С самой Настей мы никогда это не обсуждали.
По сути, она была слишком занята собой и своей идеальностью. Нет, она была не из тех, кто, подобно Лине, правдами и неправдами пытается понравиться всему свету, – для Насти это было бы слишком незрело, слишком вульгарно. Она просто любовалась своим отражением в глазах, а иногда и в душах других и шла дальше, удовлетворенная увиденным. Люди нужны были ей только в качестве зеркал – она коллекционировала их, желая жить в мире с зеркальными стенами, полами и потолками, но близко никого не подпускала. В ее сердце не было места ни для кого, кроме ее самой.
Сформулировав для себя эту теорию, я была так горда, что, разумеется, попыталась изложить ее на бумаге, вплетя в свой нескончаемый роман новую героиню, похожую на Настю. Но, признаться, это не сильно украсило повествование, и я все больше утверждалась в том, что Лина была права: единственное достоинство этого романа – отсутствие грамматических ошибок. В остальном он сплошь состоял из недостатков: неясный стиль, меняющийся в зависимости от настроения автора, не слишком правдоподобный сюжет с кучей банальностей и сентиментальностей и – местами – эпизодичность, связанная с недостатком знаний о жизни. Например, я не могла написать, как героиня бронировала гостиницу в другом городе, потому что понятия не имела, как это делается – пришлось пропустить этот момент. Не знала о специфике работы в книжном издательстве, так что жизнь героя, проводящего там полдня, была описана весьма поверхностно. У меня не было представления о том, как готовить суп или, например, мясо, поэтому жена одного из персонажей никогда не изображалась на кухне. А если сюжет того требовал, то она обычно уже раскладывала готовую еду по тарелкам.
Порой я с тоской думала, что зря вообще взялась за писательство, потому что у меня слишком маленький жизненный опыт. Надо было отказаться от этой затеи или взяться за что-нибудь попроще, вроде школьного романа – из тех, которые читают лет в десять-двенадцать: про строгих учителей, проблемы с оценками и первую любовь. Нечего было замахиваться на «взрослые» сюжеты.
И все же я продолжала пытаться вытянуть свое произведение – переписывала, дополняла, редактировала… и никому не давала читать: родители были слишком заняты, да и не хотелось показывать им незрелую вещь, а подруги, которой я доверяла бы настолько, не было. Когда-то летом у меня была мысль дать роман Насте, но тогда я благоговела перед ней и испугалась, что ей не понравится. Теперь я понимала, что это, наверное, к лучшему, что бы она по поводу него ни сказала.
Единственным человеком, с которым я общалась постоянно, была Маша. За лето мы едва ли позвонили друг другу пять-шесть раз, а встречались и того реже, но с началом учебного года снова стали неразлучны. Ее присутствие практически не ощущалось: не с кем было поделиться, посоветоваться, да даже просто поболтать – зато было с кем пройтись по школьным коридорам и иногда по улице.
В ту осень меня часто посещало дежавю: мечты о Коле, сухой обмен приветствиями с Линой, молчаливая Маша, попытки написания романа на уроках – все было почти как в прошлом году. Только теперь я стала взрослее и, кажется, почти оставила надежду найти Идеальную Подругу. Короткая дружба с Настей заставила меня убедиться в том, что идеалов не существует, а если и есть люди, кажущиеся совершенными, то они, как правило, заняты самолюбованием и хороших друзей из них не получается.
Об Идеальном Парне я теперь тоже думала редко. Ощущение, что у меня появился хоть какой-то опыт в отношениях с мальчиками, почему-то успокаивало меня – будто я выполнила свою норму и теперь могла позволить себе потерять еще немного времени в бесплодных мечтаниях. Теперь я осознавала, что наличие парня само по себе, вероятно, не делает мир другим – если только это не твой любимый парень. Так что бросаться в отношения абы с кем мне не хотелось.
В конце осени у меня выдалось несколько особенно сентиментальных дней, после которых я решила, что все-таки должна узнать, встречается ли Лина с Колей. Я готова была восстановить с Линой какое-то подобие прежней дружбы, чтобы иметь возможность иногда видеть любимого. Мое воображение даже нарисовало такую картину: Коля жалуется мне, верному другу и советчику, на очередную ссору с ней, вздыхает: «Кажется, наши отношения зашли в тупик…», и тут я меняю амплуа и признаюсь ему в своих чувствах. Но даже для того, чтобы получить роль друга и советчика, нужно было найти к нему какой-то подход. А для начала – увидеть его после почти полугодового перерыва.
Для судьбоносного разговора с Линой я выбрала столовую. Точнее говоря, я просто села там однажды на большом перерыве и заняла место рядом с собой – Маша как раз приболела, так что этот день был наиболее удобным. Я пила чай с пирожком и косилась на дверь. Наконец Лина зашла – в окружении подруг – и стала оглядываться в поисках места. Тут я поняла, что в моем плане была недоработка: я не учла, что она может быть не одна.
Я вдруг подумала: Лина ведь им никогда по-настоящему не доверяла, даже не могла позвонить им, когда было плохо ее бабушке, а я, такая положительная и надежная, сейчас вынуждена выкраивать минуту, чтобы пообщаться с ней без них… И что теперь делать? Подойти и попросить о разговоре наедине? Но ведь я хотела, чтобы нужная информация всплыла в ходе непринужденной беседы.