Нора Робертс
От плоти и крови

Глава 4

Упрямство вкупе с оскорбленным достоинством подталкивали Фэллон устроить забастовку: запереться в этой дурацкой спальне с двумя дурацкими кроватями, накрытыми не менее дурацкими клетчатыми пледами. Но голод и желание справить нужду перевесили.

Так что уставшая после длинного дня пути девочка решила все же заняться делами: найти туалет и поужинать. Но никто не заставит ее проявлять дружелюбие или вежливость по отношению к Маллику. Он обозвал ее глупой, вернее, простите, невежественной. Преклонный возраст не давал ему права грубить, а потому и сам он любезности не дождется.

Ванная находилась прямо напротив спальни Фэллон. Она заперла дверь, проверила, течет ли вода, повернув кран над раковиной, и почти с разочарованием увидела тонкую струйку. Похоже, Маллик позаботился об удобствах, так что применять магию не требовалось.

Унитаз слегка качался, но тоже исправно работал.

Фэллон несколько секунд внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Накануне ей не удалось как следует выспаться, и предыдущей ночью тоже. Поэтому под глазами залегли тени, а щеки казались бледнее обычного.

Внешний вид не слишком волновал Фэллон, однако ей хотелось выглядеть сильной, а потому она нанесла легкие чары и кивнула отражению. Вот так, не слабая и не невежественная.

Затем она решительно направилась за дровами, пройдя мимо Маллика. Тот сидел на диване перед камином и потягивал вино. Раздраженная девочка на этот раз не хлопнула дверью, но закрыла ее с ощутимым нажимом.

Солнце клонилось к горизонту. Между деревьями просачивалась мягкая предзакатная дымка. Воздух был пронизан ощутимой прохладой и запахом дыма. Осень приближалась, несясь во весь опор.

Дрова ночью определенно понадобятся. Однако сначала Фэллон решила прогуляться по лесу, чтобы размять затекшие мышцы, которые ныли после нескольких часов, проведенных в седле.

Сперва она заглянула к лошадям. Те уже дремали. Однако девочка все равно прижалась щекой к шее Грейс, ища утешения у родного существа, пахшего домом. Гнедой жеребец Маллика скосил на нее карие глаза, умные и добрые. Она погладила мягкий нос, подумав, что такой красавец заслужил более приятного хозяина.

Фэллон оставила лошадей отдыхать, направилась к ручью и зашагала вдоль его извилистых берегов. Спустя какое-то время она подняла голову и заметила стоящего на стволе поваленного дуба оленя. Еще пять животных пробирались по скользкой тропинке от водопоя обратно в лес, как призраки растворяясь среди деревьев.

Интересно, каково было бы просто продолжать бездумно идти вперед и вперед? Стать свободной, как те олени? Жить в лесу, бродить везде, где вздумается. Не заботиться ни о чем, кроме собственных желаний и потребностей…

Фэллон представила: некому приказывать, что, когда и как делать. Никто не ожидает от нее невозможных свершений. Она предоставлена сама себе.

Она прислонилась к дереву и прижалась щекой к шершавой коре. Прислушалась к течению соков внутри ствола. Закрыла глаза и различила сердцебиение оленя на другом берегу неширокого ручейка, пение воды и пульс земли.

Вокруг все дышало жизнью. И Фэллон чувствовала эту жизнь внутри себя. Перед мысленным взором она видела пролетавшую в небе птицу, сердце которой колотилось быстро и часто. А в глубине леса сова дремала в дупле, ожидая наступления ночи, чтобы начать охоту.

Став единым существом с лесом, девочка еще сильнее зажмурилась и поняла, что больше не хочет просто уйти и вечно жить в лесу. Она хотела ощутить спокойное дыхание родных: матери, отца, братьев. Но они были слишком далеко.

– Это всего лишь первый день, – напомнила она себе. – Уж один-то день я в состоянии выдержать. А потом могу передумать и отправиться домой в любой момент. Хоть завтра.

Немного успокоенная этой мыслью, Фэллон открыла глаза, развернулась и зашагала обратно в сторону хижины.

Сквозь стволы деревьев на западе пылало заходящее солнце. Этот свет отражался в ее душе. Когда последние лучи заката догорели, Фэллон зашла в дом, неся охапку дров.

* * *

Подростки, даже если они произошли от богов, отлично умеют дуться. К возвращению подопечной Маллик уже накрыл на стол, но ела она молча, сохраняя враждебный вид. Даже пирог, испеченный матерью, лишь расстроил Фэллон. Лакомство напоминало, что она находится вдали от семьи и не увидит родных еще два года.

Если бы Маллик сделал хоть одну попытку развеселить спутницу, то печаль немедленно обернулась бы вспышкой ярости. Скорее всего, он это знал, поэтому тоже сохранял молчание, не сказав ни слова за весь ужин.

Получив приказ помыть посуду, Фэллон без возражений прибралась, сложила остатки продуктов и навела порядок. Все это время Маллик сидел возле камина и читал. Несмотря на любопытство, она не спросила названия книги, а ушла в спальню, заперла дверь и из чувства противоречия наложила на замок защитные чары.

Несмотря на то что волшебная свеча и хрустальный шар всегда дарили утешение в минуты печали, Фэллон не стала их доставать из-за того, что они были получены от Маллика. В эту минуту ей казалось, что он, и только он, в ответе за все ее несчастья.

Она забралась под одеяло с любимым «Королем чародеев», подсвечивая страницы магией. Но знакомые с детства слова лишь разбередили душевную рану.

Отложив в сторону книгу, Фэллон лежала в темноте и жалела, что не додумалась поискать в хижине еще что-нибудь почитать. Старые журналы и газеты всегда будили интерес жадной до новых знаний девочки. Она не думала, что сумеет заснуть этой ночью, и планировала провести время, припоминая малейшие проступки Маллика. И даже предвкушала это.

Но провалилась в глубокий сон, даже не почувствовав его приближения, и не пробудилась ни когда лунный свет упал на лицо, ни когда крошечные феи принялись танцевать за окном.

Очнулась Фэллон перед самым рассветом, когда первые лучи солнца уже позолотили небо. Первой ее реакцией стал стыд за такой глубокий и долгий отдых. А потом вспомнились слова матери о том, что раненному сердцу нужен целительный сон для восстановления после потрясений.

Не поднимаясь с постели, девочка потянулась к подвеске, провела пальцем по кольцу и медальону и представила, как дома в это время отец уже встает и спускается на кухню, чтобы сделать кофе из зерен, выращенных на тропической половине фермы. А мама уже суетится, готовя завтрак.

Вся семья Свифт к рассвету уже просыпалась. Дела не ждали. Нужно было кормить животных, собирать яйца и делать множество других вещей.

Хлопоты по хозяйству, уроки, запах свежей выпечки, поездки в поселение или на соседние фермы для обмена товарами. И даже свободное время, чтобы почитать, покататься на лошади или поиграть. Все это осталось далеко позади.

Где будет находиться сама Фэллон, пока ее родные занимаются домашними делами?

Она поднялась, следуя въевшейся привычке вставать рано, натянула ботинки, вышла в общую комнату. Подбросила дров в камин, где едва заметно тлели угли, и отправилась задать корм лошадям.

Фэллон наблюдала за восходом солнца, как вчера наблюдала за закатом.

К ее возвращению Маллик уже вскипятил воду, разлил по кружкам крепкий чай и по-походному, на сковороде над огнем, пожарил яйца с беконом.

– Доброе утро, – поприветствовал он подопечную. – Выезжаем сразу после завтрака.

– Хорошо, – скупо кивнула она, взяла чай, заваренный крепче, чем ей нравилось, и горьковатый без меда, который она любила.

Фэллон сразу же пожалела, что не сообразила взять в дорогу баночку меда, но смирилась с этим и приступила к еде, придвинув тарелку, поставленную на стол Малликом.

Тот устроился рядом, не пытаясь больше заговорить. Угасшая за ночь неприязнь к будущему наставнику и порядком надоевшая тишина подтолкнули Фэллон к тому, чтобы начать беседу самой.

– У тебя нет ни жены, ни детей?

– Все верно.

– Из-за того, что ты предпочитаешь компанию мужчин?

– Нет. – Маллик отвечал, не отрываясь от завтрака. – Мой долг, мое предназначение, моя судьба – вот моя супруга.

– Кому какое дело, если во время исполнения долга кто-то согреет тебе постель?

– От меня требуется безоглядная преданность Избранной. – Мужчина перестал есть и прямо посмотрел на Фэллон. – Однако супруги и возлюбленные тоже заслуживают преданности. И эти чувства могут вступить в противоречие.

– Родители могут быть преданны друг другу и в то же время – своим детям, – опровергла она его объяснение. – Как в нашей семье.

– Такова природа любви. Она гораздо сильнее, чем долг или присяга.

– Разве ты никогда никого не любил?

– Была одна девушка с яркими глазами и волосами, подобными языкам пламени. Не знаю, можно ли назвать это любовью, но я испытывал к ней тягу. Мое сердце колотилось, как безумное, стоило мне лишь посмотреть на нее. Если же удавалось вызвать ее улыбку, то я чувствовал себя самым богатым парнем на свете. И точно знал: если она когда-нибудь коснется моей щеки, я умру абсолютно счастливым.

– Никто не умирает от любви, – рассмеялась Фэллон.

– Это не так, дитя. Иногда сильные чувства приводят к страшным последствиям. Поэтому я так и не ощутил ее прикосновения. Я сделал свой выбор.

– Пожалуй, ты действительно любил ее, раз помнишь даже тогда, когда стал старым, – глубокомысленно заключила девочка, пережевывая последний кусок. – Кстати, а сколько тебе лет?

– Я родился в третий день третьего месяца шестьсот семьдесят первого года, – ответил Маллик, откидываясь назад и заглядывая в глаза Фэллон.

– Да ладно! – снова рассмеялась она и по привычке потянулась к чужой тарелке, чтобы убрать ее. – Если не хочешь говорить, просто…

– Меня произвела на свет ведьма, а зачал солдат, в венах которого текла эльфийская кровь, – схватив собеседницу за руку, отчеканил Маллик. – Отца я не помню, ибо он погиб в бою, едва меня отняли от груди. Я был единственным сыном, и моя мать рыдала, как и твоя, когда узнала о грядущем служении. Мы провели вместе немногим больше десяти лет. Еще десять лет наставник обучал меня, тренировал, показывал мне мир. И еще десять лет заняли отработка навыков и отшельничество.

– Что… – начала было Фэллон, но Маллик прервал ее, подняв ладонь и призывая к молчанию.

– Позволь закончить. После этого я погрузился в сон. Годы шли, мир менялся, магия угасала либо исчезала вовсе из-за гонителей, хулителей и неверующих. Однажды меня пробудил звук единственной капли крови, прорвавшей первую завесу. Преграда разрушилась от принесенной жертвы. И мое время потечет снова, когда ты примешь свое предназначение.

– Хочешь сказать, ты бессмертный? – спросила Фэллон, понимая, что верит Маллику, и эта вера заставила сердце биться быстрее.

– Нет. Нет, отнюдь. У меня идет кровь. И моей жизни положен предел, как жизни любого человека. Однако я был призван, чтобы учить, тренировать и защищать Избранную, которая возьмет меч и щит, которая принесет с собой свет и восстановит равновесие. Я согласился. Принес обет. Сделал свой выбор. И никогда не нарушу данную клятву. Никогда не предам тебя.

Маллик встал из-за стола и сам принялся мыть тарелки.

– Что за первая завеса и как она могла исчезнуть от капли крови? Сколько всего таких преград? И где они находятся? Как…

– Узнаешь в свое время. Теперь же бери вещи и седлай лошадей. А я закончу мыть посуду.

– Ответь хотя бы на один треклятый вопрос! – потребовала Фэллон.

– Так задай правильный.

Она поколебалась, а затем выпалила тот, что тяготил ее сильнее всего:

– А что, если я недостаточно сильна и умна, чтобы исполнить предназначение?

– В этом случае я потерпел бы неудачу. Но в мои планы это не входит. Не мешкай, впереди еще долгий путь.

* * *

Следующая пара часов прошла в полной тишине. Фэллон молчала не потому, что затаила обиду на спутника, а потому, что напряженно размышляла. Она знала, что некоторые существа, например феи, могли жить очень долго. Старая Лилиан утверждала, что ей исполнилось уже сто двадцать лет. Да и эльфы старели очень медленно. Что же до детей смешанных кровей… С момента Приговора прошло пока слишком мало времени, чтобы делать выводы.

Но Фэллон никогда не слышала, чтобы кому-то удалось прожить больше тысячи лет. Маллик говорил, что спал, пока шли годы. Было ли это похоже на зимнюю спячку у животных? И почему его призвали так давно, чтобы обучать кого-то, кому предстояло родиться лишь спустя пятнадцать сотен лет?

Его рассказ только сильнее запутал Фэллон. Непонимание – это не невежество, убеждала она себя. Это всего лишь непонимание.

Путники ехали через лес, пересекали поля и луга, иногда пользовались дорогами. Вдоль некоторых до сих пор стояли брошенные машины. Время от времени всадники миновали отдельно стоявшие дома, изредка встречали людей и даже проехали через поселение более крупное, чем то, которое знала Фэллон, – с разнообразными зданиями и местами, где продавали бензин для машин и еду для путников.

Хотя чаще всего Маллик держался вдали от дорог и зданий, Фэллон посматривала в их сторону с любопытством. Она изучала карты, глобусы и атласы. Видела фильмы с отрывками прошлых жизней, прежнего мира, который казался таким далеким, необычным и интересным.

Но стоило самой отправиться в путешествие, как границы раздвинулись, и все вокруг стало выглядеть намного крупнее и шире, чем представлялось раньше. А ведь они проехали совсем немного…

Фэллон не могла вообразить, что когда-то машины бесконечным потоком неслись по этим широким дорогам, автострадам. Как можно было населить людьми такие огромные пространства?

Это казалось невероятным, как фантастическое кино.

– Ты видел прежний мир? – спросила Фэллон. – Когда еще существовали толпы людей, машины, самолеты?

– Да, – кивнул Маллик. – И поражался бесконечным чудесам, хотя и смотрел на все через хрустальный шар.

– А есть ли у меня на самом деле выбор? Могла ли я отказаться от предназначения?

– У тебя всегда есть выбор. Я никогда не предам тебя и не стану лгать.

– Тогда скажи, как вышло, что тебя призвали много веков назад, еще до машин, самолетов и толп людей? Задолго до того, как я родилась?

– Силы, во много раз превосходящие мои и даже твои, предвидели, что настанет подобная необходимость. Людям, даже с магией в крови, свойственно желать мира, но готовиться к войне. А тьма всегда стремится поглотить свет, развязать сражение, посеять страх. Если бы той зимней ночью завеса уцелела, я мог бы проспать еще тысячу лет, пока не пришло бы время родиться Избранной. Но однажды это непременно случилось бы.

– Ты видел сны? – немного помолчав, поинтересовалась Фэллон.

– Я провел целую жизнь во сне, – слегка улыбнулся Маллик. – И наблюдал, как меняется мир, учился даже в забытьи.

– Похоже, отдых выдался не слишком спокойным.

– Нет. – Собеседник неожиданно рассмеялся, искренне и от души. – Сон мой был отнюдь не спокойным.

Легким галопом путники пересекли подготовленное под посевы поле, затем поднялись по пологому склону и выехали на залитую гудроном проселочную дорогу.

– Далеко еще? – нетерпеливо спросила Фэллон.

– Не менее двух часов быстрого хода. К ночи соберется дождь, но мы должны прибыть на место задолго до него.

– Непогода настигнет нас раньше, чем ты говоришь.

– В самом деле? – Маллик бросил на подопечную внимательный и немного насмешливый взгляд.

– Мы скачем на юго-восток, а ветер дует с востока и несет грозовые облака. Если не изменим направления и скорости, то попадем под дождь не позднее чем за час до заката. – Фэллон небрежно пожала плечами. – Фермеры умеют определять погоду. Остальное – простая математика.

– Хм, – приподнял брови мужчина и тронул жеребца.

– Кто-то…

Слова застыли у нее на языке, когда Маллик вскинул руку, призывая к молчанию. Он тоже услышал приближающийся гул двигателей и проклял себя за решение поехать по этому участку дороги, чтобы сэкономить время. Скрыться было решительно негде.

Пока он раздумывал, не отправить ли Фэллон обратно в поле, три мотоцикла преодолели подъем и устремились навстречу путникам.

– Если я велю уносить ноги, пускай Грейс галопом и возвращайся туда, откуда мы приехали. Потом я тебя сам разыщу.

– Но тогда ты останешься один против шестерых, – возразила Фэллон, чувствуя, как что-то внутри ее дрожит от страха, в то время как что-то другое предвкушает сражение.

– В мире существует единственная Избранная. Делай, как я сказал. Не говори ни слова, и если велю уезжать, гони во весь опор.

Неизвестные приближались, сидя по двое на мотоцикле. Фэллон отметила, что у троих оружие висело на поясе, а остальные имели при себе ружья. Четверо мужчин, две женщины.

Мародеры. Это можно было определить по символам, изображенным на бензобаках.

Предводитель группы в черной бандане и с подвеской в виде черепа остановил мотоцикл поперек дороги, преграждая путь всадникам. Каштановая борода была заплетена в две длинные косы.

На женщине за спиной главаря тоже красовалось черное облачение. По лицу у нее тянулся шрам, а глаза скрывались под темными очками.

Она перебросила ногу через сиденье, скинула с плеча винтовку и наставила ее на наездников. Намек был очевиден.

Фэллон обвела взглядом всю банду, стараясь отогнать страх. Мародеры заглушили двигатели и замерли в ожидании действий главаря. Тот слез со своего мотоцикла и приблизился к путникам.

– Так-так, и кто тут у нас?

– Мы с внучкой едем на юг, чтобы наняться на работу.

– Правда? Ребята, слыхали? – Бородач обернулся к товарищам. – Они ищут работу.

Один из Мародеров со второго мотоцикла опустил темные очки на нос и с сальной ухмылкой подмигнул Фэллон. Она тут же почувствовала себя так, словно искупалась в грязи.

Если придется драться, первой нужно будет обезвредить женщину с винтовкой, а потом настанет черед этого мерзавца.

Фэллон решила, что ни за что не оставит Маллика одного. Не с такой расстановкой сил.

– А что в сумках? – лениво спросил вожак.

– Последнее наше имущество. – Умоляющие нотки в голосе наставника неприятно поразили девочку. – Чуть больше, чем ничего.

– Тогда вы прекрасно обойдетесь и просто ничем, – расхохотался бородач. – Слезай с коня, папаша. И ты тоже, милашка.

– Пожалуйста. Она же еще совсем дитя.

Вторая женщина достала пистолет из кобуры и крикнула:

– Быстро спешивайтесь, или я стреляю!

– Эй, не попорти свежее мясо, – упрекнул ее тот, что подмигивал. Он слез с мотоцикла и почесал в паху. – У меня есть для нее работенка.

Мародеры дружно расхохотались. Фэллон содрогнулась от омерзения. Кровь в ее жилах застыла, а в голове стало пусто.

– Вас шестеро, – презрительно бросила девочка, спешиваясь, – на нас двоих.

– Скоро вас станет на одного меньше, – процедил главарь, обнажая нож, и бросился на Маллика.

Все произошло так быстро, что Фэллон даже не успела отреагировать. А ведь она думала, что готова к сражению!

Кулак Маллика врезался в лицо бородача, будто кувалда, отбрасывая Мародера на женщину с винтовкой. Они оба повалились на землю. Другой рукой Маллик метнул сгусток ветра, который отбросил вторую женщину с оружием футов на двадцать назад. Когда она приземлилась на дорогу с отвратительным хрустом, Маллик обнажил меч.

Двое мародеров устремились к неожиданно проворной жертве, третий же пару секунд выждал, а затем бросился на Фэллон.

Она вытащила из подаренных Трэвисом ножен оружие и, не задумываясь, окутала лезвие огнем.

– Гребаный Уникум, – процедил противник, доставая из кобуры пистолет. – Пули всегда быстрее, поняла, шлюха? Всегда!

– Нет, не всегда, – возразила Фэллон, разрезала ножом воздух, и оружие в руках врага тут же взорвалось языками пламени.

Пока Мародер кричал, бросив пистолет и пытаясь сбить огонь с рукава, она нанесла один из первых ударов, которым научил ее отец. Коленом в пах.

Когда противник повалился на землю, Фэллон резко обернулась, чтобы броситься на помощь Маллику. Тот стоял с окровавленным мечом.

Двое поверженных врагов лежали мертвыми. Еще трое были серьезно ранены. Тот Мародер, что подмигивал, теперь стонал и катался по дороге, прижимая к себе обрубок руки.

– Собери их оружие, – велел Маллик и нагнулся, забирая пистолет и нож убитого главаря.

Она подошла ко второму мертвецу и забрала ружье, стараясь унять дрожь в руках и подавить дурноту, которая накатывала от пережитого волнения и при виде трупа.

– А у этого пистолет так расплавился, что его нельзя использовать.

Маллик посмотрел на Мародера, который стонал чуть поодаль, и только хмыкнул, как и в ответ на ее комментарий о дожде, а затем закинул на плечо две винтовки, рассовал остальное оружие в сумки и запрыгнул на гнедого жеребца. Фэллон последовала примеру наставника.

– Ты не скомандовал уезжать, – заметила она.

– А ты бы послушалась?

– Нет.

– Так зачем мне было тратить время?

– Ты мог не справиться со всеми.

– Это уже неважно. Должен отметить твою смелость. Ты хорошо сражалась со своим противником.

– Нельзя оставлять их вот так… Выжившие могут позвать на помощь или проследить за нами…

– Мы не станем убивать безоружных раненых людей.

– Нет, но… – Фэллон вскинула руку, и шины на мотоциклах окутались языками пламени. – Без транспорта они не сумеют последовать за нами, да и навредить другим будет сложнее.

– Отличная идея, – кивнул Маллик, удовлетворенно наблюдая, как один за другим мотоциклы валятся на землю. – Здравая тактика.

– Здравый смысл, – поправила Фэллон. В горле пересохло, но она все же выдавила: – Мародеры убили бы тебя. А меня сначала изнасиловали, а потом убили. Либо забрали с собой, чтобы насиловать дольше, но в конце концов все равно убили бы. Лошадей же оставили бы, если бы хотели использовать, но, скорее всего, пустили бы на мясо.

– Да. Вне всякого сомнения.

– Ты убил двоих. Может, троих, потому что одна из женщин серьезно ранена. Наверняка остальные бросят ее умирать.

– Тебя беспокоит, что я отнял их жизни?

– Нет. Да. – Фэллон и сама точно не знала, как объяснить. – Пожалуй, сначала меня это действительно беспокоило, пока… Мародеры бы убили нас. Не защищаясь, а лишь потому, что могли так поступить. И хотели. Если бы мы были обычными путниками, ты уже был бы мертв, а я… Мы поступили правильно. Сделали верный выбор.

– Это они сделали неверный выбор, – поправил Маллик. – Запомни этот урок.

Она кивнула и внимательно посмотрела на него.

– Раньше у тебя не было меча.

– Неужели?

– Думаю, я бы заметила.

– Необходимо смотреть, чтобы видеть, – заявил Маллик и пустил жеребца галопом.

* * *

Они не снижали темпа, пока впереди не показалось поселение. Затем свернули с дороги и скакали, не останавливаясь, пока не въехали в маленький городок. Большие здания выглядели одинаковыми и плотно жались друг к другу. Почти все окна на первых этажах были заколочены. Многие дома носили следы поджога. Олени щипали выросшую по колено траву. По пустым улицам гулял ветер.

Однако спустя несколько минут Фэллон заметила мелькнувшую тень в одном из домов. Значит, не все они стояли заброшенными.

– Почему местные жители не возделывают землю, не выращивают урожай?

– Не все знают, как это делается, – ответил Маллик. – Некоторые предпочитают прятаться, лишь иногда выбираясь наружу, чтобы достать еду. Страх держит их взаперти.

Фэллон думала над словами спутника, пока они двигались по городу. Она насчитала больше сотни домов, расположенных близко друг к другу, что обеспечивало эффективную оборону. Земля же, вполне пригодная для обработки, простаивала впустую.

Однако это место подходило для организации форпоста или поселения, так что Фэллон сделала очередную пометку на воображаемой карте, как поступала уже с несколькими городками по дороге.

Вскоре путники вновь углубились в лес. Повсюду из земли выступали скалы, а потому тропинка сильно петляла. Фэллон услышала журчание речушки раньше, чем увидела ее. Маллик направил гнедого вдоль извилистого русла.

Вскоре река стала шире, вода пенилась и бурлила на камнях. Поток стремительно обрушивался с высоких скал, наполняя лес ровным шумом.

Фэллон заметила нескольких фей, которые танцевали в радугах, возникавших при попадании солнечных лучей на брызги.

За водопадом река разливалась, а гул стихал. Маллик остановил коня на большой поляне. Со всех сторон ее обступали древние деревья. Мох покрывал поваленные стволы, на скоплении валунов рос лишайник.

Когда мужчина спешился, Фэллон подумала, что он желает дать отдых лошадям, и сделала то же самое.

– Должно быть, мы уже скоро прибудем на место, – предположила она. – Можно напоить животных, дать им походить, чтобы остыли, и шагом повести дальше.

– Мы уже прибыли.

– Что? Здесь? – Фэллон не имела ничего против жизни в лесу, но ее обескураживала сама мысль об отсутствии какого бы то ни было убежища на протяжении двух лет. – Мы что, разобьем лагерь?

Ничего не ответив, Маллик отдал подопечной поводья своего жеребца и шагнул вперед, после чего поднял руки ладонями наружу на высоту плеч. Несколько секунд ничего не происходило, лишь ветер шептал в ветвях деревьев да от водопада доносился слабый шум. Косые лучи клонящегося к горизонту солнца проникали сквозь листву и заливали поляну золотистым светом. Тени метались по колышущейся траве.

Затем в воздухе раздалось гудение разбуженных сил. Фэллон почувствовала магию, волоски на руках и затылке встали дыбом. Лошади тоже ощутили присутствие древней мощи и беспокойно заметались. Пришлось натянуть поводья, призывая их к послушанию.

На побледневшем лице Маллика залегли тени. Внезапно взметнулся ветер, встрепав волосы двух путников и гривы коней. Свет и тьма поменяли очертания. Возникло впечатление, что за рифленым стеклом скрывался размытый набросок.

Маллик резко развел руки.

– Откройся, сокрытое, – прогремел его голос. – Завеса, пади. Пропусти Избранную.

Размытая картина проступила четче, обрела форму, размеры и цвет.

На поляне возник дом с соломенной крышей и светло-коричневыми стенами. Меньше, чем ферма Свифтов, больше, чем лесная хижина. Окна выходили на запад. В небольшую конюшню с покатой крышей вели двустворчатые двери. Поблизости виднелась теплица. На ее стекле играли лучи солнца.

Над всеми дверями были вырезаны защитные руны.

Рядом с крыльцом, как и в лесной хижине, красовалась статуя богини.

Фэллон не раз видела, как мать использовала магию, да и сама неоднократно прибегала к своим способностям. Но она никогда не становилась свидетелем такой мощи, которая требовалась, чтобы скрыть целую поляну.

– Позаботься о лошадях, – велел Маллик. – Они проделали долгий путь.

– Ты выглядишь уставшим.

– Снимать завесу сложнее, чем набрасывать, – пояснил он, после чего напомнил: – Не забудь о лошадях, а потом проходи внутрь.

Он взял свои вещи, ушел в дом и закрыл за собой дверь.