Нина Левина
Кровавая заутреня
Глава 3. Свидание
В течение трёх дней после посещения Кайсаровых Алексей ходил сам не свой. Образ прелестной Кати стоял перед глазами, руки помнили прикосновение её пальчиков, он понимал, что влюблён страстно и бесповоротно, радовался этому и невыносимо страдал. Ему до боли в сердце хотелось увидеть Кати, но явиться без приглашения в дом Кайсаровых не позволяла гордость и вероятность показаться навязчивым. На четвёртый день он случайно встретил подполковника, поздоровался с ним и учтиво поинтересовался здоровьем супруги и дочери.
– Благодарю за беспокойство, обе чувствуют себя вполне превосходно, – ответил Кайсаров. – Вас давеча вспоминали, велели кланяться при встрече.
– Приятно польщён. От меня тоже передавайте поклон.
Алексей взглянул на подполковника с надеждой, но тот кивнул:
– Непременно, – и отправился дальше по своим делам.
Этим же вечером Алексей отправился с Тушневым в «Весолека», чтобы заглушить душевную боль пивом и грушевой настойкой. Компания встретила его радостными возгласами и упрёками в долгом отсутствии.
– Как же так, Алёшка, променял старых товарищей на красотку! Неужто настолько хороша? – Вигель залихватски подкрутил рыжий ус и подмигнул.
– Не смей говорить о Катерине Панкратовне в таком фривольном тоне! – взвился Алексей, а потом вздохнул: – Это, господа мои любезные, не девушка, а само очарование. Нежный бутон…
– Богиня! – подхватил старший Авинов и поднял кружку. – За богиню нашего Алёшки!
Кружки сомкнулись, и после их осушения разговор пошёл живее.
– Эх, если бы она была моей богиней… – снова вздохнул Алексей.
– Не понял, – протянул Вигель. – А где ж ты пропадал столько вечеров?
– Тосковал…
За столом повисла пауза, все уставились на Алексея в недоумении.
– Она что? Дала тебе от ворот поворот? – уточнил младший Авинов.
– Нет, как раз наоборот. Катерина Панкратовна дала ясно понять, что испытывает ко мне сердечное влечение.
– Тогда в чём проблема? Мамаша строгая?
– Да нет, Ульяна Назаровна почтенная женщина, отнеслась ко мне мило.
– Тогда за матушку богини! – старший Авинов снова призвал поднять кружки, предусмотрительно наполненные подоспевшим Чеславом.
– А вот батюшка… – проговорил захмелевший Алексей, принимаясь за поданные пани Ивоной голубцы. – С батюшкой как-то странно всё.
– Фёдор говорил, что это подполковник Кайсаров, – уточнил Вигель.
– Он самый. Вроде бы приветлив, но ведёт себя холодно, отстранённо. Даже не пригласил меня заглядывать к ним, хотя по этикету вежливости так принято в приличных семьях.
– Может, ему не нравится твой унтер-офицерский чин? – поинтересовался младший Авинов. – Хочет для своей дочери кого-то не ниже обер-офицера?
– Так ведь и сам Кайсаров не сразу в подполковники был произведён! Должен же понимать, как в армии поднимаются в званиях! – воскликнул Алексей и снова вздохнул. – Не знаю, как я прожил эти дни, не видя Кати… Эх, напиться что ли с горя!
– Хорошая мысль! – поддержал Тушнев. – Чеслав!
– Чего панове изволят? – подбежал поляк.
– Прибери со стола эту бурду, – указал Фёдор на пиво, – и неси нам настойку!
Спустя полчаса обильных возлияний, за столом друзей царило оживление. Авиновы, перебивая друг друга, рассказывали о своих похождениях, Тушнев хохотал над анекдотами Вигеля, и только на Алексея хмель подействовал иначе. Он сидел с мрачным выражением лица и не мог заставить себя даже улыбнуться.
– Нет! Я так не могу! – наконец вскричал Вигель. – У нас друг чахнет, а вы… – он укоризненно покачал головой и обвёл приятелей мутным взглядом. – Надо спасать Алёшку.
– Согласен, – поддержал его Тушнев. – Как?
– А давайте прямо сейчас поедем к Кайсаровым и засвидетельствуем Катерине Панкратовне своё почтение! – воскликнул старший Авинов. – Вот прямо сейчас! Все! И пусть попробует подполковник отказать нам в гостеприимстве!
– Правильно! – вскочил младший Авинов, но Вигель дёрнул его за рукав, усаживая обратно.
– Вам, буянам, всё равно, а я у Кайсарова в подчинении. Да и Алёшке мы так медвежью услугу окажем. Посмотрите на свои пьяные рожи! После нашего визита его в жизнь на порог не пустят! Вот скажи, друг, – обратился он к Алексею, – разве не можешь ты встретить даму своего сердца вне дома? На прогулке?
– Они с матерью домоседки. На прогулки выбираются редко.
– Ладно, вариант отпадает.
– Слушай, а зачем тебе приглашение подполковника? – не унимался Александр Авинов. – Поезжай сам в гости. Так, мол, и так – проезжал мимо по делам, решил заглянуть.
– Какие у меня дела в Праге? И не могу я как незваный гость без приглашения и без повода.
– Так найди повод! – вскричал Тушнев. – Узнай, не забыл ли ты у них перчатки? Или не находили ли они платок, дорогой сердцу, вышитый лично твоей маменькой?
– Вышитый… – пробормотал вдруг Алексей, и глаза его засверкали. – Федя, а ведь ты умница! Чеслав! – крикнул он.
– Чего изволите, пан Алекси?
Услужливый корчмарь мигом оказался рядом.
– Скажи, где ближайшая лавка, торгующая акварельными красками и кистями?
– Фарбами? Та-ак… Через две улочки есть лавка пана Леха. Но уже поздний вечур, лавка закрыта.
– Для меня откроется! Покажешь, где?
– Дело такое срочное, что не подождёт утра?
– Не подождёт! Идём! А не пойдёшь, буду ломиться там во все двери! – Алексей решительно встал из-за стола, накинул епанчу и вышел из корчмы, не обращая внимания на удивлённые возгласы друзей.
– Добже, только скажу матери и надену кожух.
Чеслав вскоре последовал за ним, а приятели за столом переглянулись и рассмеялись.
– Говорю ж, пропал Алёшка, – развёл руками Тушнев. – За него!
Кружки с глухим звоном соединились, и весёлый ужин продолжился.
Тем временем Алексей уверенно шагал по вечерним улицам Варшавы. Едва поспевающий за ним Чеслав указывал дорогу. Нужная лавка оказалась совсем неподалёку. Как и предсказывал корчмарь, она была закрыта, впрочем, как и все лавки в это позднее время. По примеру большинства лавочников хозяин с семьёй жил на втором этаже, поэтому он быстро спустился, услышав громкий стук в дверь.
– Замкнэтэ! – крикнул он и что-то заворчал через дверь. – Убирайтесь!
– Пшепрашам, пан Лех! Откройте, прошу! Это Чеслав из «Весолека»!
Ворчание прекратилось, и голос хозяина спросил:
– Чего тебе?
– Я привёл русского офицера. У него к вам срочное дело.
Послышался шум открывающихся засовов, и в дверном проёме показался пожилой лавочник в наброшенном цветастом халате поверх свободной рубахи. Он кивнул Чеславу, потом окинул быстрым взглядом Алексея и расплылся в улыбке:
– Какое же дело могло привести пана военного в мою лавку в столь поздний час? Тут нет табака, не подают колбас и пива.
– Мне нужны хорошие краски и кисти, – проговорил Алексей. – У вас есть такой товар?
– Пан художник? – осведомился лавочник.
– Это не мне, – Алексей смутился. – А одной юной особе.
– Подарок прекрасной панянке? О-о-о, понимаю, очень мило. Что ж входите.
Лавочник впустил молодых людей и запер за ними дверь. Пока он зажигал свечи, Алексей растерянно оглядывался – такого разнообразия мелочей для любительниц рукоделия он с роду не видел. Тут были прозрачные коробочки с бисером, катушки тонких, разноцветных лент, мотки пряжи, холсты, мольберты, кисти, краски, в общем всё то, что приводит в восторг дам, созидающих прекрасные мелочи для домашнего уюта.
– Какие краски вам предложить?
– Самые лучшие. И кисти к ним.
– Понятно, – усмехнулся лавочник. – Панянка рисует на бумаге? На холсте? Большие картины на стену или маленькие в альбом? Пейзажи? Портреты?
Алексей объяснил, и лавочник принялся рыться на полках, собирая необходимый товар.
– Уж не той ли красивой панянке ты хочешь сделать подарок, с которой познакомился у «Весолека»? – поинтересовался Чеслав.
– Ты угадал.
– Она, кажется, дочь подполковника?
При этих словах лавочник замер, быстро взглянул на корчмаря и принялся подбирать кисти, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Да, подполковника Кайсарова. Ах, Чеслав, я так благодарен вашему негодяю-родичу из-за которого узнал Катерину Панкратовну, – вздохнул Алексей. – Кстати, где этот наглец? Угостил бы его пивом.
– Радзимиш уехал в Краков, но я налью ему кружку от твоего имени, когда он вернётся.
– Ну вот, – лавочник протянул Алексею затянутый розовой лентой бумажный пакет. – Всё как вы просили.
– Благодарю.
– Только, надеюсь, вы не собираетесь сами прямо сейчас к юной пани? Не советовал бы вам это делать.
– Это почему? – опешил Алексей.
– Даже мой слабый нос чует грушевую настойку и великолепное пиво, которое подают в «Весолеке». Панянка, как я понял, из хорошей семьи, её родители тоже могут подумать, что вы явились навеселе. Есть у меня шустрый хлопец. Могу отправить его с подарком и запиской от вас. Где, говорите, живёт ваша юная особа? В Старом городе?
– Нет, подполковник снимает квартиру на том берегу, в Праге.
– Наверное, у Люблека Томчика? – поинтересовался Чеслав.
– У Катаржины Рапацкой. Она сдаёт целый этаж.
– В Прагу сегодня уже бежать далековато, – лавочник поджал губы.
– Не надо хлопца! Я сам отвезу подарок, но вы правы – не сегодня, а завтра. Спасибо. Доброй ночи!
Алексей быстро расплатился и вышел наружу. За ним последовал Чеслав. Перед выходом он обернулся к лавочнику, и тот кивнул ему. Когда шаги поздних посетителей затихли, пан Лех запер дверь, достал из-под конторки толстую книгу и раскрыл её посредине. На листах в столбик были записаны имена и фамилии с указанием места жительства и краткими приписками рядом. Были здесь шляхтичи, лавочники, портные, пекари и простые горожане. «Катаржина Рапацкая, Прага» – вывел пан Лех новую запись, а рядом добавил: «сдаёт жильё москалям. Подполковник Кайсаров с семьёй».
***
Но вернёмся ещё раз ненадолго к тому вечеру, когда семейство Кайсаровых укладывалось спать после визита Алексея. Стоило Ульяне Назаровне зайти в спальню, как она сразу поняла, что муж не спит, а лишь притворяется спящим. За долгие годы семейной жизни она изучила его вдоль и поперёк, знала каждый взгляд, понимала мимику и жесты и уж, конечно, могла отличить дыхание спящего от тихо лежащего в темноте. Она быстро разделась, шурша юбками, и улеглась под одеяло рядом с супругом. Она молча полежала несколько минут, а потом прошептала:
– Ну что случилось, Панкратушка?
Он словно ждал этого вопроса, повернулся к супруге и подставил ей плечо. Она привычно устроилась на нём, как повелось ещё с тех лет, когда они оба были молоды, и обняла мужа.
– Зря ты приехала сюда, Улюшка, – прошептал он, целуя жену в лоб и нежно проводя рукой по волосам, заплетённым в косу.
– Это почему же? Али ты не рад мне?
– Что ты, голубушка, рад конечно. Что я без тебя – ноль без палочки, – улыбнулся он в темноте. – За Кати просто волнуюсь. Девочка расцвела, красавицей вон какой стала. Видела, как этот капрал пожирал её глазами?
– Само собой видела, – вздохнула Ульяна Назаровна. – Потому и не могла её одну в Тополином оставить. В отсутствии матушки и батюшки далеко ли до беды?
– Замуж её надобно поскорей пристроить. Тогда сможешь со мной ездить, куда пошлют. А за Кати пусть муж присматривает.
– А ты что ли ещё долго по гарнизонам жить думаешь? Не хочется осесть уже?
– Вот дослужусь до полковника и сразу подам прошение об отставке, – пообещал муж, а Ульяна Назаровна улыбнулась – сколько уже было таких обещаний. Сначала до капитана, потом до майора и подполковника.
– Я ведь, Панкратушка, тоже не молодею. С каждым разом всё тяжче и тяжче по дорогам да по квартирам мыкаться.
– Улюшка, родная, так я ж не настаиваю. Можешь оставаться в Тополином, хозяйство вести.
– Ах ты, старый греховодник, – шутливым тоном произнесла Ульяна Назаровна, – никак хочешь от меня отделаться, адюльтерчик какой завести? – Она приподнялась на локте и чмокнула супруга в нос. – Смотри у меня. Я-то с виду женщина кроткая, но могу лысину твою потрепать.
– Эк, какая ты у меня ревнивица, – тихо рассмеялся довольный подполковник. Они с женой давно так подшучивали друг над другом, оставаясь при этом верными и любящими супругами. – При такой-то жене интрижки заводить – да чтоб мне пусто было!
Он крепко обнял жену и зарылся носом ей в шею – тёплую, родную. Её мягкая грудь упиралась в его грудь, вызывая знакомое приятное волнение. Все красавицы мира не могли сравниться с его дражайшей Улюшкой, следовавшей за ним по пятам все годы семейной жизни, создающей уют и ощущение дома в любом месте, куда б его не забрасывала судьба. Но он не мог не замечать, до чего тяжела ноша верной жены военного, поэтому и желал для единственной, горячо любимой дочери другой судьбы.
– Обещай, что увезёшь Кати, как потеплеет, и займёшься её устройством.
– Да куда ж деваться, слушаюсь, господин подполковник, – тихо прошептала Ульяна Назаровна, отвечая на жаркие сухие поцелуи. Усы мужа защекотали по щекам, потом в месте за ушком, спустились по мягкой шее…
Но не только супругам Кайсаровым не спалось. Кати почти всю ночь пролежала в кровати с открытыми глазами, грезя наяву. Какие только картины не рисовало ей воображение! Вот Алексей сжимает её в объятьях, вот он целует её и говорит, что потерял покой и сон от любви, а вот он, стоя на колене, умоляет её стать его женой. Кати краснела в темноте, гнала от себя эти мысли, но сразу же к ним возвращалась, тая от нахлынувших чувств, боясь их и мечтая, чтобы грёзы превратились в явь. Она заснула только под утро, но и во сне продолжала видеть молодого капрала, чувствовать его прикосновения к щекам и губам, ощущать сквозь мундир тепло его сильного горячего тела. После такой ночи Кати всё утро и день пребывала в задумчивой рассеянности. Она бродила по комнатам, переставляла предметы с места на место, не понимая, зачем делает это, невпопад отвечала матери или вообще не слышала её.
– Уж не заболела ли ты, душенька, – встревожилась Ульяна Назаровна, наблюдая за дочерью. – Подойди-ка, потрогаю лоб. Щёки прям пунцовые.
– Да нет, матушка, всё хорошо, – ответила Кати и сразу же побледнела, испугавшись, что выдала матери свои чувства, – просто душно как-то у нас. Жарко.
– Тут ты права, милая, весна идёт, теплей становится. Феоктиста! Не топи так сильно, – велела Ульяна Назаровна прибежавшей на крик служанке. – Чай, не зима уже.
– Дык тесто для пирогов, барыня, подходит, – развела руками Феоктиста.
– А ты с чем пироги затеяла? – оживилась мать Кати.
– С рыбой и луком, с капустой ещё Панкрат Васильевич просил.
– А с творогом?
– И с творогом будут, и с яблоками. Ой, барынька, давеча ходила тут на рынок, так насмеялась.
– Что ж смешного на рынке было?
– Неучи тут одне. Говорят не по-людски. Я-то творог искала, а они мне – берить сыр. Я им – какой же это сыр? Это творог, а они…
Ульяна Назаровна и Феоктиста завели привычный разговор об особенностях местного диалекта, а Кати, не в силах это слушать, вышла из комнаты, набросила пальто и, на ходу завязывая чепец, выскочила наружу.
– Ты куда, душенька? – крикнула ей вслед мать.
– Подышать хочу, пройдусь по улице!
Она спустилась по лестнице и заметила пани Катаржину, оглядывающую свой сад.
– Здравствуйте! – крикнула ей Кати.
– Добры день! Как ваше здоровье? – отозвалась пани Рапацкая, направляясь к девушке. И не дожидаясь ответа, продолжила: – Чекаю, когда вишни зацветут – бардзо красно. А поречка уже набухла, весна ранняя будет.
– Хорошо бы, – вздохнула Кати, оглядывая хозяйку дома.
Пани Катаржина была невысокой худосочной женщиной лет пятидесяти, всё время одевавшейся в чёрное в знак траура по мужу. Он одним из первых примкнул к Тарговицкой конфедерации и погиб в столкновениях с её противниками. К русским он всегда относился с большим почтением и считал, что только крепкий союз с ними может спасти Польшу от внутренних раздоров и внешних врагов. Сама пани Рапацкая относилась к тому типу людей, которым всё равно, какие законы и порядки будут установлены в Польском Королевстве – она бы приняла любые. Лишь бы цвели вишни в её маленьком садике, не болела бы дочь и было что подать на стол и во что одеться. Но убеждения её покойного мужа хорошо были известны в Праге и проецировались на неё. Пани Катаржина не раз ловила косые взгляды соседей, приверженцев конституции, поэтому обезопасила себя от их нападок, сдав часть дома русскому военному. Так же как у Яси, у пани Катаржины были голубые глаза, только без огонька молодости, потускневшие от забот и выплаканных слёз. Светлые волосы женщина прятала под чёрный старомодный чепец с кружевами. Как ни странно, он не старил её, а придавал тонким чертам лица некое благородство.
Скрипнула низенькая калитка, и в палисаднике показалась Яся с небольшой, заполненной мелочами корзиной в руках. Она поздоровалась с Кати, одарив девушку приветливой улыбкой, поцеловала мать и впорхнула по крылечку в дом. Каждые вторник и пятницу Яся ходила в центр Варшавы, сдавала вышивку, делала покупки и возвращалась всегда весёлая, разрумянившаяся. Кати с завистью смотрела на неё – Яся могла ходить куда угодно, а ей не позволяли в одиночестве гулять дальше моста и нескольких соседних улочек. И матушка была тяжела на подъём и совсем не стремилась на прогулку через Вислу. Она и по Праге-то ходила только по необходимости. Предместье оказалось довольно большим, со своим рынком, заполненным шумными горластыми торговками, с лавочками и корчмами, но не было в нём того королевского лоску, которым блистала левобережная Варшава. В Праге сильно ощущалась прослойка из вчерашних жителей села, перебравшихся поближе к городу и обустраивающих свою жизнь как горожане. Расквартированных военных Российской Императорской армии тут тоже хватало. Некоторые держались друг друга, собираясь по вечерам для совместного времяпрепровождения, некоторые жили обособленно, как отец Кати.
– Я пойду пройдусь, – сказала девушка, махнула рукой пани Катаржине и медленно пошла в сторону Вислы.
День выдался солнечным, но с лёгким морозцем, приятно холодившим горящие щёки. Прохлада подействовала на Кати успокаивающе, она дошла до реки и постояла немного, вглядываясь в противоположный берег. Там возвышался королевский дворец, позади него тянулся Барбакан, острыми крышами к небу устремились костёлы, недалеко от них распластались приземистые казармы и в одной из них… Кати вдруг подумалось, что уже сегодня вечером Алексей снова нанесёт визит, а у неё на двух платьях обтрепались кружева, и на одном чуть надорван подол. А ещё Феоктиста вряд ли догадается сменить скатерть и выложить на полку с рукоделием новые салфетки. С этими мыслями Кати поспешила домой и до самого вечера приводила свой гардероб в порядок и занималась наведением уюта в гостиной. Но, вопреки её ожиданиям, Алексей не пришёл. Не явился он и на второй вечер, и на третий. Кати ходила сама не своя, забросила рукоделие и всё чаще вспоминала слова отца, что скучным визитам к ним молодой капрал предпочтёт весёлые посиделки с друзьями в корчме.
К пятому дню тягостное ожидание сменилось ужасным разочарованием и безразличием ко всему. И хотя Алексей не давал Кати никаких обещаний, да и виделись-то они всё время не наедине, а в присутствии посторонних, девушке казалось, что её предали. Впервые она поняла, что такое мужское вероломство. Сначала мужчина будет смотреть в глаза призывно и нежно, вздыхать, краснеть и давать понять, что влюблён, а потом просто позабудет, променяет на хмельное веселье и не только. Сколько есть легкомысленных красоток, без труда заманивающих мужчин в свои сети. Кати представляла раскрасневшегося Алексея в расстёгнутом мундире в компании хохочущих кокеток, ужасно злилась и даже начинала его ненавидеть. В отвратительном расположении духа она вышла пройтись после завтрака к Висле, пообещав Ульяне Назаровне не переходить на тот берег.
Кати бродила вдоль реки, печально глядя на воду, и не обращая внимания на спешащих в обе стороны моста людей. Она не услышала позади топот копыт и вздрогнула, когда её окликнул знакомый голос:
– Катерина Панкратовна! Добрый день!
Девушка обернулась и замерла, не в силах поверить собственным глазам. С лошади соскочил Алексей, которого она прямо сейчас представляла в объятиях нескромной красотки, и с улыбкой направился к ней, ведя лошадь в поводу.
– Здравствуйте, Алексей Захарович, – чопорно ответила Кати и поджала губы.
– Как ваше здоровье и здоровье достопочтенной Ульяны Назаровны?
– Благодарствую, все здоровы.
– Какое счастье видеть вас! Сегодня поистине прекрасный день! – Алексей приблизился. – Позвольте ручку.
Кати протянула капралу руку в перчатке и отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом. От Алексея не ускользнуло странное недовольство Кати и он, не выпуская её руки, произнёс:
– Я чем-то раздосадовал вас? Помешал прогулке? – внезапная догадка вдруг поразило его воображение. Алексей покраснел, отступил на шаг и спросил дрогнувшим голосом: – Вы тут кого-то ждёте? Мне уехать?
Кати заметила смену его настроения и поспешила ответить:
– Нет, что вы! Вы не помешали, я никого не жду. Просто… немного печальное настроение. Но… я смотрю вы куда-то спешите?
– Вы угадали. Я спешу к вам.
– К нам? – воскликнула Кати. – Неужели у вас выдалась свободная от друзей и весёлых пирушек минутка, чтобы посетить бедную скучную девушку?
– Что с вами, Кати? – удивился Алексей. – Какие друзья и пирушки?
– А где же вы пропадали столько дней?
– Я? – Капрал подошёл к ней совсем близко и тихо проговорил, глядя в глаза: – Я тосковал, милая Катерина Панкратовна. Я скучал по вам, места себе не находил. – Он приник губами к её руке.
– Но почему же вы тосковали? – прошептала Кати, тая от счастья. – Почему не приехали к нам?
– Потому что ваш батюшка довольно холодно проводил меня в тот вечер. Я заметил, что ему мой визит пришёлся не по душе.
– Ах, что вы! – воскликнула девушка. – Не может быть! Вероятно, вы неправильно его поняли. Батюшка очень хорошо о вас отзывался и сказал, что просил вас навещать нас!
– Просил навещать? – Алексей усмехнулся. – Вероятно, мы действительно неправильно поняли друг друга. Что ж, если вы гуляете, позвольте сопровождать вас?
– А вы правда ехали к нам? – всё ещё сомневаясь, что встреча с Алексеем не случайна, спросила Кати.
– К вам! К кому же ещё мне ехать? Чуть не забыл! – Алексей хлопнул себя по лбу. – У меня для вас подарок. Вот. – Он достал из седельной сумки свёрток и протянул девушке. – Меня уверяли, что они самые лучшие.
– Что это? – удивилась Кати, разматывая бумагу. – Краски и кисти! Как это мило с вашей стороны, Алексей Захарович!
– Вам нравится?
– Очень! Только… это не совсем удобно. Зачем же вы пошли на траты? – Кати покраснела.
– Затем, – тихо проговорил капрал, беря её за руку, – что ради вас и вашей улыбки я готов пойти на всё… И не зовите меня Алексей Захарович. Пожалуйста, просто Алексей. Или Алёша. Меня так матушка называет.
– Хорошо, Алексей… Алёша, – Кати стала совсем пунцовой. – Но в присутствии батюшки с матушкой буду обращаться к вам, как прежде. Вы тоже можете…
– Вы позволите называть вас Катенька?
Кати не ответила, а лишь смущённо кивнула. Держа пакет с красками и кистями, она медленно пошла вдоль реки. Алексей следовал рядом с ней, очень близко, иногда касаясь рукавом её пальто. Кати казалось, что все прохожие смотрят на них и шепчутся за спинами, но она чувствовала себя на верху блаженства. Всё же, чтобы не смущаться, она свернула на узкую улочку, плотно застроенную двухэтажными домиками. Лавок здесь почти не было, поэтому и люди встречались редко. Подарок Алексея убедил Кати, что капрал думал о ней, и даже если он и провёл пару вечеров с друзьями – что ж, можно и простить ему эту слабость. Так они гуляли около часа, рассказывая друг другу о своей жизни, наслаждаясь молодостью, весной и чувствуя, как в сердцах всё ярче разгорается пламя любви. Кати расцвела под восхищёнными взглядами Алексея, позабыв о мучающих её страхах и сомнениях. Мир снова заиграл яркими красками, жизнь была восхитительна, и вместе с ликующими после зимы птицами ликовала душа Кати.
Внезапно она спохватилась, что гуляет уже давно, и заторопилась домой, пока не встревожилась Ульяна Назаровна. Алексей хотел её проводить, но она отказалась.
– Матушка может быть не готова к твоему визиту. И не хочу объяснять ей, как мы встретились и почему так долго вместе гуляли. Лучше приходи к нам завтра вечером, Алёша, – попросила Кати.
– Увы, но завтра моё отделение несёт караул, я должен быть на службе. К тому же не уверен, смогу ли сдерживать свои чувства в присутствии Ульяны Назаровны и Панкрата Васильевича. Я бы с удовольствием подышал воздухом на этой тихой улице, если бы ты снова украсила её своим посещением.
– Так даже неплохо, ведь завтра среда, и мы с матушкой идём на рынок. А вот в четверг я могу прогуляться одна, – девушка улыбнулась.
– Тогда до четверга, Катенька, – Алексей прижал её руку к губам. – Скорее бы четверг! – воскликнул он, усаживаясь в седло.
Кати с улыбкой смотрела ему вслед, пока он не скрылся за домами, а потом поспешила домой. Она решила ничего не сообщать Ульяне Назаровне о встрече с Алексеем и не показывать его подарок, а тихо положить кисти и краски среди своих вещей. В то время как она, запыхавшись, поднималась по лестнице на второй этаж, Алексей скакал по мосту через Вислу.
– Добры день, пан Алекси! – окликнула его возвращающаяся из Варшавы Яся, но он не услышал девушку и промчался мимо, не удостоив её даже взгляда.
Это очень задело красивую Ясю. В голубых глазах блеснули острые льдинки, губы сжались от обиды, а в сердце проникла первая капелька яда ненависти.
